Глава 22

– Скажи мне правильно… Дон-да-ла.

– Ты нормально произносишь мое имя.

– Нет. Эйла говори не так. – Она изо всех сил замотала головой. – Скажи мне правильно.

– Джондалар. Джон-да-лар.

– Жжжон…

– Дж, – сказал он, приоткрыв рот, – Джон-да-лар.

– Жжж… джжж… – Эйла отчаянно пыталась совладать с непривычными звуками. – Джон-да-ларрр, – наконец произнесла она, сделав упор на раскатистом «р».

– Отлично! Просто прекрасно! – воскликнул он.

Эйла улыбнулась, радуясь успеху, а затем лицо ее приобрело слегка лукавое выражение.

– Джон-да-ларрр из Зе-ланн-донии!

Он произносил название своего племени чуть ли не чаще, чем собственное имя, и она долго потихоньку тренировалась, пытаясь правильно воспроизвести его звучание.

– Потрясающе! – Джондалар искренне восхитился. Она выговаривала звуки не совсем правильно, но только человек из племени Зеландонии смог бы уловить разницу. Видя его одобрение, Эйла поняла, что ее усилия не пропали понапрасну, и на ее лице расцвела ослепительная счастливая улыбка.

– Что значит Зеландонии?

– Так называется мое племя. Дети Великой Матери, живущие в юго-западных краях. Дони значит Великая Мать Земля. Пожалуй, проще всего было бы назвать их Детьми Земли. Впрочем, все люди называют себя Детьми Земли на своем языке. Попросту это значит люди, народ.

Они стояли лицом друг к другу, прислонясь к березе. На небольшой высоте находилась развилка, от которой расходилось несколько крепких стволов. Хотя Джондалар до сих пор заметно хромал и при ходьбе опирался на палку, возможность оказаться среди зеленых лугов долины окрылила его. После того дня, когда он сделал первые робкие шаги, он постоянно тренировался, не жалея сил. Спуск по крутой тропе стал для него тяжелым испытанием, но он одержал победу. Потом он обнаружил, что подняться по ней к пещере куда легче, чем спуститься вниз.

Он до сих пор не понял, каким образом Эйле удалось без посторонней помощи притащить его в пещеру. А если ей помогали какие-то люди, куда они подевались? Ему уже давно хотелось спросить об этом Эйлу, но раньше она не смогла бы понять его, а потом он все никак не решался задать этот вопрос, боясь, как бы она не сочла его чрезмерно любопытным. Он все откладывал, дожидаясь подходящего момента, и теперь ему показалось, что такой момент настал.

– А как называется твой народ, Эйла? Где твои сородичи?

Эйла перестала улыбаться, и Джондалар начал жалеть, что спросил ее об этом. Она долго молчала, и он уже было решил, что она не поняла его.

– Нет народ. Эйла никакого народа, – наконец ответила она, рывком оторвалась от ствола и вышла из тени на солнце. Джондалар поднял свою палку и захромал следом за Эйлой.

– Но у тебя должны быть какие-то сородичи, например мать. Кто тебя растил? У кого ты научилась лечить людей? Где они теперь, Эйла? Почему ты живешь одна?

Эйла продолжала идти не спеша, глядя себе под ноги. Она вовсе не стремилась уклониться от ответа – она считала, что обязана ответить Джондалару. Ни одна женщина из Клана не имела права оставить без ответа вопрос, заданный ей мужчиной. Собственно говоря, все члены Клана – и мужчины, и женщины – всегда отвечали на вопросы. Просто женщины никогда не расспрашивали мужчин о чем-то глубоко личном, да и мужчины редко обращались друг к другу с такими вопросами. Чаще всего вопросы задавали женщинам. И теперь, когда Джондалар попытался расспросить Эйлу, в ее памяти всплыло множество воспоминаний, но на некоторые из вопросов она не знала ответа, а для того, чтобы ответить на другие, ей не хватало слов.

– Если ты не хочешь говорить мне…

– Нет. – Эйла повернулась к нему и покачала головой. – Эйла говорить. – Она растерянно посмотрела на него. – Не знать слова.

Джондалар подумал, что все-таки зря затеял этот разговор, но его донимало любопытство, и, судя по всему, его вопросы не вызывали неудовольствия у Эйлы. Они снова остановились у большого обломка скалы с неровными краями, который во время разлива ударился о скалистый массив и снес его часть, а потом остался лежать посреди поля. Джондалар присел на край в том месте, где находилась удобная выемка, похожая на сиденье со спинкой.

– Как твои сородичи называют самих себя? – спросил он. Эйла ненадолго призадумалась.

– Люди. Мужчина… женщина… ребенок. – Она снова покачала головой, не зная, как ему объяснить. – Клан, – сказала она и сделала жест, которым обозначалось это понятие.

– Вроде семьи? Семья – это мужчина, женщина и ее дети, живущие у одного очага… как правило.

Она кивнула.

– Семья… но больше.

– Небольшая группа? Если несколько семей живут вместе – это Пещера, – сказал он, – даже если прибежищем им служит что-то другое.

– Да, – сказала она. – Клан маленький. И больше. Клан значит все люди.

Когда она в первый раз произнесла это слово, он не расслышал его толком и не обратил внимания на жест, который она сделала. В звучании слова было что-то глубокое, гортанное и еще какая-то особенность – ему казалось, будто она сглатывает звуки. Он не сразу догадался о том, что это слово. Раньше она лишь повторяла слова его языка следом за ним, и в нем проснулся живой интерес.

– Клын? – сказал он, стараясь подражать ей.

Он произнес его не совсем правильно, но похоже.

– Эйла говори слова Джондалара не так. Джондалар говори слова Эйлы не так. Но Джондалар говори понятно.

– Я думал, ты не знаешь никаких слов, Эйла. Я ни разу не слышал, чтобы ты говорила на своем языке.

– Не знать много слов. Клан не говорить словами.

Джондалар не понял.

– Как же они разговаривают без слов?

– Они говорить… руками, – сказала она, хоть и знала, что это не совсем так.

Она заметила, что машинально сопровождает собственные слова жестами, пытаясь выразить свои мысли. Увидев, что Джондалар пришел в недоумение, она приподняла руки и повторила еще раз, делая соответствующие движения.

– Клан не говори много слов. Клан говори… руками.

Он постепенно начал понимать, и морщины у него на лбу разгладились.

– Ты имеешь в виду, что твои сородичи разговаривают с помощью жестов? Покажи мне. Скажи что-нибудь на своем языке.

