Вирмы и пирогарпы атаковали внезапно.

Почуяв приказ злобной воли повелителя, они покинули пещерные гнёзда и бросились на чужаков. Узкий каньон – не более десяти метров в ширину – заполнился мясистыми крылатыми телами. Криспин распознал ошибку врага: следовало разделить пирогарпов, изрыгающих огненные струи, и толстяков вирмов, годных лишь для ближнего боя. Теперь же вирмам приходилось подстраиваться, ловя момент для броска в перерывах между огненными залпами.

«Вероятно, чародей знал, – пронеслась мысль, – но отдать приказ на таком ментальном уровне был не в силах». Стаи крылатых чудищ всё более распалялись при виде неожиданного врага. Им противостояло двое, слитых построением Непобедимых «Два как Один»: огромный поджарый дамнос-ворт, по-варварски мускулистого сложения, и полу-дворф, закреплённый прочным кивриловым «пауком» на его спине. Парочка, чьи дела отгремели в мире По с десяток лет тому назад, вновь оказалась в строю.

Меч-стекляшка – фламберг на одну руку, отлитый из обсидиана и кембрийской меди – порхнул в воздухе, разваливая тушу вирма. Тут же Криспин выбросил левую руку, ставя щит перед стрелой огня. Его напарник, коротышка Маркус, весело ругнулся, заправляя очередную «семицветку» в гнездо элемент-преобразователя. От массивного амулета на груди Маркуса по эластичным элемналам, соединяющимся с рукоятками жезлов силы, побежали пульсирующие искры.

– Поле – 338, – доложил Маркус, бросая взгляд на вспыхивающие перед ним руны, – сектор север – 225, сектор юг – 113.

Он сжал рукоять жезла, целясь в очередного вирма, затем большим пальцем переключил тумблер в положение «защитное поле». Дамнос-ворт старался делать меньше движений корпусом, чтобы не усложнять напарнику прицеливание. Он, Криспин, в их перекличке был «севером». Сомкнутые спина к спине, они делили мир пополам.

Стены ущелья высились на добрую сотню метров, замшелыми ладонями великана сдавливая вопящий, прошитый рыжими огненными нитками и серыми тенями воздух. Ещё две половины вирма шлёпнулись к ногам Криспина. Куча из тел начинала сковывать движения, лишая манёвренности.

– Отступаем. Обход трупов – и вдоль ручья.

В силу строения зоба и нагнетателя под диафрагмой пирогарпы не могли выпускать огонь в движении и вниз, себе под ноги. Им приходилось зависать на расстоянии двадцатитридцати метров от чужаков. На столько же они могли позволить себе подняться вверх, чтобы, выдыхая пирострелы, не спалить себе глотку.

– Начал! – крикнул дамнос-ворт. Маркуса дёрнуло и крутануло влево, однако он с привычной лёгкостью взял прицел, продолжая сжигать подлетающих чудищ. Энергия передавалась толстым стержням, приваренным к рукоятям под прямым углом. Стоило сжать руку, на конце стержня расцветал бутон медового пламени и, срываясь, летел по идеально прямой траектории, со скоростью, втрое превышающей скорость арбалетного болта. Попадая в тушу вирма, заряд взрывался, оставляя дыру размером с дыню.

Криспин лёгким движением перескочил кучу обгорелых трупов. Теперь, когда инициатива перешла к нему, стало проще. Расчистив пространство, он двинулся по руслу ручья, уклоняясь от пламени с немыслимой для смертного скоростью. В сравнении с этими уклонами даже мощные взмахи меча казались тренировочными, а лёгкие шаги и прыжки – вовсе ленивой прогулкой.

– Индио акбос!

Кодовое заклинание активировало канал связи с основным отрядом.

– Кэп Эдэйл, кэп Эдэйл! – не позволяя себе отвлечься на мыслеобраз собеседника, как часто бывает в разговоре, полу-дворф обращался к парящим перед ним чудищам. – Кэп Эдэйл!

– Эдэйл на связи! – кратко хрустнуло в ухе.

– Докладывает Маркус. Засада. Вирмы и пирогарпы. Наблюдаем одновременно до четырёхсот особей. Перемещаются и атакуют. Уничтожено 132 особи: 21 пирогарп и 111 вирмов. К ним постоянном пребывает подкрепление. Отступаем по каньону. Как поняли? До.

– Понял тебя. У нас нулевая видимость. Туман. Начинаем подъём на скалы и обходной манёвр. Оттяните врагов на себя, ребята. Через четверть часа группы выйдут к гнёздам. Эдэйл. До.

– Индио акбос! Приятных снов, засранец, – пробурчал Маркус очередному продырявленному вирму, с наслаждением представляя на его месте капитана. В тот же момент полу-дворфа снова крутануло, так, что скалы слились в каменную муть.

– Смена тактики, – зарычал Криспин. В булькающие перекаты слов сплелись нотки недовольства и нетерпения. – Постоянное маневрирование. Силовая полусфера: 10-8 кауна. Доставай «пукалку».

Маркус передвинул тугой картуш амулета, активируя защиту от огня. Всё остальное, включая туши вирмов, теперь будет спокойно проходить сквозь неё. Дамнос-ворт вошёл в новый, рваный ритм движений. Он то бросался к низко висящим вирмам, разрубая их целиком – или отрубая те части, до которых мог дотянуться – то, подбирая увесистые камни, метал их в пирогарпов и бежал к оглушённым тварям, добивая. То уклонялся от пирострел и булыжников, сбрасываемых недосягаемыми врагами с верхних пещер.

Среди грохота, треска и воплей прорывался отрывистый «пффф». «Пукалка» – модернизированный арбалет «Виверна». Механики Апдайля ужали восьмикилограммовый армейский вариант до трёхсотграммового заморыша. «Пукалки». Маркус покрепче сжал ложе, пытаясь не столько выделить противника, сколько поймать взглядом полоску неба. В который уже раз он словно летел на спине огромной птицы прямиком в ураган. При этом иногда в урагане возникали ноги, пинавшие птицу со всей дури. В животе подала робкий протест утренняя тушёнка. Заныла шея.

«Вот и старость», – мелькнуло в голове.

– Нет, ещё побарахтаемся, – прошептал маленький воин. Он рывком отжал плечевой упор. В образовавшуюся щель вщёлкнулась обойма с ядовитыми иглами. Заклинание затянуло иглу из обоймы в ствол. Усилие – и упор встаёт на место, соединяя ствол с системой подачи сжатого воздуха.

– И ещё один… и ещё один… – забормотал полу-дворф, пытаясь отвлечься от тошноты и головокружения. Яд не был мгновенным, поэтому в мешанине тел он старался выцелить кого-нибудь нового. Прицельная дальность стрельбы позволяла арбалету добросить иглу как раз до верхних пиков каньона.

Криспин наступал. Кружился. Выписывал зигзаги. Метался и прыгал, зажатый десятиметровой шириной каньонной пасти. Кровавый душ из разрубаемых вирмов окатывал его раз за разом. Горячее дыхание пирогарпов запекало кровь, а от резких движений твёрдая корка ломалась, впиваясь в кожу острыми гранями. Впрочем, не это раздражало Криспина. Его кожа была настолько толста, что нанести ей ощутимый вред не могли даже пыточные инструменты. Источником раздражения служила способность противника летать. При наличии полного отсутствия таковой у дамнос-вортов. Их не могла поднять в воздух даже магия.

