Когда Крум скрылся за снежной завесой хмурого и ветреного дня, в Кондафорде воцарилось мрачное уныние. Клер ушла к себе, объявив, что у неё головная боль и она хочет лечь. Остальные три члена семьи сидели за неубранным чайным столом и — верный признак душевной тревоги — разговаривали только с собаками.

Наконец Динни встала:

— Ну, вот что, мои дорогие, горем делу не поможешь. Во всём надо находить хорошую сторону. Ведь Клер и он могли бы оказаться не белыми как снег, а багровыми от стыда.

Генерал, словно рассуждая вслух сам с собой, заметил:

— Они должны защищаться. Нельзя давать волю этому субъекту.

— Но, папа, если Клер выйдет из переделки свободной и с чистой совестью, это же будет просто замечательно, хотя и парадоксально, а шуму будет меньше.

— Дать возвести на себя такое обвинение?

— Даже если она оправдается, её имя будут трепать. Ночь в автомобиле с молодым человеком никому не сходит с рук. Правда, мама?

Леди Черрел слабо улыбнулась:

— Я согласна с отцом, Динни. По-моему, возмутительно, что Клер угрожает развод, хотя она не сделала ничего дурного, разве что была неосторожна. Кроме того, не защищаться — значило бы обмануть закон, не так ли?

— Вряд ли закону есть до этого дело, дорогая. Впрочем…

И Динни замолчала, вглядываясь в удручённые лица родителей и сознавая, что в отличие от неё они придают браку и разводу некое таинственное значение, которого не умалят никакие её слова.

— Этот юноша кажется мне порядочным человеком, — признался генерал. Нужно, чтобы он отправился к адвокатам вместе с нами.

— Папа, я, пожалуй, поеду с Клер и зайду попрошу дядю Лоренса устроить нам встречу с юристами днём в понедельник. С тобой и Тони Крумом я созвонюсь завтра утром.

Генерал кивнул и поднялся.

— Мерзкая погода! — сказал он и положил руку на плечо жене. — Не расстраивайся, Лиз. Пойми, у них один выход — говорить правду. Что ж, пойду в кабинет и посижу над планом нового свинарника. Зайди ко мне попозже, Динни…

В критические минуты жизни Динни чувствовала себя больше дома на Маунт-стрит, чем в Кондафорде. Сэр Лоренс все понимал гораздо лучше, чем её отец, а непоследовательность тёти Эм успокаивала и подбадривала девушку больше, чем тихое сочувствие её отзывчивой матери. Кондафорд был хорош до кризиса или после него, но слишком безмятежен для душевных бурь и крутых решений. По мере того как поместья прекращали своё существование, этот загородный дом казался все более старинным, потому что в нём жила единственная семья графства, которая насчитывала не тричетыре, а множество поколений предков, обитавших в той же местности. Поместье как бы стало учреждением, освящённым веками. Люди видели в "кондафордской усадьбе" и в "кондафордских Черрелах" своего рода достопримечательность. Они чувствовали, что Кондафорд живёт совсем не так, как большие загородные резиденции, куда приезжают провести конец недели или поохотиться. Владельцы более мелких поместий возводили деревенскую жизнь в своеобразный культ; они наперерыв устраивали теннис, бридж, различные сельские развлечения, то и дело стреляли дичь, затевали состязания в гольф, посещали собрания, охотились на лисиц и так далее. Черрелы, пустившие здесь гораздо более глубокие корни, бросались в глаза куда меньше. Конечно, если бы они исчезли, соседям их недоставало бы; однако подлинно серьёзное место они занимали только в жизни обитателей деревни.

Несмотря на то что Динни всегда находила себе в Кондафорде какоенибудь дело, она часто чувствовала себя как человек, который проснулся глубокой ночью и пугается её тишины; поэтому в дни испытаний — истории с Хьюбертом три года назад, её личной трагедии позапрошлым летом и неприятностей у Клер теперь — её немедленно начинало тянуть поближе к потоку жизни.

Она отвезла Клер на Мьюз, дала шофёру такси новый адрес и к обеду поспела на Маунт-стрит.

Там уже были Майкл с Флёр, и разговор шёл исключительно о литературе и политике. Майкл придерживался мнения, что газеты слишком рано принялись гладить страну по голове: этак правительство может почить на лаврах. Сэр Лоренс слушал сына и радовался, что оно этого ещё не сделало.

