Обморок
Анечка едва успевала записывать.
– Но есть же элементарные правила! – возмущался бывший мэр. – Правила ведения процесса. И они, как мы видим, грубо нарушены!
«…грубо нарушены…» – записала секретарь.
– Поэтому есть смысл следовать закону, – резюмировал мэр. – Я готов участвовать в процессе. Но только в честном и открытом. Сейчас он нечестный! Я поддерживаю ходатайство моего защитника и прошу дело отправить в прокуратуру.
Аня дописала последние слова и повернулась к судье. Тот подождал, когда подсудимый сядет на свою лавочку за решеткой, и оглядел участников процесса.
– Ясно. Все высказались? Реплики? Нет? Хорошо. Суд удаляется для вынесения решения по заявленному ходатайству. Оглашение будет в два часа дня.
Анечка, показывая пример, поднялась:
– Прошу всех встать!
Аня проводила взглядом уплывающего в кабинет Колтунова, и тут что-то произошло. Она видела, как к Павлову приближаются журналисты. Видела, как два могучих оперативника переглянулись меж собой и тоже двинулись к адвокату. Как, переговариваясь, вышли из зала прокуроры. Но вот что странно: она видела все это как бы со стороны. Но главное, она видела, как хрупкая девушка из канцелярии суда дописывает протокол судебного заседания.
Аня удивилась, но сказать ничего так и не успела. Откуда-то появилась мама, на глазах превратившаяся в бабушку.
«Ты же уже три года как умерла!» Бабушка засмеялась: «Смерти нет, внученька!» И тогда снова появилась мама и стала бить Аню по щекам, и Аня плакала и просила перестать, потому что было больно. Но мама все била и кричала:
– Аня, Аня! Анечка! Анна! Очнись! Очнись!
Женщина – врач «Скорой помощи» – шлепала ее по щекам и подставляла ватку с нашатырем к носу.
– Ну-ну, давай приходи! Возвращайся! Вот так! Спокойно. Тихо, тихо. Все в порядке. Вот ты и вернулась. Ничего страшного, легкий обморок. Кушала утром? Нет?
– Что со мной? – Аня лежала на лавке прямо в зале суда. Вокруг стояли два врача «Скорой», приставы и Павлов.