«Хитрый лис» из СВР

На Западе всерьез опасались, что правительство Примакова попытается воспрепятствовать интеграции России в мировое сообщество. Опасения, что будущий кабинет министров использует для решения экономических проблем такое испытанное средство, как печатный станок, еще более усилились, когда Примаков еще до голосования в Думе во всеуслышание заявил, что намерен назначить первым вице-премьером и куратором всего экономического блока бывшего руководителя Госплана Юрия Маслюкова, а председателем Центробанка – бывшего «главного советского банкира» Виктора Геращенко. Заметно выделявшийся среди социал-демократов центристского направления в КПРФ Сергей Глазьев – восходящая звезда на российском политическом небосклоне – представил экономическую программу, одобренную многими региональными лидерами. Он достаточно убедительно доказывал, что чересчур радикальные методы реформирования российской экономики оказали на нее разрушительное воздействие и сделали ее зависимой от ситуации на международных финансовых рынках вообще и западных кредиторов в частности, поставив тем самым под угрозу национальную безопасность. Он отстаивал идею частичной самоизоляции России даже за счет ухудшения отношений с западными государствами и предлагал осуществить «духовное и державное возрождение страны» путем подъема отечественной индустрии и применения в ограниченных масштабах протекционистских мер. Через месяц после прошедших в декабре 1999 года выборов в Государственную Думу Глазьев стал председателем думского Комитета по экономической политике и предпринимательству.

Но Примакова волновали пока совершенно другие проблемы. Нечего было даже и думать о разработке стратегической программы. Сперва следовало погасить многомесячную задолженность по зарплате и договориться с отечественными и иностранными кредиторами о реструктуризации внутреннего и внешнего долга. Предлагалось также продолжить пусть даже ограниченное сотрудничество с МВФ и взять под более жесткий контроль движение финансовых потоков, как в Россию, так и за ее пределы. Переговоры в Москве в ноябре 1998 года с недавно пришедшим к власти федеральным канцлером Герхардом Шредером проходили отнюдь не в теплой дружественной обстановке. Сразу же выяснилось, что урегулировать долговую проблему достаточно сложно. «Больше никаких одноразовых кредитов, только финансирование проектов, не требующих больших затрат. Поможем встать на ноги, а дальше пусть действуют самостоятельно», – во всеуслышание заявил преемник Гельмута Коля, друга Ельцина. Отныне Германия в своих отношениях с Россией руководствовалась исключительно деловыми соображениями. Общий объем иностранных инвестиций, поступивших в Россию в 1998 году, составил всего лишь миллиард долларов. В шесть раз меньше, чем в 1997 году.

Примакову удалось на время снять остроту незатухающего конфликта между Кремлем и Думой. При принятии решений он постоянно стремился достичь согласия между ветвями власти, Ельцин же настолько сдал физически – несколько раз он даже прилюдно чуть не упал в обморок – что почти не покидал свою загородную резиденцию. Его пресс-служба постоянно опровергала появлявшиеся в СМИ сообщения о намерении Кремля возложить всю ответственность за проведение экономической политики на Думу. Таким образом, в случае ее провала виновными оказались бы депутаты. Но на самом деле эта информация полностью соответствовала действительности. Правда, Примаков как опытный и осторожный руководитель старался избегать любых конфликтов с нижней палатой и медлил с принятием сколько-нибудь решительных мер. Поэтому никто не мог упрекнуть его в чрезмерной жажде власти.

В результате вплоть до конца года никто так и не собрался приступить к давно обещанным структурным преобразованиям. После истечения в середине ноября моратория на выплату долгов, объявленного банками, решение этой проблемы снова было отложено в долгий ящик. Несмотря на экономический спад, некоторые отрасли российской промышленности, – например, пищевая, – только выиграли от падения курса рубля и сокращения импорта многих товаров почти на 70 процентов. В итоге люди стали покупать больше продуктов и предметов потребления, изготовленных на отечественных заводах и фабриках. Однако для проведения настоящей модернизации производственных фондов у большинства предприятий отсутствовали оборотные средства.

