Звездный десант

Вот всегда у меня перед броском колотун начинается! Кажется, и стимуляторами напичкали, и гипнодинамику провели – после всего этого должен бы напрочь всяких страхов лишиться, а вот поди ж ты… Наш корабельный психиатр каждую извилину мою прозвонил – загипнотизировал, задал кучу дурацких вопросов, а потом сказал, что нет у меня ничего особенного и вовсе это не от страха. Точно так же, мол, призовые рысаки дрожат на старте.

Тут я ничего не скажу – в жизни не был призовым рысаком, откуда ж мне знать? Однако перед броском всякий раз трясет, будто последнего салажонка. За полчаса до броска нас выстроили в «предбаннике», и командир взвода, сержант Джелал, приступил к осмотру. На самом деле Джелал вовсе не был командиром взвода – просто взводным сержантом. Однако наш лейтенант Расжак из последнего броска не вернулся, и Джелал, как старший по званию, на время его заменил. Джелал наполовину финн, наполовину турок с Искандера (Проксима) и больше всего похож на писаря-недомерка. Но это – только с виду; я однажды сам наблюдал, как он разделался с двумя парнями, которые разбушевались ни с того ни с сего. Джелли до голов-то их едва мог дотянуться, но уж когда дотянулся… Лбы их друг о друга щелкнули звонче спелых кокосов! А сержант еще успел на шаг отступить, прежде чем парни долетели до пола.

Джелал, хоть и сержант, занудою вовсе не был. Вне строя его даже можно было в глаза звать – Джелли. Конечно, салагам такого не дозволялось, но если хоть раз ходил в боевой десант – смело можешь обращаться к нему на «ты».

Но как раз сейчас он был «при исполнении». Все мы уже проверили каждую мелочь в экипировке – от этого как-никак своя же шкура зависит, – потом нас жучил и. о. взводного сержанта, а теперь за дело принялся Джелли. Лицо его будто окаменело, а глаза не упускали ничего. Подойдя к стоящему напротив меня Дженкинсу, он протянул руку к его поясу и нажал кнопку индикатора физсостояния.

– Выйти из строя!

– Сержант, всего-то навсего насморк! Фельдшер говорил…

– «Говорил»… Фельдшеру в десант не идти! И тебе с твоими 37,5° – тоже. Нашел время болтать. ВЫЙТИ ИЗ СТРОЯ!

Дженкинс покинул строй. Он был просто сам не свой – да и мне сделалось не по себе. После гибели лейтенанта Расжака нас повысили по цепочке, и я стал помощником командира второго полувзвода. Теперь, с уходом Дженкинса, в отделении появилась дыра, и заткнуть ее нечем. Плохо; может статься, кто-нибудь из ребят позовет на помощь, а услышать его будет некому…

Джелли завершил осмотр. Отступив на середину, он оглядел нас и покачал головой.

– Стадо обезьянье, – угрюмо буркнул он. – Ладно, если всех вас сегодня ухлопают к чертовой бабушке, может, мне таки удастся сколотить подразделение, какое и лейтенанту не стыдно было бы показать. А может, и не выйдет ничего – война, кого попало набирают…

Джелал вдруг стал точно выше ростом.

– Запомните! Каждый из вас, обезьян, и все вы вместе – влетели Федерации в копеечку! Оружие, скафандр, боезапас, прочая экипировка, обучение, жратва – словом, все, что вам стравили, потянет больше полумиллиона! Да еще сами потянете на тридцать центов – вполне приличная сумма выйдет.

Сержант обвел взглядом строй.

– А потому казенное имущество – хоть в лепешку разбейтесь, но доставьте обратно! Сами вы потеря невеликая, но время сейчас не такое, чтобы попусту разбрасываться экипировкой! Зарубите себе на носу: мне тут героев не надо. Лейтенанту – тоже. От вас требуется просто сделать ваше дело: отправиться вниз, выполнить задание, не прохлопать отбой и прибыть к месту сбора – на полусогнутых и в порядке номеров. Ясно?

Джелли вновь окинул строй взглядом.

– Считается, что план вам известен. Однако многие из вас, обезьян, за отсутствием хоть капли мозга наверняка забудут и гипноустановки, поэтому я повторяю. Нас сбросят в две цепи, интервал – две тысячи ярдов. По приземлении – тут же взять мой пеленг. Пока ищете укрытие – пеленгуйте напарников справа и слева. На все это – десять секунд. А после, до приземления фланговых, крушите все, что попадется под руку.

Фланговый – это я. Как помкомотделения, я должен был замыкать левый фланг, и меня слева не прикроет никто. Дрожь усилилась…

– Как только приземлятся фланговые, выровнять цепи и уточнить интервал. На это у вас двенадцать секунд, все прочее бросьте. Затем – прыжками вперед, четные-нечетные. Помкомотделений следят за очередностью и чтобы фланги полностью завершили охват.

Сержант поглядел на меня:

– Если сделаете все как надо – в чем я сильно сомневаюсь, – то фланги сомкнутся как раз к отбою, и можете сваливать. Вопросы?

