Муха
Дмитрию Владимировичу хотелось плакать, но он не мог себе позволить такую слабость на виду у адвоката, принесшего столь поганые новости. Он почему-то вспомнил своего первого начальника, председателя далекого сибирского суда, который говаривал: «Судья во многом похож на муху. Ему приходится жужжать, летать и ходить по потолку. Но главное их сходство в том, что и того и другого можно убить газетой! Запомни, Дима!» Он запомнил. Колтунов поднял газету со стола, ушел в свой кабинет, долго не выходил, а когда процесс был-таки возобновлен, поступил так, как никто не ожидал. Нет, судья не стал следовать советам Брагина, прямо предложившего «кинуть» бывшего мэра и в обмен на чистосердечное признание влепить ему такой же чистосердечный срок – ровно семь лет общего режима. Не послушал он и лично ставшего ему неприятным адвоката Павлова. И, само собой, Дмитрию Владимировичу было глубоко плевать и на смысл, и на дух закона и правосудия.
Едва Лущенко взял на себя никогда не существовавшую вину, Колтунов объявил перерыв до завтра и весь следующий день – день похорон А. И. Сабуровой – провел наедине с собой в совещательной комнате с кружкой с надписью «Дима» в одной руке и детективом в другой. А ровно через пять минут после завершения похорон, в 17.40, вышел и объявил вердикт: семь лет… условно. Только так Дмитрий Владимирович мог доказать, что он – федеральный судья, а не песий хвост, и наказать их всех: и Брагина, и Джунгарова, и Лущенко, и Павлова. Ему искренне было жаль лишь двоих людей: Алену и себя, любимого…