Глава 5

— А где же господин Хомяков? — замерев от дурного предчувствия, полюбопытствовал Тиберий у приближающегося к нему в одиночестве Чёрного Джорджа. — Только не говори, что мы его потеряли!

— Всё верно — потеряли, — пробурчал Жорик, состроив, надо отдать ему должное, весьма естественную трагическую мину. — Провалились мы с Геннадием Валерьичем в трещину, и Диггер, собака, туда же вслед за нами загремел. Упал, хвостом махнул, а Геннадий Валерьич так некстати под этот хвост подвернулся и… Не повезло ему, в общем. Не хотел я его тело там оставлять, но склоны трещины начали обваливаться. Так что пришлось всё бросить и бежать оттуда к чёртовой матери, пока самого не завалило.

— Ай-ай-ай, как отвратительно всё закончилось! — всплеснул руками Свистунов. И, вмиг помрачнев, обессиленно плюхнулся задницей на снятый со спины ранец. — Вот так незадача! Это что ж теперь, выходит, всё насмарку?…

Дюймовый отыскал Свистунова уже на крыше лабораторного корпуса. Тиберий забрался туда гораздо раньше и сейчас возился с замками взрывоустойчивого сейфа, сделанного в виде невысокой и усечённой четырёхугольной пирамиды. В нём, судя по всему, и находился искомый доктором ретранслятор. В верхнем основании и по бокам пирамиды имелось несколько люков. Открыть их можно было только изнутри, и за ними скрывались выдвижные антенны и объективы сканеров. Подобно черепахе, они прятали уязвимые части своих «тел» в бронированный панцирь сразу, как только засекали рядом с собой угрозу.

Я не однажды натыкался в Пятизонье на такие устройства, многие из которых были даже оснащены встроенными пулемётами. Правда, из-за опасения, что они случайно перестреляют своих хозяев, оружие это открывало огонь исключительно по биомехам, а не по людям. Вот почему мы, как и Тиберий, также могли не бояться подходить к этому алтарю науки. По крайней мере, до тех пор, пока «Светоч» не перепрограммирует его, приказав не подпускать к себе беглого доктора и его бывших пациентов.

— Знать не знаю, что там у тебя насмарку, — угрюмо вздохнув, ответил Жорик учёному, — только я тебе одно скажу: раз ты вызвался идти с нами, значит, так или иначе должен отвести меня к Динаре.

— С чего вдруг? — пригорюнившийся Свистунов скрестил руки на груди и посмотрел исподлобья на собеседника. — На кой мне сдалась твоя ненаглядная пассия, чтобы я помчался ей на выручку?

— Потому что иначе я тебя пристрелю! — без обиняков заявил ему Чёрный Джордж, положив ладонь на торчащую из кобуры рукоять пистолета. Весь вид напарника давал понять, что он готов в любой момент подкрепить свои слова делом. Однако чем дольше длился этот спектакль, тем больше я опасался, что профан в сценическом искусстве Жорик утратит естественность и начнёт переигрывать. И в итоге испортит мне мой блеф, целью коего была очередная проверка нашего доктора на благонадёжность.

В разговоре моих спутников возникла пауза. Свистунов долго смотрел на Дюймового снизу вверх, а затем презрительно фыркнул и с вызовом ответил:

— А, плевать — стреляй! Раз всё кончено, чего разводить канитель? Какая мне теперь разница, где подыхать: здесь, на другом краю пустоши или в подвалах Центра! Никакого суда за пособничество вам надо мной не будет. Даже в «Светоче» о поимке Хомякова знают не все, а в штабе Армии — и вовсе единицы. Если я вернусь, Грободел меня просто прикончит, а официально объявит, что я пропал без вести. Куда ни кинь, всюду клин. Так что давай, не тяни, окажи мне последнюю услугу. К чему в моём положении оттягивать неизбежную смерть!

И, вконец отчаявшись, поник головой, будто и впрямь подставляя затылок под пулю. Или не «будто», а на полном серьёзе? Поди разбери, раскусил этот хитрец нашу уловку и делает ответный ход конём, или действительно верит в мою погибель? В отличие от Жорика, раскрыть блеф Тиберия было не в пример сложнее.

Но я тоже был не лыком шит. И прежде чем начать это представление, дотошно проинструктировал напарника, как ещё помимо угроз можно вывести Свистунова на чистую воду.

— Ну и дурак же ты, доктор! — воскликнул Дюймовый, переходя ко второй фазе нашей тактической игры. — Глянешь на твою рожу — вроде бы умная. И говоришь ты тоже умно — мне, балбесу, так подавно не сказать. Но когда жизнь тебя к стенке припёрла и за кадык взяла, так ты сразу лапки кверху задрал. Даже смотреть на тебя тошно, честное слово! Вместо того, чтобы чисто по-сталкерски заключить со мной сделку, ты сам себе петлю на шею накидываешь. Разве это нормально?

— Дай-ка угадаю, о какой сделке ты заикаешься… — Доктор слегка оживился и, подняв голову, снова взглянул на Жорика. — Я отвожу тебя к твоей подруге и помогаю ей бежать, ты на обратном пути показываешь мне место, где засыпало Хомякова, мы откапываем его тело и делим между собой алмазы. Верно? На этот крючок ты хотел меня подцепить?

— Твоя правда — хотел, — не стал отрицать подосланный мной к Тиберию провокатор. — Вот видишь: варит же у тебя башка, когда нужно! И быстро варит… Да, так и есть: поможешь мне — честно заработаешь свои два камня. Ну как? По рукам?

— Два камня?! — Зелёный Шприц подскочил со своего ранца, на котором сидел, так резко, что сталкер поневоле отпрянул и снова схватился за кобуру. — Два, мать твою, камня?! Да ты хоть соображаешь, о чём говоришь?!