По-прежнему на внутреннем рынке приблизительно 70 процентов всех торговых операций приходилось на бартерные сделки. Крупные экспортеры и, прежде всего, нефтегазовые концерны с конца 1998 года были обязаны обменивать на рубли большую часть валютной выручки. Но зато за ними сохранялись все прежние налоговые льготы. Нелегальный вывоз капиталов за границу после августовского кризиса значительно увеличился и достиг полутора миллиардов долларов в месяц. Так и не были разработаны единые для всех правила игры, необходимые для продолжения процесса приватизации. Несмотря на крайне напряженное положение в финансовом секторе, Центральный банк не сумел создать эффективную систему надзора за ним. По-прежнему нерегулярно выплачивалась зарплата населению. Эти факторы заставляли все политические группировки усомниться в эффективности методов работы правительства.

Однако Примаков смог заставить стремящиеся к большей независимости от Центра регионы вновь считаться с ним. Далеко не последнюю роль здесь сыграли призывы к патриотическим чувствам. Этому также способствовало разрешение главой правительства и его первым заместителем Маслюковым сложнейшей проблемы «северного завоза», правда, ценой неимоверных усилий. В частности, они добились этого путем неприкрытого давления на руководство «Газпрома» и заставили концерн в счет долгов по налогам поставить в северо-восточные регионы газ на сумму свыше миллиарда долларов.

Тем не менее, по-прежнему сохранялась опасность распада Российской Федерации. Примаков, вступая в должность, назвал борьбу с этой опасностью своей главной задачей. Но слишком слабой в экономическом, политическом и военном отношении была центральная власть, чтобы всерьез противостоять конфедералистским тенденциям. Обычно в истории России в такого рода ситуациях ответом на столь опасное развитие событий было установление авторитарного или тоталитарного режима, с помощью неприкрытого насилия восстанавливавшего сверхцентрализованное государство. В отличие от ситуации, сложившейся в 1990–1991 годах, процесс регионализации теперь был обусловлен не столько этническими и национальными, сколько экономическими мотивами.

Тогда с распадом СССР вовлеченные в этот процесс некоторые российские регионы вдохновлялись призывом Ельцина «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить». Впоследствии Центр заключил с большинством субъектов Федерации договора о разграничении полномочий. Такие республики, как Татарстан, Калмыкия и Башкирия, получили гораздо больше прав, чем остальные «субъекты». В ноябре 1998 года Калмыкия сделала первый шаг к отделению и объявила себя свободноассоциируемым членом РФ. Действовавшие во многих регионах законы напрямую противоречили российской конституции. Одни губернаторы восстанавливали на своих территориях систему планового хозяйства, другие заявляли о готовности ввести частную собственность на землю. В первой половине девяностых годов губернаторов назначал президент, обеспечивая тем самым их лояльность по отношению к Москве. Позднее, после введения демократического принципа выборности региональных властей, их удерживали от сепаратистских выходок трансферы из федерального бюджета. Одновременно была предпринята попытка перевода наиболее авторитетных региональных лидеров на работу в Москву с целью превратить их в Кремле и Белом доме в «оплот державы». Именно так поступили в 1997 году с Немцовым. Опыт оказался неудачным.

Тем не менее Примаков доказал, что он далеко не самый худший премьер-министр. Несмотря на пессимистические прогнозы, Россия прожила тяжелую зиму 1998–1999 годов без иностранных кредитов и огромных партий гуманитарной помощи. Примаков подготовил политическую почву для успешной деятельности обоих своих преемников Степашина и Путина. «Хитрый лис» из Службы внешней разведки наглядно продемонстрировал, как управлять страной без стабилизационной программы, заставил поверить в себя коммунистов, демократов и националистов и, кроме того, добился благожелательного отношения к себе со стороны Запада.

