Встревоженные и притихшие девушки вели машину к приходу святого Августина в Лугах.

— Даже не знаю, кого мне больше всего жаль, — неожиданно заговорила Динни. — Я никогда раньше не думала о помешательстве. Его либо осмеивают, либо скрывают. А по-моему, это самое страшное на свете — особенно когда оно не полное, как у него.

Джин изумлённо поглядела на подругу, — ей ещё не доводилось видеть Динни без маски юмора.

— Куда теперь?

— Вот сюда. Пересечём Юстен-род. Вряд ли тётя Мэй сможет приютить нас. У неё вечно торчат разные благотворители, посещающие трущобы. Если там нельзя остановиться, позвоним Флёр. Жаль, что я не вспомнила о ней раньше.

Предчувствия Динни оправдались: дом был набит гостями, и тётя Мэй куда-то ушла, дядя Хилери сидел у себя.

— Раз уж мы заехали, давай спросим, может ли Хилери обвенчать вас, шепнула Динни.

Улучив свободную минуту, в первый раз за трое суток, Хилери, без пиджака, делал модель норманской ладьи. Работа над моделями старинных кораблей стала теперь излюбленным отдыхом человека, у которого уже не оставалось ни досуга, ни сил для альпинизма. Изготовление корабликов отнимало больше времени, чем любое другое занятие, а времени у Хилери было меньше, чем у кого бы то ни было. Но с этим он пока ещё не считался. Обменявшись с Джин рукопожатием, он извинился и попросил разрешения продолжать работу.

Динни немедленно перешла к делу:

— Дядя Хилери, Джин выходит за Хьюберта. Они хотят пожениться по особому разрешению. Так вот, мы приехали спросить, не обвенчаете ли вы их.

Хилери отложил стамеску, прищурил глаза так, что они превратились в узкие щёлочки, и спросил:

— Боитесь передумать?

— Ни капельки, — возразила Джин.

Хилери пристально посмотрел на неё. Двумя словами и одним взглядом она ясно дала ему понять, что перед ним — женщина с характером.

— Я встречался с вашим отцом, — сказал он. — Он не любит торопиться в таких делах.

— У отца нет никаких возражений против брака.

— Это правда, — подтвердила Динни. — Я с ним говорила.

— А как твой отец, дорогая?

— Он согласится.

— Если так, я готов, — сказал Хилери, вновь прижав стамеску к корме кораблика. — Раз вы твёрдо все решили, нет смысла тянуть.

Он повернулся к Джин:

— Из вас должна получиться хорошая альпинистка. Жаль, что сейчас не сезон, не то я посоветовал бы вам провести медовый месяц в горах. А почему бы вам не поплавать на рыбачьей шхуне по Северному морю?

— Дядя Хилери отказался от места декана, — вставила Динни. — Он славится своим аскетизмом.

— Смирение — паче гордости, Динни. Признаюсь откровенно: виноград оказался для меня зелен. До сих пор не могу себе простить, что отказался от лёгкой жизни. А времени сколько было бы! Вырезай себе модели хоть всех судов на свете, читай газеты и отращивай брюшко. Твоя тётка тоже не устаёт попрекать меня. Как вспомню, чего достигал дядя Катберт своим достойным видом и каким он был на смертном одре, так и вижу всю свою попусту растраченную жизнь и то место, куда я пойду, когда меня вынесут ногами вперёд. А ваш отец постарел, мисс Тесбери?

— Нет, он словно не замечает времени. Но мы ведь живём в деревне, ответила Джин.

— Дело не только в этом. Знаете, как можно назвать того, кто думает, что время идёт, а он сам стоит на месте? Человек, который отжил.

— А вернее, человек, который не жил, — вставила Динни. — Да, я забыла, дядя. Сегодня капитан Ферз неожиданно вернулся к Диане.

— Ферз? Это либо самое страшное, либо самое отрадное, что могло произойти. Эдриен знает?

— Да, я привезла его. Он сейчас там с капитаном Ферзом. Дианы нет дома.

— Ты видела Ферза?

— Я вошла в дом и говорила с — ним, — вмешалась Джин. — Он совсем нормальный, если не считать того, что он запер меня.

Хилери не ответил.

— Нам пора, дядя. Мы идём к Майклу.

— До свидания. Очень признательна вам, мистер Черрел.

— Что ж, — с отсутствующим видом сказал Хилери, — будем надеяться на лучшее.

Девушки сели в машину и покатили к Вестминстеру.

— По-видимому, он ожидает самого худшего! — заметила Джин.

— Ещё бы! Ведь обе возможности так ужасны!

— Благодарю!

Динни смутилась.

