Провал…
Перерыв закончился, а из прокуратуры так и не было вестей, а телефон адвоката молчал. В офисе никто не знал о судьбе адвоката, курьера и свидетеля. Кротов начал нервничать. Ведь он только что прилюдно проговорился о том, как будет размазывать своего процессуального противника. Ему во что бы то ни стало нужны были следственные документы. Напротив Толи бесстрастный Павлов тоже настойчиво пытался кому-то дозвониться по мобильному телефону. Так же как и у Толи, у него информации не было. Так же как и коллега за столом напротив, он начал нервничать, но в отличие от оппонента не потел и не показывал виду. Лишь самые внимательные наблюдатели, изучившие привычки и манеры Артема, могли заметить, что в минуты наибольшего волнения его лицо приобретало спокойное, небрежное выражение, а осанка становилась особенно прямой и строгой. Казалось, невидимый домкрат выпрямляет его перед несущейся навстречу опасностью, а он превращается в экран, готовый отразить любое нападение и атаку. Зал заполнился журналистами. Вышла секретарь.
Наконец ровно в час пополудни вошла Лада Данильченко. За время обеда она попыталась пообщаться с коллегами, но они почему-то как один уклонялись от общения и тем более от обсуждения этого необычного дела.
Кто-то завидовал, кто-то побаивался, а кто-то был заинтересован… Лада не решилась обратиться напрямую к Егориной. Но и сама Великая тоже молчала.
Приходилось принимать решение в соответствии с объективными обстоятельствами. Лада подхватила мантию и вошла в зал.
– Прошу всех встать! Суд идет! – Люди загремели стульями, зашуршали одеждой, блокнотами, ботинками и туфлями. Этот до боли знакомый какофонический гул она слышала каждый день по нескольку раз. Он означал: народ собрался и готов свидетельствовать правосудию.
– Прошу всех садиться. – Зал вздохнул. – Судебное заседание продолжено. Сторона ответчика, вам слово.
Лада Алексеевна с сочувствием посмотрела на Павлова. Она понимала, что, возможно, сегодня придется поступить не совсем справедливо, но по закону.
Закон требовал принять решение в пользу законного наследника. А таковой был лишь один: Василий Игоревич Сабуров. И вовсе не важно, кто и с каким предложением обращался к судьям по этому вопросу. Она не слушала никого.
Только совесть и закон. Пришло время послушать ответчика. Павлов встал, обвел тяжелым взглядом притихшую аудиторию. Остановился на Кротове. Тот хмыкнул и съежился под взглядом коллеги. Сделал вид, что уткнулся в материалы дела, но предательски дрожащие руки выдали его напряженное волнение. Капелька пота скатилась на кончик носа и замерла, не высыхая и не срываясь. Толя тоже ждал бумаги. Павлов откашлялся и начал выступление:
– Уважаемый суд, выслушав исковые требования истца и ознакомившись с его заявлением, могу сказать только одно. Мы возражаем против иска и не признаем его. Возражения наши сводятся к следующему.
В этот момент, когда Павлов готов был начать излагать все свои аргументы, раскрылась дверь, и в нее заглянул смешной рыжий и конопатый парень.