— Но-но, полегче! — возмутился Жорик, но «Страйк» всё же не выхватил. — Чего разорался? Забыл, что ли, у кого из нас тут пушка?… Что, цена не устраивает? Ну, извини: больше отстегнуть не могу — Динаре тоже с этого навара доля причитается. А три камня для тебя — не слишком ли жирно, дядя? Эй, да кто ты вообще такой, чтобы мне условия ставить? Это Геннадию Валерьичу ты был позарез нужен, а я и без тебя обойдусь! Не согласишься на два камня — вообще ни одного не получишь! А чтоб ты тут без меня в снегу не копался и мой секрет никому не выдал, я тебя, уж не обессудь, в живых не оставлю — ага, нашёл дурака!… Ну так что? Давай, говори своё последнее слово, а то некогда мне с тобой торги вести — дела заждались!

— При чём тут какие-то торги и алмазы, чурбан ты неотесанный!… — Доктор явно нарывался на неприятности, но не замечал этого из-за внезапно охватившего его возбуждения. И, похоже, не наигранного. Будь сейчас на моём месте сам Станиславский, думаю, даже он не усомнился бы в искренности Тиберия. — Нет больше никаких алмазов: ни твоих, ни моих, ни чьих-либо ещё! Ты каким местом слушал, когда я в вертолёте Хомякову историю его болезни объяснял? Ясно ведь было сказано: нет у него в теле никакого паразита! А есть лишь неведомая науке аллергия на некий аномальный раздражитель из гиперпространства! Вопрос на засыпку: мёртвые болеют аллергией?

— Не болеют, — ответил Дюймовый. — Но ведь краснота, сыпь или ещё какие-нибудь следы у них на теле всё равно могут остаться? Или нет?

— Да, могут, — в свою очередь согласился Свистунов. — Но болезнь Хомякова совершенно уникальна, равно как и её симптомы. И распространяется она не только на живые организмы, но и на неорганические материалы… — Заметив, как Жорик усиленно наморщивает лоб, «светоч» осекся и удручённо покачал головой. — Проклятие, как бы тебе это попонятнее разжевать!… Короче, знаешь, что такое ржавчина? Так вот представь, к примеру, что во влажном климате тела некоторых людей покрывались бы ржавчиной так же, как металл. Можно было бы в таком случае назвать процесс окисления человеческой кожи аллергией?

— Мне-то откуда знать? — пожал плечами Жорик. — Ты — доктор, тебе виднее.

— Гипотетически можно, — заключил Тиберий. — Есть аллерген — вода. Кому-то она нипочём, а у кого-то после контакта с ней на коже возникает сыпь из частично гидратированного оксида железа. Какие отсюда следуют выводы насчёт ржавчины?

— Она — болезнь? — неуверенно предположил сталкер.

— Молодец, — кивнул учёный и отпустил в адрес собеседника ответную шпильку: — Как видишь, твой котелок тоже вполне пригоден для варки. Конечно, изысканный французский суп в нём не приготовишь, но простенький бульончик сварить — запросто. Что я и пытаюсь сделать… И потому вот тебе новая задача: раз мы признали ржавчину болезнью, можно ли теперь утверждать, что ржавый металл — это больной металл?

— Нет, нельзя… Металл всё-таки… Или можно так сказать? В смысле э-э-э… как это у поэтов называется? — Глаза напарника растерянно забегали — теперь он явно был поставлен в тупик.

— В смысле — фигурально? — подсказал доктор.

Жорик согласно угукнул, хотя, не исключено, сам он имел в виду какое-то другое, не столь мудреное слово.

— Фигурально сказать, конечно, можно, — продолжал Тиберий. — Да и в действительности прямая аналогия напрашивается: ржавчина подтачивает железо так же, как болезнь ослабляет человеческую плоть. Однако зачем я вообще поставил сейчас перед тобой в один мысленный ряд органику и неорганику, осквернив их общей заразой? А за тем, чтобы настроить тебя на правильный ракурс, с которого ты должен глядеть на болезнь покойного господина Хомякова. И теперь нам остаётся лишь заменить в нашей гипотетической модели аллерген — воду, — на аномальную энергию из гиперпространства. А ржавчину — на порождённое этой энергией углеродное образование. И всё! Отныне ты получил представление, что связывает твоего Геннадия Валерьича с гигантским биомехом «Жнец». В который, по словам Хомякова, тоже был вживлён подобный алмазный паразит, только тысячекратно большего размера. Лишь аллерген из чуждой нам реальности способен вызвать абсолютно идентичную реакцию и в металле, и в человеческом теле. Это в нашем мире органика и неорганика имеют множество принципиальных различий. И, как следствие этого, человек не может подвергнуться коррозии, а металл — заразиться гриппом и прочими болезнями. Но тот редкий тип аномального раздражителя, под воздействие коего угодили Хомяков и Жнец, создаёт одинаковые по структуре углеродные образования, извлекая для них строительный материал из любой материи. Я, разумеется, всё очень сильно упрощаю, но если для пущей убедительности тебе нужны химические формулы и уравнения…

— Нет, спасибо! Как-нибудь в другой раз, — поспешил отказаться Чёрный Джордж. По выражению его лица было видно, что он и без формул едва-едва переварил пропущенный через его мозг избыточный поток информации. — Правда, я чего-то не врубаюсь, на кой хрен ты мне всё это рассказывал. Нет, лекция, конечно, была классная, и пара лишних извилин после неё у меня в башке точно выросла, только что ты этим хотел добиться? Я же вроде ни о чём таком тебя не просил. Лишь хотел, чтобы ты со мной в долю вошёл и на всю оставшуюся жизнь деньжат себе заработал…

— Ну, хорошо! Раз ты сам неспособен сделать из услышанного нужные выводы, я, так и быть, решу за тебя, лоботряса, домашнее задание, — ответил Свистунов с нескрываемым раздражением в голосе. — Просто ответь мне на два контрольных вопроса. Первый: ты веришь всему тому, что Хомяков рассказывал тебе о двигателе Жнеца, и во всё то, что ты сейчас от меня услышал?