Однотипность беспорядочных атак придала движениям воина автоматизм. Алгоритм движений передался мышцам, и мозг задумался о будущем. «Вперёд – опасно. Возможна новая ловушка. Назад нельзя. На скалах паладины беззащитны для атак вирмов. Спрятаться нельзя – вирмы переключат внимание на отряд Эдэйла. Круговая оборона невозможна по той же причине. Остаётся вытягивать врага не себя. Но сколько ещё продержится силовое поле? Что произойдёт, когда все вирмы будут перебиты, и стрелы сотен пирогарпов ударят разом?»

Внезапно перед ним пролетело пылающее тело и с хрустом шмякнулось о каменное дно. Второе. Третье. Четвёртое. Паладины не утруждали себя глупыми воплями. Они напали молча. Стаи чудищ почуяли нового врага и взмыли к скалам. Криспин подбежал к стене, подпрыгнул, уцепился за край скальной полки и быстро полез вверх, вбивая твёрдые когтистые пальцы в скалу по самую ладонь.

Облака громоздились над ней, качаясь на кончиках травинок. Свежий закатный ветер медленно увлекал их за собой, играя, толкая в ватные бока. Где-то между облаками и землёй пролетали пчёлы и стрекозы. И какие-то разные…

Энни выглянула из травы, приподнявшись на локте. Перекатившись на живот, она толкнула упругим бедром своего «соседа», попытавшись нащупать его ступню пальцами ног. Ей удалось, и она игриво потёрлась о его ногу своей, а затем мягко поцеловала ямочку солнечного сплетения. Даже вытянувшись в струнку, она не могла достать выше. Тело мужчины, огромного дамнос-ворта, чуть напряглось, и широкая ладонь коснулась шеи девушки, скрытой водопадами волос. Пальцы скользнули по мягкой ложбинке вниз.

– Если бы у меня были крылья, я бы никогда не отпускала тебя, – вдруг прошептала Энни. – Я была бы твоими крыльями. Мы поселились бы на облаке. Вилс?

– Если бы у тебя были крылья, то я отрастил бы свои и последовал за тобой даже на край света.

Энни счастливо зажмурилась и вжалась в тело мужчины сильнее.

– Я бы никуда не улетела, – прошептала она. – Ну почему твоё божество запрещает летать?!

– Не знаю, – в густоте голоса отсутствовало сожаление. – Значит, так надо. Мы получили и без того много.

Энни провела рукой по грудным мышцам дамнос-ворта, в который раз поражаясь их крепости. Даже в расслабленном состоянии они напоминали твёрдостью грубые пеньковые канаты. Плотная кожа бугрилась от малейшего движения. Энни снова зажмурилась, прислушиваясь к тихому медленному пульсу своего спутника. Завтра будет ровно год, как они вместе. Воспоминания вспыхнули, на миг превратив летнее душистое поле в сырую, полную народа площадь.

Проклятия и угрозы так густо висели в воздухе, что маги могли бы разливать его в бутыли.

Деревянный помост.

Пыточный стол.

Плаха.

И она – истерзанная, искалеченная, под взмахом топора. Который почему-то всё не рубит. А потом некто высокий и сильный закутывает её в плащ и уносит в темноту и сон. В сон… Сколько же она тогда проспала?

Энни открыла глаза. Тихо. Лишь гудят пчёлы, да солнце ласкает её шелковистую пепельно-серую кожу. Лишь солнце… и твёрдая уверенная рука.

– Ах! – Энни согнула колено, стремясь ощутить выступающие бугры его мышц. И снова отдалась сладкому томлению тела.

– Солдатский костёр не заменишь магией! – весело крикнул кашевар, накладывая варево в миску. Криспин благодарно кивнул и присел у огня. Его быстрые рваные языки изникали из сосновых веток и взлетали в темноту. Воин достал ложку и начал есть, хлебая быстро и жадно. Рядом неторопливо пережёвывал хрящи его напарник. Заметив, что от одного из костров к ним то и дело летят заинтересованные взгляды, Маркус приглашающе замахал рукой. Трое молодых паладинов робко приблизились и присели напротив.

– Можно ближе: он не съест, – заметил Маркус. Парни заулыбались. Как на подбор, они были высокими и плечистыми: хлюпиков в паладины не брали. Но дамнос-ворту проигрывали. И довольно серьёзно.

– Я – Пэт, – сказал один. – Это – Крэмы из Белого Пристанища, это – Провн, сын Дуга, лорда Западного Уводья.

«Ясно, – подумал Криспин, – тебе, Пэт, не похвастать ни родителем, ни деревней. Бывает. Но ты паладин, а это уже много».

– А я Маркус, – начал его компаньон, закуривая трубочку. – Сын Истрмиткина. Я не гномий карлик, и не фея-переросток. Полу-дворф. Проходили в академии такую расу?

– Ага, – добросовестно кивнули все трое и затихли, когда Маркус от души расхохотался:

– А мне бабка на ночь сказки про паладинов рассказывала.

Костёр обдавал жаром, пустели миски с едой и фляги с вином. Маркус резал истории, как голодный жених – свадебный пирог.

– Семьсот семьдесят восьмой, Блавикен, – полу-дворф подтянул штаны, прикрывая продемонстрированный памятный шрам. – Ох, ребята, в Криспина тогда вкачали столько яда, что хватило бы всем курильщикам Альд-Баана на год! Мантикоры! Какой-то ублюдочный псих задумал их скрещивать. Ну, там, королевских, львиных, болотных. Что сказать, скрестил удачно – как пошли плодиться, только треск стоял. Откупил несколько деревень – на прокорм тварям, а маркграфу за молчание платил столько, что у того золото из ушей лезло. Когда полчища мантикор захватили замок, а раздувшийся маркграфский труп скормили своим детишкам, он – труп – был не так доволен. Видели в лесу у Академии вашей муравейники? Большие такие. Я вам говорю: этих проклятых мантикор там наплодилось больше, чем тех муравьёв.

Они плевались. Они жалили. Они делали ловушки из яда. Там год потом жить никто не мог – из-за испарений. По земле нельзя было пройти – сапоги разъедало.

Молодые паладины заворожённо глядели на дамнос-ворта. Тот ловил их взгляды, неуютно поёживаясь от такого немого почитания. Маркус, наконец, «заткнул фонтан», чтобы заправиться несколькими флягами вина.

– А п-правда, – заикаясь, начал Крэмн, – правда, что у вас девять жизней?

– Десять, парень, десять! – чуть не подавившись вином, закричал Маркус. – Ну, куда столько им, а?! Ну, посмотри на меня! Надо мной собака проходит, брюхом не задев! И жизнь-то одна! И у вас всех. И если эта долбаная мантикора меня ужалит, меня же просто разорвёт! А этому чурбану хоть бы хны! И ведь он ещё ни разу не помирал!

– Что у вас там в Академии за учителя?! – вдруг проворчал Криспин. Иногда его раздражало, сколько всякой чуши могут сочинить про его расу.

– Слушайте, – он окинул взглядом тесный круг, заметив, что и остальные паладины заинтересованно наблюдают.

– Запоминайте сейчас, если раньше не выучили. Очень давно – до вашей империи – в другом совсем мире существовали ворты. Это искажённое слово «варвары». Ворты и были искажёнными Хаосом. Дикие, злобные и тупые. Сами себя перебили в междоусобных войнах, а под конец «помогли» соседи. Вроде эльфов, гномов и альвов. У самого распоследнего племени наступило прояснение в мозгах – бросились молиться кому ни попадя. Тёмным такие и даром не нужны, а светлым – и с приплатой. Одно божество только сжалилось… Другого слово не подобрать. Остатки вортов вместе со своим заступником были изгнаны из родного мира и попали сначала в Аэгис.

