Глава 41
Поев, обе пары собрались в путь. Джубан и Йорга просто на мгновение охватили взглядом Джондалара и Эйлу, однако на животных смотреть не стали. Джубан, опираясь на костыли, заковылял своим путем. Йорга последовала за ним.
Ни прощания, ни взаимных благодарностей: такие вещи были незнакомы людям Клана. Не было принято рассуждать о расставании, все и так было ясно, а помощь и доброе отношение со стороны родственника воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Понятные обязательства не требовали благодарности. Эйла понимала, как трудно было Джубану смириться с тем, что он кому-то обязан. По его мнению, он должен был им больше, чем мог отдать. Ему спасли не только жизнь, но дали возможность укрепить свое положение, свой статус, что значило больше, чем просто сохранить жизнь, тем более если он останется хромым.
— Надеюсь, им недалеко идти. Ходьба на этих костылях — дело трудное. Верю, что он справится, — сказал Джондалар.
— Он справится. Не важно, далеко ли им идти. Он и без костылей добрался бы обратно, даже если бы пришлось ползти целый день. Не волнуйся, Джондалар. Джубан — человек Клана. Он справится… или умрет, пытаясь добраться.
Джондалар нахмурился и задумался. Увидев, что Эйла взяла повод Уинни, он покачал головой и схватился за повод Удальца. Несмотря на то что Джубану приходилось трудно, Джондалар был все же рад, что тот отказался от лошади. Они и так уже сильно задерживались.
* * *
Верхом они преодолели редкий лес и, добравшись до высшей точки подъема, остановились и огляделись вокруг. Позади по берегам реки Великой Матери, словно часовые, выстроились высокие сосны, колонна деревьев упиралась в горы, что сгрудились на юге.
Впереди местность постепенно выравнивалась, и лес, начинавшийся от берега реки, пересекал небольшую долину. Они спешились и повели лошадей в густой сосновый бор, где царил полумрак жутковатой тишины. Сверху с прямых темных стволов свисала густая хвоя, сквозь которую с трудом пробивался свет. Столетний слой бурых иголок заглушал шаги.
Эйла заметила грибы, приютившиеся у подножия сосны, и присела, чтобы рассмотреть их. Еще осенью их внезапно прихватило морозом, и они так и остались стоять. И вообще, поскольку снег сюда не мог проникнуть, создавалось такое впечатление, что осенью все вдруг заснуло в этом безмолвном лесу. Сзади появился Волк и ткнулся носом в се голую руку. Она погладила его, заметив, как струится пар от его дыхания, и внезапно у нее появилось ощущение, что они — единственные живые существа в мире.
В дальнем конце долина круто поднималась вверх, местность покрылась сверкающим инеем. Сосны стали попадаться реже и наконец исчезли, остались лишь ели.
Сидя на лошади, Джондалар все время мыслями возвращался к людям из Клана, повстречавшимся на пути; он решил убедить брата, если он все еще вождь, завязать отношения с Кланом. Когда они остановились, чтобы попить горячего чаю, он высказал эту мысль вслух.
— Когда мы придем домой, я поговорю с Джохарраном о Клане. Если другие люди могут торговать с ними, мы тоже сможем, и он должен знать, что они начали встречаться с отдаленными Кланами, чтобы обсудить проблемы, возникающие из-за соседства с людьми. Это может привести к плохим последствиям, а мне не хотелось бы сражаться с такими, как Джубан.
— Я думаю, что время еще есть, пока они придут к какому-то решению. Перемены они переносят с трудом.
— А как насчет торговли? Они будут торговать с нами?
— Джубан настроен лучше, чем многие другие. Ему интересно узнать о нас побольше, и он даже был готов попытаться идти на костылях. Приведя домой такую необычную женщину, он уже показал, что он не такой, как все. Он рисковал, несмотря на то что она красивая.
— А она красивая?
— А ты разве не видел?
— Я понимаю, почему Джубан так считает.
— Полагаю, что каждый человек по-своему решает, кого считать красивым, это зависит от того, кто он сам.
— Да, я считаю тебя красивой.
Эйла улыбнулась, что лишний раз подтвердило его уверенность в своей правоте.
— Рада, что ты так думаешь.
— Это правда. Помнишь, как все обращали на тебя внимание во время праздника Великой Матери? Как я обрадовался, что ты выбрала меня! — Он улыбнулся при этом воспоминании.
Она же вспомнила, что он сказал Джубану.
— Значит, я принадлежу тебе? Хорошо, что ты не владеешь как следует языком Клана, иначе Джубан заметил бы, что ты лжешь, когда ты сказал, что я — твоя подруга.
— Нет, он не мог. У нас еще не было Дня Воссоединения, но в глубине души я считаю, что мы уже его прошли. Это была не ложь.
