Глава 12

– Джондалар! – воскликнул Маркено. Высокий чужеземец остановился, поджидая не менее рослого Шарамудои. – Не спеши подниматься наверх вечером… Придумай отговорку, – сказал Маркено приглушенным голосом. – Тонолану после Обета и так несладко приходится – все эти ограничения и ритуалы… Надо хоть немножко расслабиться…

Он вынул из меха затычку и смущенно улыбнулся. Джондалар почувствовал знакомый запах черничного вина.

Зеландонии улыбнулся и ответил Маркено утвердительным кивком. Его народ и Шарамудои заметно отличались друг от друга, однако кое-какие их обычаи были удивительно схожи. Судя по всему, молодые мужчины хотели устроить свое собственное «ритуальное» действо. Они продолжали спускаться по крутой тропке.

– Как дела у Толи и Шамио?

– Толи боится, что у Шамио на лице останется шрам. В остальном с ними все в порядке. Серенио считает, что от ожога не останется и следа, но в этом не уверен даже Шамуд.

Джондалар нахмурился и понимающе закивал головой. Тропинка сделала крутой поворот, и они увидели Карлоно, задумчиво разглядывавшего дерево. Увидев их, он широко улыбнулся. От этого его сходство с Маркено стало еще более заметным. Он уступал в росте сыну своего очага, однако был таким же сухощавым и жилистым. Еще разок взглянув на дерево, он отрицательно покачал головой:

– Нет. Не подходит.

– Не подходит? – спросил Джондалар.

– Для распорок, – пояснил Карлоно. – Я не вижу в этом дереве лодки. И изгиб внутренний у нее иной, чем у этих ветвей. Они не пойдут даже на отделку.

– Откуда ты это знаешь? Лодка ведь еще не закончена, – удивился Джондалар.

– Уж он-то знает, – вмешался в разговор Маркено. – Карлоно всегда находит то, что нужно. Если хочешь, можешь остаться с ним и поговорить о деревьях. Ну а я пойду вниз, на поляну.

Джондалар проводил его взглядом и спросил у Карлоно:

– Но ответь мне, как ты находишь нужное дерево?

– Нужно развить в себе особое чувство – а это достигается только практикой. На сей раз следует искать не стройные высокие деревья. Здесь понадобятся кривые, изогнутые ветви. Ты должен прикинуть, как они лягут на днище лодки и впишутся в ее борта. Искать такие деревья надо на открытых местах, там, где они могут разрастись вширь. Деревья похожи на людей. Одни больше любят компанию, в которой каждый пытается превзойти других. Другие предпочитают жить по-своему, прекрасно сознавая то, что им может грозить одиночество. Каждое из них имеет свою цену…

Карлоно сошел с главной тропы и пошел по еле приметной тропке. Джондалар следовал за ним.

– Иногда деревья растут парами, – продолжал вождь племени Рамудои, – подлаживаясь друг к другу. Посмотри сюда. – Он указал на сплетенные стволы росшей неподалеку пары. – Мы называем их любовной парой. Если срубить одно из этих деревьев, второе дерево тоже может умереть…

Джондалар печально вздохнул.

Они вышли на прогалину. Карлоно повел высокого мужчину вверх по залитому солнцем склону, туда, где рос огромный раскидистый дуб. На одной из его ветвей Джондалар заметил что-то вроде плода и изумленно замер. В следующее мгновение он увидел на нем и другие предметы: изящные корзинки с пестрыми узорами из птичьих перьев, маленькие кожаные мешочки, разукрашенные раковинками-бусинками и нехитрым узорным плетением. Длинное ожерелье было надето на дерево так давно, что буквально вросло в ствол. При ближайшем рассмотрении оно оказалось сделанным из аккуратно обточенных ракушек с просверленными посередине отверстиями, которые чередовались с рыбьими позвонками. Здесь же висели маленькие резные лодочки, волчьи клыки, цветастые птичьи перья и беличьи хвостики. Такого Джондалар еще не видел.

Карлоно довольно кашлянул.

– Это – Щедрое Древо, или Древо Желаний. Полагаю, Джетамио уже принесла ему свой дар… Так поступают те женщины, которые хотят, чтобы Мудо одарила их ребенком. Они считают это дерево своим, однако это не мешает и мужчинам приносить ему свои подношения. Они просят о ниспослании удачи во время первой охоты, о крепости лодок и о счастливом браке. Нельзя просить часто – речь должна идти о чем-то особом…

– Какой он огромный!

– Да. Это – дерево Матери, но привел я тебя сюда совсем не по этой причине. Ты видишь, как изгибаются его ветви? Распорок из такого дерева не сделаешь, и не потому, что оно является Щедрым Древом, просто оно слишком велико… Так вот, для распорок нужно искать деревья именно такого типа. Главное, чтобы ветви загибались так же, как борта твоей лодки.

Они перешли на другую тропку и стали спускаться к прогалине, на которой Шарамудои строили свои лодки. Они остановились возле Маркено и Тонолана, работавших над длинным бревном огромного обхвата, удаляя его сердцевину каменными теслами. На этой стадии бревно походило скорее не на изящную легкую лодку, но на грубое долбленое корыто, пригодное разве что для приготовления травяного настоя. Нос и корма лодки вырезались в последнюю очередь.

– Джондалар заинтересовался строительством лодок! – сказал Карлоно.

– Надо подыскать ему речную женщину – тогда бы он смог стать Рамудои. Это справедливо. Брат-то его будет Шамудои, верно? – пошутил Маркено. – Я знаю двух девиц, которым он явно приглянулся… Одной из них особенно…

– Серенио с ними живо разберется, – усмехнулся Карлоно, подмигнув Джондалару. – Кстати, лучшие строители лодок происходят именно из племени Шамудои. Лодка речного человека должна находиться в воде, а не на суше.

– Если тебе так хочется научиться строить лодки, возьми в руки тесло, – буркнул Тонолан. – Мой братец – большой любитель поговорить. – Его руки и лицо были чем-то перепачканы. – Могу уступить свой инструмент, – добавил он, швырнув тесло Джондалару. Тот машинально поймал увесистое орудие. Режущая кромка камня составляла прямой угол с топорищем, оставившим на его руке черный след.

Тонолан спрыгнул с бревна и направился к горевшему неподалеку костру. Дрова в нем уже прогорели, между раскаленными угольями время от времени появлялись оранжевые язычки пламени. Он поднял с земли обугленный кусок обшивки и принялся наметать на него веткой раскаленные головешки, затем отнес этот своеобразный совок к бревну и рассыпал уголья по намеченному контуру. Маркено тем временем подбросил в костер дров и прихватил с собой мех, наполненный водой. Выжигать нужно было только сердцевину дерева, внешнюю часть бревна следовало сохранить целой.

Пользуясь веткой, Тонолан равномерно распределил уголья и, выждав какое-то время, принялся заливать их водой. Громкое шипение, взметнувшиеся ввысь клубы пара и едкий запах горящей древесины свидетельствовали о борении двух начал – огня и воды. Вода взяла верх. Тонолан убрал почерневшие угли, после чего вновь залез в будущую лодку и стал стесывать почерневшую древесину, углубляя и расширяя выборку.

– Дайте-ка и я попробую, – сказал Джондалар, понаблюдав за этим процессом.

– А я было решил, что ты так и простоишь здесь весь этот день, – заметил Тонолан с усмешкой. Общаясь друг с другом, братья то и дело сбивались на свой родной язык, казавшийся им теперь особенно простым и понятным. Впрочем, теперь они могли объясняться и на новом языке, причем Тонолан владел им более свободно.

Джондалар сделал несколько ударов теслом, остановился, чтобы получше рассмотреть его режущую кромку, и вновь принялся за работу, теперь уже направляя орудие под нужным углом. Какое-то время трое молодых мужчин молча работали. Наконец они остановились, решив немного передохнуть.

– Впервые вижу, чтобы при выдалбливании дерева пользовались огнем, – заметил Джондалар, когда они направились к навесу. – А тесла у нас точно такие же.

– Огонь ускоряет и упрощает работу. У дуба очень плотная древесина, – ответил Маркено. – Иногда мы делаем лодки из сосен, растущих повыше. Они мягче и лучше поддаются обработке. Но и в этом случае мы прибегаем к помощи огня.