Но искажения Хаоса никуда не делись, и, чтобы помочь, божество подготовило особый вид инициации: каждому требовалось войти в астрал в духовной форме и сразиться там с порождениями одного из злых Владык Аэгиса – Дамноса. Кто полностью подпадал под влияние тёмных порождений и поглощался – уничтожался и телесно. Кто находил в себе силы противостоять, опираясь на остатки добра в душе – получал силу врага и стирал искажения Хаоса.

Стань добрым – или умри. Сработало отлично. Только трое не справились. Выжившие – около пяти тысяч – стали дамнос-вортами. На Аэгисе разразилась война между нами и Дамносом. Пришлось бежать и оттуда. В туманностях Хаоса нас настиг Зов Эпигона. Так наш народ попал на Ио. Божество, спасшее нас от истребления, присягнуло на верность Эпигону в обмен на признание наших сил. Мы стали звать защитившего нас Дрём: на старом вортском языке это слово значит «счастливая мечта». Да, мы сделались крепкими. Часть силы могучих существ перешла нам. Вместе с наростами на руках, когтями, хвостовыми рудиментами, клыками. Мы – не красавцы, даже по варварским меркам. Даже по драконидским.

Криспин замолчал. Поймал взгляд Крэмна.

– Эпигон наложил на дамнос-вортов печать, юноша. Мы сильны, только пока служим Эпигону. Деятельно служим. Стоит кому-то из нас осесть где-нибудь на одном месте и пожить в своё удовольствие – через месяц-два слабость и болезни поражают нас. Пока не сведут в могилу. Такова плата.

Если не бросишь путь Служения и сохранишь голову на плечах – то старость нагонит лет в триста. Вот тогда сможешь повесить меч на стену и ещё полвека прожить мирно. А вот если с головой случится несчастье – в виде отделения от шеи – то мой, например, холодный труп будет гнить месяц. А я пока смогу побродить по памятным местам, чтобы потом изложить Дрёму мою краткую биографию.

– А-аа, – вдруг прорвало Провна. – Это чтобы он взвесил твои добрые и злые дела и…

– Парень, – перебил Криспин, – ты чем слушал? У нас нет злых или добрых. Воля Эпигона – вот наше добро. Дамнос-вортов терпят, пока они покорны. Ворт может оступиться: нарушить случайно, по неведению или по принуждению. Или в мелочи: лягушку не ту раздавить, скажем. А если дела ещё и взвешивать приходится, тогда следующая жизнь накрылась задом мамонта. Но и это ещё не всё.

У Дрёма есть в запасе для каждого из нас – по соглашению с Эпигоном – девять жизней. К той, что от рождения. Но, чтобы получить из них хотя бы одну, надо представить вовсе не длинный перечень подвигов.

– А что?

– Цель. Объяснить, зачем тебе обратно. Если Дрёма устроит, через месяц – или даже раньше – изъеденный труп, кучка пепла, неважно – возродится.

Криспин замолк и опустил голову, показывая, что разговор окончен. Медленно поворошил носком голой ноги угли в кострище.

Паладины молча расходились к палаткам. Это были умные, верные Добру и Служению воины. И каждый нашёл в истории Криспина то, над чем следовало поразмыслить и намотать на ус.

На перекрёстке их поджидала новая встреча. Пахалав Тиабет.

– Пахалав, – предупредил Вилсин.

– Кто? О ком ты?

– Вон, у перекрёстка. Пахалав – служитель одного из Белых Орденов. Этот, на перекрёстке – человек, судя по всему. Чаще всего, они – картографы. Довольно мирный народ.

Пегая кобыла девушки приветливо фыркнула гнедой пахалава. Огромный раш дамнос-ворта гордо выгнул шею.

– Приветствую, – кивнул им крепкий, дочерна загорелый человек. На вид лет пятидесяти, прикинула Энни, руки, ноги, глаза на месте, шрамов не заметно.

Человек сотворил охранный жест Светлого Пантеона. Знаки и кулон, висящий поверх куртки, вспыхнули хрустальным светом. Энни повторила жест, но руны девушки остались темны. Вилсин сотворил приветствие Эпигона, и узор на одежде тёпло высветился янтарными брызгами.

– Тиабет из Сеговиана, историк, – отрекомендовался новый знакомец. – Принадлежу к служителям-пахалавам. Направляюсь в Ривению, вот по этой дороге, к перевалу. Мои предыдущие попутчики, скрипачи из Стратспи, свернули на этом перекрёстке. Не по пути ли нам, господа? Если да, то могу ли я к вам присоединиться? Хотя бы до ближайшей деревни.

– Вполне, – дамнос-ворт глянул на девушку.

– Ну… да… вполне, – повторила Энни через силу. Страх перед белыми магами ещё крылся глубоко в сердце.

Их лошади двинулись в ряд, и дамнос-ворт поинтересовался:

– Пахалав Тиабет, вы служите при столичной библиотеке?

– О, нет! Что вы! До таких высот мне далеко. Вообще-то я – плотник. Родился я, и правда, в Сеговиане. Но затем отец с семьёй перебрался в местечко Плюми.

– Сорок пять лет назад там началось строительство южной Резиденции.

– Вот-вот. Одна огромная стройплощадка. Горы песка. Несколько лесопилен. Каменные бруски, сложенные террасами. Щебёнка, мрамор, толпы разнорабочих. Архитект-маги. Я и целая орава подобных мне мальчишек десятка рас носились посреди всего этого, чумазые и счастливые.

Тиабет мечтательно закатил глаза.

– Адамантитовое времечко. Но я подрос, и папаша приспособил меня к делу. Я плотничал, пока моя маг-метрика не нарисовала на себе двадцатку. Двадцать лет. Старики мои сидели при деньгах и при работе, а меня от запаха канифоли и олифы уже тошнило. Я подался в пахалавы, в картографы. Север империи. Тундра и льды – вот уж где я проветрил лёгкие свежим ветерком. Конечно, странствовать, да ещё за счёт Ордена, неплохо. Но вскоре я обнаружил, что больше увлечён сказками да легендами, и ведением путевого дневника, чем нанесением на карту новых земель или уточнением карт моих предшественников. Когда мне стукнуло сорок, я подал магистрам прошение о переводе в историки. По экспедиционной линии.

Мои скромные знания подсказывают мне, что мои новые знакомые – дамнос-ворт и тёмная эльфийка.

– Вилсин.

– Энейра… Энейра дель Орон, – с усилием выговорила девушка. – Достаточно просто «Энни».

Историк заскрипел магическим пером в пухлом дневнике.

– А имя вашего почтенного отца, мэтр Вилсин?

– Терран. Но дамнос-ворты не используют имена отцов. Нас слишком мало, чтобы перепутать.

Нотка горечи в ответе дамнос-ворта резанула Энни, и она незаметно сжала большую шипастую руку в своей.

– Мэтр Вилсин, я вижу на вашем поясе и наручах руны весьма высокого достоинства…

– И не видите таковых на моей спутнице, – закончил за историка Вилсин.

– О… что вы… я не к этому…

– Тем не менее, именно её историю следовало бы записать в ваш дневник.

Энни почувствовала, как от воспоминаний сжимается внутри – морозно и хрустко.

– Уважаемая Энейра… – начал историк.

– Ей тяжело говорить об этом, – вновь перебил Вилсин. – Причины станут вам ясны. Историю я слышал от неё лично, от некоторых других свидетелей, и также сам являюсь частью прошлого. Энейра несколько старше вас, пахалав. Но для истории несущественно, насколько. С детства в ней проявились склонность к жестокости и задатки фехтовальщика. Достигнув совершеннолетия и получив право уйти из клана, она записалась в наёмники. Дослужилась до звания лейтенанта.