Эйла была тронута.
— Я тоже чувствую, что это так. Я это чувствовала и в Долине, — сказала она мягко, глядя вниз.
Джондалар ощутил яростный прилив любви к ней, такой, что казалось, он разорвет его. Он подошел к ней и обнял, понимая, что несколькими словами они утвердили свой союз. Не важно, что будет день, когда это официально признает его народ. Чтобы сделать Эйле приятное, он пройдет через это, но сам он уже не нуждался в этом.
Внезапный порыв ветра охладил порыв Джондалара, унося прочь вспышку тепла и оставив его в странном состоянии. Он встал и, отойдя от костра, сделал глубокий вдох, почувствовав, как морозный сухой воздух обжигает его легкие. Он поглубже натянул капюшон, закрыв лицо, чтобы нагреть воздух, которым дышал. Хотя меньше всего ему хотелось, чтобы подул теплый ветер, он отдавал себе отчет, чем опасен такой жуткий холод.
Огромный континентальный ледник наступал с севера на юг, как бы стараясь заключить в свои губительные объятия прекрасные ледяные вершины. Люди находились в самом холодном месте земли — между сверкающими горными льдами и мощным северным ледником. Зима свирепствовала. Льды отбирали у ветра мельчайшие частицы воды, стремясь увеличить свою массу в преддверии летней жары. Казалось, что гигантская битва за власть над Землей Великой Матери между льдом и теплом на некоторое время затихла, но на самом деле побеждал лед; позже он достигнет крайнего юга, прежде чем вновь отступить в полярные районы. Но даже и там лед лишь затаится, готовясь к очередному нападению.
* * *
На высокогорье они с каждым мгновением ощущали, что становится холоднее, и этот подъем неминуемо приближал их ко льду. Становилось все труднее обеспечивать лошадей кормом. Жухлая трава вмерзла в землю.
Они ехали молча, но вечером на стоянке, прижавшись друг к другу в шатре, разговорились.
— Прекрасные волосы у Йорги, — сказала Эйла.
— Да, — искренне подтвердил Джондалар.
— Если бы Иза или кто-то еще из Клана Брана увидели их… Они всегда считали мои волосы необычными, хотя Иза говорила, что это лучшее, что у меня есть. Они были светлее, чем у Йорги. Это сейчас они потемнели.
— Мне нравится и цвет твоих волос, Эйла, и как они волнами падают на твои плечи, когда ты их распускаешь.
— Не знала, что люди Клана могут жить так далеко от Полуострова.
Джондалар знал, что ее волнуют не волосы, а люди Клана.
— Джубан, однако, выглядит по-другому. Кажется, он… это трудно объяснить. Его брови тяжелее, нос больше, лицо массивнее. Все в нем кажется… более резким, так по-настоящему должны выглядеть люди Клана. Думаю, что он гораздо сильнее Брана. И на холод он почти не обращал внимания. Хотя он лежал на земле, его кожа была теплой. И сердце билось быстрее.
— Может быть, они привыкли к холоду. Ладуни говорил, что много людей Клана живут на севере, а тут вряд ли бывает тепло даже летом.
— Возможно, ты прав. Но думают они точно так же. Что заставило тебя сказать, что ты возвращаешь долг родства Клану? Это был самый лучший аргумент, который ты мог придумать.
— Не уверен. Хотя это правда. Я обязан жизнью тебе, то есть Клану. Если бы не Клан, тебя бы не было, а следовательно, затем и меня.
— И ты преподнес ему самый лучший подарок, отдав клык пещерного медведя. Ты быстро понял их мышление.
— Оно не так сильно отличается от нашего. Зеландонии тоже волнуются по поводу долгов. Любой неоплаченный долг, когда ты уходишь в другой мир, может дать тому, кому ты должен, право власти над твоим духом. Я слышал, что некоторые из Тех, Кто Служит Матери, пытаются делать так, чтобы люди были должны им, и потому они могут властвовать над их душами, но, возможно, это просто слухи. То, что говорится, не всегда правда.
— Джубан верит, что его дух и твой сейчас объединились и пребывают вместе здесь и будут жить вместе в другом мире. Частица твоего духа всегда будет с ним, так же как и частица его духа всегда будет с тобой. Вот почему он был таким задумчивым. Он потерял частицу духа, когда ты спас его жизнь, но ты вернул ее обратно, так что пустоты нет.
— Но ведь не я один спас его жизнь. Ты на равных участвовала в этом.
— Но я — женщина, а женщина в Клане — не то, что мужчина. Это не было бы обменом, потому что мы разные: один не может делать то, что может другой. Разная родовая память.
— Но ты вправила ему ногу и сделала так, что он смог вернуться.
— Он все равно добрался бы обратно. Я не беспокоилась об этом. Я боялась, что нога срастется неправильно. Тогда он не смог бы охотиться.