– Долго делай лодка? – поинтересовался Джондалар.

– Все зависит от того, как ты работаешь и сколько тебе нужно вложить в нее работы. Эта лодка не займет у нас много времени. Ты ведь и сам понимаешь: пока она не будет готова, Тонолан не сможет взять в жены Джетамио, – улыбнулся Маркено. – Я никогда не видел таких усердных работников. Мало того, он и тебя сумел привлечь. Раз уж ты взялся за это дело, имеет смысл довести его до конца, верно? Иначе дерево может пересохнуть. Сегодня нам нужно заготовить планки для обшивки. Ты нам поможешь?

– Еще бы он нам не помог! – воскликнул Тонолан.

Огромный дуб, в рубке которого участвовал и Джондалар, был перетащен на другую сторону прогалины после того, как у него отрубили верхушку. Перетаскивать огромное бревно пришлось всем мужчинам, находившимся на поляне, многие из них принимали участие и в его раскалывании. На сей раз Тонолан не завлекал своего брата. Тот просто не мог пропустить столь интересного и важного этапа работ.

Вначале вдоль древесных волокон по всей длине ствола были вбиты клинья, сделанные из оленьего рога. Они вбивались с помощью тяжелых, оснащенных рукоятками каменных кувалд. Вскоре ствол дал трещину, которая вначале расходилась очень неохотно. По мере того как заостренные роговые клинья входили в дерево, поперечные волокна разрывались одно за другим, пока наконец бревно с оглушительным треском не раскололось надвое.

Джондалар изумленно покачал головой. Но это было только начало. В середину каждой из образовавшихся половинок вновь стали вгонять клинья. Затем настал черед четвертинок. К концу дня Шамудои превратили огромное бревно в кучу досок, у которых один конец был шире другого. Несколько досок были короче из-за сучков и наростов, однако и они могли пригодиться. Досок вышло куда больше, чем требовалось для наращивания бортов лодки. Из остальных предполагалось соорудить под козырьком из песчаника хижину для молодой четы, которая примыкала бы к жилищу Рошарио и Доландо и позволяла бы дать зимой пристанище Маркено, Толи и Шамио. Для постройки лодки и жилища использовалась древесина одного и того же дерева, что должно было придать отношениям Тонолана и Джетамио крепость дуба.

Когда солнце стало клониться к горизонту, Джондалар заметил, что несколько молодых людей скрылись в лесу, однако Маркено и Тонолан уговорили его продолжить работу над корпусом лодки. Наконец Тонолан решил, что стало слишком темно.

– Света больше, чем нужно! – раздалось у него за спиной. – Ты еще не знаешь, что такое настоящая темень!

Не успел Тонолан обернуться, как ему на голову был наброшен мешок, а руки заведены за спину.

– Что происходит? – вскричал он, пытаясь вырваться из рук невидимого противника.

В ответ он услышал приглушенный смех. Тонолана отвели далеко в сторону и, посадив наземь, принялись срывать с него одежды.

– Стойте! Что вы делаете! Мне холодно!

– Долго мерзнуть ты не будешь, – сказал Маркено, снимая мешок с его головы. Тонолан увидел вокруг себя с полдюжины ухмыляющихся молодых мужчин. Все они были совершенно наги. Место показалось ему незнакомым, тем более что на землю уже опустились глубокие сумерки. Одно можно было сказать определенно – они находились возле воды.

Лес стоял вокруг темной непроницаемой стеной, однако с одной стороны стена эта неожиданно уступала место силуэтам отдельных деревьев на фоне темно-лилового неба. Еще дальше поблескивала серебром спокойная широкая гладь могучей реки Великой Матери. Неподалеку от реки стояло небольшое приземистое деревянное строение; из щелей, которыми изобиловали его стены, сочился желтоватый свет. Молодые люди взобрались на крышу и спустились вниз через специальное отверстие, из которого торчало наклонное бревно, служившее сходней.

В яме, вырытой в земляном полу, полыхало пламя. По ее краям лежали камни. Земляную приступку покрывала дранка, присыпанная песком. Как только все молодые люди оказались внутри этого странного строения, дыра в потолке была прикрыта; что до дыма, то он выходил через многочисленные щели. Из-под горячих каменьев виднелись раскаленные уголья. Вскоре Тонолан убедился в справедливости слов Маркено. Он уже не мерз. Кто-то плеснул на камни воду, и тут же от них повалил такой пар, что в избушке стало почти темно.

– Маркено, ты его взял? – спросил мужчина, сидевший рядом с ним.

– Да вот же оно, Чалоно! – Он поднял с земли мех с вином.

– Хмм… Это хорошо. Тебе крупно повезло, Тонолан. Твоей супругой станет женщина, которая умеет готовить такое замечательное черничное вино. – Послышались одобрительные возгласы и смех. Чалоно тем временем указал на кожаный сверток, лежавший неподалеку, и, ухмыльнувшись, сказал: – Я еще кое-что нашел…

– То-то тебя сегодня не было видно, – заметил один из мужчин. – А ты в них уверен?

– Не волнуйся, Рондо. В грибах я разбираюсь лучше твоего. Тут ошибки быть не может, – заявил Чалоно.

– Я понимаю… Ты ведь у нас только в этом и силен…

Вновь раздался дружный смех.

– Замолчи, Тарлуно. Может, он решил стать Шамудом, – насмешливо заметил Рондо.

– По-моему, у Шамуда грибы совсем другие, – вмешался в разговор Маркено. – От этих красных грибочков с белыми пятнышками можно и ноги протянуть. Их еще и приготовить надо правильно.

– Брось ты. Это совершенно безопасные грибочки, от которых становится хорошо. И с Шамудом меня не надо сравнивать. Чтобы во мне была женщина? Да никогда! – Чалоно криво усмехнулся. – Уж лучше я буду в женщине.

– У кого вино? – спросил Тарлуно.

– Я отдал его Джондалару.

– Забери у него мех. Иначе он его выглушит!

– Я отдал его Чалоно, – сказал Джондалар.

– А грибочки куда подевались? – изумился Рондо. – Это же надо – ни вина тебе, ни грибов!

– Ты на меня не кричи. Должен же я был развязать этот мешок. Давай, Тонолан, ты у нас вроде как почетный гость. Начинай.

– Маркено, а правда ли то, что Мамутои делают особый напиток, который превосходит и вино, и грибы? – спросил Рондо.

– Кто его знает. Я-то его всего один раз и пробовал…

– Как насчет того, чтобы пару поддать? – усмехнулся Рондо и, не дожидаясь ответа, вылил на раскаленные камни еще одну чашу воды.

– Говорят, на западе в такой вода кой-какой добавляют, – заметил Джондалар.

– А я знал такую Пещеру, в которой воскуривали дым какого-то растения. Что это была за травка, они мне так и не сказали, – Добавил Тонолан.

– Я смотрю, за время своих странствий вы чего только не перепробовали, – покачал головой Чалоно. – Как я вам завидую!

– А я слышал, что плоскоголовые что-то такое пьют, – вздохнул Тарлуно.

– Это животные – а животные чего только не пьют, – скривился Чалоно.

– Ты ведь только что изъявлял желание все перепробовать, – насмешливо заметил Рондо, вызвав дружный хохот.

Чалоно явно не понравилось то, что замечания Рондо, сделанные в его адрес, вызывают смех присутствующих. Не желая оставаться в долгу, он начал рассказывать историю, пользовавшуюся в прошлом неизменным успехом.

– Один мужчина на старости лет ослеп настолько, что, изловив самку плоскоголовых, решил, что имеет дело с женщиной…

– Да. И у него отвалилось то, что делало его мужчиной. Мерзкая история, Чалоно, – перебил его Рондо. – И вообще, разве можно спутать самку плоскоголовых с женщиной?

– Спутать их действительно сложно. Но некоторые идут на это сознательно, – сказал Тонолан. – Мужчины из одной западной Пещеры пользовали самок плоскоголовых, из-за чего у их сородичей было много неприятностей.

– Ты шутишь!

– Какой там шутка! Нас окружил целый стая плоскоголовых, – подтвердил Джондалар. – Злой-презлой. Потом мы знал о том, что один люди брали плоскоголовый женщина, отчего было много беда их Пещерам.