Вопросов, как всегда, не было. Джелал продолжал:

– И еще. Это не настоящий бой, а только рейд. Мы должны показать противнику нашу силу и нагнать на него страху. Нужно, чтобы они поняли: нам ничего не стоит стереть город в порошок. И если мы пока что не забрасываем их бомбами, пусть это их не успокаивает. Пленных не брать. Убивать только при необходимости, но на месте приземления уничтожить все. И если хоть один олух притащит назад хоть одну бомбу!.. Ясно?

Некоторое время он молча взирал на нас.

– «Дикобразы Расжака» должны быть, как всегда, на высоте. Перед смертью лейтенант просил меня передать вам, обезьяны, что и на небесах не спустит с вас глаз ни на минуту… и надеется, что вы сможете покрыть славой свои имена!

Взглянув на сержанта Мигелаччо, командира первого полувзода, Джелли отступил в сторону, бросив напоследок:

– Падре, у вас пять минут.

Многие ребята вышли из строя и опустились на колени перед Мигелаччо. Вероисповедание здесь значения не имело: христиане, мусульмане, гностики, иудеи – всякий, кто хотел, мог рассчитывать на благословение перед броском. Говорят, есть части, где капеллан не идет в бой вместе с остальными, но я понять не могу: как же они там в таком случае вообще живут?! Как капеллан может благословлять других на то, чего не собирается делать сам? У нас, в Мобильной Пехоте, все идут в бросок и все дерутся – и капеллан, и кок, и даже секретарь нашего Старика. Когда мы сядем в капсулы, никто из Дикобразов не останется на борту – кроме Дженкинса, но тут уж вина не его.

Я не стал подходить к Мигелаччо – боялся, как бы кто не заметил, что меня трясет. В конце концов, падре и оттуда может меня благословить. Однако он, напутствовав остальных, подошел ко мне сам и прислонил свой шлем к моему, чтоб обойтись без радио.

– Джонни, – тихо сказал он, – ты впервые идешь в десант капралом.

– Ну да…

На самом-то деле я был такой же капрал, как Джелли – офицер.

– Послушай, Джонни… Отыскать свои «метр на два» никогда не поздно и всегда слишком рано. Ты свое дело знаешь, вот и делай его. Ни больше, ни меньше. Не лезь из кожи вон ради медалей, ладно?

– Ага, спасибо, падре. Хорошо.

Он мягко добавил что-то на языке, которого я не знал, хлопнул меня по плечу и поспешил к своему отделению.

– Смир-р-р… на!!! – крикнул Джелли. Все застыли.

– Взво-од!

– Полувзвод!.. – подхватили Мигелаччо и Джонсон.

– По полувзводам… с левого и правого борта… к броску… товсь!

– Полувзвод! По капсулам!

– Отделение!..

Мне пришлось подождать, пока рассядутся и уйдут в «ствол» четвертое и пятое отделения. Потом в «стволе» показалась моя капсула. Забираясь в нее, я успел подумать: а тех, древних, тоже дрожь брала, когда они влезали в своих троянских коней? Или это только я один такой?

Джелли проверил каждую капсулу на герметичность и собственноручно упаковал меня. При этом он, наклонившись, шепнул:

– Не тормози там, Джонни! Все как на учениях!

Люк надо мной захлопнулся, и я остался один. Как на учениях, значит… Меня затрясло с новой силой.

В наушниках послышался голос Джелли. Он вызывал капитана:

– Мостик! Дикобразы Расжака, к броску готовы!

– Семнадцать секунд, лейтенант! – раздалось в ответ веселое контральто капитана. Она обратилась к Джелли как к «лейтенанту»… Конечно, лейтенант Расжак мертв, и, может, Джелли скоро присвоят это звание… но пока что мы – Дикобразы Расжака.

– Удачи, ребята, – добавила она.

– Спасибо, капитан.

– Не подкачайте! Пять секунд…

Я был перетянут ремнями, будто багажный тюк, – живот, лоб, голени, – однако трясло меня пуще прежнего.

После отстрела всегда становится легче. До того сидишь в полной темноте, против перегрузок перебинтованный, как мумия, – тут и дышать-то трудно. Но в капсуле – азот, и шлема снимать нельзя, даже если б ты и мог его снять. Да и капсула все равно уже в «стволе»… В общем, если по кораблю попадут до того, как отстрелят твою капсулу, ты так и сдохнешь от удушья, не в силах пошевельнуться. От этого-то ожидания в темноте, наверное, и трясет – как подумаешь иногда: а вдруг ты остался один?! Корабль с развороченным корпусом несется по орбите на манер «летучего голландца», и скоро ты, не способный даже шевельнуться, начнешь задыхаться… А может, корабль сошел с орбиты; тогда найдешь свои два квадратных метра внизу – если не сгоришь по дороге.