Эйла призадумалась, а затем начала:

– Я хочу о многом рассказать тебе, но для этого мне нужно научиться говорить на твоем языке. Мне не остается ничего иного, как следовать твоим обычаям. Как я могу сказать тебе, кто мои сородичи? Я уже не могу считать себя одной из женщин Клана. Как объяснить тебе, что я мертва? У меня нет сородичей. По понятиям Клана, я уже переместилась в иной мир, как тот человек, вместе с которым ты путешествовал. Наверное, это был твой родственник, твой брат.

Мне хотелось бы рассказать тебе о том, что я совершила ритуал над его могилой, чтобы помочь ему не сбиться с пути, ведь тогда у тебя на сердце стало бы немного легче. Я хотела бы рассказать о том, что я оплакала его гибель, хотя мы с ним и не были знакомы.

Я не знаю, какими были люди, среди которых я родилась. У меня наверняка были мама и родные, похожие на меня… и на тебя. Но мне известно лишь то, что их называют Другими. Другой матери, кроме Айзы, я не помню. Она раскрыла мне тайны целительства, благодаря ей я стала целительницей, но ее уже нет в живых, как и Креба.

Джондалар, мне нестерпимо хочется рассказать тебе про Айзу, про Креба, про Дарка… – Она остановилась и перевела дыхание. – Нас разлучили с сыном, но он жив. Мысль об этом согревает мне душу. А потом Пещерный Лев привел тебя ко мне. Раньше я боялась, что мужчины из племени Других окажутся такими же, как Бруд, но ты, скорей, похож на Креба, ты добр и терпелив. Я надеюсь на то, что мы с тобой станем парой. Когда ты только-только появился здесь, я подумала, что наши пути пересеклись именно поэтому. Пожалуй, мне хотелось так думать, ведь я ужасно истосковалась по людям, а ты оказался первым человеком из племени Других, которого мне довелось увидеть… других я не помню. Раньше мне было все равно, какой ты. Мне просто не хотелось жить одной, мне нужна была пара.

Но теперь все изменилось. С каждым днем, проведенным рядом с тобой, я все сильней и сильней привязывалась к тебе. Я знаю, что Другие живут не так уж и далеко отсюда и среди них тоже есть мужчины, которые могли бы стать мне парой. Но другие мне не нужны, вот только я боюсь, что мне придется расстаться и с тобой тоже. Как жаль, что я не могу сказать, как бесконечно я рада тому, что ты оказался здесь. Порой мне кажется, что от счастья у меня вот-вот разорвется сердце. – Она замерла, не в силах продолжить свой рассказ, но в то же время чувствуя, что он остался незавершенным.

Джондалару, смотревшему на нее, все же удалось уловить что-то в обращенной к нему своеобразной речи. Движения Эйлы – и не только ее рук, но и лица, глаз и всего тела – были настолько выразительны, что никак не могли не вызвать отклика в душе Джондалара. То, что делала Эйла, показалось ему похожим на танец, и странные резкие звуки, которые она издавала, служили на удивление удачным дополнением к ее изящным движениям. Подобное обращение к нему вызвало у него чисто эмоциональный отклик, но он не был уверен в том, что всколыхнувшиеся в его душе чувства соответствовали смыслу переданного ею сообщения. Впрочем, после того как она остановилась, у него не осталось ни малейших сомнений в том, что между ними только что происходило общение. Он также понял, что, вопреки создавшемуся у него поначалу впечатлению, этот язык отнюдь не являлся расширенной системой жестов, подобных тем, к которым он прибегал порой, чтобы придать большую выразительность своим словам. Ему показалось, что звуки, которые издавала Эйла, скорее предназначались для того, чтобы подчеркнуть значение того или иного жеста.

Закончив, Эйла на некоторое время замерла в задумчивости, а затем изящным движением опустилась на землю возле его ног и склонила голову. Он немного подождал, но она так и не шелохнулась, и через некоторое время ему стало не по себе. Она словно чего-то ждала от него, и он внезапно решил, что эта поза есть не что иное, как знак почтения. По его понятиям, подобное преклонение могла вызывать только Великая Мать Земля, и он знал, что Она ревнива и может отнестись весьма неблагосклонно к тем из Своих детей, которые вздумали бы принять почести, которые полагалось оказывать лишь Ей одной.

В конце концов он наклонился и притронулся к руке женщины, сказав:

– Вставай, Эйла. Что ты делаешь?

Конечно, он не похлопал ее по плечу, но все же притронулся к ее руке, и Эйла решила, что это по-своему похоже на условный знак людей Клана, который позволил бы ей заговорить. Она подняла голову и взглянула на сидящего перед ней мужчину.

– Женщина Клана сидеть – хочет говорить. Эйла хочет говорить Джондалар.

– Тебе вовсе не обязательно садиться на землю, чтобы поговорить со мной. – Он подался вперед и попытался приподнять ее. – Если ты хочешь что-то сказать, возьми и сделай это.

Но она отказалась сдвинуться с места.

– Обычай Клана. – Она умоляюще посмотрела на него, призывая его понять. – Эйла хотеть говорить… – От отчаяния на глазах у нее выступили слезы. Она начала заново: – Эйла не говори хорошо. Эйла хотеть сказать, Джондалар дай Эйла говорить, хотеть сказать…

– Ты пытаешься сказать мне «спасибо»?

– Что значит «спасибо»?

Он призадумался.

– Ты спасла мне жизнь, Эйла. Ты заботилась обо мне, кормила меня, ты залечила мои раны. За это я хотел бы поблагодарить тебя и сказать «спасибо», хотя просто слова «спасибо» для этого, конечно, недостаточно.

Эйла сморщила лоб.

– Не то же самое. Мужчина ранен – Эйла заботиться. Эйла заботиться все люди. Джондалар дал Эйла говорить. Это больше. Больше спасибо. – Она серьезно посмотрела на него, надеясь, что он поймет.

– Может, ты и говоришь «нехорошо», но ты делаешь это крайне выразительно. Поднимись с земли, Эйла, а не то мне придется перебраться к тебе. Я понимаю, что ты целительница и в твои обязанности входит забота о каждом, кто нуждается в помощи. Возможно, для тебя спасать людей от смерти – дело обычное, но я все равно глубоко тебе за это благодарен. А мне совсем нетрудно обучать тебя своему языку, но, как я теперь понял, для тебя это очень важно, и поэтому тебе хочется поблагодарить меня. Выразить благодарность всегда непросто, на каком бы языке ни говорил человек. У нас принято говорить «спасибо». Но твой жест кажется мне куда более выразительным, чем всякие слова. А теперь встань, пожалуйста.