— Как малыш, Динни? — неожиданно осведомилась леди Монт.

— Великолепно, тётя Эм, благодарю вас. Уже ходит.

— Я посмотрела родословную и высчитала, что он двадцать четвёртый из кондафордских Черрелов, до этого они были французами. Намерена Джин обзавестись вторым?

— Пари держу, что да! — воскликнула Флёр. — Я не встречала женщины, более приспособленной для этого.

— Но у них не будет никакого состояния.

— Ну, она-то уж сообразит, как обеспечить их будущее.

— Почему "сообразит"? Странное выражение! — удивилась леди Монт.

— Динни, как Клер?

— У неё всё в порядке.

— Ничего нового?

Ясные глаза Флёр словно вонзились в мозг девушки.

— Нет, но…

Голос Майкла нарушил воцарившееся молчание:

— Дорнфорд подал очень интересную мысль, папа. Он полагает…

Динни пропустила интересную мысль Дорнфорда мимо ушей, — она обдумывала, посвящать ли Флёр в дела Клер. Конечно, никто не ориентируется в житейских вопросах быстрее, никто не судит о них с более здравым цинизмом, чем Флёр. Хранить тайну она тоже умеет. Но поскольку тайна всё-таки принадлежала Клер, Динни решила, что сперва посоветуется с сэром Лоренсом.

Это ей удалось лишь поздно вечером. Он выслушал новость, приподняв бровь.

— Целую ночь в автомобиле, Динни? Это уж чуточку слишком. К адвокатам я отправлюсь завтра в десять утра. Там теперь всем заправляет очень молодой Роджер, троюродный брат Флёр. Я поговорю с ним: он, вероятно, скорее поверит Клер, чем его престарелые компаньоны. Ты тоже пойдёшь со мной как доказательство нашей правдивости.

— Я никогда не была в Сити.

— Любопытное местечко, — кажется, что попадаешь на край света. Романтика и учёный процент. Приготовься к лёгкому шоку.

— По-вашему, они должны защищаться?

Быстрые глаза сэра Лоренса остановились на лице племянницы:

— Если ты хочешь спросить меня, поверят ли им, я отвечу — вряд ли. Но в конце концов это моё личное и не обязательное для тебя мнение.

— А вы сами верите им?

— Здесь я полагаюсь на тебя, Динни. Тебя Клер не обманет.

Динни вспомнились лица сестры и Тони Крума и она ощутила внезапный наплыв чувств.

— Они говорят правду и всем своим видом подтверждают это. Грех не верить им.

— Таких грехов в нашем грешном мире не оберёшься. Ты бы лучше ложилась, дорогая: у тебя утомлённый вид.

В спальне, где Динни столько раз ночевала во время собственной драмы, она вновь испытала прежнее кошмарное чувство, что Уилфрид где-то рядом, но она не может до него дотянуться, и в её усталой голове, как припев, звучали слова: "Ещё одну реку, переплывём ещё одну реку…"

На другой день, в четыре часа пополудни, контора "Кингсон, Кэткот и Форсайт", помещавшаяся в жёлтом, тихом, как заводь, закоулке Олд Джуэри, подверглась нашествию клана Черрелов.

— А где старик Грэдмен, мистер Форсайт? — услышала Динни вопрос дяди. — Все ещё у вас?

"Очень молодой" Роджер, которому было сорок два, ответил голосом, несколько контрастировавшим с массивностью его подбородка:

— По-моему, он живёт на покое не то в Пиннере, не то в Хайгете, словом, где-то в той стороне.

— Рад слышать, что он жив, — отозвался сэр Лоренс. — Старый Фор… ваш родственник отзывался о нём с большим уважением. Крепкий человек, викторианская порода.

"Очень молодой" Роджер улыбнулся:

— Почему бы нам всем не присесть?

Динни, впервые попавшая в адвокатскую контору, разглядывала тома свода законов, выстроившиеся вдоль стен, пухлые папки с делами, желтоватые жалюзи, унылый чёрный камин, где горела горсточка угля, не дававшая, казалось, никакого тепла, план поместья, скатанный в трубку и повешенный около двери, низенькую плетёную корзинку на письменном столе, перья, сургуч, самого "очень молодого" Роджера, и ей почему-то вспомнился гербарий её первой гувернантки, которая собирала морские водоросли. Затем она увидела, как её отец поднялся и вручил юристу бумагу:

— Мы пришли вот по этому делу.