Тут корабль начал торможение, дрожь отпустила. По меньшей мере восемь «же», если не все десять! Если за штурвалом женщина, то, считай, хорошая встряска тебе обеспечена, а привязные ремни оставят на теле массу синяков. Да, я в курсе, из женщин выходят лучшие пилоты – реакция у них быстрее, перегрузки они переносят лучше, и потому маневр «налет – отступление» они выполняют гораздо четче и быстрее. Это здорово повышает наши шансы выжить; их шансы – тоже. И все-таки, когда на тебя навалился вес в десять твоих собственных, веселого в этом мало, я вам скажу.

Но капитан Деладрие дело свое знала туго. Я даже не почувствовал, как наш «Роджер Янг» прекратил торможение, только услышал ее команду:

– Носовые… Пуск!

Последовали два толчка – вниз пошли Джелли и помкомвзвода, – и тут же:

– Левый и правый борт… Пуск!

Теперь наша очередь.

БАМП! Капсула продвигается вперед. БАМП! Еще продвигается – примерно как патрон в обойме старого автоматического оружия. Здорово похоже, только стволы больше смахивают на туннели, вмонтированные в космический корабль, а каждый патрон – это капсула, в которой кое-как помещается пехотинец с полной выкладкой.

БАМП! Обычно третьим номером бывал я, но сейчас я шел «Чарли-хвостиком», то есть замыкающим, последним из всех трех расчетов. Капсулы отстреливались с секундным интервалом, однако ждать было скучно, и я принялся считать отстрелы. БАМП! – двенадцать. БАМП! – тринадцать. БАМП! – четырнадцать… Странный звук – это пошла пустая, Дженкинс остался на борту… БАМП!..

КЛАНГ! Теперь моя очередь, я уже в камере отстрела. УАМММММ! Последовал взрыв, рядом с которым маневр торможения в исполнении капитана Деладрие – детские игрушки…

А потом – ничего.

Вообще ничего. Ни звука, ни тяжести, ни перегрузок. Полет в полной тишине; свободное падение миль, похоже, на тридцать. Атмосферы пока что, считай, вовсе нет – падаешь себе потихоньку на никогда не виданную планету… Теперь меня не трясло – ожидание кончилось. И вообще после отстрела бояться уже некогда – если что и случится, все равно даже пикнуть не успеешь.

Капсула начала раскачиваться, затем выровнялась, потом стал возвращаться и вес. Нарастал он быстро, и скоро я почти достиг своей нормы – нам говорили, на поверхности здесь 0,87 «же». Капсула вошла в верхние слои атмосферы. Хороший пилот, мастер, должен затормозить и отстрелить капсулы так, чтобы они шли параллельно экватору и со скоростью, равной скорости вращения планеты. Тогда они пройдут верхние слои атмосферы с небольшим разбросом и приземлятся не слишком далеко от места назначения. Ну, может, некоторых отнесет подальше – всех атмосферных штучек, конечно, не учесть. А если пилот растеряется, то может так раскидать десант, что собраться в точке рандеву будет очень сложно, а это – верный провал операции. От пехотинца можно ожидать чего-то стоящего, только если точно вывести его на цель, поэтому лично я считаю, что пилоты важны не меньше, чем мы.

Капсула вошла в атмосферу мягко – стало быть, капитан положила нас с отклонением, близким к нулю, о таком можно только мечтать! Я почувствовал себя счастливым – и не только оттого, что мы приземлимся точно. Пилот, который так здорово сработал бросок, не подкачает и потом, когда нам придется возвращаться.

Внешняя оболочка капсулы загорелась и начала отходить. Похоже, неровно – я закувыркался. Затем она отошла полностью, и я выровнялся. Заработали турбулентные гасители скорости второй оболочки. Меня затрясло пуще прежнего. Пока носители сгорали, болтанка усилилась, а потом начала отходить вторая оболочка. Это одна из тех уловок, что укрепляют в пехотинце надежду дожить до пенсии. Отходя, оболочки не только тормозят падение – они вдобавок заполняют небо вокруг десантника таким количеством мусора, что радары внизу вместо каждой цели показывают целую уйму. И любая из точек на экране может быть бойцом, или бомбой, или чем-нибудь еще. За глаза хватит, чтоб любая система наведения спятила, – да так с ними обычно и бывает.

Для пущего смеху с корабля сразу вслед за нами отстреливают еще серию пустышек – они падают быстрее, потому что не сбрасывают оболочек, достигают земли прежде нас, взрываются и расчищают место посадки. Да еще работают как импульсные повторители, сбивая с толку радары, – в общем, делают массу дел, добавляя хлопот тем, кто должен организовать нам внизу торжественный прием.

Тем временем на корабле, оставив побоку весь этот радарный шум, ни на миг не выпускают из виду радиомаяк комвзвода и вычисляют точку приземления – для разных будущих подробностей.

Вторая оболочка полностью отошла, и из третьей автоматически выстрелился первый ленточный парашют. Работал он недолго, а рассчитан был и вовсе ни на что – мощный рывок, и парашют летит ко всем чертям. Второй парашют работал немногим дольше, а третий – уже порядком. В капсуле стало жарковато. Пора подумать о приземлении.

