Глава 15
– Тревога! Тревога! Мы под обстрелом! Боескафы в боевой режим! – прокричал Вертун по громкой связи. И, не мешкая ни мгновения, выполнил противоракетный маневр.
Вот только пилоты шаттла тоже знали свое дело. Они дали залп, когда вертолифт был уже достаточно близко и, сбросив скорость, опустился на неподходящую для маневров высоту. Поэтому заложенный Вертуном вираж получился неуклюжим и слишком медленным. Что, однако, все равно позволило ему уклониться от трех ракет и задрать нос машины так, что четвертая угодила ей в брюхо.
Курьерские шаттлы не являлись боевыми кораблями, и ракеты в их скромном арсенале были довольно маломощными. Такими, которыми было удобно отстреливаться от врага при стремительном бегстве, поэтому они предназначались для поражения лишь уязвимых частей летательных аппаратов – реактивных двигателей. Для пробивания бронированных корпусов эти снаряды уже не годились. А тем более для пробивания такой толстой брони, что защищала днища десантных транспортов.
Раздавшийся под брюхом у вертолифта взрыв не разнес ему обшивку, но встряхнул его так, что Вертун едва удержал машину в равновесии. Что было лишь временной полумерой, так как на пульте сразу заморгали несколько тревожных красных сигналов. Они извещали о том, что осколки ракеты все же нанесли урон поворотному винту, и тот, пойдя вразнос, грозил вот-вот выйти из строя.
– Минус одна ракета, – известил Вертуна Клык, который, как второй пилот, отвечал за применение бортовых защитных систем. – Три все еще на хвосте! Выпускаю ловушки!
И, ударив по нужной кнопке, выстрелил из хвостовой установки целый сноп ярких осветительных зарядов. Отвлекут они на себя системы теплонаведения оставшихся ракет или нет, неизвестно, но в таком бою все средства хороши. Вопрос лишь в том, как долго этот бой продлится. Без винта-стабилизатора вертолифт представлял собой уже не машину, а лишь многотонный кусок падающего железа. Да и падать ему предстояло всего-навсего считаные секунды. После чего железо это превращалось в разбросанные по земле обломки, среди которых будет уже трудно отыскать живого человека.
– Внимание! Всем приготовиться к жесткой посадке! – объявил Вертун по громкой связи. – Держитесь, парни, нас здорово тряханет!
– Ракеты развернулись! – сообщил ему Клык, наблюдающий за экраном радара. – Заходят с трех сторон! Минус вторая на ловушки – две на хвосте! Выпускаю еще!.. Не сработало! Две на хвосте! Четыре секунды до попадания!.. Две секунды!..
– Уклоняюсь! – объявил Вертун. И буквально уронил машину вниз, поскольку на резкие маневры в других направлениях теряющий скорость вертолифт был уже не способен. А вот клюнув носом, он снова подставил ракетам свое непрошибаемое для них днище. Хотя сразу две ракеты для такого испытания было уже перебором, что прекрасно понимали и Вертун, и Клык. Но поскольку избежать попадания являлось невозможным, они сделали все от них зависящее, чтобы принять этот удар, отделавшись наименьшими повреждениями.
Два взрыва шарахнули практически одновременно, и машину тряхнуло так, как не трясло ее при десантировании с орбиты. По крайней мере тогда ее не переворачивало кверху брюхом, а теперь это произошло с такой легкостью и быстротой, с какой ветер играет листком бумаги. И без того поврежденный хвостовой винт-балансир разбился окончательно, и отныне вертолифт нельзя было удержать даже в шатком равновесии.
Дальнейшее его снижение шло по крутой и совершенно непредсказуемой траектории. Мир перед глазами Клыка стал вращаться с безумной скоростью, а в уши ударили громыхание и скрежет ломающегося и рвущегося металла. Вертолифт начал разваливаться на части еще в воздухе – кажется, одна или даже обе ракеты угодили ему не в брюхо, а в корпус и пробили его. В противном случае обычные кульбиты не нанесли вреда рассчитанному на огромные перегрузки транспорту. А теперь он терял лопасти винтов, орудийные консоли, части двигателя и фрагменты обшивки, а также, не исключено, и пассажиров, с такой быстротой, что до земли в цельном виде обещал долететь один лишь каркас. И еще, пожалуй, днище, являвшее собой железную плиту, разбить которую было невозможно в принципе.
Следующие удар и встряска, которые, по идее, должны были стать последними, таковыми, однако, не стали. Врезавшийся не то в землю, не то в склон горы – этого Клык не определил – вертолифт отскочил от этой поверхности, пролетел по воздуху еще какое-то расстояние и опять ударился о нее. А затем еще и еще. После третьего такого удара Клык уже плохо соображал, что происходит. Точнее говоря, вообще не соображал. Скачки, грохот и стремительно меняющиеся местами у него перед глазами земля и небо полностью дезориентировали его.