— Это так плохо? Не охотиться? Разве он не мог бы заняться чем-то другим? Как те мальчики Шармунаи?
— Положение мужчины в Клане зависит от его умения охотиться, и это для него дороже жизни. У Джубана есть свои обязанности. У его очага две женщины. У первой женщины две дочери, а Йорга беременна. Он обещал заботиться обо всех.
— А если он не сможет? Что случится с ними?
— Они не умрут с голоду. Клан позаботится о них, но их положение — как они живут, что едят, как одеваются, какое им выказывают уважение — зависит от его положения. И он может потерять Йоргу. Она молодая и красивая. Другой мужчина с удовольствием возьмет ее, но если у нее родится сын — а Джубан всегда мечтал о нем, — она возьмет его с собой.
— А что случится, когда он будет слишком стар, чтобы охотиться?
— Старый человек охотиться прекращает постепенно. Незаметно. Он будет жить с сыновьями своей подруги или дочерьми, если те останутся в Клане, и он не будет бременем для Клана. Зуг замечательно метал камни из пращи, так что вносил свою долю добычи, и даже советы Дорва очень все еще ценились, хотя он почти уже не видел. Но Джубан — вождь. Сразу потерять все — для него подобно смерти.
Джондалар кивнул:
— Я понимаю. Но охота не так волнует меня. Для меня было бы трагедией, если бы я не смог больше работать с камнем… Ты немало сделала для него, Эйла. И даже если женщины Клана другие, то в данном случае надо было посчитаться с тобой. Разве он не понял этого?
— Джубан поблагодарил меня, Джондалар. Но сделал это почти незаметно, как и положено.
— Я не заметил, — удивленно произнес Джондалар.
— Он общался прямо со мной, а не через тебя, и очень прислушивался к моему мнению. Он разрешил своей женщине говорить с тобой, что уравняло меня с ней, ведь у него, а следовательно, и у нее очень высокий статус. Он проникся к тебе уважением. Даже сказал тебе комплимент.
— Да?
— Он сказал, что твои инструменты хорошо сделаны, и восхищался твоим мастерством. Если бы не это, он отказался бы от костылей и от твоего подарка.
— А что бы он сделал? Я взял его зуб, хотя счел это странным подарком, но потом понял его значение. И вообще не важно, какой подарок, я должен был принять его.
— Если бы он посчитал подарок не ценным, он отказался бы от него. Он принял на себя серьезные обязательства. Если бы он не уважал тебя, он не взял бы частицу твоей души в обмен на его. Он оценивает свой дух очень высоко. Он предпочел бы пустоту, дыру частице недостойного духа.
— Ты права. Сколько всяких тонкостей и оттенков в обычаях людей Клана. Не знаю, смогу ли когда-либо разобраться во всем этом.
— Ты думаешь, что Другие проще? Я до сих пор пытаюсь понять все полутона, но твой народ более терпим. Ваши люди больше путешествуют, больше общаются, чем люди Клана, они легче свыкаются с незнакомыми. Уверена, что я совершала ошибки, но на них не обращали внимания, потому что я была гостьей, и они понимали, что у моего народа могут быть другие обычаи.
— Эйла, мой народ — он ведь и твой тоже.
Она недоуменно посмотрела на него. Затем сказала:
— Надеюсь, Джондалар. Надеюсь.
* * *
По мере подъема ели стали встречаться все реже. Путники шли вдоль реки, прижимаясь к скалистым стенам, мешавшим разглядеть горные вершины вокруг.
В излучину среднего притока впадала река, текущая с гор. Пронизывающий холод остановил движение воды в самый момент падения, а сухие ветры выточили во льду причудливые фигуры.
Мужчина и женщина осторожно вели лошадей по торосистому льду к замерзшему водопаду, вдруг они остановились, очарованные видом сверкающего ледяного плато. Они и раньше смотрели в ту сторону, но сейчас, казалось, можно было дотронуться рукой до ледника, хотя на самом деле он был гораздо дальше.
Они разглядывали замерзший водопад, который, извиваясь, исчезал из виду и вновь появлялся далеко вверху рядом с несколькими другими, ниспадавшими с ледника подобно снопам серебряных нитей. Далекие горы и ближние хребты очерчивали плато рваными острыми замерзшими вершинами, в их голубизне будто отражалась ясная глубокая синева неба.
Две огромные горы на юге, некоторое время сопровождавшие путешественников, исчезли из виду. Другая огромная гора простиралась с запада на восток, а вершины южного хребта, тени которых ложились на след путников, все еще сверкали своими снежными шапками.
На севере пролегал двойной хребет более древнего происхождения. Этот массив, образовавший северный берег реки, остался уже позади, там, где река, достигнув самой северной точки, поворачивала обратно к известняковому высокогорью, которое теперь стало северной границей русла.