Третью оболочку сорвало вместе с последним парашютом. На мне остались скафандр да пластиковое яйцо, внутри которого я был привязан. Двигаться я все еще не мог. Теперь пора определиться с посадкой. Нажав кнопку под пальцем, я включил дисплей ближнего обзора, расположенный на лицевой панели шлема, и снял данные.

Миля и восемь десятых. Малость пониже, чем я привык, – особенно в одиночку. Яйцо падало с постоянной скоростью, а значит, держаться за него дальше не было смысла. Но, судя по температуре оболочки, автоматика откроет его еще не скоро. Я нажал кнопку немедленного освобождения.

Первый заряд перебил ремни, второй взорвал пластик, распавшийся на восемь частей, а я остался сидеть прямо в воздухе и наконец-то мог видеть. Все восемь кусков оболочки, кроме маленького обзорного окошка, металлизированы и дают радару такой же сигнал, как и человек в скафандре. Наблюдатель, будь он живой или электронный, потратит кучу времени, пытаясь вычислить меня на экране среди кусков и обломков, разбросанных на милю вокруг. На учениях всем пехотинцам дают поглядеть собственными глазами и на экране радара, какую кашу в воздухе наблюдают с земли. Это – чтобы не чувствовали себя беззащитными в воздухе, иначе слишком легко поддаться панике и подставиться. Например, раскрыть парашют раньше, чем надо, и превратиться в «сидячую утку» – кажется, так это называют… Кстати – утки действительно «сидят»? Как это? Или вовсе не раскроешь парашют и сломаешь шею…

Я потянулся, распрямился и оглядел окрестности.

Потом сложился пополам и выпрямился снова, но уже лицом вниз, в положении «ныряющий лебедь», чтобы улучшить обзор. Внизу была ночь, об этом нас предупреждали, однако инфравизоры показывают все достаточно хорошо – когда к ним привыкнешь. Прямо подо мной находилась река, по диагонали пересекавшая город. Она ярко светилась на дисплее – вода была гораздо теплей почвы – и стремительно надвигалась. Мне было все равно, на какой из берегов садиться, лишь бы не в воду – это здорово задержит.

Вспышка справа – примерно на моей высоте. Какой-то неприветливый туземец, похоже, спалил один из обломков моей капсулы. Я тут же раскрыл парашют, чтобы по возможности убраться из поля зрения его радара – на тот случай, если он вздумает проследить до приземления все цели в выбранном районе. Меня тряхнуло, я тут же выправился, обуздал парашют, секунд двадцать потихоньку плыл к земле, а потом отстегнул его – что, по-вашему, может означать цель, снижающаяся куда медленней остальных?

Должно быть, все хитрости сработали – никто меня не изжарил.

На шестистах футах я раскрыл еще парашют и быстро осмотрелся. Меня несло прямо в реку, а когда я снижусь футов до ста, то окажусь над зданием с плоской крышей – наверное, склад. Он стоял у самого берега. Отстегнув парашют, я врубил двигатели скафандра и, приземлившись прямо на крышу, взял пеленг командира взвода.

Оказалось, берег я выбрал не тот. На кольце радиокомпаса в шлеме огонек Джелли светился далеко к югу – стало быть, я слишком забрал на север. Я бросился по крыше к реке и на ходу взял пеленг командира соседнего расчета. Он был в миле от меня:

– Эйс, выравнивай цепь!

Оставив на крыше бомбу, я прыгнул через реку, к постройкам на том берегу.

Ответ Эйса можно было вычислить заранее. Именно он должен был занимать мой нынешний пост, только не захотел покидать свое отделение. Но принимать от меня приказы он тоже не желал.

Склад позади взлетел на воздух. Я полагал, что взрывная волна нагонит меня уже на том берегу, когда я буду прикрыт зданиями, – однако она накрыла меня еще в воздухе. Мой гироскоп чуть не завалило набок, а вместе с ним и я едва не перевернулся. Но я ведь поставил бомбу на 15 секунд… или нет? Похоже, я потерял контроль над собой, а из всех штук, что ты можешь выкинуть в бою, эта – самая худшая. «Все как на учениях», – говорил Джелли. Не жалей времени; все делай как следует, пусть на это уйдут лишние полсекунды.

Приземлившись, я опять связался с Эйсом и снова приказал перестраивать отделение. Он не ответил, но перестраиваться начал. Ну и черт с ним. Пока Эйс делает что положено, можно простить ему грубости – временно. Однако, если мы вернемся на корабль и Джелли утвердит меня в помкомах, придется выбрать укромное местечко и выяснить, кто здесь главный. Пусть Эйс – настоящий капрал, а я только занимаю капральскую должность, он должен подчиняться мне. В боевой обстановке нельзя постоянно отвлекаться на дерзости подчиненных.