Но, по мнению «семьи», Примаков совершил одну роковую ошибку, впоследствии ставшую причиной его отставки. Он объявил войну близкому Кремлю финансовому клану. Председатель правительства расставил бывших сослуживцев на тех ключевых должностях, которые раньше занимали ставленники этой группировки. Громкие имена Примакова совершенно не смущали. Развернутая им кампания по борьбе с коррупцией была прямо направлена против финансовой империи Березовского. Премьер-министр не скрывал, что намерен посадить его в тюрьму. В ответ Березовский обвинил Примакова в подрыве устоев демократии. Между ними разгорелась борьба не на жизнь, а на смерть. В нее был сразу же вовлечен и директор ФСБ Путин. Вторую тактическую ошибку Примаков совершил, пойдя на союз с Лужковым. Так, во всяком случае, считали члены «семьи».

Этот «ответный ход» вынудил кремлевских «игроков» назначить своих людей на два стратегически важных поста. Бывший директор Федеральной пограничной службы, сорокасемилетний генерал-полковник Николай Бордюжа, был назначен секретарем Совета безопасности, постоянным членом которого с 1 октября 1998 года являлся Путин. После утверждения Примакова премьер-министром «семья» поспешила сразу же ограничить его полномочия и окружить его людьми из президентской администрации, способными не позволить ему набрать политический вес. Ельцин не скрывал, что считает Примакова «временным явлением» и не собирается передавать ему президентское кресло.

Напротив, круг обязанностей Бордюжи и Путина неуклонно расширялся. В Совет безопасности и администрацию президента были направлены офицеры ФСБ. Ельцин взял под свой личный контроль весь «силовой блок» и поручил Бордюже курировать министерство юстиции, налоговую полицию и спецслужбы. Глава правительства был лишен подлинных атрибутов власти, воплощенных в министерствах обороны и внутренних дел, ФСБ и СВР. Теперь он мог передавать поручения руководителям этих ведомств только через Бордюжу.

Путин окончательно сделался полноправным членом президентской команды. В отличие от таких высокопоставленных сотрудников аппарата Ельцина, как Ястржембский, Кокошин, Савостьянов, Шахрай и Панин, он вовсе не собирался покидать «верховного правителя» и переходить на сторону возглавляемой Лужковым региональной фронды.

«Семья» полностью доверяла директору ФСБ, видя в нем одного из важнейших союзников и едва ли не главного защитника ее стратегических интересов. Путин, непосредственно подчиненный Бордюже, провел основательную реорганизацию подведомственной ему спецслужбы, нейтрализовал влияние сторонников Примакова и назначил на руководящие посты бывших коллег из Санкт-Петербурга.

Напомним, что этим он начал заниматься, еще будучи первым заместителем главы президентской администрации. Генерал Виктор Черкесов, с которым Путин дружил еще с юных лет, когда они вместе учились в университете, а затем работали в ленинградском филиале Первого главного управления КГБ, стал заместителем директора ФСБ, курировавшим борьбу с экономическими преступлениями. Другой соученик и сослуживец Путина, генерал Сергей Иванов, возглавил важнейшее Управление анализа и стратегического планирования. В августе 1998 года Путин назначил его своим заместителем. Наконец, еще один сослуживец по ленинградскому Управлению КГБ генерал Александр Григорьев занял пост начальника Управления экономической безопасности. Расширенный состав коллегии ФСБ насчитывал теперь семнадцать человек.

Путин усилил также структуры ФСБ на местах и полностью вывел их из-под контроля губернаторов. В центральном аппарате он создал три новых подразделения, ответственных за стабильность ситуации в регионах (отдел «Т»), защиту конституционного строя и безопасность «компьютерных систем». По его прямому указанию офицеры ФСБ начали регулярно проверять сайты в Интернете. По слухам, Ельцин даже приказал Путину «соответствующим образом ориентировать» все спецслужбы страны на подготовку к будущей президентской кампании.

