Глава IV. Как создавалась в Санкт-Петербурге медико-хирургическая академия

В самом конце XVIII столетия. 18 (29) декабря 1798 года, император Павел I подписал, наконец, указ о создании в Санкт-Петербурге своей Медико-хирургической академии.

Отечественная медицина к тому времени, действительно, достигла такого высокого уровня, что подобное учебное учреждение одним своим появлением знаменовало очень важный этап в ее постоянном и неуклонном развитии.

Необходимость высшего медицинского учебного заведения в России, типа академии, чувствовалась уже давно, и об этом самым серьезным образом ставился вопрос еще в царствование Екатерины II, даже велась соответствующая, притом – очень действенная подготовка к открытию некоего подобного учебного заведения.

Так, еще в 1785 году в Европу, с целью всемерного изучения тамошнего опыта в этой именно сфере, были отправлены за рубеж такие авторитетные петербургские профессора, как Мартин Матвеевич Тереховский и Александр Михайлович Шумлянский.

О Тереховском мы упоминали уже не раз, хоть и как-то вскользь, второпях. О Шумлянском же – тоже необходимо сказать хотя бы несколько слов.

Александр Михайлович Шумлянский, тоже уроженец, как говорится, солнечной Украины, после традиционного для всех его земляков обучения в Киевской академии, служил первоначально в Московском государственном архиве.

А «волонтером», то есть добровольным учеником медицинской школы при Петербургском Генеральном сухопутном госпитале, он сделался совершенно случайно: там находился его родной брат – Павел Михайлович, тоже впоследствии ставший профессором Петербургской медико-хирургической академии и тоже защитивший в городе Страсбурге свою диссертацию. Однако – уже под самый конец всей своей жизни – переведенный в Харьков, где прославился тем, что он читал свои лекции на украинском языке…

Учился Александр Михайлович медицинскому делу весьма успешно.

Свое образование завершил он, как уж повелось, тоже в Страсбургском университете, однако вскорости стал известен уже во всей Западной Европе благодаря своей весьма скрупулезной работе по раскрытию структуры и функций человеческой почки.

Его книга по данной теме, называемая De structura renum (о строении [человеческой] почки) выдержала массу изданий на иностранных языках, так что вскоре фамилия его – «Александр Шумлянский» – оказалась золотыми литерами вписанной во все ее медицинские анналы и даже в весьма обширные энциклопедии.

Правда, живший гораздо позже него британский ученый, гистолог, а также вполне успешный офтальмолог сэр Уильям Боумен, вдобавок к открытию Александра Шумлянского, сделал и свое, очень важное микроскопическое нововведение. В результате чего – человеческая почка становится известной как «капсула почечного клубочка», то есть, – она еще более, уже совершенно раскрылась человеческому глазу в своем непосредственном, уникальном единстве…

К сожалению, Александр Михайлович довольно рано умер, не дожив даже до своего пятидесятилетия и не увидев своими глазами торжественного открытия Санкт-Петербургской медицинской академии.

Так вот, возвращаясь к началу всех предыдущих абзацев, отметим, что впечатления и выводы, изложенные Мартином Тереховским и Александром Шумлянским, уже после возвращения обоих ученых на родину, – вне всякого сомнения, были полностью учтены при выработке окончательной концепции вновь образовавшегося нового академического центра медицинского обучения.

В состав такого авторитетного учреждения, каковым она заранее мыслилась императору Павлу, предстояло войти как обоим столичным госпиталям, то есть сухопутному и адмиралтейскому, так и школам, уже при них существующим, равно и всем прочим строениям, принадлежавшим к этим медицинским сооружениям.

Главный же корпус вновь учрежденной императором академии в очень краткие сроки возвели рядом с госпиталями, как бы задавшись целью получить ансамбль настоящего, довольно обширного медицинского городка. (Именно там сейчас, как упоминалось уже не один раз, и расположена была Военно-медицинская академия. Современный адрес ее – улица Академика Лебедева, дом под номером 6. Кстати, сравнительно недавно, она переведена была в новое, нарочито выстроенное для нее самой здание).

В проекте же того, первоначального здания Императорской Петербургской медико-хирургической академии были учтены пожелания и расчеты как врачей-практиков, так и врачей-экспертов. Комплекс объединял в себе многие учебные клиники, многочисленные кабинеты, аудитории, а также жилые помещения, предусмотренные для размещения огромной массы ее будущих воспитанников…

Собственно, весь корпус старинной, а по-своему новой – академии был выстроен в 1798–1809 годах по проекту итальянского архитектора Антонио делла Порто и при участии русского мастера Андрея Никифоровича Воронихина в стиле высокого классицизма. При оформлении академии было также использовано огромное живописное полотно, представлявшее собою панно, автором которого является также итальянский живописец Джузеппе Бернаскони.

И все это осуществлено было согласно указу его Императорского Величества Павла I.

Двухэтажное каменное здание желтого цвета, с белыми деталями архитектурных вкраплений, выглядело довольно внушительно. Достаточно сказать, что оно занимало почти целый квартал и без того бурно растущего к тому времени города Санкт-Петербурга.

В самом расположении этого дома была использована традиционная для русских загородных усадеб, классическая схема. К центральному корпусу примыкали боковые флигели, правда, – несколько пониженной высоты, образующие парадный двор вкупе с обширным садом.

Здания главного корпуса как бы выпирали своими торцами за пределы ограничивающих его улиц. Все здания академии были прочно связаны между собой внушительной чугунной оградой и искусно выкованными решетчатыми воротами.

Центральный корпус всего здания академии украшен был шестью коринфскими колоннами с высоким и треугольным над ними фронтоном, тогда как боковые флигели центрального, главного корпуса, – приукрашены были величественными пилястрами.

В саду, перед зданием Императорской Медико-хирургической академии, красовался фонтан «Гигиея», изваянный датским скульптором Давидом Иенсеном и петербургским архитектором Андреем Ивановичем Штакеншнейдером.

Правда, свою работу они выполнили уже значительно позже, где-то в 1871–1873 годах.

Однако – так и чудилось, что любого человека, вновь прибывающего в академический двор, прежде всего – поражали коринфские пышные колонны, высокий фронтон, да и высокий, как бы нависающий над ним купол.

Все увиденное сразу напоминало о глубокой, хоть и невидимой, однако какой-то преемственной связи этого, довольно внушительного учебного заведения, с высокой и древней античностью, со всеми заветами косского мудреца Гиппократа и с очень продуманной, основательной Александрийской школой…

Замечательно богатым получилось также и внутреннее убранство главного корпуса академии, особенно же – ее просторного конференц-зала, с амфитеатром, поднимающимся куда-то в беспредельную, просто заоблачную высь.

Необходимо сразу же заметить, что главный корпус академии несколько раз претерпевал реконструкции, даже значительные внутренние перепланировки. Он был во многом переиначен, хотя все основные его пропорции сбереглись и доныне.

Они, как и прежде, все еще радуют наши глаза.

А еще здесь следует сказать, что при первоначальной застройке всего комплекса знаменитой Императорской академии не обошлось и без значительных потерь и даже горьких, невосполнимых теперь утрат: очень уж пострадали, скажем, регулярные сады на всей ее территории, и прежде всего тот, который был заложен еще Иваном Андреевичем Полетикой.

Этот сад, со временем, уменьшился до воистину жалких, ничтожных даже размеров.