— Геннадию Валерьичу верю больше, чем себе, — без малейших раздумий выпалил Жорик, разве что в грудь себя при этом не стукнул. И, немного помешкав, продолжил: — Тебе… Даже не знаю. Говоришь ты вроде бы складно, но слишком уж запутанно. Хотя, если вспомнить, что Геннадия Валерьича твоя болтовня впечатлила, а ведь он — не такой доверчивый человек, как я… Что ж, допустим, я тебе тоже поверил. На первое время.

— Ладно, сойдёт и «на первое время», — не стал придираться к испытуемому экзаменатор. — А теперь, внимание, второй вопрос: что стало с алмазной начинкой Жнеца, когда вы его уничтожили?

— Ну, это совсем плёвый вопросец! — оживился Дюймовый. — Геннадий Валерьич говорил, что когда Ипат взорвал Жнецу двигатель, все алмазы и волокна исчезли вместе с ним. А ты, помнится, трепался, что сколько «Светоч» потом ни искал, так и не нашёл там ни одной, даже самой махонькой алмазной пылинки… Хотя такие, как ты, и соврут — недорого возьмут.

— А какой мне был резон злить Геннадия, сообщая ему о полном отсутствии на Жнеце каких-либо алмазных улик? — хмыкнул Тиберий. — Наоборот, желай я вам зла, мне было бы гораздо выгоднее соврать, вселив в вас надежду, что мы нашли там массу полезных образцов и стоим в полушаге от разгадки хомяковского феномена… Впрочем, сейчас не об этом речь. К тому же ты сам сказал, что веришь мне.

— Да-да, помню: сказал! — неохотно признался Жорик. — Дальше-то что? Ответил я на твои контрольные вопросы или как?

— Ответил, — подтвердил Свистунов. — А теперь давай, хорошенько напрягай извилины. Те самые, которые, как ты говоришь, у тебя три минуты назад выросли! Ты веришь Геннадию Валерьичу и ты веришь в мою теорию о том, что алмазная болезнь у органики и металла протекает совершенно одинаково. Мы с Хомяковым утверждаем, что после гибели Жнеца в нём не осталось и следа углеродно-энергетической аномалии… Ну-у-у! Доходит, что к чему?

Чёрный Джордж помрачнел и вновь наморщил лоб. Но на сей раз раздумье напарника продлилось недолго. Хитрый же Тиберий нарочно сформулировал ему эту истину в виде силлогизма, чтобы создать для простофили иллюзию, будто тот сам до всего додумался. Неплохая дипломатическая уловка. Скажи «светоч» Дюймовому то, что хотел, напрямик, «подопытный №66» вряд ли ему поверил бы. Упёрся бы, как бык, а то ещё оскорбился бы и в драку полез. А так из-за чего драться? Разве что самого себя по лбу бить за то, что подобные умозаключения сами проклевываются у тебя в голове, как сорняки.

— Значит, по-твоему, никаких алмазов в теле Геннадия Валерьича уже нет? — догадался наконец сталкер. — Они что, тоже… испарились?

— Могу тебе это гарантировать, — заявил учёный с непоколебимой решимостью в голосе. — Готов даже заключить с тобой пари, не сходя с этого места. Если мы сейчас пойдём и откопаем труп Хомякова, а алмазы окажутся при нём, я клянусь, что отведу тебя туда, куда ты попросишь, и не возьму за это никакого вознаграждения. Но если алмазов, как я сказал, там не будет, ты даешь мне пистолет и отпускаешь на все четыре стороны. Авось мне ещё повезёт добежать до тамбура и слинять куда-нибудь, где меня не ждут и не ищут. Договорились?…

Отправлять Чёрного Джорджа и Зелёного Шприца разыскивать несуществующее тело я, естественно, не собирался. Всё, что мне нужно было выяснить, я в принципе выяснил. И остался этим вполне доволен.

Будь Свистунову нужны алмазы как таковые, он уже с горящими глазами тянул бы Жорика за рукав к месту моей мнимой гибели. Для Тиберия это был единственный и вдобавок лёгкий шанс завладеть сокровищами. Достать их из-под снега с помощью простодушного идиота, чтобы потом прибрать камешки к рукам, обведя компаньона вокруг пальца или попросту убив его исподтишка, — какие охотники за моим наследством устояли бы перед таким соблазном? Для них это было бы всё равно, что выведать тайну пиратского клада, приплыть на остров, где он зарыт, найти по крестику на карте месторасположение тайника, а затем вдруг взять и передумать его выкапывать.

Полнейший абсурд, короче говоря.

По логике этих алчных людей, так мог поступить лишь безумец. Нормальный же человек ни в жизнь не откажется по своей воле от баснословного куша, лежащего от него на расстоянии вытянутой руки.

Являлся ли биохимик Свистунов сумасшедшим? Решение данного силлогизма, который Тиберий задал уже не Жорику, а мне, напрашивалось само собой: да, у доктора определённо наличествовали проблемы с головой. Но если применительно к обычному человеку это был уже фатальный приговор, то в случае с нашим спутником диагноз этот являлся, напротив, очень даже оптимистическим. Причём не столько для него самого, сколько для меня. Ибо на кого ещё надеяться больному, от которого отвернулись все нормальные врачи, кроме как на сумасшедших докторов? Тех, которые, будучи одержимыми своими маниакальными, амбициозными идеями, отмахиваются даже от гипотезы о лежащих у них под носом сокровищах.

Похоже, я всё-таки не ошибся в Свистунове. Он действительно упал духом после известия о моей гибели. Продолжать этот спектакль больше не имело смысла. Для полноты картины осталось лишь выяснить, не раскусил ли Зелёный Шприц мой блеф с самого начала. И не играл ли он поэтому с нами на нашем поле, но по своим правилам?