– Высокое звание в наёмных войсках! – воскликнул Тиабет.

– Так и есть. За неуставные отношения, неподчинение приказам и мародёрство на территории союзников была изгнана. Сквозь строй.

Человек громко икнул и уставился во все глаза на тёмную эльфийку. Энни лишь сильнее сжала поводья. Воённый трибунал так ярко встал у неё перед глазами, что, казалось, лошадь скачет прямо к судейскому помосту. Тяжёлый бархат, малиновый, с белой каймой, колыхнулся на ветру, и холод кандалов обжёг запястья. Свист сотен позорных кнутов игольчатыми клиньями вбился в сознание. Издалека она услышала голос Вилса:

– … объявлена вне закона. Скрываясь, она пересекла границы Империи, на долгое время превратившись в охотника за головами.

Голос дамнос-ворта дрогнул. Он поглядел на Энни с такой болью, что эхо чувств отозвалось в ней самой. «Милый, я знаю! – мысленно вскричала она, ещё крепче сжимая руку мужчины. – Знаю, как тяжело тебе было поверить в меня.

Знаю, что моё прошлое ранит и твоё любящее сердце! Но я никогда не предам твоё доверие. Прошу – не сомневайся! Ведь мне нужен именно ты!»

Дамнос-ворт, словно услышав этот мысленный призыв, ответил ей ободряющей улыбкой и пожатием руки.

– Однажды, – продолжил он, – Энни попала в окружение. Война Индерланда и северных гноллов.

– Как же, не так и давно, – кивнул историк.

– Энни добыла голову одного из гнолльских шаманов, собираясь продать генералам Индерланда. Однако перед смертью шаман успел наложить на неё чары слежения и слабости. Погоня настигла через два дня. Отбиваясь, она потеряла коня и получила множество ран. Бегство привело в разграбленную нидерландскую деревню. В живых на пепелище остался ребёнок – дочка деревенской знахарки. Она смогла залечить раны Энни и снять чары слабости. Вдвоём они продолжили бегство. Многие дни пути защищая девочку, Энни поняла, что стала совсем другой. Боль и страх этого маленького существа… – Вилсин внезапно замолк, дотронувшись до горла. По телу прошла судорога, глаза влажно блеснули.

– Боль этой девочки, – продолжил он с усилием, – изменила Энни. Вернувшись в столицу Индерланда, Стокст, она разыскала магистра Белого Древа. И приняла посвящение в послушники-странники.

Энни расстегнула потайной карман на плече. Руна Братства протянула веточки-лучики, отзываясь на солнечный свет.

– Замечательная история! – пробубнил Тиабет, не отрываясь от записей.

– Но ещё не вся. Несколько лет Энни исполняла поручения Ордена в дальних землях. Но год назад ей поручили сопровождать обоз с лекарствами в приграничный имперский город. Мэр города, бывший наёмник, узнал Энни. Её схватили. Как часто бывает, её приписали многое из того, что она не совершала. Вскрылось её прошлое охотницы за головами, и все тёмные нераскрытые убийства в округе города за последние несколько лет поспешили скинуть на Энни. Липовые доказательства, подставные свидетели: знаете ведь, как это бывает. Лишь бы представить горожанам убийцу, чтобы они успокоились. Приговор: публичная пытка и казнь.

– А как же Братство Белого Древа?! – воскликнул Тиабет.

– С обозом ехало три младших послушника. Разумеется, они рассказали суду историю Энни, но… Там оказался один из магистров Эпигона – Арпат.

«Арпат» – эхом отдалось в Энни. Высокий, будто выточенный из куска обсидиана, тёмный эльф. Сырая, полная народа, площадь.

«– Ты недостойна нашего рода».

«– Убить проклятую ведьму!»

Голова на деревянном чурбане. Её голова. Вместо тела – вопящая от боли рана.

«– Магистр…»

«– Этого не достаточно!»

Этого не достаточно. Кто-то огромный, сильный расталкивает толпу… рвётся к помосту… укутывает плащом… уносит в темноту…

– Поручились?! – переспросил Тиабет.

– Да. Я дал слово, что сопровожу Энни до Стокста, а далее, в течение года буду её наставником. Пообещал, что во искупление она исполнит любые задания магистра. Даже ценой собственной жизни.

– И? – историк удивлённо-недоверчиво поднял брови.

– Я и Арпат давно знаем друг друга. И моё слово всегда много значило для магистров Эпигона. Но…

– Но?

Глаза Вилсина затуманились пеленой воспоминаний.

– Глядя на людей, собравшихся на площади: напуганных, злых, потерявших близких, ограбленных мародёрами, жаждущих правосудия – хотя бы такого – и я, и Арпат понимали, что им будет недостаточно любых условий, кроме того, которое исполнит топор палача.

Боковым зрением Вилсин заметил, как Энни отворачивается, пытаясь незаметно вытереть дорожки слёз на щеках.

– И что произошло дальше?

– Мне отрубили голову, – сказал дамнос-ворт.

Пахалав дёрнулся от неожиданности, натянув поводья. Лошадь обиженно заржала, косясь на седока.

– Когда стрелы кончились, приходится махать руками, – мягко улыбнувшись, продолжил Вилсин. – Я вышел на помост и закричал им, что готов поменять голову преступницы на свою. И, если Дрём и Эпигон сочтут это достойным делом и пошлют меня назад, то добрые жители города признают, что погорячились, а мэр отпустит девушку на условиях Арпата. А если через месяц моё тело останется гнить, то они могут с чистой совестью прибавить к нему тело тёмной эльфийки. Арпат крикнул, что от имени Эпигона он согласен на замену.

Тиабет яростно чиркал в блокноте.

– Достойно легенды, мэтр Вилсин! Воистину! Что же было дальше?!

– Ну… Тот, кто вступился за преступника, сам наполовину преступник в глазах толпы. Палач медлить не стал.

Вилсин потёр шею.

– Было больно. В конце концов, мы умираем так же, как обычные смертные. Здесь нам послаблений нет. Я хм… очнулся на следующее утро. Забрал Энни и отвёз к знакомой знахарке на глухой хутор. Через две недели она окрепла, и мы отправились в Стокст. Магистр Белого Древа принял условия Арпата – и с тех пор мы вместе.

– Ровно год, – дамнос-ворт обернулся к девушке, протягивая руку. На ладони блестело ожерелье из мелких продолговатых бусинок, хитро сплетённых в рельефную косу. В центре красовался сердолик, играя на солнце перламутрово-розовыми полосами.

– Тебе, – смущённо произнёс воин. – Гном-ювелир сказал, оно принесёт счастье.

Воспоминания Энни смыло жаркой волной. Затаив дыхание, она взяла ожерелье. Вилсин застегнул замочек, нежно отведя густые белые косы. Тёплые приливы толкнулись внутри девушки, поднимаясь от лона к голове, заставляя кровь стучать в висках. Пальцы сжали камешек, удобно устроившийся в ложбине меж грудей.

– Кажется, – хрипло сказала Энни, – наши лошади устали. Надо сделать привал. Там, на холме. Мэтр, вы с одной стороны холма. А мы… мы – с другой. Лошадям… лошадям хватит двух часов, милый?

Ущелье осталось позади. Полное обугленных расчленённых трупов, оно начинало вонять, как чумная яма. Вскоре сюда должна была нагрянуть похоронная команда его Величества. Пока же её заменяли стервятники. Их жилистые трубчатые шеи извивались, проталкивая головы вглубь кишок.