За широкой спиной Бордюжи Путин еще больше упрочил свое влияние. Так, например, его включили в состав Межведомственной комиссии по оборонному заказу и тем самым дали возможность усилить «надзор» за армией. Незаметно для внешнего мира он сосредоточил в своих руках значительную часть административного ресурса Кремля. Притом он был полностью лоялен по отношению к Ельцину и не скрывал, что готов ради него многим пожертвовать.

Процесс перехода всех военизированных структур и спецслужб под контроль президентского аппарата произошел очень быстро. Никогда раньше он не обладал такой мощью. «Семья» окончательно отказалась от идеи передать кресло главы государства кому-либо из либералов и опиралась теперь исключительно на людей в мундирах. У населения ползучая милитаризация органов государственной власти не вызывала страха, а тем более протеста. Напротив, в обществе после кризиса призыв к восстановлению законности и порядка находил все более широкий отклик. Кремлю же пока приходилось больше беспокоиться за свои «тылы». За несколько недель бывший руководитель Службы внешней разведки и нынешний председатель правительства превратился в самого популярного российского политика.

При такой поддержке общественного мнения Примаков решился наконец перейти от демонстративно нейтрального отношения к отдельным финансово-промышленным группам к генеральному наступлению на позиции олигархов. Прежде всего, премьер-министр поддержал проводимое сотрудниками возглавляемой Юрием Скуратовым Генеральной прокуратуры расследование фактов коррупции, направленное против кремлевской верхушки и выявившее вопиющие факты.

В громких скандалах весны-лета 1999 года оказались замешанными многие члены «семьи», обвиненные в получении взяток и отмывании денег. Эти скандалы окончательно подорвали репутацию президента и его окружения. Благодаря сотрудничеству с генеральным прокурором Швейцарии Карлой дель Понте, Скуратов выяснил, что луганская строительная фирма «Мабитекс» заплатила высокопоставленным кремлевским чиновникам взятки на сумму в несколько миллионов долларов и получила взамен подряд на реставрацию здания Счетной палаты и Большого Кремлевского дворца. Особенно лакомыми кусками считались Белый дом и пристройка в Кремле. В связи с этим все чаще упоминался Павел Бородин, под непосредственным руководством которого Путин в свое время работал в Управлении делами.

«Пал Палыч» отвечал не только за снабжение всем необходимым президента и его команды. Он также часто помогал хозяину Кремля выпутаться из затруднительного положения. Так, в апреле 1998 года, добиваясь от Думы согласия на назначение Кириенко премьер-министром, Ельцин пообещал «учесть особые пожелания депутатов». Если быть до конца откровенным, он просто собирался подкупить большинство депутатского корпуса путем предоставления им по льготным ценам машин и квартир из «сокровищницы» Бородина. Кое-кто в окружении Скуратова утверждал, что Карла дель Понте даже передала ему номера счетов в швейцарских банках, на которых у родственников и близких Ельцину лиц накопились миллиардные суммы. В первую очередь назывались, естественно, имена Татьяны Дьяченко и Березовского.

Кремлевское руководство поспешило нанести ответный удар. Оно тут же обвинило Скуратова в коррупции, а Бордюжа положил ему на стол видеокассету, на которой генеральный прокурор был запечатлен в недвусмысленной позе с двумя проститутками. Съемки производились скрытой камерой. Скуратов немедленно заявил, что на видеопленке изображен вовсе не он. Появилась даже расхожая фраза «человек, похожий на генерального прокурора».

В конце концов скандальную видеозапись показали по государственному телевидению. Скуратов сразу же обратился за поддержкой к Совету Федерации, имеющему, согласно Конституции, единоличное право утвердить отставку генерального прокурора. К величайшему удивлению «семьи», верхняя палата отказалась это сделать. После истории с Черномырдиным осенью 1998 года Ельцин второй раз потерпел поражение по итогам голосования. Вне себя от ярости, он проигнорировал решение региональных лидеров и, опасаясь крайне нежелательных для него дальнейших результатов прокурорского расследования, указом отстранил Скуратова от должности.

