Глава 28
Утренний ветер, полный необыкновенного запаха леса, обволакивал мое тело. Мы вышли к реке.
Джон сидел на огромном камне, я стояла у воды. Некоторое время мы молчали.
Джон посмотрел вокруг, лег, положил руки под голову и принялся глядеть вверх. Ясное доброе небо дразнило своей недоступностью…
— Джен, я люблю тебя, — вдруг прошептал он. — Мне хочется поцеловать тебя… Слышишь ли ты меня?
Я подошла к нему и, растроганно улыбнувшись, коснулась губами его лица.
Вдруг слабый шум послышался в стороне. Джон привстал, обернулся, прислушиваясь.
Птицы смолкли, тишина как бы колебалась в раздумье, это было мое собственное смятение. Посмотрев на реку, я увидела лодку, на мгновение мне показалось, что я вижу в лодке мистера Рочестера. «Почему он здесь? — пронеслось у меня в голове, — может быть, следит все это время за мной?»
Я хотела подойти ближе, но лодка тотчас скрылась из виду.
— Джон! Смотри! — воскликнула я, снова увидев выскользнувший из-за горного склона силуэт человека в лодке. — Это мистер Рочестер!
— Эдвард! — закричала я.
— Эдвард! — крикнул Джон. — Куда вы?! Разве вы не слышите нас?!
Мистер Рочестер не поднял головы и продолжал плыть. Он двигался, казалось, теперь быстрее, чем минуту назад. «Сейчас камень опять скроет его», — подумала я.
— Эдвард! Что ты собираешься делать?! — закричала я.
Плывущий мистер Рочестер поднял голову, посмотрел в лицо Джону, как будто, кроме него, на берегу никого не было.
— Джон, ты здесь и останешься! — крикнул он. — Вспомнишь мои слова!
Мое сердце вздрогнуло. Воспоминания, против воли, бросили меня назад, в те годы, когда я только познакомилась с мистером Рочестером. Множество мелочей, ничтожных, бессмысленных или отрывочных, блеснуло у меня в памяти.
Я вдруг отчетливо вспомнила вечер, когда мистер Рочестер пригласил меня к себе. Тогда я работала гувернанткой в его доме.
— Нравится вам мой голос? — спросил он.
— Очень…
— Вы должны мне аккомпанировать…
Тогда я впервые услышала его песню. Песню, которую пело его сердце. До сих пор я помню слова этого чувствительного романса. Мистер Рочестер пел своим бархатным голосом:
Любовь, какую ни один,
Быть может, человек
Из сердца пламенных глубин
Не исторгал вовек, —
Промчалась бурною волной
И кровь мою зажгла,
И жизни солнечный прибой
Мне в душу пролила.
Ее приход надеждой был,
И горем был уход.
Чуть запоздает — свет не мил,
И в бедном сердце — лед.
Душою жадной и слепой
Я рвался к небесам —
Любимым быть любовью той,
Какой любил я сам.
Но, наши жизни разделив,
Пустыня пролегла —
Как бурный штормовой прилив,
Безжалостна и зла.
Она коварна, как тропа
В глуши, в разбойный час,
Закон и Злоба, Власть, Толпа
Разъединяли нас.
Сквозь тьму преград, сквозь мрак обид,
Зловещих снов, скорбей,
Сквозь все, что мучит и грозит,
Я устремлялся к ней.
И радуга, легка, светла,
Дождя и света дочь,
Как в полусне, меня вела,
Пресветлая, сквозь ночь.
На облаках смятенной тьмы,
Торжественный рассвет,
И нет тревог, хоть бьемся мы
В кольце нещадных бед.
Тревоги нет. О, светлый миг!
Все, что я смел с пути,
Примчись на крыльях вихревых
И мщенье возвести.
Поставь, Закон, свой эшафот,
Низвергни, Злоба, в прах!
О власть, где твой жестокий гнет?
Мне уж неведом страх.
Мне руку милая дала
В залог священных уз,
Две жизни клятвою сплела —
И нерушим союз.
Она клялась мне быть женой.
И поцелуй пресек
Ей путь иной: она со мной
На жизнь, на смерть — навек.
О наконец вслед за мечтой
Взлетел я к небесам:
Блажен: любим любовью той,
Какой люблю я сам!
Я вдруг вспомнила его взволнованное лицо. Таким оно было тогда… и таким я видела его теперь. Соколиный взгляд, нежность и страсть в каждой черте!
Эдвард! — крикнула я. — Что сказал ты сейчас?
Джон стоял у самой воды, будто тоже хотел лучше рассмотреть мистера Рочестера, только что произнесшего странные слова, похожие на проклятие.
