Глава 12
Впереди простиралась темно-синяя лента, прикрытая туманной хмарью. При виде нее Яромир оскалился клыкастой пастью и приветливо рыкнул:
– Здрав буди, батька Днепро!
Этим утром Иван, Яромир и сидящий в котомке Баюн оставили Чернигов. И к обеду достигли берегов Славутича – полноводной реки, что все чаще именуют Днепром. Отсюда уже рукой подать и до Киева.
Но рукой подать – это только говорится так. А на самом деле если к вечеру добраться – уже хорошо. Так что Иван с Яромиром сделали привал – передохнуть малость, поснедать.
Здесь, на полудне Черниговского княжества, было потеплее, чем в Смоленске или Новгородской земле. Зима уже явилась и сюда, но река льдом еще не покрылась, да и снежку пока выпало поменее, чем в полночных землях.
Иван даже сунул в воду босую ногу, но тут же выдернул и вернулся к костру. Яромир насмешливо предложил привязать к пальцам пару мормышек, да насадить на них опарышей – глядишь, рыбки на обед поймает.
Впрочем, на обед и так была рыбка. В Чернигове волколак сторговал отменного жирного карася, да двух подлещиков. Одного, правда, по дороге уже сточил Баюн – сырьем, с костями и чешуей. Аппетит у котенка был преотменный.
Сейчас, лежа возле костра с раздутым пузом, он невзначай бормотал очередную сказку про окрестные края:
– Жили-были когда-то сироты – Волга, Двина и брат их Днепр. Однажды довелось им заночевать на болоте. Проснулись сестры раньше брата, присмотрели себе красивые, вольные места и побежали туда. Проснулся Днепр, увидел, что сестер нет и помчался искать их по котловинам, оврагам, холмам, подмывая крутые берега… но совсем в другой стороне. Так и разминулись…
– Днепр – вот он, здесь течет, – глубокомысленно произнес Иван. – Про Двину тоже знаю, видел. А Волга – это где такая?
– Так еще Итиль-реку называют, – ответил Яромир, жуя краюху. – Ту, что в Хвалынское море впадает.
– В честь Вольги Святославича, что ли?
– Вроде да, – пожал плечами Яромир. – Хотя… бес его знает, если по правде.
– Что, рассказать вам сказку про Вольгу-то? – брюзгливо спросил Баюн.
Волшебный котяра по-прежнему ненавидел своих двуногих мучителей. Но потребность мурлыкать песни и говорить сказки сидела в нем слишком глубоко. Так что делал он это на каждом привале, при каждом удобном случае.
Но сказку про Вольгу он толком завести не успел. Едва только начал сказывать, как тот сбирал дружину, чтоб пойти в поход на индийского царя, как к костру подошла девочка о паре рыжих косичек. Совсем малая – едва годков восьми. И одета не по погоде – в одном только сарафане да красной шапочке.
В руках она держала корзину, прикрытую платочком, но все равно источающую духмяный аромат. Да такой завлекательный, что Иван невольно облизнулся.
Яромир тоже потянул носом и вежливо спросил:
– Девочка, а с чем у тебя пирожки?
– С вязигой, – испуганно ответила девочка.
– А что ты тут делаешь, с пирожками?
– Несу бабушке. Болеет она, мама велела навестить.
– А где живет твоя бабушка?
– В лесу, вон там, – указала в сторону деревьев девочка.
– А тебе не страшно в лес-то идти совсем одной? Там и волки иногда бывают…
– Страшно… – поежилась девочка. – Проводите меня, пожалуйста, дяденьки…
Иван с Яромиром переглянулись и принялись собираться. Им не очень-то хотелось отклоняться от дороги, но как же ребенку-то не помочь?
Сопровождаемая двумя богатырями, девочка сразу повеселела. Ей дали погладить Баюна, хотя тот недовольно шипел, и она угостила Ивана и Яромира пирожками. Но только по одному – а то бабушке ничего не останется.
Они, впрочем, о добавке и не попросили. Пахли-то пирожки завлекательно, а вот на вкус оказались так себе. Вязига была сомовая и вроде как не особенно свежая.