— Что ты! Я же не тебя имела в виду, — возразила она и про себя подумала: "Как прочно стоит Джин на избранном пути!"

Около дома Майкла в Вестминстере они наткнулись на Эдриена. Тот позвонил Хилери и узнал об изменении их маршрута. Убедившись в том, что Флёр может принять девушек, он попрощался, но Динни, потрясённая выражением его лица, бросилась вслед за ним. Он шёл по направлению к реке, и девушка нагнала его на углу площади:

— Вы не предпочитаете одиночество, дядя?

— Я рад тебе, Динни. Идём.

Они быстрым шагом вышли на набережную и двинулись вверх по реке. Динни взяла дядю под руку, но молчала, оставляя за ним возможность самому начать разговор.

— Знаешь, раньше я бывал в этой лечебнице, — немедленно начал он. Выяснял, как обстоят дела Ферза и хорошо ли с ним обращаются. Поделом мне, я не заглядывал туда уже несколько месяцев. У меня всегда было предчувствие. Сейчас я звонил туда по телефону. Они хотели приехать за ним, но я не позволил. Какой смысл? Они Признают, что последние две недели они был совершенно нормален. В таких случаях они обычно выжидают месяц, прежде чем сообщить родным. Сам Ферз утверждает, что он уже три месяца как здоров.

— Что это за лечебница?

— Просторный загородный дом. Пациентов всего около десятка. У каждого своя комната и свой служитель. Полагаю, что лучшего места не найти. Но оно всегда внушало мне ужас: вокруг стена, утыканная остриями, вид у здания такой, словно в нём что-то прячут. Не знаю, Динни, я, наверно, слишком впечатлителен, но эти болезни кажутся мне особенно жуткими.

Динни прижала к себе его руку:

— Мне тоже. Как он выбрался оттуда?

— Он вёл себя нормально, и они ослабили надзор. Во время завтрака он сказал, что пойдёт полежать, и удрал. Вероятно, заметил, что в это время обычно является кто-то из торговцев, и пока привратник втаскивал мешки, Ферз выскользнул за дверь, добрался до станции и сел в первый попавшийся поезд. Оттуда до города всего двадцать миль. Когда его хватились, он уже был в Лондоне. Завтра еду туда.

— Бедный мой! — мягко сказала Динни.

— Да, дорогая, такова жизнь. Никогда не думал, что придётся метаться между двумя кошмарами.

— У них в роду это не первый случай?

Эдриен кивнул:

— Его дед умер в припадке буйного помешательства, хотя, не будь войны, Ферз мог бы и не заболеть. Впрочем, об этом трудно судить. Подумай, Динни, какая жестокая вещь наследственное безумие! Не верю я в божественное милосердие. Во всяком случае, нам, людям, не дано ни постигнуть его, ни проявлять. Очевидно, бог — это просто всеобъемлющая созидательная сила, изначальная и бесконечная. Мы не вправе слепо полагаться на неё — вспомни о сумасшедшем доме! Нам, видите ли, страшно. А каково несчастным помешанным? Из сознательной боязни мы отдаём их во власть бессознательного ужаса. Помоги им, боже!

— Судя по вашим словам, бог не очень-то им помогает.

— Кто-то сказал, что бог — это помощь человека человеку. При любых обстоятельствах это единственная рабочая гипотеза, оправдывающая его существование.

— А что же тогда дьявол?

— Зло, которое человек причиняет человеку. Только я распространил бы это и на зверей.

— Прямо по Шелли, дядя!

— Хорошо ещё, что по Шелли. Могло быть хуже. Но я вижу, что становлюсь нечестивцем, оскверняющим правоверную юность.

— Нельзя осквернить то, чего нет, мой дорогой. Вот мы и на Оуклистрит. Хочешь, я зайду? Может быть, Диане что-нибудь нужно.

— Хочу ли я? Ещё бы. Я так благодарен тебе, Динни. Буду ждать тебя здесь на углу.

Не глядя по сторонам, Динни быстро подошла к дому и позвонила. Открыла всё та же горничная.

— Я не буду заходить. Пожалуйста, узнайте потихоньку, как чувствует себя миссис Ферз и не надо ли ей чего-нибудь. Скажите, что я у миссис Майкл Монт и могу, если потребуется, в любой момент приехать и побыть с ней.

Пока горничная ходила наверх, Динни напряжённо вслушивалась, но ни один звук не донёсся до её ушей.

— Миссис Ферз велела сердечно благодарить вас, мисс, и передать, что обязательно вызовет вас, если будет нужно. Сейчас она чувствует себя хорошо, мисс. Мы все надеемся на лучшее, но ужасно тревожимся. Она передаёт вам привет, мисс, и пусть мистер Черрел не беспокоится.