– И как же вам удалось от них уйти?

– Они отпускать, – ответил Джондалар. – Вождь стаи – умный. Плоскоголовый умнее, чем думать люди.

– Я слышал о таком мужчине… – кивнул Чалоно.

– Где? Кто это был? – прыснул Рондо. – Уж не ты ли, Чалоно?

Чалоно хотел было дать насмешнику достойный ответ, но слова его утонули в дружном хохоте. Когда его товарищи успокоились, он с обидой в голосе заметил:

– Я говорил не об этом. Если вы помните, речь тогда шла о вине и грибах. – Он явно переусердствовал и с тем и с другим и потому говорил заплетающимся языком: – Многие мальчишки, которые еще не знают, что такое женщина, любят поговорить о самках плоскоголовых. Так вот. Один из них утверждал, что он овладел такой самкой…

– Мальчишки чего только не выдумают, – покачал головой Маркено.

– Ну а девочки, по-твоему, о чем говорят? – фыркнул Тарлуно.

– Должно быть, о самцах плоскоголовых, – вздохнул Чалоно.

– Хватит вам. Меня уже тошнит от ваших разговоров, – буркнул Рондо.

– Раньше-то ты любил поболтать на такие темы, Рондо, – заметил Чалоно, явно желая перейти в наступление.

– Ну и что из того? С той поры я успел повзрослеть, а вот ты, похоже, нет. Как мне надоели твои мерзкие замечания!

Захмелевший Чалоно обиделся не на шутку и решил угостить сотоварищей чем-нибудь действительно мерзким.

– Ты это серьезно, Рондо? Я слышал об одной женщине, которой нравилось путаться с плоскоголовыми. Мать даровала ей дитятю, у которого…

– Тьфу ты! – выругался Рондо, передернув плечами. – Чалоно, как ты не понимаешь, что такими вещами нельзя шутить? И вообще, кто его сюда звал? Гнать его нужно отсюда! Такое ощущение, будто он облил меня грязью! Шутки шутками, но всему же есть предел!

– Рондо прав, – согласно кивнул Тарлуно. – Чалоно, может, ты все-таки уйдешь?

– Нет, – покачал головой Джондалар. – Поостынь, чернявый. Уходить не надо. Смешанный дети шутить нельзя, но скажите – почему все знать о такой дети?

– Полуживотные-полулюди… Это гадость! – процедил Рондо сквозь зубы. – Даже говорить о них не хочу! Здесь и без того жарковато. Пойду-ка проветрюсь.

– А ведь мы хотели немного расслабиться… Верно, Тонолан? – громко произнес Маркено. – Может, немного поплаваем в речке, а потом вернемся сюда? Вина Джетамио у нас еще вон сколько. У меня было целых два меха!

– Мне кажется, что камни еще не нагрелись, Карлоно, – сказал Маркено. В его голосе слышались напряженные нотки.

– Плохо, когда вода стоит в лодке слишком долго. Древесина должна отмякнуть, а не разбухнуть. Тонолан, где у тебя стойки?

– Смотри, скоро они нам понадобятся, – заметил Карлоно, неожиданно нахмурившись.

– Здесь они, – ответил Тонолан, указывая на шесты, вырезанные из стволов ольхи, которые лежали на земле возле большого челна, наполненного водой.

– Пора начинать, Маркено. Надеюсь, камни разогрелись.

Джондалар изумленно взирал на результат, хотя и присутствовал при этой удивительной трансформации. Ствол дуба перестал быть обычным бревном, лишившись своей сердцевины и приобретя сходство с лодкой. Толщина ее бортов теперь не превышала длины фаланги пальца, шире были только нос и корма. Он внимательно следил за тем, как Карлоно работает своим похожим на долбило теслом, снимая стружку с тонкого, словно ветка, борта, дабы придать судну окончательную форму. Джондалар попробовал было сделать то же самое, но тут же оставил это занятие и еще больше поразился сноровке мастера. Корпус лодки сужался к носу и заканчивался острым водорезом. Лодка имела слегка сплюснутое днище, немного сужалась к корме и казалась необычно длинной и узкой.

Четверка мужчин быстро перенесла к челну калившиеся в большом костре камни и бросила их в воду, которая тут же забурлила и подернулась паром. От нагревания воды для заварки чая этот процесс отличался только масштабами и конечной целью. Жар и пар предназначались не для готовки, а для изменения формы сосуда.

Маркено и Карлоно, стоявшие друг против друга у бортов лодки, уже пытались растягивать ее корпус вширь. Эта операция являлась одной из самых ответственных: тресни один из бортов – и вся работа по выдалбливанию челна и приданию ему нужной формы пошла бы насмарку. Едва Шамудои растянули борта, Тонолан и Джондалар попытались вставить в лодку самую большую распорку. Когда она послушно опустилась на нужное место, братья вздохнули с облегчением.

Установив центральную поперечину, они занялись другими, короткими распорками, которые надлежало расположить по длине судна. Затем, накренив лодку, они слили на землю горячую воду, вынули камни и, перевернув лодку вверх дном, вытряхнули из нее остатки воды, после чего поставили ее на колоды, чтобы дерево могло хорошенько просохнуть.

Когда мужчины отошли в сторону и посмотрели на свое творение, ими овладел подлинный восторг. При длине порядка пятидесяти футов судно в средней части имело ширину около восьми футов. Растяжка бортов повлияла не только на его ширину. Расширение сопровождалось заметным подъемом носовой и кормовой частей лодки, изогнувшейся вследствие этого изящной дугой. Такая форма судна придавала ему особые свойства – оно становилось не только устойчивее и вместительнее, но подвижнее и маневреннее.

– Самая настоящая лентяйская лодка, – процедил Карлоно сквозь зубы, когда они наконец направились к другому краю поляны.

– Ничего себе лентяй! – воскликнул Тонолан, давненько не сталкивавшийся со столь тяжелой работой.

Карлоно довольно улыбнулся, услышав именно то, что и ожидал услышать.

– Есть у нас такая история… Один лентяй, у которого была жутко ворчливая жена, поздней осенью оставил свою лодку на берегу и вспомнил о ней только тогда, когда зима уже закончилась. Она была до краев полна водой и снегом, от которых борта ее раздались вширь. Все решили, что его лодке пришел конец, но других лодок у этого лентяя попросту не было. Хорошенько высушив, он спустил ее на воду и, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что она стала ходить куда лучше! Если верить этой истории, именно с той поры люди и стали делать такие лодки.

– На самом деле это очень смешная история. И рассказывать ее надо совсем иначе, – заметил Маркено.

– Возможно, здесь есть какая-то толика истины, – добавил Карлоно. – Если бы мы делали маленькую лодку, наша работа на этом бы и закончилась…

Они подошли к группе людей, сверливших костяными буравами отверстия в краях досок. Этот труд был утомительным и тяжелым, и потому он совершался большим количеством сменявших друг друга работников.

– Да… И я смог бы жениться… – вздохнул Тонолан, заметив среди работников Джетамио.

– У вас на лицах улыбки. Выходит, растяжка прошла нормально? – спросила молодая женщина у Карлоно, хотя смотрела она в этот момент только на Тонолана.

– Для начала надо дать ей обсохнуть. Тогда-то мы все и увидим, – уклончиво ответил Карлоно, не желавший искушать судьбу. – Как дела с обшивкой?

– С этим мы уже покончили. Теперь занимаемся досками для дома, – ответила женщина постарше. Так же как и Маркено, она походила на Карлоно, особенно когда улыбалась. – Молодой паре одной лодки мало. Ей и дом нужен. Он для них даже важнее, милый мой братик.

– Твой брат заинтересован в их браке не меньше тебя, Каролио, – заметил Бароно, с улыбкой посмотрев на молодых людей, томно взиравших друг на друга. – Но что такое дом без лодки?

Каролио бросила на него обиженный взгляд. Она слышал этот давний афоризм племени Рамудои уже столько раз, что тот начинал действовать ей на нервы.

– Ух! – воскликнул Бароно. – И этот сломался!

– Сегодня он какой-то неловкий, – заметила Каролио. – Ломает уже третий бурав. Наверное, хочет заняться чем-нибудь поинтереснее.