Сделать это можно было простым, но безотказным способом. Как вы уже догадались, в момент разговора Жорика и Тиберия я, пребывая в ипостаси невидимки, стоял неподалеку от них. Пока мы с напарником выбирались из заваленных снегом, тёмных глубин лабораторного корпуса, солнце над Новосибирском успело взойти. И взойти достаточно высоко для того, чтобы не только порадовать нас своим сиянием, изрядно позабытым мной в непогожем Крыму, но и вновь одарить меня моим спасительным камуфляжем.

Отражаясь в моём алмазном глазу, прямые солнечные лучи будто по световодам проникали по алмазным нановолокнам в каждую клетку моего тела. После чего и порождали, так сказать, феномен вокруг феномена: окружали моё тело аномальным полем, делающим невидимым и меня, и все имеющиеся при мне вещи. В определённых пределах, разумеется. Так что если я, будучи невидимкой, выставлю, например, перед собой двухметровое копьё, примерно половина его останется на виду. К счастью, копьями в Пятизонье никто не воевал, и всё здешнее оружие можно было запросто скрыть под моим идеальным камуфляжем.

Открытая всем ветрам крыша лабораторного корпуса НГУ была засыпана снегом не полностью, а лишь местами. Не заметённые им участки позволили мне подкрасться к беседующим спутникам беззвучно и не оставляя предательских следов. Даже Жорик понятия не имел, откуда именно я слежу за их с Тиберием беседой. И потому моё саморазоблачение стало для них обоих настоящим сюрпризом.

На эффект неожиданности я и рассчитывал. Если Свистунов знает о том, что его водят за нос, он готов к моему внезапному появлению. И это в любом случае скажется на его реакции. Если же доктор ни о чём не подозревает, его реакция будет совсем иной. Надо лишь внимательно проследить за поведением Тиберия в момент, когда его охватит страх, и сразу после этого. А уж я-то за минувшие годы немало повидал испуганных людей — включая тех, на кого сам нагнал страху, — и легко определю, действительно человек боится или всего лишь притворяется.

— Великий грех — тревожить кости мёртвых! — провозгласил я, подкравшись тихой сапой к учёному и сталкеру настолько, что мог бы незаметно отвесить тому и другому по подзатыльнику. — Как вам не стыдно! Культурные люди, а такое говорите!

Последние мои слова никто из них уже не разобрал. Оба они шарахнулись в стороны, словно я не обратился к ним из пустоты, а уронил им под ноги гранату.

Жорик, правда, быстро сообразил, в чём дело: сначала отшатнулся, но тут же заулыбался во весь рот, довольный и моей шуткой, и тем, как на неё отреагировал Зелёный Шприц. А тот, несчастный, с криком отпрыгнул назад и, споткнувшись о лежащий ранец, растянулся навзничь. Однако, в отличие от Дюймового, вовсе не нашёл моё воскрешение из мёртвых забавным. Продолжающий испуганно кричать Свистунов начал неуклюже отползать от меня, предпринимая судорожные попытки встать на ноги, но раз за разом поскальзываясь и снова плюхаясь на задницу.

Всё это и впрямь выглядело бы забавно, если бы обуянный паникой и движущийся спиной вперёд доктор не приближался к краю крыши, чего он явно не замечал. Я же в этот момент пытался определить, насколько искренен его испуг. Больше всего меня интересовало лицо Тиберия, его взгляд и мимика. Только они могли стать для меня той лакмусовой бумажкой, которая подтвердит или, наоборот, опровергнет мои опасения.

Нет, похоже, «светоч» не симулировал. Страх Свистунова был более чем естественен. И продлился он ровно столько, сколько должен продлиться страх при выбросе в кровь разовой порции адреналина. При симуляции паники Тиберию пришлось бы доигрывать сцену без этого допинга, что, поверьте мне на слово, по силам лишь гениальным артистам. Каковым Зелёный Шприц вряд ли являлся, несмотря на его недюжинный учёный ум.

Страх честно «колбасил» доктора несколько секунд, а потом отпустил. И когда Жорик подбежал к паникёру, дабы не дать ему сорваться с крыши, тот уже мало-мальски оклемался. Руки и подбородок его всё ещё подрагивали, но кричать и метаться он прекратил. А гримаса страха у него на лице сменилась столь же естественным выражением осознания случившегося. Свистунов, видимо, всё-таки припомнил, какие выкрутасы я могу вытворять на ярком солнце. И то, что он не вспомнил об этом раньше, вовсе не удивительно, ведь прежде он занимался изучением иных свойств моего феномена.

— Ну вы!… Вот ведь!… Как так?… Зачем же?… Прямо не знаю, что сказать! — обрел наконец худо-бедно связную речь Тиберий, поднимаясь на ноги при помощи Дюймового. — Глупые у вас шуточки, господин Хомяков, замечу я вам! А если бы меня инфаркт хватил? Что тогда?

— Что-что? Невелика потеря! Зарыли бы тебя в снегу и вся канитель, — хохотнул Жорик, которого только что случившийся инцидент, напротив, изрядно позабавил.

— Извини нас, доктор, за эту комедию. И впрямь, дурацкая была идея, — согласился я, перейдя с чистого участка крыши на пятачок снега, дабы Свистунов мог определить по моим следам, где я нахожусь. — Просто очень уж не терпелось узнать, что в действительности у тебя на уме. А как иначе это было сделать?

— Понимаю: проверка на вшивость! — обиженно проворчала жертва розыгрыша, отряхиваясь от снега и поправляя сбившуюся повязку с «Докой». — В Центре меня чуть ли не еженедельно всякими проверками третировали, теперь здесь придётся на каждом привале провокации терпеть! Ладно, всё в порядке! Продолжайте в том же духе, я не обидчивый. Переживу как-нибудь! Охота только вам драгоценное время на всякую ерунду тратить? Можно ведь просто, по-человечески задать мне интересующие вас вопросы и получить на них честные ответы. Но раз вы нарочно не ищете прямых путей и предпочитаете колоть орехи не камнем, а лбом — что ж, ваше право! Колите, пока не поумнеете или пока лбы себе не расшибете!