Размышлять об Эйсе в деталях времени не было. Перелетая реку, я засек весьма аппетитную цель и хотел приблизиться к ней, пока до нее не добрался кто-нибудь еще. Отличная, большая группа общественных зданий – или что-то похожее – на вершине холма. Храмы, а может быть, дворцы… Они примерно на милю выступали из нашего района, однако при маневре «ударил – отходи» есть правило, по которому половину боезапаса можно истратить в стороне от зоны охвата. Так противнику трудней понять, куда направлена атака, а потому – круши и сматывайся поскорей. У противника всегда подавляющий численный перевес, от внезапности и быстроты зависит твоя жизнь.

Я приготовил ракетомет и в то же время связался с Эйсом, повторив ему приказ о выравнивании цепи, но на самом интересном месте меня прервал Джелли на частоте, принимаемой всем взводом:

– Взвод!.. Прыжками… Марш!

И тут же отозвался мой начальник, сержант Джонсон:

– Прыжками… Нечетные… Марш!

Значит, еще секунд двадцать у меня есть. Я вспрыгнул на крышу здания неподалеку, вскинул к плечу ракетомет и нажал первую гашетку, чтоб ракета «увидела» цель. Нажав вторую, проводил ракету взглядом и, спрыгнув вниз, крикнул:

– Второе отделение! – Отсчитал в уме секунды и приказал: – Четные… Марш!

Выполняя свой собственный приказ, я прыгнул через улицу, а пока был в воздухе, прошелся из ручного огнемета по ряду зданий у берега реки. Они, наверное, были построены из дерева – здорово занялись. К тому же некоторые, кажется, содержали нефтепродукты или даже взрывчатку. Одновременно два наплечных реечных бомбодержателя отстрелили две небольшие бомбы на пару сотен ярдов – влево и вправо. Но что они там наделали, я не успел поглядеть – в этот момент моя ракета нашла цель. Кто хоть раз видел вспышку ядерного взрыва, ни с чем не спутает. Это, конечно, только семечки – по тротиловому эквиваленту около двух килотонн, с «трамбовкой», то есть сверхсжатием, позволяющим существенно уменьшить критическую массу… Но кому охота устраивать космические катастрофы под собственным задом? Ракеты вполне хватило, чтоб снести напрочь верхушку холма и заставить горожан попрятаться от активных осадков. Вдобавок те из туземцев, кому посчастливилось именно в этот момент высунуть нос наружу и посмотреть на холм, по крайней мере полчаса не увидят ничего, в том числе и меня. Ни меня, ни кого-нибудь из наших это не касалось – шлемы освинцованы, а на лбу всегда темные фильтры. Нас специально тренировали: резко киваешь головой и сбрасываешь их на глаза, если случайно повернулся в сторону взрыва.

Словом, я только моргнул, а затем, открыв глаза, увидел туземца, вылезающего из пролома в стене прямо передо мной. Он смотрел на меня, я – на него, он начал поднимать какую-то штуку – наверное, оружие, – и тут Джелли скомандовал:

– Нечетные… Марш!

Мне некогда было валять дурака – уже сейчас я должен быть в пяти сотнях ярдов впереди. В левой руке я все еще держал огнемет. Поджарив туземца, я прыгнул через здание, из которого он вылез. Ручной огнемет прежде всего предназначен для поджигания, однако против одинокого врага в ближнем бою куда как хорош – целиться из него не надо.

За всеми делами я забылся и прыгнул слишком высоко и далеко. Заманчиво, конечно, выжать из скафандра все, что можно, однако в бою это верная смерть. Висишь в воздухе чуть не вдвое дольше, чем надо, а твоя задница в это время представляет собой отличную мишень. Передвигаться положено, перескакивая со здания на здание: прыгнул, выжег окрестности, спрыгнул, укрылся… Главное – нигде не задерживаться больше двух секунд, не давать противнику времени прицелиться в тебя. Никогда не будь там, где тебя ищут, – словом, не тормози.

А я на сей раз перестарался – прыжок был слишком высок, чтоб приземлиться на следующей улице, но до той, что за ней, не дотягивал. Я летел прямо к одной из крыш. Она была не такая плоская и удобная, здесь не найти трех секунд на запуск еще одной малютки. Сплошь утыкана трубами, арматурой, какими-то непонятными железяками – наверное, фабрика или химический завод. Места для меня почти не было. Вдобавок на крыше отирались с полдюжины туземцев. Чудики эти человекоподобные, 8–9 футов росту, только гораздо тоньше нас да температура тела у них повыше. Одежды они не носят и через инфравизоры здорово смахивают на неоновую рекламу.

Если смотреть простым глазом, они еще смешней. Лучше, конечно, иметь дело с ними, чем с пауками: от одного вида этих багов меня выворачивает наизнанку.