– Брось ты ворчать на своего супруга, – сказал Карлоно. – Буравы ломают все. Тут уж ничего не поделаешь.

– В одном она права. Занудная работа… Я не знаю ничего более утомительного, – усмехнулся Бароно.

– Он хочет показаться смешным. Что может быть хуже мужчины, считающего себя смешным? – вздохнула Каролио. Люди, стоявшие вокруг, заулыбались. Все знали об их любви, скрывавшейся за этим добродушным подшучиванием.

– Если у вас есть запасной бурав, я могу попробовать, – сказал Джондалар.

– Что это с ним? Ни один нормальный человек не захочет заниматься этим занудством, – искренне изумился Бароно, поспешив подняться на ноги.

– Джондалар интересуется строительством лодок, – ответил Карлоно. – Он хочет попробовать себя во всем.

– Ничего, придет время, мы сделаем из него настоящего Рамудои! – заявил Бароно. – Весьма разумный молодой человек. А вот по поводу его брата я не уверен, – добавил он, с улыбкой глянув на Тонолана, не отрывавшего глаз от Джетамио. – Если на него сейчас упадет дерево, он этого даже не заметит… Может, нам следует занять его чем-нибудь стоящим?

– Он может собирать дрова для парилки или обдирать ивовые прутья для сшивки досок, – сказал Карлоно. – Как только лодка обсохнет, мы начнем сверлить отверстия в корпусе. Потом можно будет заняться наращиванием бортов… Бароно, как ты думаешь, сколько нам нужно времени? Нужно сообщить Шамуду, тогда он сможет назначить день их свадьбы, и Доландо пошлет гонцов в другие Пещеры…

– Что еще нам остается сделать? – спросил Бароно, когда они направились к торчавшим из земли столбам.

– Помимо прочего, нужно установить стойки на носу и корме… Эй, Тонолан, ты идешь или нет? – окликнул жениха Маркено.

– Ммм… Конечно, конечно! Уже иду!

Едва они ушли, Джондалар подобрал с земли костяной бурав с рукоятью, выточенной из оленьего рога, и стал наблюдать за движениями работающей Каролио.

– Зачем дырка? – спросил он, просверлив пару отверстий. Каролио разбиралась в строительстве лодок не хуже своего брата-близнеца. Он занимался главным образом выдалбливанием челна и приданием ему нужной формы, она – пригонкой и сшивкой накладных бортов. Каролио повела Джондалара к другой рабочей площадке, на которой стояла частично разобранная лодка.

У плотов плавучесть определялась свойствами древесины, у лодок Шарамудои – объемом воздуха между бортами судна. Это замечательное новшество позволило начать постройку судов, имевших отличную маневренность и грузоподъемность. Доски обшивки, позволявшие нарастить борта и тем самым увеличить объем лодки, выгибались на пару и буквально пришивались к корпусу ивовыми прутьями, пропущенными через заранее просверленные отверстия; их концы жестко пригонялись клиньями к носовой и кормовой стойкам. Крепившиеся в последнюю очередь поперечины увеличивали жесткость лодки и позволяли устанавливать в ней скамейки.

В результате получалось водонепроницаемое судно, которое могло служить в течение нескольких лет, выдерживая серьезные напряжения и нагрузки. Первыми выходили из строя ивовые прутья. Когда это происходило, лодка разбиралась и полностью перестраивалась, некоторые старые доски заменялись на новые, что существенно увеличивало срок жизни судна.

– Смотри. Видишь, где находились доски обшивки? – Каролио указала на разобранную лодку. – Вдоль верхнего края корпуса просверлен ряд отверстий. – Она показала ему изогнутую доску, кривизна которой соответствовала кривизне корпуса. – Первый пояс. Тонкий край прилегает к корпусу – там и здесь отверстия расположены одинаково. Потом они сшиваются лозой, понял? Второй же пояс накладывается на первый – вот так…

Они обошли вокруг лодки и подошли к тому ее борту, который еще не был разобран. Каролио указала на сломанные и истершиеся прутики, торчавшие из некоторых отверстий.

– У этой лодки давно пора менять обшивку. Видишь, как накладываются друг на друга доски? Если речь идет о маленькой лодке – на одного-двух человек, – борта можно не наращивать. Им достаточно и челна. Правда, по бурной реке на нем ходить куда труднее. Челн может неожиданно выйти из-под контроля.

– Когда-нибудь моя этому учиться… – сказал Джондалар. Взгляд его упал на искривленную доску, и он поспешил спросить: – А как вы гнете доски?

– Так же, как и корпус лодки. Нужны горячий пар и сила. Те столбы, возле которых находятся сейчас твой брат и Карлоно, используются для крепления оттяжек, поддерживающих пришиваемые к корпусу доски обшивки. Эта операция занимает не так много времени – главное, чтобы были просверлены отверстия. Сверлить их действительно непросто. Мы то и дело точим наши костяные сверла, но ведь они постоянно ломаются!

Уже вечерело, когда они стали подниматься к террасе. Тонолан обратил внимание на необычную задумчивость своего старшего брата.

– О чем это ты задумался, Джондалар?

– О постройке лодок. Я и не представлял, что такое возможно… И о лодках таких я никогда не слышал. Вспомни, как ловко управляются с ними Рамудои! Их детишки чувствуют себя в лодке куда увереннее, чем на берегу! А как они обращаются со своими орудиями! – Глаза его возбужденно блеснули. – Я их хорошенько рассмотрел, слышишь? Если бы мне позволили довести инструмент Карлоно до ума, я отколол бы от него приличный кусок, так чтобы на нижней стороне тесла образовалась гладкая вогнутая поверхность. После этого работать им будет куда сподручнее. И провертки я стал бы делать не из кости, а из кремня!

– Вон оно в чем дело! А я-то думал, что тебя заинтересовало изготовление лодок. Большой Брат! Тебя привлекли совсем не лодки, а орудия, с помощью которых они изготавливаются! Нет, Джондалар, как ты был каменных дел мастером, так ты им и остался!

Джондалар заулыбался, понимая, что Тонолан совершенно прав. Его заинтересовали не столько лодки, сколько инструменты для их постройки. В племени имелось несколько неплохих отбойщиков камня, но в отличие от Джондалара они не понимали того, что ряд небольших изменений мог сделать их орудия куда более эффективными. Он всегда испытывал особого рода удовольствие, приспосабливая инструменты для разного рода технических задач, и его изобретательный ум уже видел способ улучшить орудия, которые использовали Шарамудои. Именно таким образом он смог бы достойно отблагодарить людей, которым был обязан столь многим.

– Мама! Джондалар! Пришли новые люди! Тут уже столько палаток, что может не хватить места! – выпалил Дарво, вбежав под навес. В следующее мгновение он уже выскочил наружу – да и как он мог усидеть дома, когда рядом происходили столь необычные события.

– Когда Маркено женился на Толи, гостей было куда меньше, – заметила Серенио. – О Мамутои знают все, а вот о Зеландонии здесь и слыхом не слыхивали.

– Они что, сомневаются в том, что мы похожи на них? Что у нас два глаза, две руки и две ноги? – ухмыльнулся Джондалар.

Обилие гостей поразило и его. На Летнем Сходе Зеландонии людей бывало и побольше, но одно дело – видеть кругом знакомые лица и совсем другое – оказаться среди незнакомцев. Джондалар был знаком только с Пещерой Доландо и плотом Карлоно. На праздник пришли не только Шарамудои. Здесь присутствовали Мамутои, сородичи Толи, их любопытствующие знакомые, а также представители племен, живших выше и ниже по течению.

Брачные Обряды племени Шарамудои казались братьям достаточно своеобразными. У Зеландонии во время Брачной Церемонии заключался не один, а сразу несколько браков. Будучи единственным кровным родственником Тонолана, Джондалар должен был принять деятельное участие в предстоящем ритуале. Мысль об этом не давала ему покоя.

– А ведь ты кажешься таким уверенным в себе… Не волнуйся, все будет хорошо… – прошептала Серенио, придвинувшись к Зеландонии и обняв его за шею. – Ты ведь такой хороший, Джондалар…

Она сделала именно то, что было необходимо в этой ситуации. Близость Серенио отвлекла Джондалара от тягостных раздумий, ее нежные слова положили конец всем его тревогам. Он поцеловал ее в губы и позволил себе расслабиться.

