Глава 6

Каким бы метким ни был лучник, есть в его боевом ремесле ограничения, которые он при всем старании не обойдет. Например, необходимость натягивания тетивы или невозможность стрелять лежа. Чтобы произвести выстрел из лука, стрелку волей-неволей надо выполнить ряд действий, которые могут выдать его местоположение, когда он атакует из засады. И ему чертовски повезет, если его враг будет смотреть при этом в другую сторону.

Когда в Кальтера внезапно полетели стрелы, он тоже смотрел в другую сторону. Что, однако, не мешало его тренированному периферическому зрению фиксировать любое движение справа и слева от него. Тем более что другого движения, кроме враждебного, поблизости быть не могло. Даже если это были собака или волк. Куприянов не знал, насколько агрессивна здешняя объевшаяся человечины фауна, и не имел права недооценивать эту угрозу.

Заметив боковым зрением противника, Кальтер и впрямь сначала принял того за зверя. Когда в двадцати шагах от него с земли вдруг вскочило нечто крупное и лохматое, почти ничего не выдавало в этом существе человека. Но едва обернувшийся в ту сторону Кальтер заметил в лапах «зверя» лук, все сразу встало на свои места.

Одетый в шкуры лучник был весьма проворен. Чтобы принять стойку для стрельбы с колена и пустить стрелу, ему понадобился всего миг. Которого, впрочем, хватило и Кальтеру, чтобы уйти с линии выстрела за ближайшее укрытие. Стрела пронеслась прямо у него над головой, когда он нырком перепрыгнул через лошадиный труп и плюхнулся сразу за ним. После чего в его импровизированный щит тут же воткнулась вторая стрела, из чего следовал вывод: на Кальтера охотятся как минимум двое противников. Потому что один лучник, даже ас, вряд ли сумел бы выпускать стрелы по штуке в секунду, да еще так метко.

Некогда живой, а ныне мертвый щит Кальтера не был идеальным укрытием. Когда лучники обойдут его с флангов – а они непременно его обойдут, – ему несдобровать. Значит, надо как можно скорее уходить отсюда в лагерь или к реке. Туда, где больше укрытий. И где он сможет если не убежать, то дать врагу хотя бы мало-мальски честный бой. В перестрелке же с хорошим лучником ему ничего не светит, ну а с двумя – тем более.

Кальтер высунул левую руку из-за укрытия и попытался отцепить от седла арбалет. Сделать это оказалось не так-то просто. Он не успел разглядеть, каким образом оружие крепится к седлу, и определить это на ощупь тоже не получалось. А тем временем враг снова показал ему, кто здесь контролирует ситуацию, попав стрелой точно Кальтеру в руку. Не будь это протез, от которого стрела попросту отскочила, его предплечье оказалось бы пригвождено к лошадиной туше.

Отличный выстрел, пусть и безрезультатный! С кем только не повоевал Кальтер за свою жизнь, но с настоящими Робин Гудами судьба столкнула его впервые. Сначала «айвенго», затем они… А у Кальтера, как было и там, на берегу, опять нет под рукой подходящего оружия! Или, вернее, под рукой-то оно как раз есть, да только воспользоваться им никак не удавалось.

Один из лучников что-то прокричал не то Кальтеру, не то своему приятелю. Или, правильнее сказать, лучница, потому что голос был хоть и грубый, но определенно женский. Так же как второй голос, откликнувшийся на этот зов. И если насчет первого еще можно было усомниться, то второй – более тонкий и визгливый – принадлежал женщине вне всякого сомнения.

В их языке отсутствовали даже отдаленно понятные Куприянову слова, но он почти не сомневался, что его загнали в ловушку не варварки, а южанки. С таким опытом работы на Ближнем Востоке, как был у Кальтера, ошибиться в данном вопросе трудно. Фонетика этого языка отдаленно напоминала турецкий, который Кальтер знал плохо. Зато он прекрасно владел арабским и потому решил попытаться обратиться к противницам на нем:

– Эй, не стреляйте! Я не желаю вам зла! Я – лекарь! Я помогаю людям! У меня есть целебные снадобья, и если вам требуется лечение, я могу вам его оказать!