Внешне дело генерального прокурора выглядело ничуть не более абсурдно, чем случившийся годом раньше пресловутый «Моникагейт». Однако наиболее политизированная часть российского общества напряженно искала ответ на вопрос, является ли Юрий Скуратов коррупционером и развратником или, наоборот, честным юристом, не побоявшимся открыто выдвинуть обвинение против власть предержащих?

За полтора года до президентских выборов «война компроматов» разгорелась с новой силой. В феврале 1999 года Березовский каждый день ожидал ареста, и Путину волей-неволей пришлось взять на себя роль его защитника. В условиях, когда наиболее печально известный из всех российских финансово-промышленных и медиа-магнатов оказался фактически в полной изоляции, поскольку все мало-мальски заметные в мире политики и бизнеса люди предпочитали держаться от него подальше, директор ФСБ неожиданно появился на дне рождения его жены Елены.

Не исключено, что Юмашев уговорил Путина совершить этот демонстративный поступок. Тем самым Путин как бы намекнул своему формальному шефу Примакову, что не оставит Ельцина в беде.

Отношения с премьер-министром еще более ухудшились, когда он попросил директора ФСБ начать прослушивание телефонов Явлинского и Малашенко. Примаков надеялся, что Путин не откажет ему в небольшой любезности, однако последний наотрез отказался выполнить просьбу председателя правительства. По словам Путина, он не хотел впутывать ФСБ в эту темную историю, опасаясь политического скандала, и потому посоветовал Примакову обратиться в одну из частных охранных фирм.

Гораздо менее деликатно Путин вел себя по отношению к Скуратову, выдавшему ордер на проведение обысков в офисах «Аэрофлота», нефтяной компании «Сибнефть» и «Автоваза». Эти коммерческие структуры приносили Березовскому огромную прибыль. Именно Путин отвечал за появление пресловутой видеокассеты. Именно он настаивал на отставке Скуратова, с которым с 1996 года конфликтовал из-за устроенного генеральным прокурором преследования Собчака. Теперь Путин пользовался абсолютным доверием «семьи», поскольку доказал, что на него можно положиться даже в самом щекотливом деле…

В конце марта 1999 года Ельцин решил расстаться с Бордюжей. Хозяин Кремля и его «семья» нашли более подходящего и, несомненно, гораздо более одаренного человека, способного, как никто другой, решить проблему преемственности власти в стране. Путин получил новое назначение, но сохранил за собой пост директора ФСБ. В должности секретаря Совета безопасности он получил возможность распоряжаться важнейшими рычагами власти, которыми всегда являлись силовые структуры. Во главе президентской администрации был поставлен сорокатрехлетний Александр Волошин, ранее отвечавший за ее экономический сектор. В свое время он успешно руководил рядом фирм, входивших в империю Березовского.

Кремль постепенно сумел вернуть себе инициативу на игровом поле и даже начал наращивать наступательный темп. В марте в ФСБ вновь были произведены кадровые перестановки. На этот раз полетели головы нескольких уличенных в коррупции высокопоставленных сотрудников ее территориальных управлений. Примаков во всеуслышание пожаловался на непрерывную «кадровую чехарду» в этой спецслужбе. Путин не только спокойно выслушал обвинения в свой адрес, но и вместе с членами коллегии ФСБ явился в кабинет Примакова в Белом доме и на конкретных примерах доказал премьер-министру, что новые назначения никоим образом не дезорганизовали систему управления одной из важнейших российских силовых структур.

В эти дни упорно циркулировали слухи о том, что люди Березовского и агенты ЦРУ перерыли в Санкт-Петербурге несколько архивов в поисках компромата на Путина. Злые языки утверждали, что Примаков, в свою очередь, пытался раздобыть засекреченное личное дело бывшего подполковника КГБ. Журналисты специализировавшегося на публикации сенсационных материалов еженедельника «Версия» также занялись изучением биографии Путина и обнаружили копию его служебной аттестации, в которой отмечалось полное отсутствие у него «сдерживающих моральных факторов» и «склонность к личному обогащению». Впоследствии было доказано, что это фальшивка.