Появились серебристые ели, а впереди замаячило пятно горной тайги с карликовыми хвойными деревьями, покрытыми спрессованным снегом и льдом, который сковывал ветви в течение почти всего года.
По проторенным под низкими кронами тропам бегали мелкие животные. Когда путники достигли верхней границы распространения леса, они увидели местность, абсолютно лишенную растительности. Но жизнь — явление цепкое. Под снегом продолжали расти и развиваться низкорослые кустарники и различные растения.
Такой тип местности попадался и на равнинах северных континентов. Реликтовые широколиственные леса на защищенных от холода пространствах ближе к северу сменялись хвойными. Потом их сменяли карликовые деревья, а дальше, в тундре, выживали лишь растения, которые могли завершить жизненный цикл в короткое время.
За границей лесов можно было увидеть только растения, приспособившиеся к суровым условиям. Эйла с интересом отмечала изменения в растительном мире, и ей хотелось задержаться хоть ненадолго, чтобы внимательнее все рассмотреть. Горы, где она выросла, были расположены далеко на юге, и потому растительность сурового холодного края очень интересовала ее.
Ивы, которые повсеместно росли у воды, здесь походили на низкие кусты, а березы и сосны стлались по земле. Голубика и черника напоминали плотные толстые ковры толщиной в ладонь. Эйле стало любопытно: неужели здесь созревают обычные сладкие ягоды? Хотя обнаженные ветви деревьев и стебли говорили о разнообразии здешней растительности, было неясно, растет ли в этих местах что-то знакомое, и Эйле очень хотелось взглянуть на высокогорные луга летом.
Путешествуя в разгар зимы, Эйла и Джондалар не видели истинных красот высокогорья, каким оно бывает летом и весной. Не было ни диких роз, ни рододендронов, ни крокусов, ни анемонов, ни желтых нарциссов, ни голубых горечавок, ни первоцветов, ни фиалок, ни многих других цветов и трав, что украшали альпийские луга. Но зато перед их взором предстала страшноватая в своем ослепляющем блеске огромная ледяная крепость, преградившая им путь. Она сверкала на солнце, как прекрасный бриллиант, переливаясь бело-голубым светом.
Они дошли до ледника.
Достигнув покрытого льдом гребня горы, они не могли с уверенностью сказать, что узкий ручей рядом являлся истоком той реки, вдоль которой они шли так долго.
Огромный поток воды, называвшийся рекой Великой Матери, который, начиная с широкой дельты, служил им проводником, исчез в ледяной глыбе, и даже намек на исток реки скоро останется позади. Больше не будет надежного проводника. Им придется продолжать свой путь, руководствуясь только солнцем, звездами и кое-какими приметами, которые помнил Джондалар.
Здесь росли лишь мхи и лишайники, поэтому Эйла начала кормить лошадей травой из запасов. Без густой шерсти и подшерстка, дарованных природой, ни лошади, ни Волк не могли бы выжить в этих условиях. Люди приспособились к холоду, используя мех животных. Ни один человек не двинулся бы на север, не имея меховой одежды и огня.
Альпийские луга служили пристанищем для каменных козлов, серн и муфлонов, но лошади здесь не водились, даже несмотря на наличие пологих склонов, однако Уинни и Удалец шли уверенно.
Лошади, наклонив головы, пробирались вверх по льду, таща припасы и горючие камни, что было залогом их выживания. Люди, которые вели лошадей, высматривали ровную площадку для стоянки.
Все устали от пронизывающего холода и резкого ветра, от крутого подъема. Это была изнуряющая дорога. Даже Волк старался держаться рядом.
— Я так устала, — сказала Эйла, когда они, борясь с ветром, пытались обустроить стоянку. — Устала от ветра и от холода. Мне уже кажется, что тепло никогда не наступит. Не знала, что будет так холодно.
Джондалар кивнул, но он понимал, что дальше им придется куда труднее. Он заметил, как она, взглянув на огромную массу льда, сразу же отвела глаза, как бы не желая видеть этого, и подумал, что ее беспокоит не только холод.
— Ты и в самом деле хочешь преодолеть весь этот лед? — спросила она, ощущая, как внутри нарастает страх. — Это возможно? Я не представляю, как мы дойдем до вершины.
— Это нелегко, но возможно. Нам с Тоноланом это удалось. Пока светло, я хочу разведать путь для лошадей.
— Кажется, что мы путешествуем вечность. Долго нам еще идти?
— До Девятой Пещеры все еще далеко, но не слишком, а сразу за ледником находится Пещера Даланара. Там мы остановимся на некоторое время. Ты познакомишься с ним и с Джерикой. Я жду не дождусь, чтобы показать Даланару и Джоплайе кое-какие секреты Уимеза. Но в любом случае мы должны дойти домой до лета.