И Свистунов, подобрав ранец, направился к сейфу с оборудованием, который он так и не успел открыть. Нам с Чёрным Джорджем не оставалось ничего другого, как последовать за доктором. Не обидчив он был лишь на словах, а на деле его явно уязвило наше к нему недоверие.

Впрочем, я знал способ, как нам быстро помириться с Тиберием и заодно приподнять ему упавшее настроение. Ничто так не воодушевляет учёного, как разговор на любимую им научную тему.

— Та теория, которую ты рассказал Чёрному Джорджу… — заговорил я, догнав демонстративно отвернувшегося от нас Свистунова. — Она, конечно, многое объясняет. Но кое-что в ней для меня всё ещё остаётся неясным. Вот, к примеру, если материя нашего пространства одинаково реагирует на этот аномальный раздражитель, то почему в моих руках электронная техника ломается, а в случае со Жнецом, напротив, подобная аллергия является связующим элементом работы его узлов и механизмов?

— Отрадно, что вы перестали видеть во мне корень вселенского зла и начали мыслить конструктивно. И если после этого розыгрыша ваше мнение о моей скромной персоне изменилось — что ж, я счастлив. В таком случае я тоже готов пересмотреть свою точку зрения и признать ваш метод поиска истины научным, — съязвил Свистунов, но на мой вопрос всё же ответил: — Я вовсе не утверждаю, что реакция органической и неорганической материи на ваш аномальный раздражитель приведёт к одним и тем же последствиям. Более того, я склонен думать, что далеко не вся материя нашего мира способна прореагировать подобным образом при контакте с этой гиперпространственной энергией. И всё потому, что появление её источников отмечается в Пятизонье хоть редко, но периодически, а феномен сродни вашему был обнаружен всего один. И в тот сегодня верим лишь вы да я… ну и Георгий, разумеется. Так что рановато ещё строить на этой основе какие-либо устойчивые закономерности…

Учёный открыл замок, к которому он, вопреки нашим опасениям, ещё не лишился доступа, после чего один из люков на сейфе сдвинулся в сторону, и перед Тиберием возникла ниша с расположенным в ней пультом управления. Наверняка там имелся и голографический монитор. Но доктор не стал им пользоваться, а, произведя над сенсорной панелью какие-то манипуляции, подключился к ней через своего «Доку». Затем, чтобы не только считать из ретранслятора нужные нам данные, но и на всякий случай скачать их оттуда.

— Что же касается ваших непростых взаимоотношений с техникой, то у этой особенности также есть своё гипотетическое объяснение, — продолжал учёный, не отвлекаясь от работы. Судя по его уверенным действиям, ему уже не раз приходилось пользоваться аналогичной аппаратурой, и он не нуждался в инструкциях. — Довольно незамысловатая версия, но в этом её и ценность. Познавать научные загадки, отталкиваясь от элементарных вещей, гораздо удобнее, нежели не иметь под ногами столь твёрдой стартовой площадки. Так что не удивлюсь, если в итоге и эта моя версия окажется правдивой… Материя подвергается аномальному воздействию извне и создаёт в структуре объекта, который из неё состоит, нечто вроде специфического громоотвода. Естественная реакция: вам попадает в нос пыльца — вы чихаете. В вас попадают энергетические сгустки из гиперпространства — атомы вашего тела перестраиваются в некий буферный механизм. И он способен не только сдерживать негативное влияние чужеродной энергии, но и, вероятно, аккумулировать её для собственной подпитки. Принцип образования и структурное строение такого механизма в органике и неорганике схожи. Но их защитные функции могут существенно различаться. И это свойство вашего феномена меня как раз не удивляет. Всё-таки, согласитесь: нанесённые с одинаковой силой одной и той же кувалдой удары по человеческому телу и по наковальне обладают разным разрушительным эффектом. И данный фактор в моей теории нельзя не учитывать.

— Стало быть, если человеческое тело гораздо слабее металла, значит, в моём случае аллергия приняла более стойкую и агрессивную форму? — спросил я, стараясь поспеть за ходом докторской мысли. — Настолько агрессивную, что моя болезнь стала в некоторой степени даже заразной?

— М-м-м!… Нет! Не заразной, — Свистунов недовольно скривился и помотал головой. — И форма её не столько агрессивна, сколько специфична для защиты именно органической материи. Причём для защиты не от одной лишь аномальной энергии, но и от любых её потенциальных механических носителей. Независимо от того, заражены они ею или нет. Этакая, если угодно, бескомпромиссная перестраховка.

— Вот оно что! — осенило меня. — Выходит, мои повышенная ловкость и «солнечная» невидимость — элементы того же самого перестраховочного механизма?

— Несомненно, — поддержал меня биохимик, успевая делать сразу два дела: возиться с оборудованием и ниспровергать прежние гипотезы о моём феномене.

— Однако внутри Жнеца было полным-полно разного электронного оборудования. И оно исправно работало, хотя весь этот гигант был сверху донизу пронизан алмазными волокнами, — обратил я внимание доктора на противоречащее его концепции обстоятельство. — Как это понимать? Жнец, он э-э-э… как ты сказал: не перестраховался — так, что ли?

— А зачем ему это? — задал мне встречный вопрос Зелёный Шприц. — Технос — враг людям, и ваша уникальная защитная система уничтожает потенциальных кандидатов в биомехи. Технос не враг металлу, и защитная система Жнеца лишена такой опции. Вот и всё. Как видите, ничего особенного.

— А как же Троян? — продолжал я подбрасывать доктору неудобные, по моему мнению, факты. — Ему был запрещен доступ внутрь Жнеца, и ко мне эта тварь так и не сумела подобраться вплотную.