Черниговские леса густы и тенисты. В этом росла по особенности липа, кое-где перемежаемая вязами, дубами и елями. Листва почти вся давно опала, и лишь некоторые деревья еще стояли в убранстве, хоть и порыжевшем.
Попавши под лесную тень, девочка уверенно пошла по тропке. Иван с Яромиром шагали следом. Княжич нес кота.
– А почему твоя бабушка живет в лесу? – поинтересовался Яромир. – С людьми-то разве не веселее?
– Да вот захотела – и живет, – ответила девочка, не повертывая головы.
– Может, она знахарка? Ведунья?
– А может, и ведунья. Или знахарка.
– Ты что же, сама не знаешь? – прищурился Яромир.
– Ой, дяденька, ну что ты пристал?
Яромир смерил девочку задумчивым взглядом. Творилось что-то неладное. Вокруг становилось все темнее, деревья подступали все ближе, тянули крюковатые лапы-ветви. Тропка под ногами как-то незаметно истончилась, а потом исчезла совсем. Девочка уверенно вела их все глубже в чащу.
Иван шагал все медленнее. Он вообще не имел привычки к пешей ходьбе. Раньше когда случалось куда отправиться – на коне ехал, али на санях. Теперь вот на волке-оборотне кататься повадился.
К тому же в лаптях ноги княжича откровенно скучали. Не по сердцу ему была такая обувка.
– Девочка, а девочка! – наконец не выдержал он. – Нам долго еще идти-то?!
– Ха-ха-ха, долго! – внезапно рассмеялась девочка. – Далече вам идти еще! А я-то уж пришла, ха-ха-ха!
Она отбросила корзинку и вдруг принялась… расти! Да скоро так, быстро! Ее просто-таки унесло вверх, расперло во все стороны!
Вымахавшее до размеров сосны и уже совсем не похожее на восьмилетнюю девочку существо уперло руки в бока и захохотало еще громче. Иван в ужасе отшатнулся, Яромир кувыркнулся через голову, кот Баюн истошно замявчил.
Но великанша не стала их топтать или делать еще что-либо. Насмеявшись от души, она… растаяла в воздухе. Вот только что еще была плотная, здешняя, а вот уже сквозь нее видны деревья, а там и вовсе нет никого.
Только приглушенный смешок плавает в воздухе.
– Ик!.. – издал слабый звук Иван. – Ик!..
– Водички попей, – рассеянно посоветовал Яромир. – Вот ведь я кулёма-то… Манилу не признал…
– Кто… кто это был-то?! – воскликнул Иван.
– Да Манила, говорю же. Ну или Водила… хотя нет, все-таки Манила. Дух нечистый, людей в лес заманивает.
– А он… она… оно не вернется?!
– Да не бойся ты его, – поморщился Яромир. – Манила только обликом страшен, а так – морок пустой, бессильный. Только и может, что завести в чащу или болото. Распознал бы я его раньше, так солью бы сыпанул в харю, он бы сразу и сгинул…
Иван недоверчиво шмыгнул носом и подобрал корзинку, брошенную злым призраком. Та, в отличие от хозяйки, никуда не пропала… вот только запах изнутри шел уже совсем не приятный! Заглянув под платок, Иван выпустил ручку и зажал рот – корзина стала полна могильной земли, а в ней копошились трупные черви.
Бедный княжич едва не выпростал съеденное на землю. Яромир насмешливо на него покосился и сказал:
– Давай, Иван, как в прошлый раз. Сызнова переодевай всю одежу, обувь переобувай, да молитвы читай. Может, выйдем еще, вроде недолго нас Манила и вел-то…
Иван вывернул наизнанку мятель и с кряхтеньем переменил лапти. По крайней мере, хоть в этом они оказались лучше сапог – левый от правого ничем не отличается.
Старую молитву-заклиналку он тоже наскоро пробормотал. А потом вспомнил про даденный архиереем в дорогу молитвослов и принялся читать уже оттуда.
Вроде помогло. Во всяком случае, блукали Иван с Яромиром недолго, скоро уже вышли на тропинку. Волколак принюхался к воздуху, ища знакомые запахи. Судя по следам, пришли они с Иваном вон оттуда… и деревья в той стороне стоят чуть пореже. Ничего не добился проклятый Манила, только времени у них несколько отнял.
