Прессинг
Как только за Павловым закрылась дверь, невозмутимое лицо Осипова исказилось, в глазах его заплескалась паника.
В дверь заглянул посетитель, но Борис Георгиевич рявкнул:
– Приема пока нет! Я сам вызову!
Голова пациента испуганно исчезла. Так улитка скрывается в своей раковине.
Врач вылетел из-за стола, чуть не сбил стул и кинулся к двери. Закрыв ее на ключ, он вытащил мобильный телефон и дрожащими пальцами набрал чей-то номер. Ему долго не отвечали. Губы Осипова сжимались все плотнее, напоминая бескровный разрез, а лицо хмурилось, становилось отталкивающим.
Наконец он услышал голос и проговорил:
– Алло, Михаил Викторович?
– Только очень быстро, – лениво процедил его собеседник.
Осипов издал клокочущий звук и заявил:
– Можно и быстро. Все, хватит. Я выхожу из игры.
Несколько секунд его собеседник переваривал сказанное, после чего последовал вкрадчивый вопрос:
– Ты что, Боря, с дуба рухнул?
– Нет. Но дело зашло слишком далеко, – с мукой в голосе выдавил врач.
Михаил Викторович зашелся лающим смехом.
– Настоящие дела только начинаются, Боря, – всласть насмеявшись, проговорил он. – Нервный ты что-то стал в последнее время. Накати сто грамм, с медсестрой расслабься, и все будет хорошо.
– Сегодня тут был адвокат Павлов, – чеканя каждое слово, произнес Борис Георгиевич. – Наверное, не надо его представлять? Он один из лучших юристов в нашей стране.
– Павлов… ну и что? – беспечно откликнулся Михаил Викторович.
– То, что он ищет моего больного. Последнего, того самого, – добавил Осипов совсем тихо, украдкой посмотрев в окно, словно снаружи, на высоте третьего этажа, его кто-то мог подслушивать.
– Опа, – без каких-либо эмоций выдал его собеседник. – Подумаешь, Павлов. Я таких, как он, проглочу и не замечу. В былые времена мы подобных господ в лес вывозили в багажнике. Сам знаешь, какая у них судьба была.
– Вы ничего не понимаете, – устало сказал Осипов, снял очки и начал яростно тереть покрасневшие глаза с набрякшими мешками. – Я хочу, чтобы вы знали. На меня больше можете не…
– Заткнись! – ледяным голосом перебил его Михаил Викторович. – У нас был уговор. Назад пути нет, парень. Не забывай, что тебя привело ко мне в свое время. Я помог тебе.
– Я заплатил вам! – взвизгнул Борис Георгиевич и сам испугался своего надрывного, истеричного голоса. – Я полностью рассчитался с вами!
– Это ты ничего не понимаешь, Боря. Наш договор пожизненный, и расторгнуть его сможет только твоя смерть. Ты сам сжег за собой все мосты.
Осипов собрался что-то возразить, но Михаил Викторович вновь не дал ему договорить:
– Не забывай о своей Леночке. Ей ведь скоро восемнадцать, да?
Осипов сглотнул липкий ком, который мешал ему дышать, и услышал:
– Видишь, я все помню. Ты ведь не забыл про нее, Боренька, да?
– Ты ничего не сделаешь, – с трудом выговорил врач.
– Вряд ли ты захочешь проверить это! Я хочу, чтобы ты не забывал о своей прелестной дочке все двадцать четыре часа в сутки. Понял меня, Боря? У тебя ведь смена послезавтра? Можешь молчать, я и так знаю. У меня график перед глазами, я помню про всех вас, шустриков! Так вот, ожидай свежачок. Оформишь все как положено, слышишь меня? И перестань мне звонить по всяким пустякам. Надо что – пиши в почту.
Борис Георгиевич отключил телефон.
– Настя, – прошептал он, уставившись в окно.
В дверь настойчиво постучали.
– Вы начнете вести прием? – визгливо прокричала какая-то женщина. – Что за безобразие! Мы жалобу напишем!
Осипов вздохнул и побрел к двери. Рабочий день начался.