Если аборигены забрались сюда секунд тридцать назад, когда взорвалась моя ракета, то они не могут видеть ни меня, ни кого-либо еще. Однако на все сто я в этом уверен не был и в любом случае не хотел из-за них тормозить – не такой у нас нынче рейд. Потому я прямо с воздуха прыгнул снова, бросив им горсть десятисекундных зажигательных пилюль, чтобы они занялись делом. Приземлился, снова прыгнул, скомандовал:

– Второй полувзвод… Четные… Марш! – и продолжал движение, стараясь нагнать своих и высматривая на ходу, куда бы всадить ракету. У меня оставалось еще три штуки, и я вовсе не хотел тащить их обратно. Но нам долго вдалбливали, что цель должна стоить тех денег, которые вложены в орудие ее уничтожения, – иначе ракету следует поберечь. Подобное оружие мне доверили всего во второй раз…

Сейчас я хотел найти их водозаборы. Одно прямое попадание – и весь город станет непригодным для жизни. А это и было нашим заданием – вынудить население к эвакуации без массового истребления оного. Судя по карте, изученной нами под гипнозом, водозаборы должны быть впереди, милях в трех.

Но пока я их не видел – наверное, прыгал слишком низко. Собрался было прыгнуть повыше, но вовремя вспомнил, что сержант Мигелаччо советовал не стараться заработать медаль. Я переключил бомбодержатели на плечах на автозапуск, так я мог поражать случайные цели, не отвлекаясь от поисков чего-нибудь стоящего – пара бомб отстреливалась при каждом прыжке.

Нечто стоящее – по крайней мере, большое – скоро нашлось. Может, это и были водозаборы. Я вскочил на крышу самого высокого из соседних зданий, прицелился, пустил ракету, спрыгнул вниз и тут же услыхал голос Джелли:

– Джонни! Ред! Начинайте охват!

Мы с Редом ответили: «Есть начинать охват!» Включив пищалку, чтоб Ред всегда мог брать мой пеленг, я поймал его пеленг и скомандовал:

– Второй полувзвод! Развернуться для охвата! Командирам отделений – подтвердить получение приказа!

Четвертое и пятое отделения ответили: «Есть!», а Эйс буркнул:

– Уже, уже. Шевели ногами!

И он был прав. Судя по пеленгу Реда, правый фланг находился прямо передо мной, но все еще в добрых пятнадцати милях. Надо пошевеливаться, иначе не успею вовремя. А ведь половина боезапаса все еще оттягивает спину, и надо найти время для его применения!

Десант приземлился в V-образном строю. В середине Джелли, а на «плечах» – мы с Редом. Теперь нужно свести плечи так, чтоб получился круг с центром в точке рандеву. Значит, мы с Редом должны пройти куда как больше остальных – и простору для стрельбы у нас, выходит, больше.

Слава богу, хоть «продвижение прыжками» кончилось. Теперь можно спокойно оценить обстановку и набрать скорость. А обстановка тем часом становилась все горячее – несмотря даже на быстроту продвижения. Вначале у нас было преимущество – внезапность; надеюсь, что все приземлились благополучно. И бой мы ведем так, чтобы исключить возможность попадания в своих; противник имеет на это гораздо больше шансов, когда стреляет по нам, – если вообще может увидеть нас, чтобы выстрелить. Я не силен в теории игр, однако сомневаюсь, что какой угодно компьютер, анализируя мои действия, сможет точно предсказать, где я буду в следующую секунду.

Тем не менее местная оборона начала отвечать огнем – не знаю уж, прицельным или как. Совсем рядом грохнула пара мощных взрывов – у меня даже в скафандре зубы лязгнули, а потом я получил порцию направленного излучения, от которой волосы встали дыбом и на один миг парализовало всю мою верхнюю половину, по самые локтевые отростки. Если бы скафандр не получил перед этим импульса к прыжку, там бы я и остался.

Такие-то штучки и наводят порой на мысль – какого черта понесло меня в армию? Однако сейчас мне некогда было размышлять на эту тему. Дважды прыгнув через улицы наугад, я вдруг приземлился прямехонько в толпу туземцев и тут же прыгнул снова, отмахнувшись струей пламени из огнемета.

Это придало мне прыти, и я сократил разрыв примерно наполовину – однако, затратив минимум времени на продвижение, не нашел ни одной стоящей цели. Бомбодержатели отстрелили последние бомбы еще два прыжка назад. Оказавшись во дворе, похожем на колодец, я остановился, чтобы перезарядить их, и тем временем посмотрел, чем занимается Эйс. Оказалось, что я все еще достаточно далеко от наших и вполне могу подумать, что делать с остатком ракет. Я вскочил на крышу самого высокого дома поблизости.

Света было уже достаточно, чтобы видеть без инфравизоров. Я поднял их на лоб и быстро огляделся. Высматривал я что-нибудь находящееся позади нас и достойное ракеты с ядерной боеголовкой. Впрочем, времени на выбор почти не было.

На горизонте, по направлению к их космодрому, маячило нечто подходящее. Может, контрольное сооружение, а может, даже звездолет. Примерно на полпути к нему туземцы отгрохали что-то непонятное – даже приблизительно не похожее на что-нибудь знакомое. Космодром был почти на предельном расстоянии, однако я все же показал его ракете: «Ну, маленькая, дай им!»