— Троян — случай исключительный, — пояснил всезнающий Свистунов. — Он — это фактическая на сегодняшний день вершина эволюции техноса. Если можно так выразиться, Троян — носитель мощнейшего аллергена, который грозит вам уже не банальными чихом и чесоткой, а мгновенным параличом дыхания и некрозом кожи. Оттого ваш организм и отреагировал на появление Трояна таким удивительным образом. Оттого эти болваны из «Светоча» и не добились впоследствии рецидива у вас этой уникальной реакции. И всё потому, что они в корне заблуждались, упорно не понимая природу вашей болезни! Ну каким исследователям-медикам придёт в голову вызывать у подопытного больного аллергический криз, подвергая его нервным и физическим перегрузкам? Только полным идиотам! Сделать это без соответствующего аллергена невозможно. Но где же им было его взять — этот редкий и неуловимый аллерген?… Впрочем, мы ведь говорим сейчас о Жнеце, а не о вас, верно? Не факт, что Троян вошёл бы в конфликт с углеродной начинкой этого биомеха. Но, поскольку она являлась неотъемлемой частью его двигателя, создатель Жнеца предпочел не рисковать, впуская Трояна в утробу своего детища. Обычная предосторожность, ничего более. Когда замышляешь авантюру подобного масштаба, нельзя допустить, чтобы она сорвалась из-за банальной технической накладки. А тем более накладки, которая легко прогнозируется.

— Что «Светочу» вообще известно о профессоре Сливко? — не преминул полюбопытствовать я, уж коли биохимик заикнулся о творце самого грандиозного биомеха Пятизонья.

— Кроме того, что Сливко — миф, — ничего, — ответил Тиберий. — Однако при чём здесь он?… Ах да, припоминаю: вы же утверждали, что Мерлина похитил и держал его на Жнеце в качестве раба не кто иной, как сам устроитель этого вселенского бардака — Пятизонья, — мифический злодей-профессор! А с чего Пожарский вдруг так решил? Этот тип что, представился ему таким легендарным именем?

— Нет, конечно. Никак он Семёну не представлялся. Находясь под ментальным контролем хозяина Жнеца, Мерлин называл своего поработителя Умником. А догадка, что за Умником может скрываться профессор Сливко, посетила Пожарского, когда он узнал о причастности ко всему этому беспределу Трояна. Вполне логичное предположение, разве нет? Клуб «жжёных» сталкеров и его председатель Механик утверждают, что Сливко и Троян давно спелись и проворачивают на пару какие-то закулисные интриги. Мерлин имел все основания верить «жжёным», ведь он сам являлся внештатным членом их клуба.

— А почему Троян не может являться одновременно слугой двух и более господ? Вдобавок я наслышан, что этот монстр преследует какие-то собственные цели. И раз так, вряд ли он станет слепо подчиняться людям. А вот взять кого-либо из них в союзники — такое положение вещей видится мне более реальным. Тем паче, в отличие от хозяев, количество союзников у Трояна может быть совершенно не регламентировано. Наоборот, чем больше он заведёт себе единомышленников среди людей, тем с наибольшей вероятностью добьётся успеха. К тому же, с какой целью всемогущему Сливко вдруг потребовалось утюжить Керченский остров циклопическим железным катком?

— Да мало ли, что может взбрести в голову злому чокнутому гению, — пожал плечами я. — Ты видел Жнеца? Разве нормальный изобретатель соорудит такое орудие для того, чтобы утрамбовать им территорию площадью в три тысячи квадратных километров? Хорошенькая стройплощадка, ничего не скажешь! Вот только что-то подсказывает мне: вряд ли спустя пару-тройку лет на ней вырос бы сказочный город-сад.

— Город точно не вырос бы, — согласился учёный. — И сад не вырос бы. А вот Городище — вполне возможно. Самое огромное Городище изо всех, что когда-либо возникали в Пятизонье. Достигающее заоблачных высот и занимающее собой весь остров «муравейник»! Причём, что самое любопытное — взращённое не техносом, а человеком. И, естественно, им же полностью контролируемое. Весь, до самого последнего автона и Н-капсулы. Такая сказка вам больше по душе?

— Какое богатое у тебя воображение, доктор, — подивился я. — Это, наверное, потому что ты из своей лаборатории редко на белый свет выходил, вот с годами малость умом и тронулся. Много чего я в вашем «Светоче» наслушался, но таких фантасмагорий мне там никто не рассказывал.

— И неудивительно, — как ни в чём не бывало заметил Свистунов. — С какой стати кому-то нужно было знакомить вас — подопытного, — с одним из наших научных проектов? Который ко всему прочему был закрыт два года назад как слишком дорогостоящий и рискованный. «Исгор» — под этим названием он у нас по документам проходил. Прямо так и расшифровывался: «Искусственное городище».

— Ни хрена себе! — в очередной раз удивился я. — Да у вас там, похоже, у всех крыши поехали! Это ж надо до чего додуматься!

— Если и впрямь поехали, то, как видишь, не у всех, — возразил доктор. — И хвала здравому смыслу! А иначе никакого «Светоча» сегодня уже не было бы в помине. Или Центр сам разорился бы, не потянув бюджет «Исгора», или командование разогнало бы нас к чёртовой матери, сочтя нашу авантюру крайне самонадеянной и опасной… Однако безумная идея не умерла и в октябре прошлого года едва не начала воплощаться в жизнь. Вот только «Светоч» уже не имел к ней никакого отношения. Ну, или почти никакого. Всё-таки искра этого вовремя потушенного пожара, как ни крути, прилетела от нас.

— Умник, он что, каким-то образом умудрился похитить ваши разработки?

— Хуже. Есть подозрение, что тот, кого вы с Мерлином кличете Умником, является непосредственным автором «Исгора» и работал на «Светоч» до тех пор, пока проект не закрыли.

— Погоди-ка! То есть ты хочешь сказать, что знаешь настоящее имя Умника?!