Эйла расстроилась. До лета! Но сейчас зима. Если бы она действительно могла представить, каким долгим будет путь, захотелось бы ей пойти с Джондаларом к нему домой? Она, возможно, сделала бы все, чтобы убедить Джондалара остаться у гостеприимного племени Мамутои.
— Пойдем посмотрим на этот ледник поближе, — предложил Джондалар, — и продумаем, откуда лучше подняться на него. Затем нужно убедиться еще раз, что все готово к переходу.
— Придется израсходовать несколько горючих камней, — сказала Эйла. — Кругом нет ничего, что может гореть, а нам нужно растопить снег, чтобы была вода.
Снега вокруг практически не было нигде, кроме нескольких ям, и вообще его было мало на подходах к леднику. Джондалар бывал здесь только однажды, но сейчас осадков было гораздо меньше, чем тогда. Он был прав. В то время они были здесь позже, уже на исходе зимы, тогда как раз начинался снегопад. Они с Тоноланом попали в снежную бурю, когда спускались вниз.
Зимой более теплый влажный воздух, приносимый ветром с западного океана, поднимаясь, достигал огромных ледяных пространств, которые подобно гигантской губке, охлаждая, всасывали в себя влагу и утоляли голод ледника.
Лед, покрывавший вершину древнего массива, на поверхности был почти ровным, за исключением краев.
Обходя пешком подножие ледника в поисках пути наверх, Эйла и Джондалар заметили места, где земля и камни, похоже, совсем недавно вмерзли в стену льда: ледник, видимо, двигался вперед.
Прямо на западе плато прорезала река, текущая между высокими стенами треснувшего горного массива. Джондалар наметил направление на юго-восток, и поскольку ледник с той стороны круто обрывался, он решил пересечь его по диагонали, чтобы выйти к более пологому спуску. Для этого им нужно было перейти реку у самого истока.
* * *
— Откуда это? — Эйла держала два скрепленных овальных деревянных диска, вставленных в рамку. По краям были привязаны кожаные ремешки. В дисках почти во всю длину были прорезаны узкие щели.
— Я сделал их перед отъездом. Для нас с тобой. Это для глаз. Иногда лед так сверкает, что ничего невозможно разглядеть. Перед глазами одна белизна. Это называется снежной слепотой. Слепота обычно проходит со временем, но глаза могут воспалиться. А это защитит их. Давай надень. Я покажу, как это делается.
Он надел очки и завязал ремешки на затылке.
— Разве можно в них видеть? — Глаза Джондалара были почти неразличимы сквозь горизонтальные щели, но она все же надела очки. — О, да видно почти все! Надо лишь поворачивать голову, — удивилась она и улыбнулась. — Ты так смешно выглядишь… словно странный дух… или жук. Дух жука!
— Ты тоже выглядишь забавно. Но эта штука спасет тебе жизнь. Ты должна видеть, куда ты идешь по льду.
— Чулки из муфлоновой пряжи, которые дала мать Мадении, просто замечательные, — надев их, сказала Эйла. — Даже если сапоги промокнут, они удержат тепло.
— Хорошо бы иметь еще пару.
— В Клане мы клали в сапоги сухой тростник.
— Правда?
— Да. Он сохраняет тепло и впитывает влагу.
— Полезно узнать об этом. — Он взял сапог. — Надень сапоги с подошвой из мамонтовой кожи. Они почти не пропускают воду. И толстые. Лед иногда бывает острым. К тому же они грубые, так что ты не поскользнешься, особенно на подъеме. Нам нужно тесло, чтобы рубить лед. — Он положил инструмент на кучу отобранных вещей. — Еще веревка и хороший крепкий канат. Нужен шатер, спальные меха и, конечно, пища. Можем оставить что-то из кухонных предметов? На льду мы обойдемся малым, а в Ланзадонии что-нибудь добудем.
— Нам будет достаточно походной пищи. Я не буду готовить. Я решила прямо на огонь ставить большой кожаный мешок для таяния льда. Это быстрее, тем более что мы не будем кипятить воду.
— Обязательно возьми копье.
— Зачем? На льду нет животных.
— Нет. Но ты можешь использовать его, чтобы ощупать лед впереди себя. Прочный ли он? Как насчет мамонтовой шкуры? Она была с нами с самого начала, но она тяжелая.
— Это хорошая шкура, и ею можно прикрыть лодку. Ты же говорил, что там бывает снег. — Ей очень не хотелось выбрасывать шкуру.
— Мы можем использовать для этого шатер.
— Это так… но… — Эйла поджала губы, но, заметив что-то, спросила: — Где ты взял эти факелы?