— Благодарю, — ответила Динни. — Передавайте привет от нас и скажите, что мы наготове.

Затем, так же быстро и не глядя по сторонам, девушка вернулась к Эдриену, рассказала все, как было, и они пошли дальше.

— Чувствовать, как ты висишь в воздухе! — воскликнул Эдриен. — Что может быть страшнее? Боже милостивый, сколько же это продлится! Впрочем, она сказала, чтобы мы не беспокоились, — прибавил он с невесёлым смешком.

Стало смеркаться. В этот безотрадный час между светом и тьмою, когда расплываются все линии, улицы и мосты казались тусклыми и невзрачными. Потом стемнело, и при свете фонарей вещи вновь обрели форму, но контуры их смягчились.

— Динни, милая, — сказал Эдриен. — Я ведь спутник не из приятных. Вернёмся-ка лучше обратно.

— Идём. Вы пообедаете у Майкла, дядя? Ну, пожалуйста.

Эдриен покачал головой:

— Скелету не место на пиру. Не знаю, для чего ещё тянуть, как выразилась бы твоя няня.

— Она не сказала бы такого: она была шотландка. А Ферзы — шотландцы?

— По фамилии — пожалуй. Но родом они из западного Сэссекса — где-то вблизи Меловых холмов. Старинная семья.

— Вы находите, что у всех, кто из старинной семьи, бывают странности?

— Не нахожу. Просто когда такое случается в старинной семье, это всем бросается в глаза, хотя прошло бы незамеченным, если бы случилось в любой другой. В старинных семьях родственники реже вступают в брак, чем в крестьянских.

Инстинктивно почувствовав, что эта тема может отвлечь Эдриена, Динни продолжала:

— Не кажется ли вам, дядя, что тут играет роль древность семьи?

— Что такое древность? Все семьи в определённом смысле одинаково древние. Может быть, ты имеешь в виду качества, выработанные благодаря тому, что браки многих поколений заключаются в пределах замкнутой касты? Конечно, чистокровность существует — в том смысле, в каком это слово применяют к собакам или к лошадям. Но такого же результата можно добиться и при известных благоприятных физических предпосылках — в горных долинах, вблизи от моря, всюду, где хорошие условия для жизни. От здоровой крови — здоровая кровь, это аксиома. На крайнем севере Италии я видел деревни, где нет ни одного знатного человека и тем не менее все обитатели отличаются красотой и породистым видом. Но когда дело касается продолжения рода у людей гениальных или обладающих иными свойствами, которые выдвигают их на передний план, то, боюсь, мы сталкиваемся скорее с вырождением, чем с повторением первоначального типа. Лучше всего дело обстоит в семьях, по рождению и традициям связанных с флотом или армией: крепкое здоровье, не слишком много ума. Наука же, юриспруденция и капитал больше способствуют деградации. Нет, преимущество старинных семей не в чистокровности. Оно гораздо более конкретное: определённое-воспитание, которое получают дети, подрастая, определённые традиции, определённые жизненные цели. Кроме того, больше шансов на удачный брак и, как правило, больше возможностей жить в деревне, самому выбирать свою линию поведения и придерживаться её. То, что в людях называется чистокровностью, это скорее свойство интеллекта, чем тела. Мышление и чувства человека зависят прежде всего от традиций, привычек и воспитания. Но я, наверно, надоел тебе, дорогая?

— Нет, нет, дядя, мне страшно интересно. Значит, вы верите не столько в кровь, сколько в известное наследственное отношение к жизни?

— Да, но оба фактора тесно взаимосвязаны.

— И, по-вашему, старинным семьям приходит конец и с древностью рода скоро перестанут считаться?

— Не знаю. Традиции — вещь удивительно стойкая, а в нашей стране достаточно механизмов, поддерживающих её. Видишь ли, есть множество руководящих постов, которые надо кем-то занять. Наиболее подходящие для этого люди — как раз те, кто с детства приучен проводить собственную линию, не разглагольствовать о себе, а действовать, ибо так велит долг. Поэтому они и тащат на себе весь груз руководства различными областями нашей жизни. Надеюсь, и впредь будут тянуть. Но в наши дни такое привилегированное положение можно оправдать лишь одним — тащить, пока не упадёшь.

— Очень многие, — заметила Динни, — сначала падают, а потом уже начинают тянуть. Ну, вот мы и вернулись к Флёр. Входите же, дядя! Если Диане что-нибудь понадобится, вы будете под рукой.

— Слушаюсь, дорогая. А ведь ты поймала меня на вопросе, о котором я частенько размышляю. Змея!