— Конечно, знаю. Кто у нас не знает этого человека? По крайней мере, все, кто прослужил в Центре более двух лет, хотя бы краем уха, но слышали историю «Исгора». А кое-кто, включая меня, даже успел принять участие в разработке его теоретической базы.

— И ты только сейчас мне в этом признаешься?

— Признался сразу, как только вы завели речь об Умнике. А с чего вдруг мне было говорить о нём раньше? Я посвящен в секреты многих проектов «Светоча», не одного «Исгора». Предлагаете начать рассказывать вам обо всех по порядку?

— Зачем обо всех? Хватит и тех, которые имеют отношение к моей проблеме. И раз уж выяснилось, что ваш «Исгор» связан со Жнецом, то нелишне бы узнать, кто создал эту дьявольскую машину. И почему её создатель знал секрет моего феномена и ничего не сказал об этом вам — своим коллегам, с которыми он проработал бок о бок столько времени…

— Геннадий Валерьич! — подал голос Жорик. Пока мы беседовали с Тиберием, Дюймовый топтался неподалеку от нас, но в разговор не вступал. Впрочем, сейчас он нарушил молчание не потому, что его вдруг осенила дельная мысль (редко, но иногда подобное с ним случалось — вспомните хотя бы его идею похищения Грааля Дьякона). Судя по всему, напарник был чем-то встревожен. — Геннадий Валерьич! Гляньте! Во-о-он там, на севере, где снежная пыль! Видите? Как думаете, эти ребята случайно не сюда едут?

Мой бинокль вышел из строя и был выброшен ещё у тамбура, но, чтобы рассмотреть замеченную Чёрным Джорджем группу движущихся объектов, оптика не требовалась. Разве только она помогла бы сосчитать их, поскольку поднятая ими снежная пыль мешала сделать это невооружённым глазом.

Впрочем, смысла в столь дотошном подсчёте всё равно не было бы. И без него не вызывало сомнений: с севера к тамбуру приближаются на снегоходах не то егеря Ковчега, не то армейские чистильщики. Обе эти хозяйничающие ныне в Новосибирске силы не питали к нам ни малейшего дружелюбия. И какая бы из них ни выслала сюда этот моторизированный отряд, встреча с ним не входила в наши планы.

Между нами и незваными гостями оставалось ещё около четырёх с половиной — пяти километров. Но засечь нас на торчащей над сугробами крыше дозорным этого отряда было несложно. Засечь всех, кроме невидимого меня, разумеется. Поэтому я остался стоять где стоял, а Тиберий и Жорик спрятались от греха подальше за сейф с оборудованием — укрытие, которое могло при необходимости защитить их не только от вражеских глаз, но и от пуль.

— Ну, скоро там? — в нетерпении осведомился я у Свистунова, чья затянувшаяся возня с оборудованием грозила вместо пользы преподнести нам в итоге крупные неприятности.

— Если не хотите аннулировать результат моей работы, вам придётся потерпеть ещё пять минут, — отозвался «светоч». И, понимая, что вряд ли такой ответ нас успокоит, пояснил: — В памяти ретранслятора скопилось слишком много ненужной нам информации. И поскольку сортируется она не здесь, а в Центре, мне приходится делать это самому. Муторный процесс, но зато у меня есть для вас четыре новости: две плохие и две хорошие. Впрочем, плохие не настолько плохи, чтобы впадать в отчаяние, а хорошие достаточно хороши, чтобы вы угостили меня при случае выпивкой…

— Ты нашёл Динару? — поинтересовался заёрзавший в нетерпении Жорик. Ему не терпелось первым делом выведать самую актуальную для него новость, не важно, обрадует она его или нет.

— Ещё чуть-чуть, Георгий, и я определю координаты, откуда экспедиция Динары выходила в последний раз на связь со «Светочем», — обнадёжил сталкера доктор. — Пока же мне удалось добыть и расшифровать лишь тексты их сообщений. Они датированы вчерашним утром и весьма лаконичны, поэтому могу вам их процитировать. Первое: «Прошли примерно две трети предполагаемого маршрута. Навигационный буй оставили у «Смайликов». Сигнал по-прежнему стабильный. Судя по всему, разведданные насчёт «Лототрона» верные. Уточните, что делать с «Шестьдесят седьмым»?» Центр ответил на это следующее: «Продолжайте придерживаться плана. Если информация подтвердится, но с транспортировкой «Лототрона» возникнут проблемы, используйте в качестве транспортного контейнера «Шестьдесят седьмого». Возвращение его на базу в ином качестве нецелесообразно».

— Смайлики, лототрон, контейнеры! Блин!… А ну-ка переведи эту абракадабру на нормальный язык! — потребовал Чёрный Джордж.

— Само собой разумеется, Георгий, — не стал препираться Свистунов. — «Смайликами» у нас называют два расположенных по соседству микрорайона в Краснообске. Многоэтажки в них были выстроены кругами, в центре этих колец также имелись постройки. И сегодня, когда большинство из них разрушено, их останки напоминают на спутниковых снимках две огромные улыбающиеся рожицы. Отсюда и название. Но нас ведь не оно интересует, так? Упомянутые в сообщении объекты находятся на другом берегу Оби, в двенадцати километрах северо-западнее тамбура. О чём это говорит?

— Теперь мы знаем, куда нам идти! — смекнул сталкер.

— Ещё нет, но с минуты на минуту будем знать почти наверняка, — поправил его Тиберий. — Для верного расчёта мне осталось выяснить лишь координаты второго навигационного буя и всё. Того, который знаменует собой две трети пройденного экспедицией маршрута и где состоялся последний сеанс её связи с Центром. Отмерив недостающее расстояние с поправкой на отклонение курса группы, мы и определим, где расположена искомая ею одна из редчайших ловушек Пятизонья — «Лототрон».

— Тот самый аномальный аллерген, который нужен тебе для разгадки моего феномена? — спросил я.

— Да-да-да! — закивал доктор и подчеркнул: — Это, как вы понимаете, была первая моя хорошая новость.