— Ладуни дал. Мы отправимся до восхода солнца. Я хочу добраться до вершины плато, пока солнце еще невысоко в небе, пока лед твердый. Даже когда холодно, солнце может растопить лед, и тогда будет трудно достичь вершины.
Они рано легли спать, но Эйла не могла уснуть от возбуждения. Перед ней был ледник, о котором Джондалар ей так много рассказывал.
* * *
— Что… что случилось? — Эйла широко раскрыла глаза.
— Ничего плохого не случилось. Пора вставать. — Джондалар держал в руке факел. Затем воткнул его в гравий и подал ей чашку. — Я разжег костер. Вот чай.
Она улыбнулась, и ему стало приятно. Она всю дорогу готовила чай для него, и теперь он был рад, что встал сегодня первым и приготовил чай для нее. На самом деле он вообще не спал, потому что был сильно возбужден и взволнован.
Волк, глядя на людей, почувствовал что-то необычное и стал бегать взад и вперед. Лошади тоже нервничали. Они фыркали, ржали, выпуская огромные клубы пара. Пользуясь горючими камнями, Эйла натопила им воды и накормила их зерном. Волку дала дорожную лепешку и выделила по лепешке себе и Джондалару. При свете факела они упаковали вещи, выкинув лишнее, как то: пустую сумку для зерна, несколько каменных инструментов, — но мамонтовую шкуру Эйла в последний момент набросила на лодку.
Джондалар поднял факел и, взяв повод Удальца, пошел вперед. Света от факела хватало лишь на то, чтобы видеть на несколько шагов и не дальше, даже когда он высоко поднимал его. Луна была почти полной, и ему показалось, что можно идти и без факела. Он в конце концов бросил его и пошел вперед в полумрак. Эйла последовала за ним. Через некоторое время глаза их привыкли, а сзади на гравии догорал факел.
При свете луны громада льда переливалась жутким неясным светом. Черное небо было усыпано звездами, а воздух потрескивал от холода.
Мороз пронизывал до костей, по мере того как они приближались к огромной ледяной стене, но Эйла дрожала не так от холода, как от трепета и ожидания. Джондалар увидел ее блестящие глаза, полуоткрытый рот, услышал ее частое дыхание и почувствовал знакомое шевеление в паху. Он потряс головой. Сейчас было не время. Их ждал ледник.
Он вытащил длинную веревку:
— Мы должны связаться друг с другом.
— И с животными?
— Нет. Друг друга мы сможем удержать, но если заскользят лошади, то утащат и нас. — Как ни неприятна была мысль о потере Уинни и Удальца, но больше всего его волновала Эйла.
Эйла нахмурилась, но согласно кивнула.
Они переговаривались шепотом, чтобы не разрушить это великолепное безмолвие и не предупредить об их вторжении в царство льда.
Джондалар закрепил один конец веревки у себя на поясе, другим обвязал Эйлу и, свернув, забросил веревку на плечо. Каждый из них ухватился за повод своей лошади. Волк должен был идти самостоятельно.
На мгновение Джондалар почувствовал приступ страха. О чем он думал? С чего он решил, что сможет переправить Эйлу и лошадей через ледник? Они могли бы обойти его кругом. Это было бы дольше, но зато безопаснее. По крайней мере они проделали бы путь.
И он ступил на лед.
У подножия ледника нередко образовывались своеобразные ледяные пещеры или ледовые щиты, нависавшие над гравием. В месте, выбранном Джондаларом, рухнул огромный выступ, что обеспечивало плавный подъем. Лед к тому же был перемешан с гравием, и можно было более уверенно двигаться вперед. Поначалу идти было нетрудно, как будто кто-то уже проложил путь, но дальше подъем стал слишком крутым. Добраться до вершины обрыва оказалось куда сложнее.
Джондалар, шедший впереди, уже ступил на опасный участок. Удалец на мгновение задержался. Хотя они и убавили груз, тяжесть все еще была велика, и переход от пологого подъема к крутому привел его в замешательство. Копыта заскользили было, но, нащупав точку опоры и чуть помешкав, он пошел дальше. Затем наступила очередь Эйлы и Уинни с ее волокушей. Но кобыла тащила ее так долго и по такой местности, что привыкла к этому, к тому же в отличие от груза, навьюченного на Удальца, волокуша помогала лошади удержать равновесие. Следом брел Волк. Ему было легче, потому что он был ближе к земле, его когти позволяли удержаться и не скользить. Чувствуя, что его спутникам грозит опасность, он шел сзади, как бы охраняя их.
В мерцающем лунном свете разрывы между ледяными пиками гор походили на глубокие черные озера. Нетрудно было разглядеть уходящую вниз морену, похожую на реку из камней и песка, но лунные блики искажали размеры предметов, скрывали мелкие детали.