Эдэйл поторапливал отряд. Чёрный маг, их цель, уходил с каждым часом всё дальше, заметая следы и расставляя ловушки. Паладины вышли до света. Проводник топал впереди, указывая путь, однако, опережая и его, в нескольких сотнях метров бежал Криспин. Он прекрасно знал здешние места, хотя, и без этого знания, дамнос-ворт не затерялся. Его опыт и особое чутьё на ловушки сейчас требовались именно здесь. Словно гончая, он бежал, то прямо, то зигзагами, то свивая вытянутые петли и спирали. За его спиной, пристёгнутый кивриловым «пауком», болтался Маркус. В режиме поиска он следил за показаниями чутких магических сенсоров, сообщал о любой враждебной опасности. Как и всегда, на коротышке-напарнике лежала обязанность следить за «югом» – их тылом – и выставлять защиту.

– На связь! – внезапно разорвал тишину в ухе Маркуса голос Эдэйла.

– Да, кэп? – отозвался коротышка.

– Ребята, мы угодили в засаду! Это магия песчаного болота. Не волнуйтесь, образуем гекс и выкрутимся! Но нужно время! Осмотрите местность! Ловушку нельзя активировать без визуального контакта. Маг недалеко. Быстрее! До!

– До.

Маркус одним предложением выпалил сообщение капитана.

– Крисп, с твоей стороны, возвышенность. Есть?

– Ущелье кончается, но местность и так повышается к перевалу.

– До границы с Ривенией недалеко. Если кэп не подоспеет вовремя… мы, вообще, сможем его убить? В одиночку.

– Другого выхода нет. Силовая полусфера: 20-1 лита. Мы знаем: он впереди. Готовь игломёт.

Криспин ускорился, взрывая ногами твёрдую землю. От возвышенности, которую воин наметил, как отправную точку, отделяло около километра. Его дамнос-ворт покрыл за три минуты. Тёмная высокая фигура мелькнула в нескольких сотнях метрах дальше.

«Что у него приготовлено ещё? – пытался сообразить Криспин. – Огромная ловушка для целого отряда паладинов, усиленная против их магии света, наверняка, отняла много маны. Прибавим мелкие ловушки, которые нам удалось обойти, ночной туман и контроль пирогарпов и вирмов. Раны и сдерживающие проклятия, полученные им при побеге из города. Это не должен быть опытный сильный маг – иначе мы бы все полегли уже. Неофит, посланный на проверочное задание – такое любят в злых Орденах. Должны справиться».

Криспин выскочил на небольшое плато, выходящее одной стороной к обрывистой каменной осыпи. Вокруг зеленели густые дубы. Воин огляделся, ловя ускользающую тень мага.

– Я здесь, – усмехаясь, сказал низкий голос.

Криспин мгновенно развернулся. Там никого не было.

– Крис, – вымолвил Маркус.

В доли секунды полу-дворф понял, что ошибся. То ли действительно старость, а может быть, он так привык полагаться на гиганта за спиной, как будто на старшего брата, что неосознанно при опасности позвал именно его. Маркусу надо было крикнуть: «Сзади!» или «Пригнись!». Или уж действовать самому, перебрасывая защиту на себя. Но ничего из этого он не сделал, просто позвав друга.

Магическая стрела, полная злой силы, вылетела из чащи, пробив слабый барьер, и, расплавив киврил «паука»-застёжки, выжгла дыру в животе полу-дворфа. И тогда Маркус закричал.

– Это, кстати, довольно интересная деревенька, – заметил пахалав.

– И чем же? – Вилсин мягко провёл большим пальцем по ладони тёмной эльфийки. Энни наклонила мужчину к себе и прошептала в самое ухо: «Пять раз». Затем отпустила и нежно посмотрела ему в глаза, прикусив нижнюю губу. На её груди и бёдрах ещё чувствовались недавние объятия твёрдых шипастых рук.

– Тут есть каменно изваяние Владыки То.

– А, один из идолов правды? – перебил Вилсин.

– Точно так.

– Насколько я помню, они все на чём-то специализируются, – последнее слово Вилсин произнёс с явной иронией.

– Да. Этот на делах любовных. Я, кстати, понимаю вас, мэтр Вилсин – мало кому хочется знать правду о других и про себя рассказывать. Идолы правды не очень популярны.

– А они действительно, ну, работают? – поинтересовалась Энни.

– В общем, да. Да там, на самом деле, всё просто. Любой маг, способный прочитать воспоминания, способен подтвердить, говорите вы правду или нет. Просто Владыка То делает это на своём уровне. Так сказать, быстро и качественно. Естественно, если вы разрешаете. За небольшую плату.

– Только дураку не ясно, зачем это придумано, – фыркнул Вилсин. – То вытягивает знания, а потом ими пользуется. Даже если он может узнать только то, что непосредственно относится к сказанному для проверки, это уже немало. И такой шпионаж разбросан по всей Но.

Проезжая мимо приземистого храма То, целиком сложенного из криво обтёсанных булыжников, путники услышали пронзительный голос настоятельницы, низкорослой и толстой женщины расы глейстигов, зазывающий внутрь:

– Правда! Что может быть дороже правды?! Что может быть надёжнее правды?! А из всех правд самая желанная – о любимом! Девушки, женщины! Больше никаких бессонных ночей и смятых подушек в размышлениях: обманывает или нет! Никакой лжи между любящими сердцами! Только Владыка То может помочь! Приходите с любимым или с мужем. Разведены? Возможно, прежняя любовь вспыхнула вновь? Или он хочет воспользоваться былым доверием? То распознает правду и ложь!

– Какое лицемерие, – еле слышно фыркнул Вилсин. Тем не менее, настоятельница тотчас переключилась на них.

– Лицемерие?! Лицемерие, говоришь ты, жалкий представитель вымирающей расы?! Кто это здесь лицемер?! Что это за прекрасная дама рядом с тобой? Что ты ей говорил? Какой яд обмана вливал в уши?!

– Какой яд обмана, что ты несёшь? – недовольно бросил дамнос-ворт, не останавливаясь. – Вот, посмотри, пахалав: совсем сбрендила со своим идолом.

– Какой яд? Да ты же весь пропитан аурой убийства!

– Вот дура парнокопытная, – ругнулся Вилсин, – я – дамнос-ворт, мы с рождения с такой аурой.

– Ты мне зубы не заговаривай! Я – высшая жрица То, я ауры читаю, как ректор Академии – школьные прописи. Твоя злоба направлена на неё, на эту милую барышню. Что ты хочешь сделать?! Забрать её наследство?! Продать в рабство?! Насиловать в своё удовольствие?!

Энни растерянно поглядела на мужчину. Вилсин закатил глаза:

– Они всех так разводят: наболтают сначала чепухи, чтобы посеять сомнения. Вот, мол, он тебя не любит. Идите, проверяйтесь. Да денежки платите. Да знаниями делитесь.

– Но ей-то наши знания не очень помогут… – глаза Энни беспокойно забегали. – Она же нас не знает. Зачем ей наговаривать?..

– Ты серьёзно? – мужчина остановил раша. – Ты действительно серьёзно? После того, что было?

– Прости! – внезапные слёзы наполнили глаза тёмной эльфийки. – Прости! Прости! Прости! Я сама не понимаю, что со мной! Эта жрица наколдовала на меня, наверное! Я… я не хотела! Прости! Давай уедем скорее!

