Новые откровения

Менее чем через час Павлов был в Люберцах, у дома, в котором обитал Осипов. Потрепанная блеклая пятиэтажка с обшарпанными стенами явно давала понять, что этот врач жил более чем скромно.

«Весь мир сошел с ума. Меня в нем больше не будет».

Нетрудно догадаться, что имел в виду человек, произносящий эти слова. Осипов опасался за свою жизнь, полагал, что ему может грозить опасность, либо намеревался покончить с собой. Впрочем, одно другого не исключает. Пьяный вдрызг хирург мог решиться на суицид из-за боязни быть наказанным за что-то. Павлов не исключал, что слышал просто пьяный бред, но не хотел рисковать.

«И все это произошло после моего визита», – подумал он, входя в сумрачный подъезд, освещенной лампочкой, засиженной мухами.

Адвокат остановился у квартиры врача, нажал на кнопку звонка и прислушался. За дверью царила тишина, хотя в глазок было видно, что внутри горит свет. Неожиданно в квартире зазвонил мобильный телефон. На вызов никто не отвечал. Павлов внимательно осмотрел хлипкую дверь. Выбора не было.

Удар ногой был коротким и точным. Дверь жалобно затрещала и распахнулась, как гигантская пасть.

Артему внезапно пришла в голову интересная мысль. Если кто-то из любопытных соседей по лестничной площадке случайно увидит его проделки и решит сообщить в полицию, то у него могут возникнуть серьезные проблемы.

«Тут как минимум умышленное уничтожение имущества, статья сто шестьдесят седьмая, до двух лет лишения свободы. А при желании можно схлопотать и незаконное проникновение в жилище!» – подумал он.

Павлов осторожно прикрыл за собой искореженную дверь и оглянулся. Мобильник, недавно умолкнувший и сиротливо валяющийся на полу, вновь разразился трелью. Адвокат переступил через него и заглянул в гостиную. На журнальном столике валялась пустая бутылка из-под водки, в воздухе витал резкий запах сигаретного дыма.

В этот момент со стороны кухни раздалась какая-то возня. Артем, не мешкая, рванул туда и замер.

Осипов, извиваясь, висел под самым потолком. Глаза его вылезли из орбит. На багровом лице с неимоверной скоростью сменяли друг друга выражения страха, ярости и фатальной безысходности. Он хрипел так, словно силился что-то сказать перед смертью. Пальцы врача отчаянно цеплялись за петлю, все сильнее и сильнее затягивающуюся на шее.

Осипов предусмотрительно снял с потолка лампу, положил ее на стол и завязал петлю на освободившемся крючке. Артем мгновенно подвинул этот стол под ноги висельника, затем схватил нож, лежащий в раковине, сбросил лампу на пол и вскочил на этот предмет мебели.

– Рано вы на тот свет собрались, Борис Георгиевич, – пробормотал он, перерезая толстую веревку.

Павлов чуть было не усмехнулся, почувствовав на ней клейкую массу. Надо же, и мылом смазал, по всем законам жанра сработал!

Когда веревка была перерезана, Осипов тяжело осел на стол. Артем чудом не свалился на пол.

Он безостановочно открывал и закрывал рот, жадно глотал воздух. Его кожа, прежде лиловая, медленно розовела.

Павлов поморщился. От хирурга нестерпимо разило перегаром, как если бы его окунули в бочку со спиртом и мариновали там пару часов.

– Борис Георгиевич, удивляюсь вашей некомпетентности! – прокряхтел Павлов, волоча обмякшее тело в комнату.

Он помог Осипову устроиться на диване, после чего набрал в кране воды и вернулся в гостиную, пропахшую дымом.

– Вам как никому другому должно быть известно, что при удушении смерть наступает не сразу. Сей процесс сопровождается мучительной болью и судорогами. Хотите свести счеты с собой – вешайтесь на балконе. Закрепляете веревку, набрасываете петлю на шею и прыгаете. Шейные позвонки сразу ломаются, смерть приходит мгновенно. – С этими словами он плеснул воды в лицо врача.