Ржавый ждал, когда случится одно из двух: или он испытает вспышку дикой боли и умрет, или полностью лишится сознания. После чего опять-таки умрет, но в этом случае он уже ничего не поймет и наверняка не почувствует. Был еще третий вариант – Клык получит тяжкие увечья и будет умирать долго и мучительно. Но об этом ему думать не хотелось. Вместо этого он подумал о пистолете, до которого попытается тогда дотянуться. И который оборвет его мучения, если ему все-таки их не миновать…
Пистолет – это было последнее, о чем подумал Ржавый Клык, прежде чем полностью отключился. О том, что ему повезло и он вытянул из трех вероятных концов самый желанный вариант номер два, он понять уже не успел. Но и этот вариант, как выяснилось, он предугадал не до конца. Грозившая Ржавому вроде бы неминуемая погибель обошла его стороной. И когда он, к своему несказанному удивлению, вдруг пришел в сознание и худо-бедно привел в порядок мысли, то обнаружил себя не зажатым в искореженных обломках вертолифта, а сидящим у огромного валуна. К которому Клык вдобавок был прислонен спиной, что лишь еще больше его удивило.
Долго теряться в догадках не пришлось, потому что рядом с ним находились еще два человека. Один из них, подобно Ржавому, также сидел упершись лопатками в глыбу. Второй, встав на колени, склонился над ним и, кажется, накладывал ему на предплечье хирургическую шину. Оба были в боескафах, но у раненого был отстегнут рукав, поскольку иначе «санитар» не подобрался бы к его поврежденной конечности.
– Вожак! – проговорил Клык, не узнавая при этом собственного голоса, но узнав «санитара». Им оказался Грир Наждак. Лица раненого вождь рассмотреть не мог, но, судя по знакам отличия на боескафе, это был пилот. А так как после гибели Фила Кусаки в отряде остался всего один пилот – Вертун, то, значит, его Наждак сейчас и врачевал.
Больше никто из соратников – ни живой, ни мертвый – в поле зрения Ржавого не попался. И это было скорее плохо, чем хорошо. Сумей Наждак спасти других живых и раненых, он уложил бы их рядком, чтобы облегчить себе уход за ними. Но поскольку рядок этот состоял всего из двух человек, а Грир не торопился присоединять к нему кого-то еще, из всего этого напрашивался крайне неутешительный вывод.
– Высокий! – встрепенулся Грир, отвлекаясь от работы. – Рад, что вы очнулись! Как себя чувствуете? Руками-ногами пошевелить можете?
Вместо ответа Ржавый Клык подвигал по очереди всеми конечностями. Те болели, но боль оказалась терпимой и не мешала им сгибаться и вращаться. Клык, правда, не был уверен, получится ли у него встать на ноги и ходить, но первый результат самодиагностики его обнадежил.
– Вас я уже осмотрел, – сообщил Наждак, глядя за манипуляциями командира. – Докладываю: кроме нескольких ушибов, других повреждений у вас нет. Я имею в виду, тех повреждений, которые мне удалось бы обнаружить в таких условиях. Поэтому не гарантирую, что у вас нет внутренних кровотечений или закрытых переломов. Так что вы постарайтесь пока не вставать и не делать резких движений, ладно?
– Возможно, я что-то и впрямь отбил, но ребра вроде бы все целы, – заключил Клык после того, как сделал несколько осторожных глубоких вдохов и прокашлялся. Но кашель этот был обусловлен тем, что у него всего-навсего пересохло горло. – Вода есть?
– Да, конечно, высокий! – Вожак поспешно передал ему флягу, из которой, видимо, недавно поил Вертуна. А пока Клык утолял жажду, Грир закончил возиться с рукой пилота и приделал на место снятый рукав его боескафа.
Смачивая горло, Ржавый посмотрел на небо. Зарницы на нем сверкали теперь гораздо реже, но дымовых следов по-прежнему было полным-полно. Разве что гигантские обломки и целые корабли больше не падали, и это несколько успокаивало. Вернее, падать-то они наверняка падали, только уже за пределами видимости Клыка. После такой битвы облако из неисчислимых останков кораблей – и мелких, и крупных – разлеталось по орбите так же, как это случилось недавно с останками «Нобеля». И сейчас не успевшие сгореть в плотных слоях атмосферы обломки должны были падать по всему Гамилькару. Что заметно снижало шансы Клыка, Вертуна и Грира угодить под такой искусственный метеорит, но все равно не избавляло их от необходимости поглядывать на небо.
– Как он? – осведомился Ржавый, вернув фляжку вожаку и указав на своего соседа.