– Нет! – вдруг тяжёлым голосом произнёс дамнос-ворт. – Теперь мы никуда не уедем. Пошли. Этой безумной старухе надо преподать урок.

– Значит, ауры читаешь? – рыкнул он, нависая над жрицей. – Ну, давай. Проверяй.

Он бросил несколько монет в каменное блюдо.

Довольная жрица сделала приглашающий жест. Внутри храма на небольшом возвышении располагался идол правды: пятиметровое человекообразное тело, сложенное из булыжников среднего размера, чем-то напоминающее из-за этого снеговика. Непропорционально большая голова с выдолбленными пустыми глазницами располагалась в районе груди, словно идол её с усилием опустил вниз. Нижняя челюсть раскрытого рта находилась в полуметре от пола. Точнее, ртов было много: они занимали всё пространство между нижней и верхней челюстями – где-то около трёх метров. Некоторые шире, другие уже.

– Засовываете руку в один из ртов, в какой удобнее, – пояснила жрица, – затем говорите всё, что пожелаете. Если глаза Владыки засветятся красным – вы солгали, если – жёлтым – сказали правду, если зелёным – вы уклончивы или сами не уверены в словах.

– Я первая, – вдруг сказала Энни. Она быстро сунула руку в один из ртов и произнесла, словно боялась опоздать:

– Я люблю тебя, Вилсин! Я хочу тебя! Ты меня удовлетворяешь, как никто другой! Я хочу детей от тебя! Я хочу жить вместе с тобой!

На каждую фразу глаза идола То вспыхивали жёлтым светом.

– Более, чем достаточно, – слащаво улыбнулась жрица.

Энни вытащила руку и с трепетом осмотрела её, но рука была самой обычной, как и всегда.

Вилсин с особенно кривой усмешкой сунул руку в один из каменных ртов, посмотрел сначала в пустые глазницы, прищуриваясь, словно взвешивая, потом развернулся к Энни и сказал твёрдым голосом:

– Я – дамнос-ворт. Изначально наш характер суров. Наша и без того варварская природа была изменена Хаосом, а потом и Дрёмом. Мы мало думаем о романтических чувствах. Всю жизнь до старости мы проводим в кровопролитных сражениях. И я – не исключение из этих правил. Я – опытный и беспощадный убийца. Я убил очень многих: разумных и неразумных существ. Их трупами можно было бы закидать все улицы этого городишки, а в их крови утопить эту назойливую жрицу.

Настоятельница храма попятилась, глядя на яркий жёлтый огонь в глазницах идола, не гаснущий ни на миг.

– Я понятия не имею, что такое настоящая любовь между мужчиной и женщиной, – продолжил воин. – Я не задумывался об этом. У меня не было партнёрш до встречи с тобой, Энни, более ста лет. Я просто думал об этом, как о продолжении рода.

Жёлтый огонь.

– Поэтому я не собираюсь говорить, что я люблю или не люблю. Но вот что я скажу. Энни. Когда я рядом с тобой, всё во мне трепещет. Когда я держу тебя в объятиях, то кажется, что земля переворачивается подо мной. Повстречавшись с тобой, я понял, что долгие годы искал именно тебя. Я буду защищать тебя от любых врагов. Я хочу быть с тобой рядом и не отходить ни на шаг. Я готов терпеть лишения, муки, пытки ради того, чтобы защитить тебя. Я отдам все оставшиеся у меня жизни, лишь бы защитить твою жизнь.

Жёлтый огонь.

Жрица смотрела на Вилсина остекленевшим взглядом.

Когда дамнос-ворт вытащил руку, Энни шагнула и обняла его так сильно, что наросты и шипы его тела больно вдавились в неё.

– Я тебя никогда, никогда не оставлю! Если надо, я буду драться вместе с тобой и умру вместе с тобой. Я – твоя!

Энни враждебно посмотрела на жрицу:

– Пойдём скорее, пока я не убила эту сволочь.

Вместе они вышли на улицу, сели на коней и, распрощавшись с Тиабетом, поскакали к перевалу.

Дорога начала забирать вверх, цокот подкованных копыт стал звонче, дробнее. Тем не менее, горы здесь не превышали километра, и склоны густо заросли акациями, пробковыми деревьями, дубами, магнолиями и эвкалиптами. Насыщенная зелень радовала глаз. Энни ехала молча. Время от времени она порывалась начать разговор, но не находила слов. Её мучило раскаянье. Она не могла смотреть в глаза мужчине.

Внезапно дамнос-ворт натянул поводья и прислушался.

– Крики. Ты слышишь?

– Вроде бы тихо, – неуверенно ответила Энни. – Но твой слух острее.

– Определённо крики о помощи. Вон то дальнее плато над насыпью.

Воин приготовил оружие.

– Осторожнее. Перевал часто служит дорогой контрабандистам. Здесь довольно глухие места в стороне от крупных путей. Будь настороже.

Вдвоём они медленно двинулись в сторону, указанную дамнос-вортом.

– Лежи тут, дружище, – заботливо сказал Криспин. Он моментально обработал и зашил рану, влив в рот Маркуса лечебные снадобья.

– Бывало хуже, – слабо улыбнулся маленький воин. – Догони отродье и избавь от него Ио. Я побуду тут, в тепле и уюте, а ты делай грязную работу. Как я всё устроил, а?!

– Маркус, прости. Я тебя оторвал от семьи и втянул в это.

– Я знаю, – Маркус дружески хлопнул большую шипастую руку. – Тебе просто было одиноко.

– Мы славно повоевали, – Криспин всего на мгновение отвернулся. Его сильный, привычный к боевым крикам голос всего на мгновение дрогнул.

– Да иди уже, – Маркус состроил страшное лицо. – Бодрее, парень, бодрее.

Криспин распрямился и рванулся в лес. Он бежал яростно, практически пробивая просеку, сметая лёгкие ветки и маленькие деревца. От мощи толчков в земле появлялись ямы глубиной в фут.

На вершине перевала его поджидал тёмный волшебник. Высокий, мощный, как и сам дамнос-ворт. За мгновение до того, как Криспин вырвался из густоты леса, от волшебника отскочила гибкая женская фигура тёмной эльфийки и скрылась на узкой тропе, ведущей вдоль обрыва. Криспин одолел последние метры леса и вылетел на просвет. Меч-стекляшка удобно лёг в руку. Здесь, среди голого камня негде было скрыться. Маг наверняка слышал погоню. На пике седловины они сошлись. Маг резко ответил, и два меча врубились лезвиями.

– Брат, – оскалился тёмный маг.

«Поговорю позже с твоим трупом», – подумал Криспин, пытаясь сдерживать гнев, и продолжил атаку. Его меч легко рубил воздух, со звоном отскакивая от ювелирной защиты тёмного мага.

– Ну, же. Брат! Криспин. Поговори со мной, – весело рычал маг. Теперь, рядом с Криспином, он действительно казался его тенью, неправильной, двигающейся не в такт движениям оригинала.

– Это же я, Вилсин. Как там наш отец? А твой дружок-коротышка?

Удар. Раскрут на семьсот двадцать градусов. Растягивается и ноет фасция предплечья. Отыгрыш. Парада. Удар на одиннадцать часов. Меч-стекляшка и чёрный меч из кости морского чудища, твёрже обычной стали. Ударный батман тёмного мага отдаётся в руке Криспина тупой болью.

– Ну, же. Поговорим?

Дыхание Вилсина ровное. Мускулы вздуваются и ходят под кожей, как канаты.

– Мне так это нужно, брат! Кто знал, что городские разгильдяи разыщут именно тебя. Не теряй случай, брат. Сколько лет не видались!