Тот фыркнул, отплевываясь, и с трудом проговорил:

– Спасибо за совет. Знали бы ваши зрители, что вы так хорошо разбираетесь в самоубийствах.

– Не раз приходилось сталкиваться на практике, знаете ли, – невозмутимо отвечал Павлов, стряхнул с локтя какую-то чешуйку, прилипшую к нему, и полюбопытствовал:

– Помочь вам принять душ, доктор? Могу устроить контрастный, тепленький.

Осипов устало замотал головой и промолчал.

– Приходите в себя, Борис Георгиевич, – сказал Артем, придвинул к кровати стул, на котором висели тренировочные штаны, сел напротив врача и спросил: – Вызвать «Скорую»?

– Не надо, – слабым голосом отказался Осипов, потрогал распухшую шею и закашлялся.

– Мне тоже так кажется, – заметил Павлов. – Потому что впоследствии вас могут поставить на учет в психоневрологический диспансер. А оно вам надо?

– Мне ничего не надо, – угрюмо ответил Осипов и снова зашелся кашлем. – Можете дать мне воды? Попить, – уточнил он, вспомнив «душ», устроенный ему адвокатом.

Артем принес ему стакан воды и снова уселся на стул.

– Борис Георгиевич, вы же понимаете, что я сюда ехал не только для того, чтобы вас спасать, – сказал он, когда врач утолил жажду.

– Я должен быть благодарен вам? – Осипов сверкнул глазами, возвращая адвокату пустой стакан.

– Отнюдь. Пусть это останется на вашей совести. Мне нужны ответы на вопросы, которые, собственно, я вам задавал еще тогда, во время нашей первой встречи.

Постанывая, врач приподнялся, обессиленно прислонился к спинке дивана и заявил:

– Какой же вы настырный, Павлов!

– Мне часто об этом говорили, – не стал спорить Артем.

Губы хирурга тронула слабая улыбка.

– Если я выберусь из этой передряги, то напишу об этом книгу, – проговорил он.

Артем кивнул.

– Не сомневаюсь, что она будет увлекательной. А теперь давайте поговорим о насущных делах.

– Павлов, а тебе не приходило в голову, что, спасая меня, ты сам увязнешь в болоте? – спросил врач, перейдя на «ты». – Вместе со мной?

– Это неважно. Где Владимир Симонов?

Осипов вздохнул, помрачнел.

– Я не знаю. Это правда.

Павлова такой ответ не устроил.

– Куда вы его отправили?

– Я же говорю, не знаю! – крикнул Борис Георгиевич.

Видимо, это причинило ему боль, потому что он захрипел и опять схватился за горло.

– Я расскажу тебе, что знаю, а ты сам делай выводы, – просипел он.

– Я тебя внимательно слушаю, – сказал Артем, тоже перейдя на неофициальный тон общения.

Некоторое время Осипов глубоко дышал, словно собираясь с мыслями.

– Несколько лет назад моей дочери потребовалось лечение, – наконец-то начал он. – Я не мог себе этого позволить, хотя многие говорили, мол, как же так, ведь ты хирург! А вот так. Я не умею крутиться, как это удается другим, и всю жизнь проработал в своей больнице. Мне были нужны деньги, и каким-то образом на меня вышел некий Михаил. Я его и сейчас-то почти не знаю. Но мне были нужны деньги, и ни о чем другом я не мог думать. Он предложил мне то, чего никто больше не мог дать. Насте сделали операцию, но она повлекла за собой осложнения. Чтобы вести нормальный образ жизни, она вынуждена теперь принимать лекарства. Одна капсула стоит сто пятьдесят тысяч. Таких в месяц нужно три штуки. Дочь не знает, сколько стоят эти препараты. Михаил исправно снабжает меня ими.

– Разумеется, не бесплатно, так? – осторожно спросил Артем, видя, что Осипов умолк.