– Думаешь, ничего? У меня ведь и одежды приличный нет – только дорожный шкура… – пробормотал он, неожиданно вспомнив о праздничных нарядах Зеландонии.

– Ты думаешь, они поймут? Таких нарядов, как твой, здесь еще никогда не видывали. Можешь на этот счет не беспокоиться, они ведь совершенно тебя не знают, Джондалар. Многие пришли сюда только затем, чтобы посмотреть на тебя и на Тонолана. Главное, чтобы одежды были впору, – все остальное не важно…

Она выскользнула из его объятий. Он поднялся с ложа и через щель стал разглядывать толпу, собравшуюся на террасе. Вид ее привел его в трепет. Он отошел к дальней стене хижины и, немного подумав, вновь вернулся к щели, решив получше рассмотреть гостей.

– Джондалар, позволь мне приготовить для тебя чай. Заваривать его меня научил сам Шамуд. Ты тут же успокоишься.

– Думаешь, я нервничаю?

– Нет, нет! Это я так, на всякий случай. Может, все-таки заварить?

Она налила воду в прямоугольную посудину, предназначенную для готовки, и, бросив в нее несколько раскаленных камней, села на маленькую деревянную скамеечку. Джондалар стал рассеянно разглядывать геометрические фигуры, вырезанные на стенках посудины: узор из прямых линий, пересекающихся под углом, напоминал ветви ели.

Стенки резной коробки были сделаны из цельной доски, изогнутой на пару. Этой операции предшествовала проточка поперечных пазов в местах сгиба. Края доски, сходившиеся под прямым углом друг к другу, соединялись с помощью особых шипов. Проточка делалась и вдоль края, обращенного к днищу короба. Разбухнув от сырости, он хорошо держал воду. Короба использовались для самых разных целей – начиная от готовки и кончая хранением всевозможных продуктов (тогда они оснащались крышкой).

Короб этот странным образом напомнил Джондалару о брате. Как ему хотелось бы оказаться сейчас рядом с ним! Тонолан быстро освоил принятую у Шарамудои технику обработки древесины. При правке древков копий или при изгибании досок для снегоступов он пользовался подобными же приемами. Мысль о снегоступах напомнила Джондалару о начале их Путешествия и доме, от которого их отделяло немыслимое расстояние. С тех самых пор, как он надел на себя дорожную одежду, его то и дело одолевали приступы тоски по дому, нападавшие на него в самое неподходящее время. На сей раз причиной сердечного смятения стал резной короб Серенио.

Он резко встал, задев стул, и, попытавшись подхватить его, едва не сбил с ног Серенио, которая держала в руках чашку, наполненную горячим чаем. Он тут же вспомнил о том, что случилось во время Праздника Обета. Толи и Шамио успели совершенно оправиться от происшедшего, ожоги их благополучно зажили, однако Джондалар так и не смог забыть своего ночного разговора с Шамудом.

– Джондалар, пей свой чай. Он тебе наверняка поможет…

Джондалар улыбнулся и сделал небольшой глоток. Чай, в состав которого, судя по запаху, входила и ромашка, оказался очень приятным на вкус. Через какое-то время тревога действительно покинула Джондалара.

– Серенио, ты была права… Мне действительно стало получше. И сам не понимаю, что это со мной…

– Не каждый же день тебе приходится женить своих братьев, верно? Твое беспокойство мне понятно.

Он вновь привлек Серенио к себе и страстно поцеловал ее в губы.

– Увидимся вечером, Серенио, – шепнул он ей на ухо.

– Джондалар, не забывай о том, что сегодня вечером праздник, посвященный Матери, – напомнила она. – Пусть все идет своим чередом. Можешь делать все, что угодно. Пообщаться друг с другом мы сможем и в другое время, правда?

– Я совершенно забыл о празднике, – согласно кивнул Джондалар, однако сердце его при этом сжалось от боли. Подобные чувства он испытывал впервые. Он по-прежнему чувствовал себя свободным человеком, но легкость, с которой Серенио принимала его независимость, почему-то задевала за живое. Джондалар немедленно решил, что этот вечер он проведет не с кем-нибудь, но именно с ней.

– Джондалар! – воскликнул вбежавший в хижину Дарво. – Меня послали за тобой. Они хотят тебя видеть! – Запыхавшийся мальчуган приплясывал от нетерпения. – Скорее, Джондалар! Тебя ждут!

– Успокойся, Дарво, – улыбнулся мужчина. – Сейчас приду. Разве я могу пропустить свадьбу своего собственного брата?

Дарво застенчиво улыбнулся, понимая, что без Джондалара церемония в любом случае не начнется, однако меньшим его нетерпение от этого не стало. Он выбежал наружу, и Джондалар, вздохнув, последовал за ним.

При его появлении толпа зашумела. Заметив поджидающих его женщин, Джондалар вздохнул с облегчением. Рошарио и Толи сопроводили его до небольшого холмика у боковой стены, где их ждали другие участники церемонии. Рослый светловолосый Зеландонии, лицо которого было прикрыто деревянной маской птицы, стоял на самой его вершине.

Заметив приближающегося брата, Тонолан нервно улыбнулся. Джондалар смотрел на него во все глаза, пытаясь разгадать его истинные чувства. Он искренне сожалел о том, что обычаи племени Шарамудои не позволяли ему общаться с братом. Впрочем, он успел заметить, что тот чувствовал себя здесь как рыба в воде, и это наблюдение больно резануло Джондалара по сердцу. Как дружны они были в начале Путешествия, и как сильно разошлись теперь их пути… Джондалар чувствовал, что пропасть, разделяющая их, с каждым днем становится все шире и шире. Им вновь овладели горестные чувства.

Он закрыл глаза и, крепко сжав кулаки, попытался взять себя в руки. Гости опять дружно загалдели. Джондалар сумел расслышать два слова: «высокий» и «одежда». Он открыл глаза и с изумлением обнаружил, что Тонолан успел напялить на себя костюм племени Шамудои, который, надо сказать, шел ему как нельзя лучше.

Не случайно его собственная одежда вызвала у гостей такой неподдельный интерес… Да, Тонолан уже успел стать одним из них, Джондалар же остался Зеландонии.

Высокий мужчина присоединился к группе новых родственников его брата. Хотя формально он не принадлежал к Шарамудои, с этого момента он тоже становился их родственником. Вместе с родней Джетамио они должны были раздавать гостям подарки и еду. Чем больше гостей прибывало на празднество, тем обременительнее становилось его проведение для хозяев. Многих гостей привлекло сюда происхождение и положение молодой пары, и потому хозяева делали все возможное, чтобы те не обманулись в своих ожиданиях и не ушли с праздника неудовлетворенными.

Внезапно все замолчали и дружно повернулись к группе людей, направлявшихся к холмику.

– Ты видишь ее? – спросил Тонолан, став на цыпочки.

– Нет, – покачал головой Джондалар. – Но в том, что она идет вместе с ними, я нисколько не сомневаюсь.

Поравнявшись с окруженным многочисленной родней Тоноланом, плотная группа расступилась, открывая свое главное сокровище. Едва Тонолан увидел украшенную цветами красавицу, одарившую его лучезарной улыбкой, в горле у него пересохло. Его радость и счастье были настолько явными, что Джондалар не смог удержаться от улыбки. Тонолан стремился к любимой женщине так, как стремится пчела к цветку, источающему мед. Родственники подвели его к невесте и взяли молодых в кольцо.

Группы перемешались и тут же разбились на пары. Шамуд поднес к губам дудочку и принялся наигрывать на ней какую-то нехитрую мелодию. Человек в птичьей маске стал отбивать ритм на большом круглом бубне. Джондалар тут же решил, что видит еще одного Шамуда. Все Служители Матери были неуловимо похожи друг на друга. Это вновь заставило его вспомнить о доме.

Представители двух родственных групп то образовывали пары, то расходились, двигаясь в такт музыке. Белоголовый Шамуд продолжал играть на своей маленькой флейте. На конце длинной прямой палочки с выжженной сердцевиной и рядом высверленных отверстий была вырезана птичья голова с широко раскрытым клювом. Звуки, извлекавшиеся Шамудом, порой действительно походили на птичье пение.