Откуда-то издали донесся посвист. Словно ветер воет. Но постепенно вой стал отчетливее, сложился в человеческий голос. Кто-то тоненько звал:
– Ау-у!.. Ау-у!..
– Слышишь? – забеспокоился Иван. – Это что там, ребенок заблудился?..
– Да не, это Аука кликает… – проворчал Яромир. – Бесов полисун…
– Аука?.. Это кто еще такой?
– Полисун, говорю же. Леший.
– Так зима же на дворе, – нахмурился Иван. – Все лешие спать легли.
– Все легли, а этот нет. Аука единственный из их братии зимой спать не ложится. И когда все прочие лешие спят, ему особое раздолье. Бегает по чужим лесам, морочит, кликает вот так вот…
– Зачем?
– Известно, зачем. В глушь завести или в болото. А то и просто истомить, пока мертвым не падешь.
– Зачем?!
– Такое вот он существо. Пакостное.
– И Кащею небось служит! – возмутился Иван.
– Да вроде нет… Аука – шалопай тот еще, никому не служит.
Тоненький голосок становился все громче, доносился то слева, то справа. Но на глаза Аука не показывался, бегал где-то за деревьями.
– Как он выглядит-то, Аука этот? – стало любопытно Ивану.
– А кто его знает… Я его никогда не видел. Но проказником он всегда был. Даже еще до лешачества.
– Это как, до лешачества? – не понял Иван. – Он что, раньше лешим не был?
– Все лешие раньше лешими не были. И водяные. И домовые. Они ж духи. Местники. Они раньше людьми были или зверями. А потом – вот.
– А-а… а я думал, что лешие и водяные – это бесы, которых Господь с неба скинул, да они мимо ада пролетели. Кто, значит, в лес упал – тот в лешего превратился, кто в воду плюхнулся – водяным стал…
– Да что же он их – легионами скидывал? – хмыкнул Яромир. – Леодрами, может? Прикинь-ка, сколько на белом свете одних только домовых. Не, леший рождается, если вдруг какой человек в лесу сгинет, помрет там, а в Навь не уйдет, так в этом лесу и застрянет. Ну или не человек, а зверь какой особенный, умный. И водяной тоже.
– А домовой?
– И домовой.
– А этот Аука кем был прежде?
– Ну, доподлинно-то я не знаю, – задумчиво молвил Яромир. – Меня там не было. Но мне рассказывали…
– Ребенком он был малым, – сварливо мяукнул из котомки Баюн. – Капризным очень, непослушным. Мамаша ему однажды и рявкнула в сердцах – да чтоб тебя леший взял! Сука тупая. Нельзя так даже в шутку говорить. Потому что если леший, черт, Бабай или еще кто вдруг это услышит – так у него ж теперь полное право будет ребенка забрать. Раз сами отдают. Ну вот так вышло, что леший тогда как раз рядом проходил, да и услышал. И спер ребенка.
– И что?! Сожрал?! – ужаснулся Иван.
– Да лешие людей-то не едят, – хмыкнул Яромир. – Просто утащил к себе… им иногда людского тепла хочется, понимаешь ли. Да только Аука и в лешачьей берлоге все капризил да баловался. Леший с ним тоже не выдержал, да и выгнал – иди, мол, куда хочешь. Только дорогу назад Аука не нашел – поблукал-поблукал, да так и помер там, в чаще. От голода, видать. А потом уж сам лешим стал – только неправильным, не как остальные. Потому и зимой не спит, и леса собственного у него нет – по чужим шастает.
Аука за деревьями надрывался все отчаяннее, явно стараясь подманить к себе людей. Яромир, которому это порядком надоело, ухватил Баюна за шкирку и велел:
– Ну-ка, кошак, подай голос погромче.
Баюн матерно замяукал… и Аука тут же замолчал. Будто мешком его накрыли.
– Чего это он? – не понял Иван.
– Лешие кошачьего мява сильно не любят, – сказал Яромир. – Им это как ножом по сердцу.
– Чего это они?
– Дураки, – мрачно ответил Баюн. – Тупые ограниченные дураки. Суки.