– Да, – с усилием проговорил врач. – Он… я должен был обследовать людей, поступивших в хирургию, желательно молодых и небогатых, делал первичные анализы. Если со здоровьем пациента все было в порядке, не считая, конечно, тех проблем, из-за которых они ко мне попадали, то я вызывал машину. Этих людей увозили. Куда и зачем – мне неизвестно. – Последняя фраза прозвучала резковато, почти воинственно, словно Осипов уже находился на допросе в кабинете следователя.

– Я пока тебя ни в чем не обвиняю, – сказал Артем. – Но вывод напрашивается сам. Первичные анализы нужны, чтобы удостовериться, что человек здоров. Вот от этого и нужно плясать. Тебе что-либо известно об этих людях? Появлялись ли они еще в вашей больнице?

Осипов отрицательно покачал головой.

– Не включай дурачка, Борис, – чеканя каждое слово, произнес Павлов. – Ты ведь человек неглупый. Сам подтвердил, что выбор останавливал на небогатых. Если даже этих людей кто-то и будет искать, то без денег вряд ли чего добьется. Конечно, можно завалить полицию и прокуратуру жалобами, но согласись, разница между потерпевшими есть. Верно?

Осипов шмыгнул носом и согласно кивнул.

– Именно поэтому ты оставил для себя Симонова, а Коробова отправил в частную клинику, – продолжал Артем. – Если бы он был таким же простым парнем, как Владимир, то искали бы сейчас обоих, а не только одного Симонова. Ну?.. Я доходчиво объясняю?

– Я думал об этом, – прошептал Осипов, закрыл глаза и положил на них трясущиеся ладони. – Ты не представляешь, как я устал этим заниматься. Поверь, я даже не думал о деньгах. Все, что мне нужно, – здоровье дочери.

– Кто такой этот Михаил? Телефоны, адреса!.. – потребовал Павлов.

– У меня есть только номер его мобильника, – сказал Борис Георгиевич, убрав руки от лица. – Еще электронный адрес. Это дежурная почта. Я иногда отправляю туда данные кандидата, если у меня возникают сомнения в том, можно или нет работать с ним.

– Кандидат, – повторил Артем и внутренне содрогнулся от смысла этого слова, учитывая, в каком контексте оно было произнесено. – Как ты думаешь, почему Коробова забраковали? Потому что у него влиятельный папаша?

– Мне это неизвестно, – ответил Осипов и развел руками. – Я только получил ответ, что его нельзя трогать, за ним приедут.

В прихожей вновь зазвонил мобильник.

– Тебя кто-то очень настойчиво хочет слышать, – заметил Павлов, вышел из комнаты и вернулся с телефоном.

– Я не знаю, что это за номер, – заявил Осипов, взглянув на экран. – Ночь уже. Я не буду отвечать.

– Это может быть новым заказом? – осведомился Артем.

– Нет. Обычно они поступают во время моего дежурства.

– Между прочим, сегодня твоя смена, – напомнил адвокат, и Осипов побледнел.

«Привезут свежачок, – вспомнил он слова Михаила. – Оформишь как положено».

Телефон умолк.

– По этому направлению ты работаешь один или у тебя есть помощник? – снова спросил Артем.

– Нет. Это и так слишком рискованно.

– Слишком рискованно заниматься тем, что вытворяешь ты, – жестко отчеканил Артем. – Вся эта возня с частными «Скорыми», пропажей медицинской карты, несовпадения в показаниях ваших сотрудников!.. Послушай, неужели ты считал, что все это никогда не всплывет на поверхность, думал, что кто-то поверит, будто ты ни о чем не догадывался? Тебе не казалось, что ты соучастник преступления?!

– До настоящего момента проколов не было, – вяло отозвался Осипов.

Он уже почти протрезвел. Вдобавок к шее, раздираемой болью, у него начала раскалываться голова от похмелья.

– Сколько это продолжается?

– Около года.

Павлов присвистнул и поинтересовался:

– Медицинские карты этих людей ты держишь где-то отдельно?

– Нет, я снимаю с них копии и отдаю вместе с пациентом. Оригиналы уничтожаю.