Участники церемонии выстроились в два ряда и, соединив поднятые над головой руки, образовали проход. Как только молодая чета проходила под очередной живой аркой, ее участники расцепляли руки и пристраивались в хвост торжественной процессии, возглавляемой Шамудом. Шествие направилось сначала к краю террасы, затем – вдоль каменной стены. Джетамио и Тонолан шли вслед за музыкантом, за ними Маркено и Толи, затем – Джондалар и Рошарио, являвшиеся ближайшими родственниками молодой четы. За ними следовали прочие родственники, члены других Пещер и гости. Шамуд, игравший на бубне, держался возле своих сородичей.

Белоголовый Шамуд направился вниз, к поляне, на которой изготавливались лодки, однако вскоре свернул на боковую тропку и вывел участников церемонии к Щедрому Древу. После того как они расположились вокруг огромного старого дуба, Шамуд стал наставлять тихим голосом молодую чету, давая разнообразные советы, как снискать расположение и благоволение Матери. Его слова могли услышать только ближайшие родственники молодых, находившиеся рядом с ними. Стоявшие поодаль гости и дальние родственники принялись переговариваться между собой, но стоило Шамуду замолчать, как все разговоры разом смолкли.

Установилось напряженное молчание. Из леса донеслись хриплый крик сойки и отрывистая барабанная дробь большого пятнистого дятла, которой вторило гулкое эхо. В следующее мгновение поляна огласилась сладостными трелями взмывшего в небо жаворонка.

Человек в птичьей маске, который, казалось, только этого и ждал, поманил к себе молодых. Шамуд извлек из одежд веревку и сделал на ней петлю, быстро затянув узел. Посмотрев в глаза друг другу, Тонолан и Джетамио соединили руки и продели их сквозь петлю.

– Джетамио и Тонолан. Тонолан и Джетамио. Я связываю вас друг с другом, – громко возгласил Шамуд, стянув петлей их запястья. – Завязав этот узел, я связал ваши жизни воедино и соединил их новыми узами родства с Пещерой и Родом. Вы замыкаете квадрат, начало которому положили Маркено и Толи. – Последние сделали шаг вперед и соединили руки с новобрачными. – Шамудои владеют дарами земли, Рамудои – дарами воды. Теперь, когда вы связали свои жизни, вы стали Шарамудои – обладателями того и другого. Помогайте же друг другу.

Толи и Маркено отступили назад. Шамуд вновь заиграл на своей удивительной дудочке. Тонолан и Джетамио стали неспешно обходить древний дуб. Когда они стали описывать второй круг, зрители принялись осыпать их птичьим пухом, лепестками цветов и сосновой хвоей, выкрикивая пожелания новобрачным.

Когда Тонолан и Джетамио обходили Щедрое Древо в третий раз, к ним присоединились смеющиеся гости. Кто-то затянул обрядовую песнь, которую тут же подхватило множество голосов. Заиграли флейты, загрохотали бубны и полые, выдолбленные изнутри чурбаки. Женщина из племени Мамутои взяла в руки лопатку мамонта и стала ударять по ней деревянной колотушкой. На миг все замерли. Звонкий, раскатистый звук изумил участников обрядового действа, но еще сильнее их поразило то, что женщина могла изменять тон и высоту звука, меняя силу и место приложения удара. По завершении третьего круга Шамуд вновь возглавил шествие и повел группу вниз, к поляне, находившейся возле самой реки.

Джондалару так и не довелось стать свидетелем окончания строительства лодки. И хотя он принимал участие едва ли не во всех работах, связанных с ее постройкой, от вида лодки у него захватило дух. Она оказалась куда больше, чем ему представлялось, и имела соразмерные с пятидесятифутовой длиной изящно изогнутые высокие борта и мощную заднюю стойку. И все-таки сильнее всего его поразила передняя часть судна, украшенная резным изображением головы и шеи водяной птицы, закрепленной на носу лодки при помощи клиньев.

Сам нос был раскрашен красноватой и темно-желтой охрой, черным марганцем и белыми кальцинированными известняковыми землями. Глаза, нарисованные на нижней части корпуса, должны были уберечь лодку от незримых опасностей, таившихся под водой. На бортах и корме виднелся характерный орнамент из повторяющихся геометрических фигур. Внутри лодки появилось несколько скамеек для гребцов. Там же лежали и новые длинные весла с широкими лопастями. Навес из желтоватой шкуры серны, сделанный в центральной части, защищал судно от дождя и снега. Лодка была усыпана цветами и птичьими перьями.

Она потрясала. Поражала воображение. Джондалар приосанился и горделиво поднял голову, чувствуя себя одним из создателей этого замечательного судна.

Условием заключения любого брака являлось наличие лодки – новой или отремонтированной, но далеко не все лодки отличались такими размерами и совершенством формы. Так уж случилось, что Пещера решила обзавестись еще одной большой лодкой именно в тот момент, когда молодая чета объявила о своем решении. На празднество прибыло необычно много гостей, и потому подобное совпадение следовало признать особенно удачным. И Пещера, и виновники торжества испытывали законную гордость.

Молодые люди, запястья которых оставались связанными веревкой, забрались в лодку и сели на среднюю скамью, находившуюся под навесом. Ближайшие родственники последовали за ними; некоторые из них держали в руках весла. Корпус лодки стоял между столбами, предотвращавшими ее раскачивание, на бревнах, спускавшихся к самой реке. Собравшиеся члены Пещеры и гости с радостными криками столкнули лодку на воду.

Они удерживали ее близ берега, пока судно не было признано пригодным для плавания – оно практически не протекало и не имело сколько-нибудь заметного крена. После этого они отправились вниз по течению, туда, где находился плот Рамудои. На воду было спущено несколько лодок меньших размеров, казавшихся утятами, послушно следующими за своей матерью.

Оставшиеся на берегу гости поспешили к тропе, надеясь добраться до верхней террасы раньше молодых. Несколько мужчин быстро взобрались наверх по ведущей к водопаду тропе и приготовились к спуску большой плоской корзины, в которой некогда были подняты наверх Тонолан и Джондалар. На сей раз предстояло поднять Тонолана и Джетамио, руки которых оставались стянутыми. Они решили связать свои жизни и потому – по крайней мере в течение всего этого дня – не должны были ни на минуту расставаться.

Гостей ожидало грандиозное пиршество, поражавшее обилием снеди и вина из одуванчиков, поставленного в новолуние. Каждый из них, помимо прочего, получил отдельный подарок и, в свою очередь, преподнес дары новобрачным. К вечеру в их новом жилище успело перебывать великое множество гостей, оставлявших «кое-что» для хозяев. Дары делались анонимно, дабы не оскорбить достоинства устроителей свадебной церемонии, однако последующие замечания гостей, желавших получить ответный подарок соответствующей ценности, делали личности дарителей известными.

Надо сказать, что форма и устройство подаренных вещей, а также украшавшие их резные и рисованные орнаменты яснее ясного указывали на дарителя. Личность изготовившего их мастера обычно оставалась неизвестной (в данном случае это не имело никакого значения), зато принадлежность к той или иной семье, роду или Пещере становилась очевидной. Господствовавшая система ценностей, понятная всем и каждому, определяла и взаимное соответствие отдаваемых и получаемых подарков, зависевшее от знатности, влияния и статуса тех или иных групп или родов, между которыми существовало определенное соперничество.

– Тонолан, смотри, каким он пользуется успехом! – заметила Джетамио, глядя на стайку молодых женщин, круживших около рослого блондина, прислонившегося к дереву.

– Я к этому уже привык. Его большие синие глаза просто чаруют женщин. Они… Они летят на них, как мотыльки на свет пламени, – ответил Тонолан, помогая Джетамио поднять дубовый короб, наполненный черничным вином. – Неужели ты сама не заметила? Он ведь и тебя должен был завлечь…

– Ты улыбнулся мне первым, – прошептала она. Этот очаровательный ответ вызвал на его лице широкую улыбку. – Кажется, я все поняла… Дело не только в глазах. Ты посмотри, как ладно сидит на нем эта одежда… А какая у него стать! Но и это не все. Я думаю, женщины чувствуют, что он… находится в поиске. Он кого-то выискивает, понимаешь? И при этом он такой отзывчивый, чувствительный… высокий и стройный. Редкостный красавец. Глаза у него, конечно, тоже необычные. Ты обращал внимание на то, что при свете костра они становятся фиолетовыми?