Джон медленно двигался по воде к плывущей на середине реки лодке. Вода опоясала его грудь, мне показалось, что он двигался бессознательно. Наконец он остановился.
— Это подлость, — услышала я его глубокий вздох. Он смотрел на мистера Рочестера широко раскрытыми глазами и не шевелился. — Слышите? Рочестер, вы сделали подлость, выслеживая нас… Но еще большую подлость вы задумали сделать…
Вода медленно колыхалась вокруг Джона, словно легонько подталкивая.
В это время, будто во сне, я увидела, как мистер Рочестер, сидящий в лодке, вдруг поднял спрятанное за спиной ружье и прицелился.
Выстрел прозвучал как гром среди ясного дня. Джон не вздрогнул. Вторая пуля пронеслась тоже мимо него… Он по-прежнему стоял, не шелохнувшись, будто бы ожидая новых пуль. В его глазах я прочла снисходительную покорность, будто бы позволяющую бить себя какому-то совершенно безвредному существу.
У меня закружилась голова. Третий раз грохнул выстрел. Но словно неодолимая апатия охватила Джона, он стоял по грудь в воде, как парализованный, продолжая смотреть на мистера Рочестера.
Последнее, что я увидела, — как лодка с мистером Рочестером уползла за каменистый утес… Некоторое время я слышала плеск весел, потом все исчезло… и я провалилась в недолгое забытье…
— Джен, — услышала я ласковый голос Джона. — Он тоже любит тебя.
Я со слезами облегчения обняла Джона:
— Господи, ты живой…
— Не бойся, Джен, я жив и не сошел с ума… Помнишь, я тебе рассказывал о том, что открылось мне давным-давно во время моей болезни… Я видел женщину с золотой кожей… Теперь я снова видел ее… Как это странно… Джен… Ты — моя женщина с золотой кожей…
Вдруг он упал на песок лицом вниз и разразился слезами, тяжелыми слезами мужчины.
Некоторое время он лежал, не шевелясь. Я молча гладила его жесткие волосы и шептала:
— Джон… Я люблю тебя… Джон…
Солнце, тяготея к западу, коснулось верхней скалы, обошло ее изломанную грань и бросило на берег вечернюю тень.
Джон встал.
— Джен, — сказал он обыкновенным своим негромким печальным голосом, — я уступаю времени и необходимости… Хотя моя жизнь еще не дописана… Это была хорошая жизнь… Когда я умру, Джен, похорони меня на той скале… Обещаешь?
Я улыбнулась ему, ощущая подступивший к горлу комок:
— Ты должен жить, Джон, — сказала я. — Рано тебе умирать…
Но он, будто не слыша моих слов, повторил:
— Джен, обещай мне это…
В эту ночь я не могла уснуть, мое сердце тревожно билось, кошмары мучили мою душу. Мне снилось, будто я снова нахожусь в доме мистера Рочестера, снова слышу за дверью чей-то сдавленный шепот, затем сатанинский смех — тихий, сдавленный, глухой. Я бегу по коридору, пытаясь найти комнату, в которой спит мистер Рочестер, как это было тогда, когда я спасла его, сонного, от пожара… Но теперь все было иначе…
Я снова видела себя в той же комнате, рядом с мистером Рочестером… Я подносила к его губам бокал с вином, а потом спокойно сидела, наблюдая за ним. Вскоре мистер Рочестер догадался, что в бокал я бросила снотворное.
— Ты хочешь меня отравить! — закричал он.
— Я положила сначала три таблетки, а потом еще три, — спокойно ответила я.
— Дьявол, — мистер Рочестер качнулся, сидя на своей постели.
— Ты будешь спать крепко-крепко… А когда проснешься, меня не будет. Я спокойно уеду с Джоном, мы уйдем высоко в горы… там будет мой дом и моя семья…
— Но я люблю тебя! — попробовал вскрикнуть мистер Рочестер.
— Нет, — сказала я твердо. — Через несколько минут ты заснешь. А проснувшись, будешь страдать от тоски и одиночества. Но это пройдет, Эдвард.
— Я стану другим, Джен… И ты вернешься ко мне, — проговорил он.
— Я никогда не вернусь.
— Но я буду преследовать тебя везде, куда бы ты ни уехала… Я взойду на любую вершину, я погублю Джона.
Он качнулся еще несколько раз и попытался подняться.
— Бедный Эдвард, ты уже не понимаешь, что говоришь, — сказала я.
— Нет! Я не сплю. Сна ни в одном глазу!
Он все же встал и, охваченный яростью, почти ничего не видя, попытался найти в темноте мою руку. Он искал меня глазами, я чувствовала, как его сотрясали судорожные глухие рыдания, видела слезы в его воспаленных глазах.