— Ты ещё говорил про какого-то «Шестьдесят седьмого», — напомнил ему Дюймовый. — Кто он такой, и почему «Светоч» хочет сделать из него контейнер?

— А это, господа, будет уже первая плохая новость, — помрачнел Тиберий. — «Шестьдесят седьмой»… Хм… Неужели для вас это такая непосильная задачка? А я-то думал, ты, Георгий, сразу сообразишь, что к чему.

— Но-но, «ботаник»! Опять нарываешься? — оскорбился Чёрный Джордж, но не агрессивно, а лишь для проформы. — Сам же меня в безмозглого зомби превратил, а теперь удивляешься, почему я туго соображаю! Вот двину сейчас тебе по морде, и тогда посмотрим, кто над кем насмехаться будет!

— Чистильщики повязали нас втроём и отправили всех по одному адресу. Ты вроде бы значился в отчётах Центра как «подопытный субъект номер шестьдесят шесть», — подсказал я напарнику. — Кого «толстолобики» занесли в свои списки под следующим номером, как думаешь?

— Вот сволочи! — выругался Жорик, прозрев и испугавшись одновременно. — И что они хотят сделать с Динарой? Убить?

— Бросить её в «Лототрон», если не удастся аккумулировать его энергию технологическим путём, — расшифровал Свистунов ту часть послания «Светоча», где шла речь об альтернативном способе транспортировки ловушки. — И это будет для Динары наилучшим вариантом, поверьте на слово. В противном случае, боюсь, от неё попросту избавятся как от ненужного свидетеля и обузы.

— А что произойдёт с ней в «Лототроне»? — спросил я.

— Ну… — Тиберий замялся. — По гипотезе этих идиотов, тогда Динара может заполучить семь алмазных отметин, таких же, как ваши. И затем доставить энергетические сгустки из Новосибирска в Центр. Хотя лично я в это не верю, поскольку в мою теорию такой вариант не вписывается. Всё-таки аллергическая реакция — явление индивидуальное. Когда вы, понюхав цветы, зачихаете и покроетесь сыпью, это ещё не значит, что вашего приятеля постигнет та же беда… Хотя нет, не самый удачный пример. Здесь больше подойдёт аналогия с боязнью воды: кто-то, не умея плавать, способен выбраться из реки, если его туда столкнуть, а кто-то — нет, сколько он ни барахтайся. Вам повезло — вы в своё время выплыли. А вот повезёт ли Арабеске — ещё неизвестно.

— Сколько у неё осталось в запасе времени до того, как это может случиться? — спросил я.

— Немного, — ответил доктор. — Но пока экспедиция тщательно не обследует ловушку, Динаре нечего бояться. Если они прибыли на место вчера, на данный час у них готовы лишь предварительные анализы. Сегодня эти идиоты их перепроверят, что также займёт у них весь день. И лишь вечером они окончательно решат, как быть с «Лототроном»…

— Значит, нам нужно любой ценой добраться туда до вечера! — сверкнув очами, закончил за доктора Чёрный Джордж. — Так что, чем раньше выйдем, тем быстрее догоним эту долбаную экспедицию!

— Погоди, дружище, не горячись, — осадил я напарника. — Нам до одних только «Смайликов» дюжину километров топать, и ещё неизвестно, сколько потом. Было бы на дворе лето, я бы дал тебе гарантию, что к вечеру мы преодолеем это расстояние. Однако сам видишь, что вокруг творится. Нам до вечера хотя бы через Обь перебраться и на левобережье выйти — и то будет большая удача. А ты говоришь, Динару догнать!…

— Господа, вы забыли про две оставшиеся новости! — напомнил Тиберий. — И одна из них — та, что хорошая, — вам определённо понравится! Наш отдел, который приглядывает за этим оборудованием, оставил здесь для своих кое-какую инструкцию. Так вот, если она не врёт, всего в паре сотен метров отсюда, под развалинами университетского бассейна есть тайник, где наши полевики спрятали свои служебные аэросани!

— Здорово! — прокомментировал я это обнадёживающее известие. — Ваши ребята и впрямь чертовски предусмотрительны. А какая плохая новость? В памятке нет кода, который открывает ворота гаража?

— Нет, всё это тут есть, — отмахнулся Свистунов. — Проблема в другом. Я — не полевой сотрудник и понятия не имею, как нужно управлять этими санями с турбиной. Поэтому провести вас к ним я могу, но вот всё остальное…

— Всё остальное я беру на себя! — воскликнул воодушевлённый Чёрный Джордж и хлопнул на радостях доктора по плечу, отчего тот едва не упал с корточек на спину. — Аэросани! Ха! Да я в детстве на них каждую зиму сотни километров накатывал! У моего папаши дача прямо на берегу водохранилища стояла, так у нас там какого только добра не водилось: и лодки, и водные велосипеды, и снегоходы, и аэросани! Только покажите, где вы их прячете, а я вас на этой хреновине в любой конец Новосибирска с ветерком прокачу! Так прокачу, что ваши полевики пригласят меня потом к себе инструктором по вождению. Будьте уверены: если и есть в Пятизонье настоящий гонщик на аэросанях, то это только Чёрный Джордж! Могу ручаться! Хотите поспорить?…

— Вот видишь! — заметил я Свистунову. — Ты зря беспокоишься. Или думал, в мою банду одних вертолётчиков записывают? Как бы не так — наш брат-ренегат на всё горазд!… Ладно, а теперь замолкните и не высовывайтесь — враг уже близко. И это не егеря. Чистильщики! Впрочем, непохоже, что они кого-то разыскивают. Техники полно, но бойцов в ней немного. Напоминает скорее комитет по встрече, который прислали к тамбуру с Пашинской военной базы… Ну, а кого эти парни прибыли встречать, сами догадаетесь. Вряд ли ещё какие-нибудь залётные армейцы кроме Грободела сунутся сегодня в эти проклятые сугробы…