"Очень молодой" Роджер взглянул на заголовок извещения, потом, поверх него, — на Клер.

"Откуда он знает, кто из нас двоих Клер? — удивилась Динни.

— Обвинение не соответствует истине, — пояснил генерал.

"Очень молодой" Роджер погладил подбородок и углубился в чтение.

Взглянув на него сбоку, Динни увидела, что профиль его стал по-птичьи острым.

Он заметил, что Динни наблюдает за ним, опустил бумагу и сказал:

— Видимо, они торопятся. Я вижу, что истец подписал прошение в Египте. Он поступил так ради экономии времени, — это ясно. Вы мистер Крум?

— Да.

— Вам угодно, что мы выступали также и от вашего имени?

— Да.

— Тогда попрошу остаться леди Корвен и вас. Я приглашу вас, сэр Конуэй, несколько позднее.

— Вы не будете возражать, если здесь останется моя сестра?

Динни встретилась глазами с адвокатом.

— Отнюдь.

У девушки не было уверенности, что он действительно так думает.

Генерал и сэр Лоренс вышли. Наступило молчание. "Очень молодой" Роджер облокотился на камин и неожиданно для присутствующих взял понюшку табаку. Теперь Динни разглядела его как следует: худой, высокий, подбородок массивный, волосы тускло-песочного цвета, щеки тоже.

— Леди Корвен, ваш отец утверждает, что эти… э-э… обвинения не соответствуют истине.

— Факты достоверны, но освещены неправильно. Между мной и мистером Крумом не было ничего, кроме трёх поцелуев в щёку.

— Понятно. А ночью в автомобиле?

— Совсем ничего, — ответила Клер. — Даже поцелуев в щёку.

— Ничего, — подтвердил Крум. — Абсолютно ничего.

"Очень молодой" Роджер провёл языком по губам.

— С вашего позволения, я хотел бы услышать, каковы ваши истинные чувства друг к другу, если они у вас, конечно, есть.

— Мы говорим голую правду, как сказали её и моим родным, — подчёркнуто внятным голосом объявила Клер. — Вот почему я попросила, чтобы вы позволили моей сестре остаться. Так ведь, Тони?

Губы "очень молодого" Рождера разжались. Динни показалось, что он не совсем такой, каким обычно бывают законники; даже в его одежде было что-то неожиданное — то ли покрой жилета; то ли галстук. И потом, эта понюшка — характерный штрих. Не пропадает ли в Роджере художник?

— Слушаю вас, мистер Крум.

Тони густо покраснел и почти сердито взглянул на Клер.

— Я её люблю.

— Так, — отозвался "очень молодой" Роджер, вторично вытаскивая табакерку. — А вы, леди Корвен, относитесь к нему, как к другу?

Клер кивнула, и на лице её выразилось лёгкое удивление.

Динни почувствовала признательность к адвокату, который в эту минуту поднёс к носу цветной платок.

— Автомобиль — просто случайность, — быстро добавила Клер. — В лесу не видно было ни зги, фары у нас отказали, и мы побоялись появиться вместе на людях в такой поздний час.

— Ясно. Простите за мой вопрос, но готовы ли вы оба заявить суду под присягой, что ни в ту ночь, ни ранее между вами не было ничего, за исключением, как вы говорите, трёх поцелуев?

— В щёку, — уточнила Клер, — одного под Кондафордом — я сидела в машине, Тони стоял на шоссе; двух других… Где это было, Тони?

— У вас на квартире, — выдавил Тони сквозь зубы, — после того как мы не виделись больше двух недель.

— И никто из вас не замечал, что за вами… э-э… наблюдают?

— Мой муж угрожал мне этим, но мы оба ничего не подозревали.

— Вы сообщите мне причину, побудившую вас покинуть мужа, леди Корвен?

Клер покачала головой:

— Ни здесь, ни где бы то ни было я не стану говорить о нашей с ним жизни. И к нему не вернусь.

— Не сошлись характерами или что-нибудь худшее?

— Худшее.

— Но никакого конкретного обвинения? Вы понимаете, насколько это важно?