– Ха! А мне казалось, что ты не обращала на него внимания! – пробормотал Тонолан с деланным унынием.

– Ты что – завидуешь ему? – ласково спросила Джетамио. Какое-то время Тонолан молчал.

– Нет. Пока – нет. Не понимаю завистливых людей. Тебе кажется, что у него есть все, верно? И сложен хорошо, и красив – вон сколько красавиц вокруг него вьется. Но это еще не все. Он мастер каких поискать. Вот уж кто умеет делать кремневые орудия! Головастый, но говорит при этом мало – это тоже редкость. Он нравится всем: и женщинам, и мужчинам. Мог бы быть самым счастливым человеком на свете, но ему все время что-то мешает. Ему нужно отыскать такого человека, как ты, Тамио.

– Почему такого, как я? Какого-то другого. Мне нравится твой брат, Тонолан. Надеюсь, ему удастся найти ту, кого он ищет… Может, эта женщина находится сейчас рядом с ним?

– Не думаю. Я видел подобное и прежде. Кто-то ему, конечно, нравится, но все это – не то, понимаешь?

Они отлили часть вина в мехи и направились к Джондалару.

– Ну а Серенио? Мне кажется, она ему небезразлична, да и он ей явно нравится.

– Да. Ему нравится и она, и ее сын Дарво. Но… Но он хочет найти что-то совсем иное. Может, он стремится к мечте, к доний? – Тонолан нежно улыбнулся. – Когда я увидел твою улыбку, мне показалось, что я встретил доний…

– Говорят, дух Матери превращается в птицу. Она будит своим пением солнце и приводит с юга весну. Осенью иные из птиц остаются рядом с нами, чтобы напоминать нам о Ней. Хищные птицы, аисты и все прочие птицы представляют собой разные стороны Мудо. – Прямо перед ними пробежала стайка детишек. – Маленькие непослушные дети не любят птиц. Они думают, что Мать следит за ними и знает о них все. Этому учат их матери. Я слышала истории о взрослых людях, которые признавались в своих проступках при виде некоторых птиц. Говорят, она может вывести заблудившихся из лесной чащобы…

– А у нас считают иначе. Дух Матери, становясь доний, летает по воздуху. Может, она и похожа на птицу. Я никогда об этом не задумывался, – сказал Тонолан, сжав руку Джетамио. Хриплым от волнения голосом он добавил: – Я и не мечтал найти тебя… – Попытавшись обнять свою избранницу, он тут же вспомнил о том, что их запястья связаны, и нахмурился. – Я рад тому, что мы решили связать свои жизни, но неужели мы не сможем обойтись без этой веревки? Я хочу обнять тебя, Тамио.

– Возможно, нас хотят убедить в том, что слишком тесные узы могут показаться тягостными, – засмеялась она. – Скоро мы сможем покинуть празднество. Давай принесем твоему братцу вина, иначе будет поздно.

– Может, оно ему не по вкусу. Он любит вино, но никогда не пьет сверх меры. Джондалар боится, что оно может ударить ему в голову…

Они вышли из тени, отбрасываемой козырьком, и тут же оказались в центре внимания.

– Вот вы где! Наконец-то я смогу пожелать вам счастья, Джетамио! – сказала молодая женщина. Юная и живая, она принадлежала к группе Рамудои, входившей в другую Пещеру. – Как тебе повезло! Еще никогда с нами не зимовали такие симпатичные чужеземцы!

Она искоса глянула на рослого мужчину, по-прежнему не сводившего глаз со своей невесты.

– Ты права. Я очень счастлива, – ответила Джетамио, с улыбкой глянув на жениха.

Молодая женщина вновь посмотрела на Тонолана и печально вздохнула.

– Они оба такие красавцы! Даже не знаю, на ком из них я бы остановила свой выбор!

– Можешь не ломать над этим голову, Керунио, – сказала другая молодица. – Бери любого!

Раздавшийся вслед за этим смех нисколько не смутил первую женщину.

– Легко сказать – бери… – хмыкнула она, глянув на Джондалара.

Тому еще не доводилось встречаться с Керунио. Эта крошка отличалась от своих подруг особой живостью и задором. Она являла собой прямую противоположность Серенио. Заметив в глазах чужеземца явный интерес, Керунио томно вздохнула и неожиданно замерла, прислушиваясь к раздававшимся на террасе звукам.

– Этот ритм нельзя не узнать – начинается парный танец, – сказала она. – Идем, Джондалар.

– Я не знаю, как он танцуется, – ответил Зеландонии.

– Я тебя всему научу. Это совсем несложно, – усмехнулась Керунио, энергично потащив его за собой. Он же и не думал сопротивляться.

– Постойте, мы пойдем с вами! – попыталась окликнуть их Джетамио.

Вторая женщина, крайне недовольная тем, что Керунио с такой легкостью удалось завладеть вниманием Джондалара, раздраженно заметила:

– Ему пока все едино…

Слова Радонио вызвали дружный смех. Четверка направилась к танцующим, и тут же Джондалар услышал шепот брата.

– Джондалар, у нас остался еще один мех с вином, – сообщил ему Тонолан. – Джетамио говорит, что нам надлежит начать этот танец, но мы покинем праздник, не дожидаясь конца… Мы можем сделать это в любую минуту…

– Почему бы вам не взять этот мех с собой? Для своего маленького праздника.

Тонолан улыбнулся и посмотрел на свою избранницу.

– На самом деле он не последний. Один мех мы припрятали заранее. Впрочем, скорее всего он нам не понадобится. С нас хватит и того, что мы будем вместе.

– Как приятно звучит их язык… Правда, Джетамио? – сказала Керунио. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Совсем немного. Но скоро я его выучу… Этот язык и язык Мамутои. Толи сказала, что мы должны их изучить.

– Она сказала и кое-что другой. Для того чтобы учиться язык Шарамудои, нужно говорить на нем много-много, верно? Она права. Мне очень жаль, Керунио. Невежливый говорить Зеландонии, – извинился Джондалар.

– Мне-то все равно, – хмыкнула Керунио, словно это действительно ее не задевало. Она тоже хотела принимать участие в их разговоре. Извинение Джондалара донельзя обрадовало ее – оно подтверждало ее принадлежность к группе избранных. Она шла, ловя завистливые взгляды других молодых женщин.

За козырьком на краю поля горел костер. Укрывшись в тени деревьев, они пустили мех по кругу, после чего молодые женщины стали показывать мужчинам основные движения танца. Флейты, бубны и трещотки заиграли еще живее. Им вторил музыкальный инструмент, сделанный из слоновой кости, звучание которого отдаленно походило на звучание ксилофона.

Начался танец. Его основные позиции допускали массу вариаций, в зависимости от воображения и искусства танцоров. То и дело какая-нибудь пара или танцор, исполнившиеся необыкновенного энтузиазма, начинали выделывать такие коленца, что все прочие участники церемонии останавливались и начинали подбадривать их криками. Зрители брали танцоров в кольцо и тут же затягивали новую песню с другим ритмом. Мелодия сменялась мелодией, песня – песней. Музыка и танцы не прерывались ни на миг, люди же – музыканты, певцы, танцоры – то приходили, то уходили. Тон, темп, ритм, мелодия то и дело изменялись – в круг выходили все новые и новые группы танцоров и певцов.

Керунио оказалась на удивление живой партнершей. Джондалар, выпивший изрядное количество вина, развеселился. Кто-то затянул новую песню, слова которой сочинялись на ходу то одним, то другим гостем празднества. Они были призваны вызывать смех присутствующих и часто содержали в себе намеки на Радость и несомые ею Дары. Вскоре песня превратилась в настоящее соревнование тех, кто пытался смешить народ, и тех, кто всеми силами старался удержаться от смеха. Иные из его участников стали строить уморительные рожи, надеясь таким образом добиться ожидаемого эффекта. Наконец в центре круга появился какой-то мужчина, покачивавшийся в такт песне.

– Ох, еще немножко, и Джондалар сломает себе хребет! Керунио-то – крошка!

Раздался дружный хохот.