Эйла почувствовала, что он понял ее. На ее лице расцвела улыбка, говорившая о глубокой благодарности. Ей было крайне трудно и в то же время очень важно узнать, как выразить это понятие. Она поднялась на ноги, с радостью сознавая, что добилась успеха. Ей захотелось дать выход переполнявшему ее восторгу, и, заметив невдалеке Уинни с жеребенком, она громко и протяжно свистнула. Кобылка повела ушами и галопом поскакала к ней. Когда она оказалась рядом, Эйла взмыла в воздух в прыжке и опустилась на спину лошади.

Они помчались, огибая луг по кругу, и жеребенок устремился следом за ними. Эйла проводила почти все время рядом с Джондаларом и почти не ездила верхом с тех пор, как нашла его, и теперь это удовольствие, которого она так долго была лишена, вновь пробудило в ее душе упоительное ощущение свободы. Когда они вернулись к обломку скалы, Джондалар стоял, поджидая их, и лицо его уже было не таким изумленным, как в тот момент, когда Эйла вскочила на спину лошади. Тогда по коже у него побежали мурашки, и он подумал, что эта женщина – какое-то сверхъестественное существо или же доний. Ему припомнилось, как однажды в каком-то неясном сне дух, принявший облик молодой женщины, заставил льва оставить его в покое.

Но затем он подумал о том, как искренне переживала Эйла из-за своей неспособности общаться с ним. У духа, являющегося одной из ипостасей Великой Матери Земли, вряд ли могли возникнуть подобные затруднения. Тем не менее ее способности к общению с животными явно выходили за рамки обычных. Птицы откликались на ее зов и клевали зерна прямо у нее с ладони, а кобыла, которая еще кормит жеребенка, примчалась на свист и позволила ей покататься верхом. И что это за люди, которые используют в речи не слова, а движения? «За этот день я узнал от Эйлы многое, о чем стоит поразмыслить», – подумал он, поглаживая жеребенка. Но чем дольше он размышлял об Эйле, тем большей загадкой она ему казалась.

Если ее сородичи не разговаривают, вполне понятно, почему она раньше этого не делала. Но кто они такие и где они сейчас? Эйла сказала, что у нее нет сородичей и она живет в этой долине в полном одиночестве, но у кого она научилась лечить больных и непостижимым образом общаться с животными? Откуда у нее камень для разведения огня? Она обладает множеством удивительных навыков, свойственных лишь Зеландонии, но ведь она так молода. Для того чтобы приобрести их, нужно много лет учиться, провести много времени в особых местах, расположенных вдали от людных селений…

Может быть, там и обитают ее сородичи? Ему доводилось слышать об удивительных людях из числа Тех, Кто Служит Великой Матери, посвящавших свою жизнь стремлению проникнуть в величайшие тайны бытия. К таким людям все относились с глубоким почтением. Зеландонии провел среди них несколько лет. Шамуд рассказывал об испытаниях, через которые им приходится пройти, чтобы приобрести особые знания и навыки. Возможно, Эйла жила прежде среди таких людей, которые избрали средством общения не слова, а движения? А затем поселилась одна в этих местах с целью дальнейшего совершенствования?

«А ты еще хотел вкусить вместе с ней Даров Радости, Джондалар. Неудивительно, что она отвергла твои притязания. Как жаль, что такая красивая женщина решила отказаться от Радостей. Впрочем, ты обязан с уважением относиться к ее решению, Джондалар, независимо от того, красивая она или нет».

Гнедой жеребенок все тыкался носом в ладони мужчины и терся об него – он начал линять, тело у него зудело, и ему хотелось, чтобы эти пальцы, безошибочно находившие все самые чувствительные места, снова и снова прикасались к нему, поглаживая его и почесывая. Джондалар порадовался тому, что жеребенок проявил к нему такое доверие. Раньше он только охотился на лошадей, и ему никогда не приходило в голову, что эти животные могут быть такими мирными, что его ласка может доставить им такое удовольствие.

Эйла улыбнулась, радуясь тому, что между Джондаларом и малышом Уинни возникла такая теплая привязанность. Вспомнив об идее, уже посещавшей ее раньше, она сказала:

– Джондалар дать имя жеребенку?

– Жеребенку? Ты хочешь, чтобы я дал имя жеребенку? – Он слегка растерялся, хотя мысль об этом показалась ему приятной. – Не знаю, Эйла. Мне еще ни разу в жизни не случалось задумываться о том, как назвать кого-нибудь, а уж тем более лошадь. Как можно дать имя лошади?

Эйла прекрасно поняла, почему он растерялся. В свое время она далеко не сразу свыклась с этой идеей. Имена имеют глубочайшее значение, они говорят об уникальности. Эйла воспринимала Уинни как уникальное существо, выделяющееся среди лошадей, и это было связано со множеством ее особенностей. Она была не просто лошадью, одной из тех, что кочуют табунами по степям. Она общалась с людьми, она доверяла Эйле, а та, в свою очередь, заботилась о ее безопасности. Уинни была уникальна среди ей подобных. И она получила имя.

Но зато у женщины появился ряд обязанностей. Ей приходилось тратить немало сил, заботясь обо всем, что было необходимо лошади, она постоянно думала о ней, и между судьбой женщины и животного возникла теснейшая связь.

Эйла осознавала, как важны возникшие между ними отношения. Она ощутила это особенно остро после возвращения Уинни. И желание, чтобы Джондалар дал имя жеребенку, было вызвано именно этим, хоть и возникло спонтанно, без умысла. Ей хотелось, чтобы он остался жить с ней. И если бы он привязался к жеребенку, у него появилась бы еще одна причина для того, чтобы задержаться в местах, где живет малыш, чтобы не покидать долину, послужившую пристанищем и Уинни, и Эйле.

Впрочем, торопить его нет необходимости. Он никуда не денется, по крайней мере до тех пор, пока у него не заживет нога.

Эйла внезапно проснулась. В пещере было темно. Она полежала на спине, всматриваясь в непроглядную черноту, надеясь заснуть снова. Через некоторое время она тихонько поднялась с постели – она выкопала в земляном полу пещеры канавку неподалеку от того места, где теперь спал Джондалар, – и пробралась на ощупь к выходу из пещеры.

«Я опять забыла накрыть валежником огонь, – подумала она, продвигаясь по уступу. – Джондалар не так хорошо освоился с пещерой, как я. Если он вздумает встать среди ночи, ему потребуется освещение».

Эйла решила немного подышать свежим воздухом. Четвертинка луны, клонившейся к заходу на западе, виднелась неподалеку от края скалистой стены, возвышавшейся на противоположном берегу реки, – вскоре она скроется за ним. Полночь давно миновала, до наступления утра оставалось не так уж много времени. Все внизу было скрыто под покровом тьмы, лишь блики звездного света скользили среди вод тихо плескавшейся реки.