— Да, но не желаю обсуждать это даже в частной беседе.

Крума прорвало:

— Он вёл себя с ней как животное!

— Вы встречались с ним, мистер Крум?

— Ни разу в жизни.

— Но как же…

— Он думает так потому, что я ушла от Джерри внезапно. Больше он ничего не знает.

Динни увидела, что "очень молодой" Роджер перевёл взгляд на неё. "Ты-то знаешь!" — говорили, казалось, его глаза. "Он не дурак", — подумала девушка.

Адвокат, слегка прихрамывая, отошёл от камина, снова сел за стол, взял извещение, прищурился и объявил:

— Приводимые здесь улики вряд ли достаточны для суда. Я не уверен даже, что это вообще улики. Однако перспективы у нас не блестящие. Если бы вы могли мотивировать разрыв с мужем какой-нибудь веской причиной, а нам удалось обойти эту ночь в автомобиле… — Он метнул острый птичий взгляд сначала на Клер, потом на Крума. — Не можете же вы уплатить возмещение ущерба и принять на себя судебные издержки, раз вы ни в чём не виноваты.

Глаза его опустились, и Динни подумала: "Если он и поверил, это не бросается в глаза".

"Очень молодой" Роджер поднял нож для бумаги:

— Нам, возможно, удастся свести возмещение ущерба к сравнительно умеренной сумме. Для этого вы должны опротестовать иск и больше в суд не являться. Могу я узнать, каковы ваши денежные обстоятельства, мистер Крум?

— Ни пенса за душой, но это неважно.

— А что, собственно, означает "опротестовать иск"? — осведомилась Клер.

— Вы вдвоём являетесь в суд и отрицаете свою виновность. Вас подвергают перекрёстному допросу, а мы подвергаем допросу истца и детективов. Но скажу откровенно: если вы не мотивируете разрыв с мужем достаточно веской причиной, судья почти наверняка будет против вас. И, — добавил он по-человечески просто, — ночь, пусть даже проведённая в машине, всегда остаётся ночью, особенно в бракоразводном процессе, хотя, повторяю, это не такие улики, каких обычно требует суд.

— Мой дядя считает, — спокойно вставила Динни, — что часть присяжных им всё-таки поверит и что размеры возмещения ущерба в любом случае можно уменьшить.

"Очень молодой" Роджер кивнул:

— Посмотрим, что скажет мистер Кингсон. Теперь я хотел бы снова поговорить с вашим отцом и сэром Лоренсом.

Динни подошла к двери и распахнула её перед сестрой и Крумом. Потом обернулась и взглянула на "очень молодого" Роджера. У него было такое лицо, как будто кто-то уговаривал его не быть реалистом. Он Перехватил взгляд девушки, смешно дёрнул головой и вытащил табакерку. Динни закрыла дверь и подошла к нему:

— Вы ошибаетесь, если не верите им. Они говорят сущую правду.

— Почему она оставила мужа, мисс Черелл?

— Раз она не сказала этого сама, я тоже не скажу. Но я убеждена, что сестра права.

Он пристально посмотрел на неё все тем же острым взглядом:

— Я всё-таки предпочёл бы, чтобы на её месте были вы, — сказал он вдруг, взял понюшку и повернулся к генералу и сэру Лоренсу.

— Итак? — спросил генерал.

Лицо "очень молодого" Роджера неожиданно приобрело ещё более песочный оттенок.

— Если у неё и были достаточно веские основания порвать с мужем…

— Были.

— Папа!

— …она, очевидно, не станет приводить их.

— Я тоже не стала бы, — спокойно вставила Динни.

— Но от этого может зависеть исход дела, — возразил "очень молодой" Роджер.

— А оно грозит юному Круму чем-нибудь серьёзным? — осведомился сэр Лоренс.

— Безусловно, сэр Лоренс, и независимо от того, будут они защищаться или нет. Я ещё поговорю с каждым из них в отдельности, затем выясню точку зрения мистера Кингсона, а завтра сообщу её вам. Не возражаете, генерал?

— Больше всего в этой истории меня возмущает Корвен! — воскликнул сэр Конуэй.

— Разумеется, — отозвался "очень молодой" Роджер, и Динни подумала: "Впервые слышу, чтобы это слово произносили так неуверенно".