– Ладно тебе, киса, не злись, – хмыкнул Яромир. – Пошли, Вань, вон уже опушка.
Вышли они не там, где заходили – уж Манила постарался. Почти целую версту теперь придется сделать лишнюю, чтобы просто вернуться к прежнему месту. Яромир с досадой подумал, что так они к вечеру до Киева-то и не доспеют…
С этого края леса берегов Днепра уже было не видать. Среди полей петляла заснеженная дорога. Далеко впереди тащился какой-то возок, а больше нигде ни души.
– Яромир, ну ты что, в волка-то перекидываться будешь? – нетерпеливо спросил Иван.
– Да тут уж места людные, чего зря народ полошить… Пешком добредем…
Иван скуксился. Идти пешком ему не хотелось – очень уж привык разъезжать на гигантском волке. Но Яромир и впрямь неспешно зашлепал босыми ногами, а Иван удрученно поплелся следом.
Но шли они так недолго. И ста саженей не преодолели, как Яромир встал столбом.
– Что там?.. – начал Иван, но осекся.
По дороге мчался вихрь-воронка. Не совсем пылевой и не совсем снежный, а что-то посередке. В три человека ростом, издающий тягучий вой, он подходил все ближе и ближе.
Глядя на этакое диво, Иван медленно достал лук. Потом поднес его ко рту и откусил кусок. Во рту стало разом горько и сладко.
– Хороший лук в этом году уродился, – сказал Иван, выбрасывая корешок. – Ты не хочешь, котейка?
– В дупу себе этот лук засунь, – огрызнулся Баюн.
Вихрь подступал все ближе. Яромир отодвинул Ивана себе за спину и негромко предупредил:
– Не подходи к нему, каженником станешь.
– Чего?.. Кем?.. – не понял Иван. – Это что, Яромир?
– Не что, а кто. Встречник.
– Ага, – деловито кивнул Иван, берясь за Самосек.
– Да ты погоди пока – может, еще миром разойдемся.
Яромир поднял руку и отчетливо произнес, не сводя глаз с ветряной воронки:
– Вихрь-вихрь, тебе одна дорога, мне другая.
Встречник не отвернул. По-прежнему шел прямо на княжича с волколаком. Баюн в котомке заворочался, утробно завыл.
– Не разошлись миром, – вздохнул Яромир. – Ну как знаешь, не хули меня только потом.
Он резко взмахнул рукой. В центр вихря словно вонзилась блестящая искра – зачарованный нож оборотня. И теперь уже вихрь задергался и завыл, а потом… рассыпался.
Вместо него появился мелкий шиш, пригвожденный к дороге. Головенка с кулачок, нос длинный и вертлявый, из губ грязная брань так и сыплется.
– Ах вы ж содомиты поганые! – пискнул шиш. – Смерды, холопы, чернь!.. Посмели же, рукоблудцы бесштанные!.. Я ж вас, козявок, зело поражу ща!..
– Чего сказал?! – шагнул вперед Яромир.
– Пфуй на тебя, кал писюнявый! – фыркнул шиш, вырывая нож из ноги и проваливаясь сквозь землю.
Яромир подобрал свой нож и задумчиво повертел его в руках.
– Неладно… – пробормотал он.
– Что неладно? – спросил Иван.
– Да все неладно. То Манила, то Аука, теперь вот встречник… Что-то многовато нечисти нам сегодня попадается… Не иначе, насылает кто-то…
– А кто?
– Да поди знай. Может, сам Кащей. Может, баба-яга середульняя. Может, Пущевик… хотя этот дрыхнет.
– А точно ли это они? – усомнился Иван. – Может, у нечисти тут просто гнездо?
Яромир пожал плечами. Всякое бывает, конечно. Но вообще случайно встретить трех нечистых духов за один день – это ни в какие ворота. Не так уж многочисленны эти создания, да и от людей обычно держатся подальше. Можно всю жизнь прожить, да так ни с кем из них и не свидеться.
И если уж они сбежались к Ивану с Яромиром, словно мухи к медовой коврижке… точно неспроста.
– Надо нам на Буян скорее, – вздохнул Яромир. – Чует сердце, Кащей за нас крепко взялся…