Цвет ночного неба слегка изменился – из черного оно стало темно-синим, – но Эйла подсознательно уловила этот едва заметный переход и, сама не зная почему, решила больше не ложиться. Она следила за тем, как луна приобретает все более и более насыщенную окраску, до тех пор пока она не скрылась за темным краем скалы. Когда ее сияние померкло, Эйла почувствовала странное беспокойство и поежилась.

А небо становилось все светлее и светлее, звезды таяли, растворяясь в яркой синеве. В конце долины небо над горизонтом побагровело. Эйла следила за тем, как резко очерченный кроваво-красный диск солнца постепенно поднимается над землей, заливая долину яркими лучами света.

– Похоже, в степи на востоке пожар, – сказал Джондалар.

Эйла резко обернулась. На лицо ему падал свет лучей, источаемых огненным шаром, и глаза его приобрели сиреневатый оттенок – совсем иной, чем тот, который они приобретали при свете огня в очаге.

– Да, большой огонь, много дыма. Я не знала, что ты встал.

– Я проснулся уже давно, но все лежал, надеясь, что ты вернешься. Ты не пришла, и я решил все-таки встать. Огонь в очаге погас.

– Да, знаю. Я забыла сделать, чтобы он горел подольше.

– Ты забыла прикрыть его валежником, чтобы он не погас.

– Забыла прикрыть, – повторила она. – Пойду разводить. Он отправился вместе с ней обратно в пещеру. На входе он слегка пригнул голову, скорее на всякий случай, чем по необходимости. Между его макушкой и каменным сводом оставалось небольшое расстояние. Эйла достала кремень и железный колчедан и принялась собирать щепки и древесную труху для растопки.

– Ты, кажется, говорила, что нашла камень для разведения огня на берегу реки? Там есть еще такие?

– Да. Немного. Вода унесла.

– Во время половодья? Река разлилась и унесла камни для разведения огня? Может, сходим туда и насобираем их побольше?

Эйла рассеянно кивнула. У нее были другие планы на этот день, но она нуждалась в помощи Джондалара и не знала, как бы заговорить с ним об этом. Запасы мяса почти иссякли, и она боялась, как бы он не стал возражать против того, что она охотится. Ей уже случалось несколько раз уходить, прихватив с собой пращу, и он не спрашивал, откуда берутся зайцы, тушканчики и гигантские хомяки, из которых она готовила пищу. Впрочем, даже мужчины из Клана позволяли ей охотиться с пращой на маленьких зверьков. Но ей придется устроить охоту на крупных животных, а для этого необходимо выкопать яму, которая послужит западней, и взять с собой Уинни.

Мысль об этом не радовала ее. Она с куда большим удовольствием отправилась бы охотиться вместе с Вэбхья, но он покинул пещеру. Впрочем, реакция Джондалара вызывала у нее куда более сильное беспокойство, чем отсутствие партнера по охоте. Она знала, что Джондалар не сможет помешать ей заняться охотой. Она не принадлежала к его Клану, она хозяйка этой пещеры, и к тому же он еще не до конца поправился. Но кажется, ему понравилась долина, Уинни с жеребенком и даже она сама. Эйле не хотелось, чтобы его отношение к ней изменилось. Она знала по опыту, что мужчинам не нравится, когда женщины ходят на охоту, но отказаться от охоты она не могла.

Кроме того, ей понадобится его помощь и поддержка, ей нужно заручиться его согласием. Ей не хотелось брать с собой жеребенка: она боялась, как бы во время погони за дичью с ним не случилось беды. Если бы Джондалар согласился присмотреть за жеребенком, его можно было бы оставить здесь, пока они с Уинни будут охотиться. Это не займет много времени. Она разыщет стадо, выкопает яму и вернется в пещеру, а на следующий день добудет мяса. Но как бы попросить мужчину посидеть с жеребенком, пока она будет охотиться? Даже если он еще недостаточно окреп для того, чтобы принять участие в охоте?

Когда она принялась варить бульон на завтрак, ей пришлось в очередной раз окинуть взглядом свои оскудевшие запасы вяленого мяса, и она поняла, что больше откладывать с охотой нельзя. Она решила для начала показать Джондалару, как ловко она обращается с пращой. Увидев, как он отреагирует на это, она поймет, стоит ли говорить что-то еще и просить его о помощи.

У них появилась привычка совершать по утрам прогулку вдоль берега реки, окаймленного полосой кустов. Это шло на пользу здоровью Джондалара и доставляло Эйле удовольствие. В тот день перед уходом она заткнула за пояс пращу. Оставалось лишь надеяться, что по пути им попадется небольшой зверек.

Ее надежды в полной мере оправдались. Стоило им отойти от реки, как они спугнули на лугу двух куропаток. Заметив их, Эйла тут же достала пращу и камни. Когда она сбила на лету первую, вторая взмыла было в воздух, но пущенный Эйлой второй камень прервал ее полет. Прежде чем пойти и подобрать их, Эйла взглянула на Джондалара. Она увидела на его лице изумленное выражение и, что было куда важнее, улыбку.

– Потрясающе, Эйла! Значит, вот как тебе удавалось охотиться на небольших зверьков. А я думал, ты ставишь силки. Что это за оружие?

Она отдала ему мешок с прикрепленными к нему двумя ремешками, а сама отправилась за куропатками.

– Кажется, это называется праща, – сказал он, когда Эйла вернулась. – Вилломар рассказывал мне о таком оружии. Тогда я не представлял, о чем он говорит, но, похоже, это оно и есть. Ты очень ловко обращаешься с пращой, Эйла, а для этого, помимо природных данных, требуется тренировка.

– Ты не против, что я охотиться?

– Если бы ты не охотилась, кто бы это делал вместо тебя?

– Мужчины Клана не любить женщин охотиться.

Джондалар внимательно присмотрелся к ней и заметил, как она взволнована и озабочена. Несмотря на то что их мужчинам не нравились женщины, которые охотятся, она научилась это делать. Почему она решила именно сегодня продемонстрировать ему свое искусство? Почему она как будто ждет, чтобы он одобрил ее действия?

– Большинство женщин племени Зеландонии охотятся в молодые годы. Моя мать славилась умением выслеживать дичь. Почему бы женщинам не охотиться, если им этого хочется? Мне нравятся женщины, которые охотятся, Эйла.

От напряжения, в котором она пребывала, не осталось и следа, он явно сказал именно то, что ей хотелось услышать, и при этом ему не пришлось кривить душой. Но он так и не понял, почему это имело для нее столь важное значение.

– Мне надо идти охота, – сказала она. – Нужна помощь.

– Я бы с удовольствием помог тебе, но боюсь, пока что я не в состоянии этого сделать.