Вилсин смеётся, раздавая хлесткие удары.

– Ты посильнее в рукопашном, так что подпускать тебя ближе я не намерен. Ха!

Мир крутится вокруг с привычной боевой скоростью. Кровь греет руки. Кровь зовёт. Рот полон слюны.

– Я сожру твоё сердце! – ревёт Криспин, не в силах сдержать древнюю ярость вортов.

– Как грубо, – парирует Вилсин. – А будь ты магом, как я, мог бы сделать из меня послушного раба. Наслаждался бы местью всю жизнь, а не один раз.

Столкнувшиеся клинки обоюдно скользят по гардам, выпуская противный скрип. Вилсин вскидывает левую руку, и Криспин отшатывается от мгновенного удара в бок. Чёрный шип.

– Осталось немного магии, – смеётся Вилсин. Яростный бой продолжается. Меч-стекляшка несколько раз срезает лоскутки мяса с плеч и бёдер Вилсина. Словно дикие художники, воины наступают в лужи собственной крови и рисуют на земле скупые мазки. Выпад. Контртемп. Криспин пытается опередить врага, выкашивая мечом пространство и тесня к скалам. Но чёрный меч идёт в отбив, скользя вдоль и вторгаясь в верхний сектор атаки. Жгучий огонь проникает в дельтовидную мышцу.

– Я всё ещё лучший!

Мгновенная стокката Криспина отбита диагональным гильотинным ударом с переходом в контратаку из нижней позиции. Подрез, срубающий шипы с подбородка Криспина.

– Как же я стал таким плохим, брат? – смех Вилсина чуть тяжелеет. – Да надоело это дерьмо! Мы же рабы. Сколько можно воевать?! Сто лет в этой кровище. А я хочу обнять и потискать девчонку, брат. Пожить в мире и сытости молодым, а не стариком. Неужели не заслужил?! Людям хватает и тридцати лет в армии. А эльфы? Этим вообще ничего не надо – живут да радуются. И плевали они на Эпигона! И я хочу плевать! Но кто меня возьмёт?! Кому я нужен не как дешёвое и крепкое пушечное мясо?! Только этим тёмным. Немного крови – гораздо меньше, чем требует Эпигон – и свобода! Ах, да – тёмным нужна кровь невинных. Я спас их больше за сто лет – баланс весов в мою пользу.

Криспин вдруг плотоядно ухмыльнулся и бросился в ближний бой. Чуя неладное, Вилсин попытался отпрыгнуть, но ноги что-то цепко удерживало. Отвлекая внимание врага, даже ценой ран, Криспин смог незаметно подкинуть бесцветный клей ему под ноги и привести на нужное место. В ловушку.

– О, коварный брат! – восторженно крикнул Вилсин.

Они сошлись накоротке. Чёрный меч изящно провернул мельницу и погрузился в левый бок Криспина. И тогда Криспин, бросив верное оружие, вбил когти обеих рук в подключичные впадины – слабое место их расы – и вырвал куски мяса. Вилсин инстинктивно попытался повторить его движения, но когти звякнули по крепкой облегающей кирасе, надетой под одеждой.

– Ах, да, я и забыл, – грустно пробормотал Вилсин. – Тёмные почему-то запретили её надеть…

В следующий миг его шея была разорвана, и голова покатилась по светлому камню ущелья, пятная его густой тёмно-малиновой кровью. Зажимая огромную рану, из которой струйками била кровь, Криспин похромал в сторону леса, бормоча:

– Баланс весов… баланс весов… ты идиот… какой же ты идиот… как и тот, как его… Провн… взвешивать злые и добрые… как сговорились… Маркус, мелкая сволочь, ты только не умирай там, я сейчас… сейчас уже…

На губах дамнос-ворта появилась кровавая пена.

Дамнос-ворт и Энни осторожно вышли из-за деревьев на плато. Лошадей они привязали у входа в рощу.

– Никого, – успокоившись, выдохнула тёмная эльфийка.

– Морок какой-то, – напряжённо сказал Вилсин. – Кажется, ясно слышал отсюда крики о помощи. Да и место вроде бы знакомое. Тебе не кажется?

Энни наморщила лоб, но через минуту отрицательно покачала головой:

– Нет. Точно нет. Смотри, это огромное дерево у самого обрыва – я бы точно запомнила.

– Это камнедрев, – Вилсин убрал меч в ножны и внимательней посмотрел на дерево. – Камнедрев ещё называют деревом клятвы. Иногда он прорастает сам по себе там, где дано обещание.

– Ему наверно больше тысячи лет! Такой огромный!

– Сложно сказать. Камнедревы растут немного иначе – ведь это волшебные деревья. Магия клятвы – таинственная магия. Они питаются ею, и чем сильнее давший клятву старается для её исполнения, тем сильнее рост дерева. Ему явно больше ста лет, но точнее определить невозможно. Сильный волшебник смог бы – но не мы.

– А ты бы не хотел стать сильным волшебником? – вдруг спросила Энни.

– Никогда не желал лезть в волшебство.

– Ты бы научился летать!

– Для этого мне надо было бы сравняться с Эпигоном.

– Зачем с ним равняться? – Энни захватила руками шею мужчины, привстав на носочки и вглядываясь в глаза. – Просто оставь его. Хватит с тебя боёв. Перейди под власть другого Владыки. Разве их мало? Элрик, Арфист, Кователь, Фьякан, Илла. Белый Пантеон. Владыки тёмных эльфов… Вилс, я так хочу повидать другие миры Хаоса. Но Эпигон не отпустит тебя. Ты мне нужен сейчас, а не через триста лет. Я… хочу семью.

– Я бы тоже этого хотел, – напряжённым голосом ответил дамнос-ворт.

– Дом. Наш с тобой. В тёмном лесу у скал. Откуда видны красная луна и магические острова в небе. Я долго выбирала. И я выбрала тебя. И никогда не откажусь.

– Если бы я согласился, – медленно спросил Вилсин, – ты была бы счастлива со мной? Скажи. Но подумай, прежде чем сказать.

– Думать не о чем, – Энни радостно зажмурилась и приникла головой к могучему плечу. – Я буду счастлива.

Криспин полз сквозь лес. Он смутно понимал, что опасности уже нет, и надо остановиться и перевязать рану. Но не мог. Ему хотелось удостовериться, что с Маркусом всё хорошо, что кэп Эдэйл уже привёл своих ребят, и сейчас знахари отряда основательно подлечивают коротышку. Наконец, впереди показался просвет – выход на плато. Криспин подтянулся и чуть выглянул из-за кустов. Полу-дворф сидел у края обрыва, весело потягивая вино из походной фляги. Криспин облегчённо вздохнул, сглатывая кровь.

Маркус как раз делал глоток вина, когда острый меч пробил его спину и выставил окровавленное лезвие прямо перед ним. Полу-дворф подавился и выплюнул вино на куртку. Затем беспомощно огляделся. Тёплая кровь заструилась по его животу. В поле зрения возникла красивая стройная эльфийка с гладкой эбеновой кожей и густыми белыми волосами.

– Так ты знаменитый Маркус, – промурлыкала она, изящными движениями отрубая маленькие руки. Фляжка с вином упала на светлые камни, оставляя красные потёки. – Какая находка. Тебя тоже послали за нами? Вилсин рассказывал, что у его брата был напарник. Но ты, вроде как, на пенсии?

– Брат? – Маркус спросил без интереса, удручённо глядя на обрубки рук.

– Да. Я оставила их там, на перевале. Пусть дерутся. Потом я добью победителя, и заберу их головы. Они дорого стоят. И твою голову в довесок.