– Хоть какие-то списки ты ведешь? Кто, когда и с какими травмами поступил?

Осипов помедлил, кивнул и сказал:

– Да. Только Михаил об этом не знает. У меня флеш-карта в пиджаке. В прихожей, на вешалке.

Павлов снова вышел в коридор.

– Она пока будет у меня, – сказал он, пряча флешку в карман. – Почему ты решил покончить с собой?

Врач искоса посмотрел на юриста и ответил:

– Надоело все.

– А как же дочь? Где она, кстати?

– Живет с матерью. Мы с ней в разводе.

Павлов покачал головой.

– Самоубийство – уход от проблемы. Пусть я банален, но человек не вправе решать, когда закончится его жизнь. Стисни зубы и прорывайся. Выход есть всегда. Даже когда тебя проглотил крокодил.

Некоторое время Осипов тупо смотрел на невозмутимого адвоката, потом приглушенно рассмеялся, однако тут же закашлялся.

– Сейчас я понимаю, что это не выход, – понуро сказал он через минуту. – Мне пить нельзя. Не сдержался. – Он облизнул пересохшие губы, следя за адвокатом.

Павлов понял, что сейчас у того в голове крутится одна-единственная мысль – что с ним будет дальше.

– Честно, даже не знаю, что с тобой делать, – сказал Артем и осведомился: – Михаил будет искать тебя?

Врач отвел глаза, не выдержав пытливого взгляда Артема, и пробубнил:

– Думаю, что да.

– Мне кажется, ты что-то недоговариваешь.

Из груди хирурга вырвался глубокий вздох.

– В девяностых годах он крутился в какой-то преступной группировке, частенько привозил ко мне своих братков, которым я латал дырки после разборок. Михаил неплохо платил мне и как-то предупредил, что мы с ним повязаны кровью на всю жизнь. Потом он исчез лет на десять, и я уже было обрадовался, подумал, что этот фрукт убит или сидит в тюрьме. Нет, он объявился снова. Я опять у него на крючке.

– У него хоть фамилия есть? – спросил Артем.

– Не то Ремазов, не то Ремезов, – неуверенно проговорил врач.

– Что ж, и это хорошо. Ладно, поднимайся.

– Куда?.. – Лицо Осипова приняло испуганное выражение.

– Поедем ко мне. Утром я отвезу тебя кое-куда, – сказал Павлов.

– Мне нужно переодеться, – сказал Борис Георгиевич, воодушевленный тем, что его сию же минуту не повезут в полицию.

Артем намеревался что-то сказать, как вдруг у входной двери послышался шорох. Павлов метнул быстрый взгляд на Осипова, а тот буквально посерел от страха.

– Сиди здесь! – шепотом приказал Павлов и неслышно выскользнул в коридор.

Там стоял невысокий человек в наглухо застегнутой куртке и темной кепке. Круглое лицо было гладко выбрито. При появлении Артема глаза незнакомца на мгновение расширились от изумления, но он быстро взял себя в руки.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Павлов. – Точнее, доброй ночи. Вам кого, уважаемый?

– Где Борис? – спросил мужчина, не ответив на приветствие.

– Отдыхает. А вы кто, собственно, будете? – Артем мягко шагнул вперед.

Незваный гость непроизвольно отшатнулся и пробубнил:

– Я увидел, что дверь сломана, решил зайти, проверить.

– Заходите, – Артем сделал пригласительный жест.

По лицу ночного визитера мелькнула тень тревоги.

– Наверное, я пойду.

– Отчего же? Заходите.

Павлов двинулся к нему, но незнакомец неожиданно развернулся, рванул на себя едва держащуюся дверь и пулей вылетел на лестницу.

Артем подошел к окну. Из подъезда выскочила темная фигура и мгновенно растворилась в ночи.

– Это они! – помертвевшим голосом выговорил Осипов, прислонившись к дверному косяку. – Эти дельцы будут искать меня, найдут и обязательно убьют.