– Не надо помогать охота. Я взять Уинни, ты взять жеребенка?

– Так вот в чем дело, – сказал он, – ты хочешь, чтобы я присмотрел за жеребенком, пока вы с кобылой будете охотиться? – Он рассмеялся. – Неожиданный поворот. Обычно, когда у женщин появляются дети, они перестают ходить на охоту и обязанность добывать для них мясо ложится на мужчин. Да, конечно, я присмотрю за жеребенком. Кто-то должен охотиться, и я не хочу, чтобы с малышом стряслась какая-нибудь беда.

Испытывая невероятное облегчение, Эйла широко улыбнулась. Он не против, он действительно не против.

– Впрочем, советую тебе проверить, много ли бед натворил пожар на востоке, прежде чем ты возьмешься за охоту. Возможно, огонь уже все сделал за тебя.

– Огонь охотиться? – спросила она.

– Случается так, что животные гибнут целыми стадами, задохнувшись от дыма. И порой оказывается, что мясо, за которым ты отправился, уже запеклось. Наши сказители часто рассказывают забавную историю про человека, который обнаружил туши животных, чье мясо испеклось во время пожара в степи, и которому стоило большого труда уговорить других обитателей Пещеры испробовать его, потому что оно подгорело. Эта история бытует с давних пор.

Эйла поняла, о чем он говорит, и заулыбалась. Бушующее пламя может стать причиной гибели целого стада. Возможно, ей не придется копать яму.

Когда Эйла вынесла волокушу с прикрепленными к ней корзинами, Джондалар сильно заинтересовался этим сложным приспособлением, предназначение которого оставалось ему непонятным.

– Уинни тащить мясо в пещеру, – объяснила ему Эйла, указав на волокушу и закрепляя ремни на холке лошади. – Уинни тащить тебя в пещеру, – добавила она.

– Так вот каким образом ты доставила меня туда! Я долго ломал над этим голову. Ты явно не могла сама принести меня в пещеру. Я предположил, что меня нашли другие люди, которые потом оставили меня у тебя.

– Нет… другие люди. Я найти… тебя… другой мужчина.

Лицо Джондалара тут же помрачнело. Упоминание о Тонолане застало его врасплох, и он вновь ощутил невыносимую боль утраты.

– Тебе пришлось оставить его там? Неужели ты не могла взять с собой и его? – резко бросил он.

– Другой мужчина мертвый, Джондалар. Ты ранен, очень ранен, – сказала она, чувствуя, как ею овладевает ощущение беспомощности, переходящее в отчаяние. Ей хотелось сказать, что она похоронила того человека и оплакала его, но это оказалось ей не под силу. Она могла говорить о чем-то конкретном, но, сталкиваясь с отвлеченными понятиями, всякий раз оказывалась в тупике. Ей очень хотелось поделиться с Джондаларом мыслями, но она не знала, можно ли их как-то выразить при помощи слов, и пришла в замешательство. Она помнила, как отчаянно он горевал в тот день, когда впервые пришел в себя. Прошло столько времени, а она до сих пор не в состоянии хоть немного утешить его.

Она сильно завидовала той легкости, с которой он выбирал нужные слова, составляя из них фразы, располагая их в нужном порядке, его свободе выражения мыслей. А перед ней всякий раз возникал невидимый барьер, сквозь который ей никак не удавалось пробиться, и, хотя ей зачастую казалось, что это вот-вот произойдет, какой-то изъян мешал ей преодолеть препятствие. Интуиция подсказывала ей, что она обладает необходимыми данными, что нужно лишь найти верный подход – и ей откроется секрет знаний, хранящихся в глубине ее памяти.

– Прости, Эйла. Я не имел права кричать на тебя, но Тонолан был моим Братом… – Он произнес это слово чуть ли не со стоном.

– Братом. У вас с тем человеком… одна мать?

– Да, мы дети одной и той же матери.

Эйла кивнула и повернулась к лошади, сожалея о том, что не может сказать ему, насколько ей близки и понятны его чувства. Она знала о том, как велика привязанность между братьями и сестрами, о тех особых отношениях, которые могут возникнуть между детьми одной и той же матери. Креб и Бран были братьями.

Эйла уложила вещи в корзины и взяла копья, собираясь вынести их наружу и приторочить потом, когда Уинни выйдет из пещеры, чтобы они не зацепились за край низкого свода на входе. Наблюдая за тем, как Эйла собирается в дорогу, Джондалар понял, что лошадь служит женщине не только спутницей, но и оказывает ей огромную помощь. Раньше он и не представлял себе, какие преимущества может дать человеку использование лошади. Однако противоречия, подмеченные им в поведении Эйлы, приводили его в недоумение: с одной стороны, она использовала лошадь во время охоты и для того, чтобы притащить в пещеру добытую тушу, – гигантский шаг вперед по сравнению со всеми приемами, с которыми ему доводилось сталкиваться, – а с другой стороны, копья, которые у нее имелись, были донельзя примитивными.

Ему доводилось ходить на охоту с людьми самых разных племен, которые пускали в ход копья, различавшиеся между собой, но те, что были у Эйлы, выглядели совершенно иначе. И все же что-то в них показалось ему знакомым. Твердый, опаленный огнем острый наконечник, прямое гладкое древко, но вид у копья какой-то несуразный. О том, чтобы метнуть его, не может быть и речи, – оно куда больше копья, с которым он охотился на носорога. Как же она с ним справляется? Как ей удается так близко подобраться к зверю? Он решил спросить Эйлу об этом, когда она вернется. Сейчас для этого нет времени. Она постепенно овладевает искусством речи, но ей еще довольно-таки трудно объясняться.

Он отвел жеребенка в пещеру еще до того, как Эйла и Уинни отправились в путь, и долго стоял, поглаживая и почесывая гнедого малыша, пока не убедился в том, что Эйла и его мать уже далеко. Он посидел, затем поднялся, опираясь на палку, и, чувствуя, что любопытство так и не даст ему покоя, отыскал светильник и зажег его. Он вполне мог передвигаться с места на место внутри пещеры без палки и поэтому оставил ее валяться возле постели, а сам двинулся вперед вдоль стены в пещере, держа каменный светильник на ладони. Ему захотелось выяснить, насколько велика пещера и что находится в ее глубине. По размеру она оказалась именно такой, как он и предполагал. Он не обнаружил в ней потайных проходов, но нашел небольшую нишу, а в ней нечто неожиданное – признаки того, что в ней не так давно жил пещерный лев, и в том числе след огромной лапы.