Прежде чем мнимому доктору ответили, он успел повторить свою короткую речь на трех диалектах арабского из пяти, которые он знал. Лучницы закричали, перебивая одна другую, и пусть Кальтер опять не понял ни слова, основной их посыл он все-таки уловил: здоровье у них было в полном порядке. Отказ от врачебной помощи также подкрепила очередная стрела. Она вонзилась в лошадиный бок под таким углом, что пробила лишь шкуру, а ее наконечник вышел наружу всего в пяди от лица Куприянова.

– Проклятые амазонки! – выругался он. После чего отринул идею заполучить арбалет и, сунув руку в вещмешок, достал оттуда оба пакаля.

Иного выхода, кроме как рискнуть активировать их, не было. Крики лучниц раздавались уже неподалеку, и стоит лишь Кальтеру высунуть нос из-за укрытия, как через миг в этом носу будет торчать стрела. На такой дистанции снайперши подавно не промахнутся, даже начни их цель убегать от них зигзагами. Оставался один выход – телепортация наугад. И если она вдруг не сработает, как это случилось в Скважинске, что ж… Придется тогда Куприянову, прикрываясь вещмешком словно щитом, бросаться наутек в надежде, что он еще не разучился стремительно бегать и петлять, как заяц.

Увы, опять фиаско! Чуда не произошло. И опять, неизвестно почему, но Куприянова это уже не удивило. Стукнув пакалем о пакаль так и эдак без какого-либо результата, он хотел было сразу же перейти к самоубийственному «плану Б», но в последний миг остановился. И вместо того, чтобы бросить артефакты обратно в мешок, высунул их из-за укрытия и помахал ими так, чтобы лучницы это увидели.

Идея показать девчонкам драгоценные побрякушки была спонтанной и являла собой практически выстрел вслепую. Однако Кальтер припомнил, с каким пиететом относился к пакалю убитый им рыцарь, и предположил, что у дикарок пакали тоже могут считаться священной реликвией. Такой, при виде которой они падут ниц и побоятся стрелять в ее носителя… Почему нет? Любой дикарь суеверен и соблюдает множество табу, которые видятся цивилизованному человеку обычными глупостями. И которые этот человек, если он не дурак, всегда может обернуть себе на пользу.

Лучницы могли легко попасть стрелами в оба артефакта. Но они этого не сделали, а взялись о чем-то оживленно между собой перекрикиваться. В их голосах слышались теперь удивление и растерянность. Было очевидно, что догадка Кальтера угодила пусть не в десятку, но и не в пустоту – его противницы опешили. Чему наверняка поспособствовал тот пакаль, что испускал багровый свет. Он продолжал пугать даже его самого, хотя он не имел привычки бояться неодушевленных предметов. Что же говорить об амазонках, которые, небось, жили еще до нашей эры и боялись даже грома и молний, не говоря о прочих недоступных их пониманию вещах.

Кальтер набрался смелости и выглянул краем глаза из-за высунутых наружу пакалей, полагая, что те его защитят. Кажется, переговаривающиеся друг с другом «дамочки» его даже не заметили, хотя их луки были нацелены на его убежище. Зато он заметил все, что ему было нужно. Лучница, которая подкрадывалась к нему с правого фланга, находилась ближе, чем левофланговая. А та отстала от подруги шагов на пятнадцать. Судя по всему, первая исполняла роль загонщицы и собиралась выгнать жертву из укрытия аккурат под выстрел второй. Классическая ловчая тактика, эффективная при охоте как на зверя, так и на человека. Особенно на того, кто испытывает острую нехватку путей для бегства.