Осторожно ступая, Джондалар обводил Удальца вокруг препятствий. Эйла тоже выбирала, где лучше провести Уинни. Лошади, почти теряя равновесие из-за большого груза, боролись за каждый шаг. Поскользнувшись, Удалец заржал и было попятился.
— Вперед, Удалец. — Джондалар туго натянул повод, как будто пытаясь вытащить жеребца, используя лишь грубую силу. — Мы почти добрались, ты должен подняться.
Жеребец сделал попытку, копыта заскользили по льду, и Джондалар почувствовал, как его потащило вниз. Он бросил повод в надежде, что Удалец каким-то чудом сам найдет выход. Джондалару не хотелось терять ни лошадь, ни навьюченные на нее вещи, но он боялся, что жеребец не справится. Но тот, когда его копыта достигли гравия, перестал съезжать вниз; он поднял голову, ринулся вперед и внезапно оказался на краю обрыва. Ловко переступив щель в конце расселины, он вышел на ровное место. Джондалар заметил, что небо из черного стало темно-синим, на востоке заалел горизонт. Он похлопал ласково жеребца и поблагодарил его.
Затем он почувствовал, как дернулась веревка на плече. Должно быть, Эйла попятилась вниз, когда дошла до крутого подъема. Вдруг веревка заскользила в его руке, и он почувствовал сильный рывок на поясе. Должно быть, она держала повод Уинни.
Он двумя руками ухватился за веревку и закричал:
— Отпусти лошадь, Эйла! Она утащит тебя с собой!
Но Эйла не слышала, а если и слышала, то не поняла. Уинни начала было преодолевать подъем, но копыта утратили опору, и лошадь заскользила вниз. Эйла, крепко державшая повод, заскользила вместе с ней. Джондалар, оказавшись на краю обрыва, ухватился за повод. Жеребец заржал.
Уинни, которой грозило неминуемое падение, остановилась из-за того, что один из шестов попал в трещину, — это удержало лошадь, дав ей возможность восстановить равновесие. Из сугроба она ступила на гравий. Как только Джондалар почувствовал, что веревка ослабла, он отбросил повод Удальца. Упершись в край расселины, он потянул за веревку.
— Ослабь немного! — крикнула Эйла, держа повод Уинни, которая карабкалась вверх.
Внезапно на краю показалась Эйла, и Джондалар потянул веревку на себя. Появилась Уинни. Прыжком она преодолела трещину и очутилась на ровной площадке, вытянув и волокушу с лодкой.
Небо окрасилось в розоватый цвет.
Наконец на ледник вскарабкался Волк и потрусил к Эйле. Подбежав, он стал прыгать вокруг нее, но она, чувствуя слабость в ногах, приказала ему сесть. Тот отскочил и посмотрел на Джондалара и лошадей, затем, подняв морду и слегка рявкнув, громко запел свою волчью песню.
Хотя они преодолели крутой подъем и оказались на ровной поверхности, но все же это была еще не крыша ледника. Возле края виднелись трещины и громоздились куски льда. Перейдя через снежный холм, Джондалар оказался на самом плато. Выбивая льдинки, Удалец пошел за ним. Эйла, связанная со спутником, двинулась следом. Волк бежал впереди Уинни.
Из-за горизонта сверкнули лучи солнца и разлились в утренней голубизне неба. Эйла оглянулась на крутой подъем и удивилась, как им удалось его превозмочь. Отсюда он казался непреодолимым. Она отвернулась и пошла вперед.
Появившись из-за восточного края земли, солнце заявило о себе буквально взрывом света. На западе перед ними раскинулась плоская сверкающая белая равнина. Небо налилось никогда еще не виданной Эйлой синевой. Но к синему примешивался алый цвет зари и сине-зеленые блики от льда. И все же оно было таким синим и сверкающим, что, казалось, само испускало свет. Вдали на юго-западе оно приобрело туманный синевато-черный оттенок. Ничто не портило неземного величия огромной ледяной пустыни: ни дерево, ни скала, ни единое движение.
Эйла шумно выдохнула воздух. Она не заметила, что задержала дыхание.
— Джондалар, как великолепно! Почему ты мне не рассказывал об этом? Я преодолела бы вдвое большее расстояние, чтобы только увидеть это, — с благоговейным трепетом сказала она.
— Да, впечатляюще. — Он улыбнулся ее реакции. — Но я и не мог ничего сказать, потому что сам вижу такое впервые. Здесь не всегда бывает так тихо. Снежные бури — тоже внушительное явление. Давай пойдем дальше, пока можем видеть дорогу. Лед не столь гладкий и прочный, как кажется. При таком чистом небе и солнце могут обнажиться расселины и провалы.