Пустив ее, я тут же приготовил вторую, последнюю, выпустил ее по непонятному строению и прыгнул.

Стоило мне покинуть крышу, как здание взлетело на воздух – прямое попадание. Вероятно, местные рассудили, и совершенно справедливо, что стоит пожертвовать домом ради одного из нас. А может, это кто из наших парней решил, что нечего больше осторожничать. Во всяком случае, мне расхотелось передвигаться по крышам, и следующую улицу я решил пройти насквозь. Вытащив из-за спины тяжелый огнемет, я стряхнул на глаза затемнители, сконцентрировал луч, вырезал, будто ножом, кусок стены напротив, вошел… И тут же выскочил обратно.

Не знаю, куда это меня занесло. Может, это была их церковь, может, ночлежка, а может, и штаб командующего обороной. Громадное такое помещение, а худышек там собралось больше, чем мне за всю жизнь хотелось бы встретить.

Хотя не церковь, один в меня выстрелил, когда я отходил назад. Для моего скафандра это, конечно, семечки – просто тряхнуло немного, но даже не ранило, а пуля ушла рикошетом. Только в ушах зазвенело. Звон этот напомнил мне, что невежливо было бы уйти, не оставив им что-нибудь на память. Я сорвал с пояса что под руку попало и, бросив в пролом, услышал кваканье. Да, верно нам говорили в учебке: сделать сразу куда полезней, чем все обдумать и то же самое сделать через час!

Совершенно случайно выбор оказался идеальным. Это была специально изготовленная для сегодняшнего рейда бомба – каждому дали только по одной такой с указанием использовать наиболее эффективно. Квакала она на местном языке – в вольном переводе примерно так:

«Раз-два-три-четыре-пять, надо, детки, убегать! Я не рыбка, я не гусь, полминутки – и взорвусь! Двадцать девять, двадцать восемь…»

Предполагалось, что это должно потрепать им нервы. Да уж, такого и мои нервы не выдержат… Будто такой злобный малец бойко тараторит считалку, по окончании которой взорвет все вокруг. Конца считалки я не стал дожидаться, а прыгнул дальше, гадая, найдется ли в зале достаточно окон и дверей, чтобы все смогли убраться вовремя.

В прыжке я взял пеленг Реда, а приземлившись – Эйса. Ух ты, опять отстаю – времени в обрез.

Через три минуты мы сомкнули фланги: теперь Ред находился в полумиле слева. Он доложил об этом Джелли. В ответ по общей связи раздался облегченно-радостный рык:

– Отлично! Круг замкнулся, но маяк еще не сброшен. Давайте потихоньку вперед. Не стойте столбами, добавьте им перцу, крушите все, что найдете! Только следите за напарниками справа и слева – к нашим это не относится! Хорошо сработано, теперь главное – напоследок не подгадить! Взво-од!.. По отделениям!.. Рассчитайсь!

Да, похоже, и вправду неплохо сработано – почти весь город в огне. Было уже совсем светло, однако еще вопрос, снимать ли инфравизоры – такой дымина кругом!

Наш командир полувзвода Джонсон скомандовал:

– Второй полувзвод… Рассчитайсь!

Я отозвался:

– Отделения четыре, пять, шесть – разберись по порядку номеров и доложи!

Среди всего прочего у нас имелись новые многоканальные рации. Джелли мог связаться со всеми сразу и – выборочно – с командирами полувзводов. Командир полувзвода – со всеми своими и отдельно с капралами. Таким образом, перекличка взвода занимала считаные секунды. Я слушал перекличку четвертого отделения, тем временем просматривая свой боезапас, и даже успел бросить гранату в туземца, высунувшего нос из-за угла. Он куда-то пропал. Я тоже смылся. Начальство говорит – не стой столбом…

В четвертом отделении тормозили, пока их командир не допер, что пустой номер принадлежит Дженкинсу, оставшемуся на корабле. Пятое отщелкало, как метроном, и я уж облегченно вздохнул…

…И тут перекличка затормозилась на пятом номере в отделении Эйса.

– Эйс, где Диззи?

– Заткнись, – буркнул он. – Номер шесть!

– Я! – ответил Смит.

– Номер семь!

Подбив итог, Эйс доложил:

– Шестое отделение; нет Флореса. Командир отделения идет на поиски.

– Отсутствующих – один, – доложил я Джонсону, – Флорес, отделение шесть.

– Отстал или убит?

– Не могу знать. Командир отделения и помкомполувзвода идут на поиски.

– Джонни, Эйс справится сам!

Но я уже не слушал и не ответил. Я услышал, как Джонсон докладывает о происшествии Джелли, а тот проклинает всех и вся. Нет, я не рвался за медалью. Выходить на поиск пропавшего – прямая обязанность помкомполувзвода. Он – вроде довеска; на катер возвращается последним, и вообще – прямая расходная статья. А у комотделения свои дела есть. Да вы, конечно, уже догадались, что помком вовсе ни на что не нужен, пока командир отделения жив.