Осмотрев целиком всю пещеру, Джондалар понял, что Эйла прожила в ней не один год. Он было подумал, что след пещерного льва ему померещился, но после того, как он вернулся обратно и обследовал нишу более тщательно, у него не осталось ни малейших сомнений в том, что в углу пещеры в прошлом году ютился лев.

Еще одна загадка! Удастся ли ему когда-нибудь найти ответ на все эти будоражащие ум вопросы?

Он взял одну из корзин Эйлы, как ему показалось, совсем новую, и решил сходить на берег реки – поискать там камней для разведения огня, чтобы сделать хоть что-нибудь полезное. Жеребенок поскакал вперед, а Джондалар потихоньку спустился по крутой тропе, опираясь на палку, которую затем оставил у скалы в том месте, где находилась кучка костей. Когда же наконец он сможет обходиться при ходьбе без палки?

Жеребенок подбежал к Джондалару и принялся тыкаться носом ему в руку. Джондалар почесал его, приласкал, а затем громко рассмеялся, увидев, как жеребенок радостно кинулся валяться по земле в ложбинке, которую использовали они с Уинни. Он перевернулся на спину и, задрав вверх ноги, стал кататься по мягкой рыхлой земле, фыркая от восторга. Затем он поднялся, отряхнулся – во все стороны полетели комья земли, – а потом отправился в тенек и улегся отдыхать под ивой.

Джондалар медленно пошел по берегу реки, внимательно осматривая лежавшие там камни.

– Вот, нашел! – громко воскликнул он. Жеребенок вздрогнул. Джондалару стало немного неловко за себя. – А вот еще! – крикнул он опять, не удержавшись, и смущенно улыбнулся. Он поднял серый камешек с золотистыми прожилками, но тут внимание его привлек другой камень, побольше. – Здесь есть кремень!

«Вот откуда она берет кремень для изготовления орудий! Если найти камень, который можно использовать как отбойник, и соорудить тесло, ты смог бы изготовить кое-какие орудия, Джондалар! Хорошие острые пластины и резцы… – Он выпрямился и осмотрел кучу камешков и костей, которые вынесло течением к скалистой стене. – Похоже, тут есть подходящие кости и рога. Ты смог бы сделать для Эйлы нормальное копье.

Возможно, ей не нужно «нормальное копье», Джондалар. Возможно, она пользуется таким не случайно. Но ты мог бы изготовить копье для себя самого. Это лучше, чем сидеть сложа руки целый день. А еще ты мог бы заняться резьбой. У тебя это неплохо получалось, пока ты не забросил это дело».

Он порылся среди костей и плавника, затем подошел к куче, находившейся с другой стороны, и принялся осматривать кости, черепа и рога, валявшиеся среди кустов. Пока он искал камень для отбойника, ему удалось насобирать целую пригоршню камешков для разведения огня. Когда он наконец взялся за работу и начал трудиться над первым из обломков кремня, на лице его заиграла улыбка. Впервые за очень долгое время ему удалось снова заняться любимым делом.

Он подумал о том, как много орудий сможет изготовить, имея под рукой кремень. Хороший нож и топор с ручкой, несколько копий и шило, которое понадобится для починки одежды. Может быть, Эйле понравится какое-нибудь, во всяком случае, ему будет что показать ей.

Вопреки его опасениям время пролетело быстро, и когда начали сгущаться сумерки, он собрал приспособления для обработки кремня и новые орудия, которые ему удалось изготовить с их помощью, и завернул их в позаимствованную у Эйлы шкуру. По возвращении в пещеру жеребенок принялся тыкаться носом ему в руки, упорно чего-то добиваясь, и Джондалар решил, что малыш проголодался. Он достал приготовленную Эйлой жидкую кашу из зерна, и после недолгих колебаний жеребенок принялся за еду. Она отправилась в путь около полудня. Куда же она запропастилась?

Вскоре стемнело, и Джондалар всерьез забеспокоился. Жеребенку нужна Уинни, да и Эйле пора бы уже вернуться. Какое-то время он провел на выступе у пещеры, ожидая, не покажется ли где-нибудь Эйла, а потом решил развести костер, который будет заметен издалека, – вдруг она заблудилась. «Она не могла заблудиться», – сказал Джондалар самому себе, но костер все-таки развел.

Прошло немало времени, прежде чем она наконец вернулась. Заслышав топот Уинни, Джондалар стал спускаться по тропинке им навстречу, но жеребенок опередил его. Эйла спешилась на берегу реки, сняла тушу оленя с волокуши, изменила положение жердей, чтобы лошадь смогла пройти по узкой тропе, и повела ее наверх, а Джондалар, успевший к этому времени спуститься вниз, отошел в сторону. Эйла вернулась, освещая себе путь головней. Джондалар взял ее, а Эйла погрузила вторую тушу на волокушу. Джондалар, прихрамывая, сделал несколько шагов, намереваясь помочь ей, но Эйла уже справилась сама. Наблюдая за тем, как она перекладывает тяжелую тушу оленя, Джондалар оценил силу, которой она обладала, и понял, почему эта женщина стала такой сильной. Участие лошади, использование волокуши облегчали труд и, пожалуй, были ей просто необходимы, но тем не менее ей приходилось все делать в одиночку.

Жеребенок все пытался подобраться к материнскому вымени, но Эйла подпустила его к Уинни, лишь когда они оказались возле входа в пещеру.

– Ты прав, Джондалар, – сказала она, добравшись до выступа. – Большой, большой огонь. Я не видеть такого раньше. Далеко. Много-много животных.

Ему показалось, что голос ее звучит как-то необычно, и он пригляделся к ней повнимательнее. Эйла сильно устала, ей пришлось стать свидетельницей массовой гибели животных, и в ее тревожном взгляде сквозила опустошенность. Руки ее почернели от грязи, на лице и на шкуре виднелись пятна сажи и крови. Сняв с лошади ремни, которыми крепилась волокуша, она обняла Уинни за шею и прильнула к ней, пошатываясь от усталости. Лошадь стояла опустив голову и широко расставив передние ноги, а жеребенок шумно сосал вымя. Вид у Уинни был такой же изможденный, как у Эйлы.

– Похоже, пожар бушует где-то далеко. Уже совсем поздно. Ты провела в пути весь день? – спросил Джондалар.

С трудом подняв голову, Эйла повернулась к нему. На мгновение она позабыла о его существовании.

– Да, весь день, – ответила она и глубоко вздохнула. До отдыха еще далеко, ей нужно многое сделать. – Много животных умереть. Много зверей прийти за мясом. Волк. Гиена. Лев. Другие, я не видела их раньше. Большие зубы. – Раскрыв рот, она приложила к верхней губе руки, вытянув указательные пальцы, изображая длинные клыки.