– Да, Джондалар, скажи нам, как ты это сделаешь? – послышался чей-то голос. – Если ты захочешь ее поцеловать, тебе придется сложиться вдвое!

Джондалар с улыбкой глянул на свою партнершу.

– Не надо ломай хребет, – ответил он, отрицательно покачав головой, и, подняв Керунио, приложился к ее пятке, вызвав тем всеобщий восторг.

Крошка обхватила его шею своими маленькими ручками и ответила ему страстным поцелуем. Джондалар заметил, что несколько парочек направились к палаткам и циновкам, расстеленным по укромным местечкам, и стал подумывать о чем-то подобном, подбадриваемый страстными поцелуями Керунио.

Покинуть праздник сразу они не могли – это вызвало бы еще больший смех. Для начала надлежало отойти куда-нибудь в сторонку. Темп музыки вновь изменился – к исполнителям и зрителям присоединились новые люди, привлекшие к себе всеобщее внимание. Джондалар и Керунио поспешили ретироваться. И тут, откуда ни возьмись, перед ними выросла Радонио.

– Керунио, ты и так провела с ним весь вечер. Тебе не кажется, что мы должны его поделить? Этот праздник посвящен Матери, и мы должны делиться Ее Дарами.

Радонио протиснулась между ними и поцеловала Джондалара. Тут же его обняла какая-то другая женщина. Он стоял в окружении молодых женщин, каждая из которых норовила коснуться или поцеловать его. Почувствовав, что с него снимают штаны, Джондалар стал решительно отбиваться от них, решив, что дело зашло слишком далеко. Когда женщины уразумели, что он не позволит прикоснуться к себе никому, они расступились. Неожиданно он понял, что не видит среди них своей новой подружки.

– Где Керунио? – спросил он.

Женщины переглянулись и дружно захихикали.

– Где Керунио? – настаивал на своем Джондалар. Тут же сообразив, что он вряд ли услышит от них сколько-нибудь внятный ответ, он ринулся вперед и схватил Радонио, больно сдавив ей руку.

– Мы решили, что она должна поделиться с нами, – пробормотала Радонио, изобразив на лице некое подобие улыбки. – Все хотят иметь большого красивого Зеландонии.

– Зеландонии не хочет любой. Где Керунио?

Радонио отвернулась в сторону, явно не желая отвечать на этот вопрос.

– Говоришь, твоя хочет большой Зеландонии? – Тон, которым он это сказал, не сулил ничего хорошего. – Сейчас тебе будет большой Зеландонии!

Он заставил Радонио опуститься на колени.

– Мне больно! Эй, вы! Почему вы мне не помогаете?

Молодые женщины не спешили ей на выручку. Джондалар повалил Радонио наземь. Музыка смолкла, танцующие застыли в недоумении. Она попыталась подняться, но он навалился на нее всей массой своего грузного тела.

– Хотеть большой Зеландонии? Будешь получай! Говори, где Керунио?

– Я здесь, Джондалар! Они держали меня там, чем-то заткнув мне рот. Они хотели пошутить!

– Дурной шутка! – буркнул он, поднимаясь с земли. Он помог подняться и Радонио. В глазах у нее стояли слезы, она потирала свою руку.

– Ты сделал мне больно, – захныкала она.

Только теперь Джондалар понял, что все происходившее действительно было шуткой. Ни он сам, ни Керунио нисколько не пострадали. Ему не следовало обижать Радонио. Его гнев мгновенно испарился, уступив место сожалению.

– Я… Я не хотел делай тебе больно…

– Ничего страшного, Джондалар. Не расстраивайся, – сказал один из мужчин, наблюдавший за этой сценой. – Она это заслужила. Вечно лезет куда не надо.

– Тебе обидно, что она лезет не к тебе, – фыркнула одна из молодых женщин, поспешив встать на защиту своей подруги.

– Неужели какому-то мужчине такое может понравиться? Вы же его облепили, как мухи! Должен же он был себя защитить!

– Неправда, – решительно замотала головой Радонио. – Мы знаем, о чем вы говорите друг с другом. То об одной, то о другой женщине. Разве не так? Я помню твои слова о том, что ты хотел бы иметь всех женщин разом. Особенно тех, которые еще не вкусили Первой Радости.

Молодой мужчина густо покраснел, и Радонио тут же поспешила завладеть инициативой:

– Некоторые из вас любят поговорить и о самках плоскоголовых!

Внезапно возле костра появилась грузная женская фигура. Татуировка на лице и раскосые глаза говорили о ее иноземном происхождении, однако облачение было сшито из кож, выделанных Шамудои.

– Радонио, на празднике, устроенном в честь Матери, о столь грязных вещах говорить не стоит…

Джондалар узнал в странной женщине Шамуда.

– Я больше не буду, Шамуд, – ответила Радонио, повесив голову. Судя по выражению ее лица, она действительно сожалела о происшедшем.

Только теперь Джондалар сумел разглядеть ее по-настоящему. Так же, как и все ее подруги, Радонио была совсем еще девочкой. Он вел себя совершенно безобразно.

– Моя хорошая, – нежно обратился к Радонио Шамуд, – мужчин нужно завлекать, а не завоевывать.

С этим мнением Джондалар не мог не согласиться.

– Но мы ведь не хотели обижать его! Нам казалось, что это ему… понравится!

– Возможно, это и произошло бы. Но в этом случае вам следовало действовать не столь грубо. К таким вещам не принуждают силой. Тебе же это не понравилось, верно?

– Он сделал мне больно!

– Неужели? Может, он просто поступил против твоей воли? А Керунио? О ней-то никто из вас не подумал. Радостью нельзя овладеть силой. Мы оскорбляем этим Мать и Ее Дар.

– Тебе виднее, Шамуд…

– Я запрещаю вам играть в такие игры. Ты слышишь, Радонио? Сегодня у нас праздник. Мудо хочет видеть своих детей счастливыми. Не обращай внимания, дорогая, на эту неприятную сцену, иначе ты испортишь себе праздник. Музыка заиграла вновь – пойди потанцуй.

Джондалар взял Радонио за руку и пробормотал:

– Мне… Мне очень жаль… Я не думай. Не хотеть обижай. Пожалуйста, моя стыдно. Прощай?

Радонио тут же забыла о своей недавней обиде.

– Это была очень глупая шутка… – еле слышно пробормотала она, зачарованная взглядом его синих глаз. Он же нежно прижал ее к себе и запечатлел на ее устах долгий сладостный поцелуй.

– Спасибо тебе, Радонио, – сказал он и зашагал прочь.

– Джондалар! – окликнула его маленькая Керунио. – Куда же ты?

Зеландонии совершенно забыл о ней и теперь испытывал угрызения совести. Он направился широким шагом к маленькой симпатичной живой женщине, которая, вне всяких сомнений, должна была привлекать к себе мужчин, и, приподняв, поцеловал ее с жаром и с сожалением.

– Керунио, я обещать другая. Тебя увидел – другая совсем забывай. Мы с тобой… еще встретимся. Пожалуйста, не надо быть сердитый, – прошептал Джондалар и быстрым шагом направился к хижинам, находившимся под козырьком из песчаника.

– Эх, Радонио, Радонио… Ты пришла и все испортила… – вздохнула Керунио, провожая чужеземца взглядом.

Кожаная полость, служившая дверью жилища, которое он делил с Серенио, оказалась опущенной, однако вход в него не был перегорожен планкой, и это означало, что Серенио находится там и она одна. Джондалар вздохнул с облегчением. Откинув полу, он поразился царившей в хижине темени и засомневался в правильности своего предположения. За весь этот вечер, с той поры как закончилась ритуальная церемония, он не видел ее ни разу. А ведь он обещал провести эту ночь именно с ней… Может быть, у нее изменились планы или она увидела его вместе с Керунио?

Он направился в дальний угол хижины, где находился помост. на котором лежали шкуры. Ложе Дарво пустовало возле боковой стены. Так он и предполагал. Гости – особенно ребята его возраста – сюда заглядывали крайне редко. Наверняка мальчик свел знакомство со своими сверстниками и решил провести ночь праздника вместе с ними.

Приблизившись к дальней стене, он навострил уши. Да, он определенно слышал звук ее дыхания. Лицо Джондалара осветилось радостной улыбкой. Она здесь. Она его ждет…