– Приходил в сознание, но когда я его костями занялся, он заорал от боли и снова вырубился, – ответил Наждак. – И хорошо – пусть поваляется немного в отключке, пока не подействует обезболивающее. Но жить вроде бы будет. Главное, вторая рука, ноги и шея целы. А в нашем теперешнем положении, скажу я вам, это почти то же самое, что сорвать банк в игре по большим ставкам.
– Как долго я был в отключке?
– Нас сбили около часа назад, высокий.
– Вот ведь дерьмо! – выругался Клык. Его сознание мало-помалу прояснялось, а вместе с ним прояснялась и память. И лучше бы она этого не делала. Или сделала это попозже, когда Ржавый немного оклемается. Потому что ничего хорошего в воспоминаниях о последних минутах его полета на вертолифте не было, и улучшению его самочувствия они не способствовали. Наоборот, голова Клыка тут же распухла от возникших в ней неприятных вопросов. И он очень сомневался, хочется ли ему услышать на них ответы.
– Кто-нибудь еще уцелел? – Как ни крути, но вопросы эти Ржавому надо было рано или поздно задавать. И вместо того чтобы закрыть глаза и посидеть немного в покое, он решил узнать истину, какой бы горькой она ни была.
– Понятия не имею, высокий, – огорченно развел руками Наждак. – Оперативная связь не работает, потому что эта проклятая гряда заслоняет нас от долины. Знаю лишь, что обломки вертолифта разбросало по ней и по склону горы. А пилотская кабина и вовсе перелетела через гряду и упала на другом ее склоне. Вместе с вами и Вертуном. Так что насчет других выживших мы сможем узнать, когда поднимемся на гору и попробуем восстановить связь. Никак не раньше.
– Не пойму, а ты-то сам как здесь очутился, да еще живой и… – Ржавый смерил вожака оценивающим взглядом, – и к тому же невредимый? Ты ведь сидел вместе со всеми, а не у нас в кабине.
– Вы не поверите, высокий, меня к вам натурально попутным ветром принесло! – Грир усмехнулся, но улыбка его была совершенно безрадостной. – До сих пор всего трясет, как вспомню, что я учудил в падающем вертолифте, но затея удалась! Когда заднюю часть корпуса оторвало где-то над озером, я оказался прямо на краю дыры, что там образовалась. Половину креплений моего кресла вырвало с мясом, вторая половина болталась на соплях. Еще чуть-чуть, и меня выкинуло бы вслед за теми парнями, кто уже вылетел наружу. Не помню, что на меня нашло и зачем я так поступил – скорее всего, попросту от страха, – но я сумел поднять страховочную раму, отстегнул ремни и врубил ранцевый движок, пока еще мог хоть что-то предпринять.
– Движок? – переспросил Ржавый.
– Ну да, он самый, – подтвердил Наждак. – Затем, чтобы он вытолкнул меня в дыру, пока мы еще летели на высоте, пригодной для раскрытия парашюта. Короче говоря, я решил сам выброситься за борт, раз уж мне так и так было суждено выпасть. Трудно в это поверить, но у меня и впрямь все получилось! Рассчитать момент для прыжка было невозможно. Вертолифт крутило и болтало в воздухе так, что ранцевая тяга могла запросто выбросить меня не вверх, а, наоборот, впечатать в землю. Но, как видите, я все-таки полетел верным курсом. А когда раскрыл парашют, то сразу угодил в поток ветра, который поднял меня еще выше и потащил в ту же сторону, в какую мы падали. Кажется, от всех этих перегрузок я ненадолго отключился, потому что когда снова стал нормально соображать, ветер уже переносил меня через гряду. И унес бы потом еще черт знает куда, если бы я сам не начал снижаться. А пока я описывал круги над склоном, успел рассмотреть внизу вашу оторванную пилотскую кабину. К ней и поспешил сразу, как только оказался на земле. Ну а дальше, полагаю, и так все понятно. Вас спасло то, что на этой стороне гряды вы не врезались в скалы, а упали на мягкую каменистую осыпь. Кабина зарылась в нее наполовину, и это затормозило ваше падение. Ее даже не сильно искорежило, и вас не зажало в ней, так что я вытащил вас оттуда без особых усилий… Разрешите поинтересоваться, высокий?
– Валяй, – кивнул Ржавый. – И хватит спрашивать у меня разрешение всякий раз, как тебе понадобится задать вопрос. От всех этих условностей сейчас одна морока, поэтому давай обойдемся без них. По крайней мере, до тех пор, пока не соберем уцелевших бойцов и снова не станем боевым подразделением.
– Как прикажете… в смысле, как скажете, высокий… Так вот о чем я: вы же наверняка видели, откуда прилетели эти ракеты, так? Кто, по-вашему, мог их выпустить и почему сейчас он не ведет бой с экипажем шаттла Безголового?
– Потому и не ведет, так как ракетный удар был нанесен по нам из орудий этого шаттла, – ответил Клык. – Да, мне тоже с трудом в это верится. Но именно так оно и случилось.