– Ты видела саблезубого тигра! Я не думал, что они существуют на самом деле! Один старик рассказывал во время Летнего Схода подросткам о том, как однажды в молодости столкнулся с этим зверем, но многие решили, что это выдумки. Так ты вправду видела его? – спросил Джондалар, жалея о том, что не отправился на охоту вместе с ней.

Она кивнула, задрожала и передернула плечами, закрыв глаза.

– Уинни испугаться. Он близко. Праща стрелять. Уинни и я бежать.

Услышав ее сбивчивое описание случившегося, Джондалар в изумлении вытаращил глаза.

– Ты прогнала саблезубого тигра, пустив в ход пращу? Храни тебя Великая Мать, Эйла!

– Много мяса. Тигр… не хотеть Уинни. Праща стрелять. – Ей хотелось поподробнее рассказать об этом, поделиться с ним своими переживаниями, поведать, какого страху она натерпелась, но это оказалось ей не по силам. Усталость помешала ей явственно представить себе все происшедшее, а затем попытаться подобрать нужные слова.

«Неудивительно, что она так устала, – подумал Джондалар. – Может, я и зря посоветовал ей воспользоваться тем, что в степи бушует пожар, хотя она добыла двух оленей. Но для того, чтобы не удариться в панику, столкнувшись с саблезубым тигром, нужна колоссальная выдержка. Потрясающая женщина».

Эйла взглянула на свои руки и снова отправилась по тропинке к реке. Она взяла головню, которую Джондалар воткнул в землю, и, подойдя поближе к воде, огляделась по сторонам, а затем вытащила из земли росток амаранта, растерла в ладонях листья и корни, смочила их и добавила песка. Тщательно вымыв руки и лицо, она поднялась в пещеру.

Джондалар уже начал разогревать камни в очаге, и Эйла очень этому обрадовалась. Чашка горячего чая – как раз то, что ей сейчас нужно. Перед уходом она оставила ему еды и понадеялась, что ей не придется теперь готовить. Заниматься этим некогда: ей нужно освежевать двух оленей и нарезать мясо, чтобы потом высушить его.

Она специально выбрала туши, которых не коснулся огонь, зная, что ей потребуются шкуры. Но, взявшись за работу, она вспомнила, что так и не собралась сделать новые острые ножи. Со временем ножи тупятся, ведь под нажимом от режущего края откалываются мелкие кусочки. В таком случае лучше сделать новый нож, а старый можно использовать для других целей, например в качестве скребка.

Она измучилась, орудуя тупым ножом, но все пыталась разрезать шкуру, пока из глаз у нее не хлынули слезы от отчаяния и усталости, от сознания того, что она не может ничего объяснить.

– Эйла, в чем дело? – спросил Джондалар.

Она промолчала, продолжая безуспешные попытки справиться со шкурой. Что она может сказать? Джондалар отобрал у нее тупой нож и заставил ее выпрямиться.

– Ты устала. Может, приляжешь и отдохнешь?

Она покачала головой, хотя ей больше всего на свете хотелось поступить именно так.

– Снять шкура, суши мясо. Не ждать, гиена придет.

Джондалар не стал говорить о том, что тушу можно затащить в пещеру, Эйла уже явно с трудом соображала.

– Я постерегу ее, – сказал он. – Тебе необходимо отдохнуть. Пойди приляг, Эйла.

Она преисполнилась глубочайшей благодарности к Джондалару. Он сможет постеречь тушу! Ей даже в голову не пришло попросить его об этом, ведь она давно уже отвыкла полагаться на чью-либо помощь. Вздохнув с облегчением, она, пошатываясь, отправилась в пещеру и рухнула на постель. Ей захотелось сказать Джондалару, как она благодарна ему за помощь, и тут слезы снова навернулись ей на глаза. Нет смысла даже пытаться, она не может разговаривать!

На протяжении ночи Джондалар несколько раз заходил в пещеру и, тревожно хмуря лоб, смотрел на спавшую женщину. Ей что-то снилось, и она металась по постели, размахивая руками и бормоча что-то непонятное.

Эйла брела сквозь туман и время от времени принималась кричать, взывая о помощи. Высокая женщина, окутанная белесоватой дымкой, лица которой ей не удалось толком разглядеть, протянула к ней руки. «Я пообещала, что буду осторожна, мама, но куда же ты подевалась? – пробормотала Эйла. – Почему ты не пришла, хотя я звала тебя? Я все кричала и кричала, но ты не вернулась. Где ты была? Мама! Мама! Только не уходи больше! Останься! Мама, подожди меня! Не оставляй меня одну!»

Высокая женщина исчезла, а пелена тумана развеялась. На ее месте появилась другая женщина, невысокая и коренастая. Ее сильные, мускулистые ноги были слегка кривоваты, но при ходьбе она держалась прямо. Большой нос с горбинкой и четко очерченной переносицей, нижняя челюсть выдается вперед, но подбородка нет. Лоб у нее низкий и покатый, голова большая, а шея толстая и короткая. Мощные надбровные дуги, а под ними карие глаза. Взгляд ее светится умом, любовью и печалью.

Она взмахнула рукой. «Айза! – закричала Эйла. – Айза, помоги мне! Помоги, прошу тебя! – Но Айза лишь недоуменно посмотрела на нее. – Айза, неужели ты меня не слышишь? Почему ты меня не понимаешь?» – «Никто тебя не поймет, если ты не научишься разговаривать как положено, – донесся до нее чей-то голос. Она увидела мужчину, старого и хромого, который опирался при ходьбе на палку. Вместо одной из рук – культя, заканчивающаяся у локтя. Левая половина лица покрыта жуткими шрамами, левого глаза нет, но правый на месте, и взгляд его говорит о силе, мудрости и сострадании к ближним. – Ты должна научиться разговаривать», – сказал Креб с помощью жестов, взмахивая одной рукой, но до Эйлы донесся его голос, очень похожий на голос Джондалара. «Как же я научусь? Я не могу вспомнить! Помоги мне, Креб!» – «Твой тотем – Пещерный Лев, Эйла», – сказал старый Мог-ур.

В воздухе промелькнуло желто-коричневое пятно – хищник подобрался к стаду зубров и повалил на землю огромную самку с рыжеватой шкурой, а та в ужасе взревела. Эйла ахнула, услышав рычание саблезубого тигра. Он обнажил клыки, и она увидела, что морда у него измазана в крови. Он подступал все ближе и ближе к ней, и казалось, что с каждым шагом его клыки становятся все длиннее и острее. Эйла оказалась в маленькой пещере и прижалась спиной к каменной стене, понимая, что отступать некуда. Послышалось рыканье пещерного льва.

«Нет! Нет!» – закричала она.