Шкуры, в которые были наряжены амазонки, были явно трофейными. А под ними можно было разглядеть покрытые чеканкой доспехи, походившие на античные. Надо полагать, южанки ощущали себя здесь некомфортно и недолго пробегали по холоду без верхней одежды. Возможно, раньше они носили и шлемы, но теперь на их головах были надеты меховые колпаки, снятые, видимо, с тех же самых носителей шкур. Чья дальнейшая участь вряд ли отличалась от участи прочих бедолаг, коим не посчастливилось пересечь эту долину.

Сымпровизированный Кальтером эффект неожиданности сработал. Но растерянность у лучниц вот-вот пройдет, и что дальше? А дальше следовало удивить их повторно. И пока они снова не выйдут из замешательства, провести решительную контратаку. Благо врагини уже приблизились к Куприянову настолько, что теперь разделяющая их дистанция стала опасной не только для жертвы, но и для самих охотниц.

Демонстрация пакалей закончилась для амазонок еще неожиданнее, чем началась. Подразнивший их Кальтер вдруг взял и швырнул оба артефакта под ноги той лучницы, что находилась к нему ближе. Она отреагировала на это вполне предсказуемо: отпрыгнула назад и закричала что-то злобное и одновременно испуганное. Ее подруга тоже испугалась и вскинула было лук, но Куприянов уже скрылся за преградой, и выстрела не последовало.

Отныне все зависело от дикарской психологии лучниц. А она была простой и недалеко ушла от животной. Напугавшие их «колдовские» предметы теперь валялись у них на пути, и они не могли просто взять и перешагнуть через них. Точно так же загнанный волк не может перепрыгнуть через флажки, которые сами по себе не представляют для него опасности. Но они непривычно выглядят и пахнут, а для обостренных инстинктов хищника это уже признак вероятной угрозы. Тем более когда он вдобавок чует находящегося неподалеку врага.

Амазонка, рядом с которой упали пакали, тоже уподобилась хищнику – насторожилась, напряглась и стала осторожно, шаг за шагом, к ним приближаться. Во влажной траве от горячего артефакта тут же пошел пар, что стало для лучницы лишним поводом для беспокойства. Вторая лучница переводила взгляд с дохлой лошади на подругу и назад. Но поскольку самое интересное происходило сейчас не за вражеским укрытием, а перед ним, то и основное ее внимание тоже было сосредоточено на пакалях. Что Кальтера вполне устраивало, поэтому он сидел тише воды ниже травы, не желая лишний раз отвлекать на себя лучниц.

Он даже не следил украдкой за их действиями – зачем? Ему хватало и тех звуков, которые до него долетали. Амазонки не переставали перекрикиваться, и по их интонациям Кальтер догадывался, что именно они делают. Когда же настанет его черед действовать, они сами подадут ему сигнал. Какой? Разумеется, тоже звуковой. Такой, который он не пропустит мимо ушей. А если не подадут? Ну, это вряд ли. Куприянов успел наслушаться их болтовни и знал, какое грядущее событие лучницы совершенно точно не оставят без громких взволнованных комментариев.

Поскольку Кальтер до сих пор прятался, выброшенные им пакали амазонки должны были расценить как попытку от них откупиться. Приблизившаяся к артефактам лучница потолкала их носком мехового сапога и, не обнаружив угрозы, рискнула до них дотронуться. И, конечно, испытала неприятные ощущения, коснувшись горячего пакаля. О чем тут же известила подругу, злобно зашипев и затараторив, – судя по тону, это наверняка была брань.

Бурная, чисто женская реакция на болевой раздражитель – ее-то Кальтер и ждал! Она говорила о том, что в данный момент этой лучнице не до стрельбы. Вдобавок, трогая пакаль, она взяла лук и стрелу в одну руку, а из лука, как всем известно, стреляют только и исключительно двумя.

Резко высунувшись из укрытия, Кальтер размахнулся и метнул в бранящуюся амазонку палицу, которой разжился у убитого рыцаря. Палица была легкой, и попасть ею в цель с такого небольшого расстояния было нетрудно. Шипастый набалдашник палицы шибанул лучницу точно в лицо. Заткнувшись на полуслове, она отлетела назад и, раскинув руки, шмякнулась навзничь. Возможно, даже замертво. Но этого Куприянов не определил, поскольку, перепрыгнув через дохлую лошадь, уже несся во весь опор ко второй противнице.