— Помоги мне хотя бы лечь, Джен, — сказал он. — Я ничего не вижу. Кружится голова.
Он остановился посередине комнаты с протянутыми руками, сомкнув веки, освещенный тусклым мерцанием свечи.
— Ты здесь, Джен? Я не вижу тебя. Не вижу.
— Я здесь, — прошептала я.
— Помоги мне.
— У меня не хватает смелости помочь тебе, — сказала я.
Я снова и снова слышала глухие душераздирающие рыдания, видела слепые глаза, полуоткрытый слюнявый рот, протянутые руки, сгорбленное шатающееся тело, вытянутую его шею. Все это видела и слышала я, пока не забрезжил рассвет. Но самое удивительное ожидало меня утром.
Вместе с рассветом я увидела стоящего на пороге своей комнаты живого и невредимого мистера Рочестера.
— Добрый день, Джен! — с улыбкой сказал мистер Рочестер, наклонился и поцеловал мне руку.
— Здравствуй, Эдвард, — еле выговорила я.
— Я могу поговорить с тобой?
— Конечно.
Мистер Рочестер прошелся по комнате туда-сюда, потом сел в кресло и закурил сигару.
— У нас не очень хорошие дела, — сказал он.
— У кого — у вас? — тихо переспросила я.
— Я могу быть откровенным?
— Разумеется.
— Я хочу жениться! — весело сказал мистер Рочестер.
Я никак не ожидала подобной развязки.
— Итак… Если не секрет, на ком же? — спросила я.
— Эта дама недавно приехала из Англии.
— У нее есть деньги?
— Конечно… У нее есть деньги… Я подумал, может быть, тебе нужен развод?
Мистер Рочестер задел мое самое больное место. Несколько раз задержав после глубокого вдоха дыхание (так меня учил Джон), я произнесла с неподдельным хладнокровием:
— Но мне тогда придется обвинить тебя… кое в чем? Или ты думаешь… хочешь выглядеть по-другому?
— Да нет, — задумчиво сказал мистер Рочестер, — пиши, что хочешь… Я все равно это сделал… Мы давно живем с ней…
— Что ж, я подумаю, — сказала я.
Мистер Рочестер поднялся с кресла и присел ко мне на постель.
— Джен, — тихо сказал он. — Я ведь мог бы и пристрелить его… Мне так хочется поцеловать тебя…
Я осторожно отвела в сторону его руку.
— Но ведь мы останемся друзьями? — спросил мистер Рочестер.
— Как и начинали, — сказала я.
— Тогда я хотел бы попросить тебя кое о чем… Мне нужны деньги… Пока мой капитал начнет давать прибыль…
— Хорошо. Я дам тебе деньги, — прервала я.
— Спасибо, Джен, надеюсь, у тебя все будет хорошо. Мистер Рочестер быстро встал и вышел в раскрытую дверь.
Через несколько секунд я услышала его голос, доносящийся с веранды.
— Ты бы мог спросить, Джон.
— Я сделал это, и она сказала «да», — ответил Джон.
Сердце мое готово было выпорхнуть из груди. Я распахнула окно. Сделала несколько дыхательных упражнений и открыла Евангелие.
— Господи! Научи, что делать мне! — взмолилась я и прочла написанное на открывшейся мне странице:
«И Он повелел ему никому не сказывать, а пойти показаться священнику и принести жертву за очищение свое, как повелел Моисей, во свидетельство им.
Но тем более распространялась молва о Нем, и великое множество народа стекалось к Нему — слушать и врачеваться у Него от болезней своих.
Но Он уходил в пустынные места и молился.
В один день, когда Он учил, и сидели тут фарисеи и законоучители, пришедшие из всех мест Галилеи и Иудеи и из Иерусалима, и сила Господня являлась в исцелении больных.
Вот, принесли некоторые на постели человека, который был расслаблен, и старались внести его в дом и положить пред Иисусом.
И не нашедши, где пронесть его, за многолюдством, влезли на верх дома и сквозь кровлю спустили его с постелью на средину пред Иисуса.
И он, видя веру их, сказал человеку тому: прощаются тебе грехи твои.
Книжники и фарисеи начали рассуждать, говоря: кто это, который богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?
Иисус, уразумев помышления их, сказал им в ответ: что вы помышляете в сердцах ваших?
Что легче сказать: «прощаются тебе грехи твои», или сказать: «встань и ходи?»
Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — сказал Он расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой.
И он тотчас встал пред ними, взял, на чем лежал, и пошел в дом свой, славя Бога».