В воздухе промелькнула огромная лапа, и острые когти оставили на ее левом бедре четыре параллельные красные полосы.

«Нет! Нет! – воскликнула она. – Я не могу! Не могу! – Ее окутала волна клубящегося тумана. – Я не могу вспомнить».

Высокая женщина вновь протянула к ней руки: «Я помогу тебе…»

На мгновение в завесе тумана появилась прореха, и Эйла увидела лицо, очень похожее на ее собственное. Ее сильно затошнило, а в земле появилась глубокая трещина, из которой на нее пахнуло запахом гнилья и сырости.

– Мама! Маа-маа!

– Эйла! Эйла! Что с тобой? – Джондалар принялся будить ее. Он стоял в конце каменного карниза и вдруг услышал, как она выкрикивает слова на незнакомом языке. Несмотря на хромоту, он тут же оказался в пещере.

Эйла приподнялась и села. Джондалар обнял ее.

– Ох, Джондалар, мне приснился сон, и такой страшный! – всхлипывая, проговорила она.

– Ну ничего, Эйла. Все в порядке.

– Мне приснилось землетрясение. Вот что произошло тогда. Она погибла во время землетрясения.

– Кто погиб во время землетрясения?

– Моя мать. И Креб, но гораздо позже. Ох, Джондалар, я ненавижу землетрясения! – Она содрогнулась, прижимаясь к нему.

Держа ее за плечи, Джондалар отстранился от нее так, чтобы видеть ее лицо.

– Расскажи, что тебе приснилось, Эйла, – попросил он.

– Сколько я себя помню, мне постоянно снятся эти сны, они преследуют меня. Сначала я оказываюсь в маленькой пещере и ко мне тянется когтистая лапа. Очевидно, тогда мой тотем и оставил отметку у меня на бедре. Второй сон мне раньше не удавалось вспомнить, но я каждый раз просыпалась, когда меня начинало трясти и тошнить. Но на этот раз я его запомнила Я видела ее, Джондалар, я видела свою мать!

– Эйла, ты слышишь?

– О чем ты?

– Ты разговариваешь, Эйла. Ты свободно говоришь!

Когда-то Эйла умела разговаривать, хоть и на другом языке, она обладала всеми навыками, необходимыми для овладения устной речью. Потом она отвыкла произносить слова вслух, потому что ей пришлось освоить иной метод общения ради того, чтобы выжить, и потому что ей хотелось позабыть о трагедии, в результате которой она осталась одна. Но, слушая Джондалара, она не только запоминала слова, она постепенно усваивала структурную и интонационную основу его языка, хоть и не прилагала к этому сознательных усилий.

Подобно ребенку, который учится говорить, она от рождения была наделена склонностью и способностями к этому, ей недоставало лишь постоянного общения с себе подобными. Но ее стремление к тому, чтобы овладеть речью, было куда сильнее, чем у ребенка, и ее память была развита куда лучше. Она быстро продвигалась вперед. И хотя она еще не могла в точности воспроизвести все звуки и интонации, ей удалось в совершенстве овладеть языком, на котором говорил Джондалар.

– И вправду! Я могу говорить! Джондалар, у меня в голове появились слова, я могу выражать свои мысли!

Только теперь оба они заметили, что сидят обнявшись, и тут же смутились. Джондалар выпустил Эйлу из объятий.

– Неужели уже настало утро? – воскликнула Эйла, заметив, что в пещеру сквозь проем на входе и через отверстие для дыма проникает свет. Она сбросила с себя шкуры. – Я и не думала, что просплю так долго. О Великая Мать! Мне же нужно высушить мясо! – Она усвоила даже его выразительные восклицания.

Джондалар улыбнулся. Она обрела дар речи столь внезапно, что он не мог не изумиться, но слушать, как она говорит с забавным акцентом, было приятно.

Эйла поспешно направилась к выходу из пещеры, но, выглянув наружу, застыла на месте, потерла глаза и посмотрела еще раз. По всему каменному выступу были разложены аккуратно нарезанные небольшие кусочки мяса треугольной формы, а кое-где между ними дымились маленькие костры. Может, все это лишь снится ей? Или все женщины Клана неожиданно явились сюда, чтобы оказать ей помощь?

– Я испек немного мяса на костре, на случай если ты проголодаешься, – как бы невзначай сказал Джондалар, самодовольно улыбаясь.

– Ты? Ты приготовил мясо?

– Да, приготовил. – Его улыбка стала еще шире. Он не ожидал, что его маленький сюрприз будет иметь такой успех. Хоть он и не может пока охотиться, ему вполне по силам освежевать туши добытых ею оленей и нарезать мясо для сушки, тем более что он только что сделал несколько новых ножей.

– Но… ты же мужчина! – воскликнула потрясенная до глубины души Эйла.

Джондалар не мог знать о том, что его поступок покажется ей чем-то из ряда вон выходящим. Люди, принадлежавшие к Клану, могли черпать знания и навыки, необходимые для выживания, только из собственной памяти. В силу особенностей их развития любое умение, информация о котором хранилась в мозгу, передавалось из поколения в поколение. Обязанности мужчин и женщин были разными, и это разделение труда произошло так давно, что и сведения, хранившиеся в их памяти, разнились меж собой. Мужчины не могли выполнять работу, вменявшуюся в обязанность женщинам, и наоборот, – они не обладали соответствующими знаниями.

Мужчина, принадлежавший к Клану, мог добыть на охоте оленя и притащить его в пещеру. Он даже смог бы освежевать тушу, хотя и не так умело, как женщина. В случае острой необходимости он сумел бы отрезать от нее несколько кусков мяса, но ему даже не пришло бы в голову попытаться нарезать его маленькими кусочками для сушки, а если бы и пришло, ему ни за что не удалось бы проделать это так, как нужно, для того чтобы мясо подсыхало равномерно. Эйла с изумлением взирала на картину, открывшуюся ее взгляду.

– Разве мужчинам запрещается резать мясо? – спросил Джондалар, зная, что среди людей некоторых племен установлены правила, согласно которым женщинам и мужчинам приходится выполнять различные виды работ. Но ему просто хотелось помочь Эйле, и он никак не ожидал, что это заденет ее чувства.

– Женщины из Клана не могут охотиться, а мужчины не могут… готовить еду, – попыталась объяснить она.

– Но ты же охотишься.

Эти слова внезапно привели ее в волнение. Она совсем позабыла о том, что куда больше походит на людей племени Джондалара, чем на людей, принадлежащих к Клану.

– Я… не такая, как женщины Клана, – проговорила она, не зная, как ему толком объяснить. – Я такая же, как ты, Джондалар. Женщина из племени Других.