Вдруг глаза Маркуса прояснились, и он посмотрел прямо на эльфийку.

– Криспин. Его зовут Криспин. Хорошенько запомни. Он отомстит тебе.

– Чёрная Ракса, – рассмеявшись, задорно крикнула эльфийка. – Запомни хорошенько. Чёрная Ракса зовут меня.

С этими словами она взмахнула саблей, отрубая голову Маркуса. Подхватив её, она высоко подняла над собой, и капли крови оросили её лицо.

Криспин беззвучно раскрыл рот. Он собрал всё мужество, что оставалось, чтобы встать. Но не смог. Первая из жизней завершилась.

Вдалеке прозвучали крики и отрывистые команды.

– Паладины, – поскучнев, произнесла тёмная эльфийка. – Ну, как всегда.

Она сунула голову Маркуса в сумку и, легко перепрыгивая по камням, скрылась на тайной тропе за обрывом.

– Я хочу тебя, – вдруг сказал Вилсин.

– Я… я сейчас! – Энни неожиданно засуетилась. Впервые мужчина так открыто проявлял своё желание. Мгновенно её кровь вскипела от жара страсти. Она бросилась срывать одежду и уже через несколько секунд осталась голой. Густые белые волосы падали на упругое тело. Губы искали поцелуя. Вилсин обхватил её и закружил в объятиях. Энни впилась пальцами в крепкую шею, ожидая, когда мощная булава проникнет внутрь неё.

Вначале обжигающий спазм пронзил солнечное сплетение. Словно вышибли дух в бою неожиданным ударом. В груди появились спазмы. Что-то липкое потекло в пах. В сплетённых за спиной дамнос-ворта ногах появилась слабость. Сильные объятия шипастых рук пропали, но чувство полёта осталось. Энни открыла глаза.

Она висела на толстом корявом суку камнедрева, в полуметре над землёй, пришпиленная, как жук булавкой. Рядом стоял Вилсин. Приблизившись, он сдёрнул с её шеи подарок – плетёное ожерелье с сердоликом, покачал несколько секунд перед глазами, затем резким росчерком когтя взрезал сверху её правую грудь и начал медленно заталкивать туда украшение.

– Это действительно подарок, – начал дамнос-ворт голосом, в котором запечаталось угрюмое молчание склепов, – это свадебное ожерелье, которое дарит невеста жениху в клане тёмных эльфов дель Орон.

Когтистый палец ритмично проталкивал бусинки в кровавую плоть.

– Разумеется, его делают не гномы. Его плетёт сама невеста, заранее, ещё в детстве. И отдаёт на хранение родителям. Поэтому его не было при себе у Энейры дель Орон, когда ты её убила. Но Дрём передал мне её личную просьбу вручить ожерелье тебе при встрече.

Грудь раздулась и приняла комковатый вид.

– Конечно, ты не могла помнить это дерево. Оно тогда ещё не выросло. А без него – не припоминаешь?

Тёмная эльфийка попыталась что-то сказать, но кровь хлынула через рот. Дамнос-ворт достал рубин размером с кулак, пылающий магическим огнём, и резким ударом вбил его в живот эльфийке.

– Это немного поддержит силы, чтобы ты дослушала.

Девушка застонала. Шок проходил, теперь боль брала своё. Дамнос-ворт наклонился и мощными челюстями впился в правое плечо, разламывая кости и откусывая руку напрочь.

В его холодных глазах пробудились тени чувств. Ярость, зажатая неслыханными тисками воли глубоко внутри.

– Маркус, такое маленькое существо, помнишь?

Выхаркивая розовые пузыри, эльфийка застонала. Дамнос-ворт вонзил зубы в левую руку и разорвал и её. Кровь полностью залила его лицо. Он поднял обрубок и помахал над головой.

– Ты хотела знать, сколько дереву лет? Сто четырнадцать лет, три месяца и два дня. Видишь, не очень точно я подгадал. Не к годовщине. Он же тебе говорил: Криспин, запомни это имя. Пришлось на эти сто лет взять имя идиота-братца, которого ты соблазнила. Ты и его забыла, да? Он тебя не удовлетворял? Ну, разумеется, я был лучше, ты же сказала. Я был самым лучшим. Сто четырнадцать лет у меня никого не было. Я не мог заставить себя прикоснуться ни к одной женщине. Ты так и вставала у меня перед глазами, залитая кровью Маркуса. Когда я прикасался к тебе, меня охватывало омерзение, которое неведомо самим Владыкам. Когда я сжимал тебя в объятиях, земля уходила у меня из-под ног. Настолько сильно я хотел разорвать тебя на части, и так упорно не давал себе этого сделать.

Я умер, глядя, как ты уносишь голову Маркуса. Через месяц я получил вторую жизнь и вернулся. Десятки лет я искал тебя по всей Но. Именно тебя. И вот, когда цель уже так близка, где же я нахожу тебя? На плахе. Разве я мог это допустить? Чтобы тебя убил не я. Я готов был защищать тебя от любых врагов. Терпеть любые пытки и страдания.

– Дорогая моя… – Криспин яростно рванул кусок мяса из бедра эльфийки.

– … ненаглядная… – ещё один кусок полетел на землю.

– … чёрная Ракса… – берцовые кости левой ноги треснули от пинка и выставили концы из мяса.

– … я готов отдать все свои жизни, лишь бы… – шипастые руки зверски разрывают живот.

– … ОТОРВАТЬ ТВОЮ ГОЛОВУ И РАЗМОЗЖИТЬ ЕЁ НАД МОГИЛОЙ МОЕГО ДРУГА!!!

Криспин больше не сдерживал ярость, копившуюся в нём. Он начал разрывать тело тёмной эльфийки, купаясь в крови, вбивая мясо в кору камнедрева, вгрызаясь в кости и плоть. С последней волной ярости он сорвал красивую голову с остатков костяка и начал бить её о дерево, пока она не стала кашей.

Только тогда его гнев начал стихать. Криспин сел под дерево, обхватил колени руками и заплакал. Слёзы, настолько едкие, что выжигали бороздки в твёрдой коже, накапливались в уголках глаз медленно, минута за минутой, а потом крупными каплями стекали вниз, на землю.

Когда он очнулся, дерево уже упало и быстро сгнивало. Черви пожирали его остатки.

Криспин поднялся и, не оглядываясь, пошёл прочь. Уже на самом выходе с перевала, где начиналась граница Ривении, его поджидала закутанная в серый плащ фигура.

– Всё прошло хорошо? – буднично поинтересовался закутанный в серый плащ.

Криспин устало вздохнул.

– Неужели ты явился лично? Разборки с какой-то мразью заслуживают твоего внимания?

– Ты заслуживаешь моего внимания. И все мои неразумные, вспыльчивые и гордые, но честные, преданные и добрые ворты.

– Кажется, ты перехвалил, Дрём.

– Если я разглядел в вашем народе что-то хорошее тогда, разве так удивительно, что хвалю сейчас? Не расстраивайся. Ваша награда не уйдёт от вас. И я вовсе не про девять жизней. Но всему своё время. Сейчас у тебя есть полгода: найди женщину нашего племени и продолжи род. Заодно поймёшь, что такое любовь. Это не просьба.

– Медовый месяц вортов? – усмехнулся вдруг Криспин.

– Через шесть месяцев жду тебя за Дымным Кряжем, у базилики Хилеаса.

Дрём превратился в серый дым и растаял в воздухе.

Криспин расправил могучие плечи и упругим шагом двинулся к виднеющейся впереди ривенийской заставе.