Главное для Кальтера было не проморгать, когда ее лук развернется в его сторону. Потому что за разворотом сразу же последует выстрел, и эта стрела мимо не пролетит. Чтобы не нарваться на нее, ему нужно было отпрыгнуть в сторону одновременно с тем, как лучница спустит тетиву. Увернуться раньше не выйдет – противница успеет отследить его маневр и легко поразит движущуюся цель. Но когда стрела окажется в полете, ее уже нельзя будет контролировать. И если в этот миг – ни раньше ни позже – Кальтер увернется от нее, то он выиграет не только этот поединок, но и всю битву.

От того, сумеет ли он сейчас сконцентрироваться, зависела его жизнь. И он, ринувшись в бой, даже широко раскрыл глаза, чтобы ненароком не моргнуть. Вот наконечник вражеской стрелы нацеливается точно на Кальтера, но он сосредоточен не на ней, а на пальцах правой руки амазонки. Которые разжимаются и…

…И многострадальная дохлая лошадь заполучила в круп еще одну стрелу. А Кальтер, сделав перекат через бок, вновь очутился на ногах и не мешкая возобновил атаку. Да, он был дерьмовым фехтовальщиком и лучником. Но реакция, которую он оттачивал в разведшколе до седьмого пота и потом закреплял ее годами боевой практики, все еще его не подводила. Чего нельзя сказать о теле стареющего шпиона. Но, к счастью, на такие несложные выкрутасы оно было еще способно.

Поняв, что промахнулась и что ее враг уже рядом, амазонка не придумала ничего лучше, как огреть его по голове луком. Возможно, где-то под шкурами у нее был запрятан кинжал, но до него еще следовало дотянуться. Зато лук был уже у нее в руке, и в критический момент мог заменить собой дубинку.

Однако дубинок Кальтер опасался значительно меньше, чем стрел, копий и мечей. И, подставив протез, отразил удар, нацеленный ему точно в висок. После чего вторую лучницу постигла та же печальная участь, что и первую. Только ей сломал нос, вышиб половину зубов и раздробил лицевые кости не набалдашник палицы, а протезный кулак. Что не имело принципиального значения, ведь и тот и другой были железными и впечатались в лица амазонок примерно с одинаковой силой. Так что теперь им придется завязать с охотой на людей и срочно отправляться в ближайший госпиталь за медицинской помощью…

…Хотя какие, к чертовой матери, здесь могут быть госпитали! Интуиция подсказывала Кальтеру, что во всем этом безумии нет и не может быть больниц, магазинов, гостиниц, ферм и иных атрибутов цивилизованного мира. Также наверняка нет здесь и сил правопорядка, обязанных урегулировать весь этот хаос. В противном случае все трупы в долине были бы давно стащены в кучу и сожжены, а валяющееся повсюду оружие – собрано и перевезено на какой-нибудь склад.

Короче говоря, никто не придет на помощь амазонкам, которых Кальтер изувечил в порядке самозащиты. А без хирургического вмешательства с раздробленными лицевыми костями им не выжить. Адские боли будут преследовать их до самой смерти, которая наступит из-за возникшей у них вскорости гангрены, против которой никакая ампутация уже не спасет, ведь нельзя же в данном случае ампутировать больному голову…

Посмотрев на очередное кровавое деяние своих рук, Куприянов лишь огорченно поморщился и достал из ножен нож. Конечно, он мог бы позволить лучницам умереть самим, но почему бы не проявить к ним милосердие, избавив их от мучений? Да и как знать, а вдруг за ними по пятам идут их приятельницы, которым они успеют рассказать перед смертью о Кальтере?

Нет уж, чем меньше местные обитатели будут о нем наслышаны, тем лучше. И сейчас он об этом позаботится, ведь ему не хочется снова вляпаться в неприятности лишь потому, что он поленился избавиться от ненужных свидетелей…