– Такая догадка приходила мне в голову, пока я доставал вас из кабины и тащил сюда, – нахмурился вожак. – Но что же это тогда получается: пока Йорген ездил на встречу с нами, кто-то успел захватить его корабль?
– Не исключено. Но захватить без боя шаттл, чей экипаж держит округу под наблюдением и готов к отражению атаки, невозможно. В случае малейшей угрозы пилоты тут же подняли бы его в воздух и либо перелетели в безопасное место, либо начали обстреливать противника сверху. В этом случае мы или не обнаружили бы шаттл в долине, или обнаружили бы как минимум следы боя, который он вел, или даже застали бы сам этот бой. Но корабль стоял на земле под маскировочным тентом, и вокруг него все было спокойно.
– Значит, это была ошибка. Нас приняли за врагов. После того что разыгралось на орбите – совсем неудивительно.
– Перед обстрелом с шаттла нам был послан световой сигнал «Приветствие». Сомневаюсь, что его отправили бы врагам. Нет, вожак, тот, кто стрелял по нам, точно знал, кто мы такие и что мы не собираемся стрелять по нему.
– Боюсь, я плохо вас понимаю, высокий. – Наждак нахмурился еще больше и посмотрел на вождя так, словно обнаружил у него не замеченную ранее травму головы. – Вы что, всерьез хотите сказать, что пилоты Безголового выпустили по нам ракеты специально?
– Я хочу сказать, что все это напоминает ловушку, в которую заманил нас Йорген, – без обиняков признался Ржавый Клык. – Зачем и почему – понятия не имею. Но похоже, что в действительности мы и наши пленники были ему не только не нужны, но и представляли для него угрозу. Из чего следует, что он играет вовсе не на стороне Даггера, а против него.
– Но в ущелье, где мы с ним встречались, у Безголового была гораздо более удобная возможность устроить нам засаду и перебить нас, когда мы высадились из вертолифта, – возразил Грир.
– Что верно, то верно – место для засады там и вправду было удобное, – согласился вождь. – Только Йорген мог устроить ее при условии, что у него хватало для этого людей. Но в его команде, похоже, совсем мало народу. Вот он и решил угрохать нас с помощью ракет своего шаттла.
– И это ему удалось, порази его фламбергская цинга! – буркнул Наждак. – И все же странно, зачем вдруг Совету Вождей понадобилось нас уничтожать. Да еще в разгар такого сражения.
– При чем тут Совет Вождей? – не понял Клык.
– Ну как же! – удивился вожак. – Вы сами сказали, что Безголовый играет против Даггера, и почти меня в этом убедили. А раз так, то чьей стороны он тогда придерживается, если не Совета?
– Возможно, стороны тех, кто напал на наш флот и, судя по всему, уничтожил его. – Ржавый вновь посмотрел на небо, озаряемое редкими всполохами зарниц. Каждая из них означала мощный взрыв ядерной ракеты или позитронного корабельного реактора. И поскольку к этому часу такие взрывы стали единичными, значит, сражение в окололунном пространстве было практически завершено. Кто одержал в нем победу – этого Клык пока не знал. Но с учетом незавидного положения Зазубренных Клинков, в котором они находились еще час назад, было маловероятно, что им удалось переломить ход битвы в свою пользу, сокрушив или хотя бы обратив в бегство флот Союза Народов.
– При всем уважении к вам, высокий, но в такую догадку я верить отказываюсь, – помотал головой Наждак. – Это слишком крутое обвинение, чтобы предъявлять его члену Совета Вождей без серьезных улик. К тому же разве это единственное объяснение случившемуся? Есть ведь и другие. Например, один из пилотов шаттла так сильно переживал за наших братьев на орбите, что его рассудок помутился, вот он сгоряча и пульнул по нам ракетой. Почему вы не желаете предположить такое, а сразу подозреваете самое худшее?
– Отчего не желаю? Очень даже желаю. Да что там – больше всего на свете мне хотелось бы поверить в твою версию, – ответил Ржавый Клык. – Но ты, вожак, не настолько наивен, чтобы вообразить себе психа, который выпускает в нас не одну ракету, а делает заранее подготовленный залп сразу из четырех. К тому же ты заблуждаешься: ни в чем я Йоргена Безголового пока не обвиняю. Его ведь здесь даже нет! Вот когда мы снова встретимся с ним лицом к лицу, тогда и поговорим, а пока все наши догадки не стоят и выеденного яйца. Поэтому предлагаю для начала закончить никчемное фантазирование, подняться на вершину гряды и осмотреть долину. Уверен, нам повезет отыскать других выживших. А возможно, что вместе с ними – и Йоргена. Если его шаттл до сих пор не взлетел, то, вероятно, Безголовый все еще находится там…