Ноль-ноль

«Старший следователь по особо важным делам Следственного комитета при Генеральной прокуратуре» – само по себе уже звучит угрожающе. А если такая надпись появляется в конце бумаги, обращенной к вам лично, то вполне вероятно, что, дочитав ее до конца, вы лишитесь нескольких тысяч нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются.

Онаньев поставил точку, еще раз перечитал постановление и, удовлетворенно чмокнув, нажал кнопку «PRINT». Любовно достал теплый листок, втянул воздух ноздрями. Сквозь прокуренный тяжелый дух присутственного места до него еле доносился озоновый аромат свежеотпечатанного документа. Он вздохнул, аккуратно подшил бумагу в папку «ДЕЛО № ХХ» и собрался покинуть свой кабинет с чувством исполненного долга. Резкий телефонный звонок остановил следователя в момент, когда он начал закрывать дверной замок на второй оборот ключа. Он замер и прислушался.

«Может быть, показалось? Скорее всего…» – возвращаться не хотелось.

Настырный звонок вновь огласил уже практически закрытый следственный кабинет, и он глянул на часы. Без одной минуты двенадцать ночи. Рабочий день не то чтобы уже закончился, он скорее еще не начинался.

«Ноль часов – ноль минут», – моргнули электронные часы. Полночь – время странное и мистическое. Минута без времени. Онаньев, не склонный ни к мистике, ни к оккультизму человек, все же относился к этому отрезку времени с особым трепетом. Именно в эти шестьдесят секунд он любил загадывать желания и строить самые радужные планы на наступающий день. Звонок тем временем верещал без остановки, ему уже вторил аппарат в соседнем кабинете.

Обычно, если после третьего звонка Онаньев не поднимал трубку, то отвечал сосед. По-прежнему в следственных органах ставили параллельные и спаренные телефоны. Это загадочное странное обеспечение и техническое оснащение по остаточному принципу унижало следователей и, естественно, вовсе не способствовало раскрываемости. Он попытался не слушать телефон и сосредоточиться на загадывании сокровенных желаний. Ничего не выходило. Он вновь посмотрел на часы. Заветная минута закончилась две секунды назад. Следователь с сожалением плюнул:

– Тьфу ты, зараза! Испортил весь кайф!

Он был человеком ответственным и не мог проигнорировать даже ночной звонок в Следственный комитет, где его по всем законам и инструкциям быть в это время не должно. Ключ закрутился в обратную сторону. Как только дверь открылась и он сделал шаг к своему рабочему столу, телефон замолчал.

– Чтоб тебя!!! – зарычал следователь. В тот же момент отозвался его мобильный телефон. Он посмотрел на входящий номер. «Неизвестный» – высветилось на экране.

– Слушаю, Онаньев! – со злостью выкрикнул следователь.

– Здравствуйте! Алло! Простите за поздний звонок. У меня срочная информация. Очень срочная, – трещала без остановки телефонная трубка.

Онаньев не опознал голоса и поэтому осторожно переспросил:

– Кто у телефона? Представьтесь, пожалуйста!

– Это Павлов. Адвокат. Еще раз извините, но дело правда очень срочное. Я знаю, кто руководил этими преступлениями. Надо его срочно задержать!

Онаньев поморщился и сел за рабочий стол. Включил настольную лампу и открыл сейф. Вытянул только что заботливо прибранную папку. Кашлянул и наконец ответил:

– Павлов, вы, конечно, другого времени не нашли. Полночь – самое время для следственных действий. Вы меня сами бы сгноили жалобами, если бы я ваших подзащитных среди ночи гонял. А мне вы звоните как ни в чем не бывало. Да еще на личный телефон. Что вам нужно? До завтра не потерпит?

Онаньев закурил и откинулся в кресле. Павлов безнадежно испортил любимую им минуту без времени, и теперь торопиться не имело смысла. Да и некуда было торопиться. Жена давно уже не жила с ним. Забрав единственного ребенка с собой, уехала в Нижний Новгород к матери. Любовниц у него не было. Любовников, которые в последнее время появились даже у представителей столь важной профессии, тоже не имелось. Вся жизнь превратилась в сплошную работу. Гонка за невидимками и поиски истины в лабиринтах лжи. Иногда это удавалось.

– Вы не понимаете, как это важно! Он напал на меня. Сенатор Александр Кныш напал как грабитель. Чистый разбой! Я только что вырвался. Он сбежал. Он все рассказал. Даже не скрывал! Представляете?! Это все он планировал. Поверить страшно!

Павлов захлебывался от переполнявшей его информации.

– Что вы говорите?! Сенатор – злодей. Интересно. То-то обрадуются журналюги, – усмехнулся Онаньев и сделал глубокую затяжку. – Значит, прям-таки напал?

– Да-да! Напал. Говорю вам. Электрошокером меня вырубил. Затем связал. Собрал все бумаги и исчез. Я только что вырвался и сразу звоню вам. Хотите, я подъеду? И мы с вами сейчас же все оформим. Заявление, постановление, розыск. Давайте? Надо действовать, Онаньев! Я вам говорю! Схватим по горячим следам.

Онаньев поморщился, этот адвокат определенно увлекся идеей личной поимки сенатора.

– Нет, подъезжать не надо. Вы мне лучше поясните, как же это вы освободились, если он вас вырубил, как вы выразились? Да еще и связал? Как же вы вырвались?

Следователь вложил в голос всю иронию, на какую был способен. Но Павлов слишком увлекся своим рассказом, чтобы слушать интонацию собеседника.

– Ну, говорю же вам, связал. Но когда я очнулся второй раз, то уже ничего не было. Понимаете? Снял все путы. Сбежал. Следы заметает. Я бы и сам не поверил. Но это случилось! Так все и было. Надо действовать, товарищ следователь! Это же ваш долг. Это наш долг! Остановить преступника. Я уверен, что он еще здесь. Мы его возьмем быстро. Прошу вас!

Павлов кричал, убеждал, уговаривал и умолял – так горячо, что следователю оставалось только слушать.

– Понятно, Артемий Андреевич, – кое-как прервал его Онаньев, – только я вам напомню, что следователь по этому делу – я! А вы всего лишь адвокат. И представитель потерпевшей стороны. При всем сочувствии к вашему горю ловить по ночам сенаторов я не собираюсь.

– Но почему?! – возмутился адвокат.

– Да потому, что есть прописанная в законе процедура. Чтобы привлечь народного избранника, надо сначала обратиться в Верховный суд, а затем – за получением согласия – в Сенат. И только после этого ваш покорный слуга сможет поминать всуе имя уважаемого сенатора Кныша. Еще юридическую консультацию дать?

Укол по профессиональному самолюбию оказался настолько ядовит, что адвокат опешил. И впервые с начала разговора в трубке повисла тишина.