И тут я почувствовал себя действительно никому не нужным и списанным в расход – в наушниках зазвучала приятнейшая мелодия во Вселенной, отбой, сигнал нашего катера. То есть сигнал посылает автоматический передатчик. Его выпускают вперед, а он, достигнув цели, вколачивается в землю на манер гвоздя и принимается передавать позывные.

Катер, который должен нас подобрать, является в указанное место тремя минутами позже, и тут уж тормозить не стоит – этот автобус ждать не может, а следующего не предвидится.

И все же уйти и бросить товарища, пока есть хоть один шанс, что он жив, – нельзя. Ни у Дикобразов Расжака, ни в других подразделениях Мобильной Пехоты. Ты должен попытаться найти его.

Я услышал голос Джелли:

– Ребята, не унывай! Теснее круг, прикрываем отход! Вперед!

И я услышал мелодию маяка: ВО СЛАВУ ПЕХОТЫ СИЯЕТ В ВЕКАХ, СИЯЕТ В ВЕКАХ, СИЯЕТ В ВЕКАХ ИМЯ РОДЖЕРА ЯНГА! Захотелось бросить все и бежать к маяку – так тяжело мне стало.

Вместо этого я, направляясь совсем в другую сторону, связался с Эйсом, разбрасывая по дороге бомбы и жгучий горошек, чтобы не таскать лишнего веса.

– Эйс! Ты нашел его сигнал?

– Нашел, нашел. Топай назад, и без сопливых скользко!

– Я тебя вижу, а где он?

– Прямо впереди меня, может, четверть мили. Мотай отсюда. Он из МОИХ ребят!

Я не ответил, а просто взял чуть левее, чтобы встретить Эйса там, где, по его словам, должен быть Диззи.

Я нашел Эйса стоящим прямо над ним. Рядом валялась пара дымящихся трупов туземцев, а еще целая куча их разбегались кто куда. Я стал рядом.

– Давай вынем его из скафандра – катер придет через несколько секунд!

– Нет, ему слишком плохо!

Поглядев, я понял, что Эйс прав – в скафандре зияла громадная дыра, из которой текла кровь. Я был сбит с толку. Найдя раненого, положено вынуть его из скафандра… а потом просто берешь его на руки – ты-то в скафандре, какие проблемы? – и прыжками вперед. Вес человека куда меньше, чем вес боезапаса, который ты уже успел израсходовать.

– А… Что же делать?

– Понесем так, – угрюмо буркнул Эйс. – Бери слева.

Сам он взялся справа, и мы поставили Флореса на ноги.

– Держи крепче. На счет «два» – прыжок. Раз… два!

Мы прыгнули. Не так уж далеко и высоко. Человек весит не много и ни капли нам не мешал бы. Другое дело – скафандр, он слишком тяжел. Однако вдвоем можно кое-как справиться.

Прыжок, и еще, и еще… И каждый раз Эйс отсчитывал старт, а при посадке приходилось изо всех сил поддерживать Диззи – его гироскоп, похоже, совсем вырубился.

Катер приземлился, и маяк перестал подавать сигнал. Я уже видел катер, но… слишком далеко. Я слышал, как помкомвзвода командует:

– По порядку номеров… к посадке… товсь!

И тут же – голос Джелли:

– А-ат-ставить!

Наконец мы выбрались на открытое место. Можно было видеть корму катера, стоявшую на грунте, можно было слышать вой сирены. Наш взвод занял у катера круговую оборону…

Раздался голос Джелли:

– По порядку номеров… посадку начинай!

Но мы все еще были слишком далеко! Мне было видно, как грузится первое отделение, а кольцо вокруг катера сужается…

И из этого кольца вырвалась фигура и помчалась к нам со скоростью, какую только может выжать офицерский скафандр.

Джелли доскакал до нас, когда мы были в воздухе. Ухватив Флореса за бомбодержатели, он помог нам опустить его.

В три прыжка мы добрались до катера. Все уже были на борту, но люк пока не задраили. Мы втащили Флореса внутрь, забрались сами и захлопнули люк. Тем временем командир катера проклинала нас на все лады – из-за задержки она опаздывала к стыковке, и теперь могли погибнуть все! Джелли не удостоил ее ответом. Уложив Флореса на пол, мы рухнули рядом. Когда катер стартовал, Джелли сказал самому себе:

– Все налицо, лейтенант. Трое раненых, но все – налицо.

О капитане Деладрие я уже говорил – лучшего пилота просто не может быть! Стыковка катера с кораблем на орбите рассчитана до секунды. Не знаю отчего, но изменить время нельзя. Просто невозможно.

Но она совершила невозможное! Увидев, что катер стартовал с опозданием, она затормозила, сдала назад, опять набрала скорость… и подобрала нас! При помощи своих глаз и рук – ведь у нее не было времени просчитывать все на компьютере! И если Творцу Всемогущему понадобится помощник – приглядывать, чтобы звезды не сбивались с положенного пути, – я знаю, кто займет эту должность.

Диззи Флорес умер на пути к кораблю.