Отбрасывая длинные тени, они пустились в путь по ледяной равнине. Солнце еще не достигло зенита, когда они почувствовали, что вспотели в своих тяжелых одеждах. Эйла начала развязывать меховую парку с капюшоном.
— Снимай, если хочешь, — сказал Джондалар, — но прикройся чем-нибудь, а то получишь ожог. И не только сверху, но и снизу, так как лед почти полностью отражает солнечные лучи.
* * *
Небольшие кучевые облака начали появляться на небе уже с утра. К полудню они образовали большую тучу. Чуть позже задул ветер. Когда они остановились, чтобы натопить воды из льда, Эйла воспользовалась этим, чтобы поскорее снова надеть парку. Солнце спряталось за тучами, и посыпался сухой мелкий снег.
Ледяное плато, которое они пересекали, простиралось далеко на юг. Влажный воздух, поднимаясь вверх, преобразовывался в капли воды, и от температуры там зависело, выпадет дождь или снег. Ледники разрастались не из-за постоянных холодов, а от того, что снег, накапливаясь год за годом, превращался в лед, который в итоге захватывал континенты. Несмотря на несколько жарких дней в году, долгие холодные зимы в соединении с дождливым летом, в течение которого не успевал растаивать зимний снег, были причиной наступления ледникового периода. Небольшие впадины между взметнувшимися в небо высокими вершинами южных гор служили местом зарождения ледников. Там скапливались сугробы, огромные количества воды, замерзая, разрывали горные трещины. В конце концов массы замерзшей воды в соединении со снегом образовывали ледяные шарики, или фирн.
Фирн образовывался не в наружных слоях, а формировался внутри заснеженной впадины, и когда вновь выпадал снег, выдавливались на поверхность более тяжелые слои и выходили из границ впадины. Чем больше становилось фирна, тем теснее прижимались друг к другу шарики льда, из-за огромного давления сверху на какое-то мгновение создавался эффект тепла. Шарики, подтаяв в месте соприкосновения, тут же замерзали вновь, сплавляясь при этом. По мере нарастания слоя льда огромное давление преобразовывало структуру молекул в прочный кристаллический лед, который мог течь.
Ледниковый лед, образованный под громадным давлением, был более плотным, но внизу огромные массы льда могли течь так же, как любая жидкость. Обходя препятствия, например острые вершины гор, и вновь соединяясь, ледник в основном следовал контурам земли, кое-где сглаживая и изменяя их.
Реки прочного льда имели свои течения и водовороты, стоячие пруды и водопады, и эта невообразимая масса медленно двигалась вперед. Целые годы уходили, чтобы продвинуться на несколько дюймов. Время не имело значения. В распоряжении ледника было все время мира. И пока температура оставалась ниже критической отметки, ледник рос и расширялся.
Горные впадины были не единственным местом, где зарождался ледник. Они возникали и на ровной земле: покрыв достаточную площадь, ледник образовывал воронку антициклона, которая извергала холод вплоть до самых его дальних границ, что позволяло поддерживать толщину льда.
Ледники никогда не были полностью обезвоженными. Вода, возникшая от таяния льда при большом давлении, заполняла малейшие трещины; замерзая вновь, она расширялась во всех направлениях, и потому ледник тоже расширялся во всех направлениях, и скорость движения его зависела от крутизны наклона поверхности самого ледника, а не наклона земли под ним. Если поверхность была большой и наклон был пологим, то вода внутри ледника текла быстрее и увеличивала ледник, когда замерзала вновь. Они росли быстрее возле океанов и морей или среди гор, где высокие вершины обеспечивали обильные снегопады. Расширившись, они замедляли движение, поскольку обширная поверхность отражала солнечные лучи, воздух в центре становился холоднее и суше, и снега выпадало меньше.
Ледники в горах на юге, спустившись вниз, заполнили долины до высоты горных перевалов и перебрались через них. Вначале эти ледники заполнили глубокий проем между горным выступом и древним массивом. Накрыв высокогорье, они подступили к старым полуразрушенным горам на севере. В период временного потепления ледник отступал, таяние в долине образовало большую реку и длинное море новое озеро, но это не затронуло плато на высокогорье.
* * *
Разжечь костер прямо на льду не удалось, и они решили набросать в лодку речной гальки, чтобы потом на этой основе развести огонь. Но сначала им пришлось выгрузить все горючие камни. Подняв тяжелую мамонтовую шкуру, Эйла сообразила, что ее можно употребить вместо лодки. Не страшно, если она и покоробится немного. Она порадовалась, что взяла шкуру. Вскоре все, включая и лошадей, были обеспечены водой и пищей.
Пока они отдыхали, солнце скрылось за мощными тучами; перед тем как путники двинулись дальше, пошел густой снег. Над ледяными просторами завыл северный ветер: здесь, на плато, для него не было препятствий. Начинался буран.
