Книга: Доктор Шанс
Назад: Шанс в движении
Дальше: Альфа и омега

В храме Большого Ди

По дороге Шанс рассказал, как Ди забрали в дом его отца в Беркли и как они затеяли перевезти Ди в некую частную клинику… но по дороге он сбежал, несмотря на то что ему пытались помешать.
Шанс несколько секунд представлял, как это должно было выглядеть, а потом напомнил Карлу, что Большой Ди фактически совершеннолетний, и сразу почувствовал себя заевшей пластинкой.
– Он боится отца.
– Это отцу следует его бояться.
– Я говорил ему, что вы так сказали, но, может, нужно, чтобы он услышал это прямо от вас.
– И когда же у нас будет такая возможность?
– Довольно скоро, – сказал ему старик. – Надеюсь только, мы не слишком поздно.
– Что вы имеете в виду? – спросил Шанс.
Они уже покинули город и ехали на юг. Старик уклончиво пожал плечами, и Шансу осталось только разглядывать горы на подступах к Пало-Альто: в огромных клубящихся тучах, простиравшихся до самого побережья, исчезали сине-зеленые вершины, в каньонах которых «Веселые проказники» некогда зажигали вместе с «Ангелами ада» и, можно сказать, положили начало эпохе шестидесятых. Через некоторое время он закрыл глаза, поддавшись усталости, и даже сумел задремать, пусть и урывками. Его сны были оранжево-синими: зажимы на соски, кольца для эрекции, женщина, которую он все не мог найти, – и все вокруг пронизывал далекий гул невидимых двигателей.

 

Он проснулся в бедном заброшенном районе, где многоквартирные дома, явно построенные по государственной программе, выстроились поблизости от сто первой автострады, ведущей на юг к Лос-Анджелесу. Но они поехали еще дальше, по шоссе, которое теперь стало двухполосным, и прибыли в последний оплот того, что когда-то тут господствовало, задолго до пришествия хиппи или яппи, восставших из их пепла. Оно возникло в виде одичавшей рощицы авокадо, ее остатки смешались с цитрусовыми деревьями, некогда высаженными ровными рядами, но давно уже росшими как попало, а в центре находились руины старого викторианского здания, наполовину терявшиеся среди кустарника, сорняков и запущенных деревьев.
Старик свернул на примыкающую к шоссе и ведущую к дому грунтовую дорогу, отмеченную двумя большими камнями, каждый из которых, по-видимому, когда-то служил коновязью, потому что в них были вделаны железные кольца, и припарковался на обочине в грязи. Один из камней кто-то расписал красным, белым и голубым цветом, а сверху с помощью баллончика нарисовал черный старомодный символ мира. Напротив располагался транспарант, гласивший, что большая часть земель вокруг недавно продана и теперь предназначается под застройку, отчего Шанс сразу представил кучу торговых центров и технопарков.
– Очень плохо, – сказал он, имея в виду объявление и то, что оно сулил.
Карл осмотрелся:
– Мой отец тут когда-то на уборке урожая трудился. Единственная работа, которую он сумел тогда найти. Бросил ее, когда я был подростком. Семья уехала из Миссури, осела в Орегоне. Папа стал собирать фрукты, так и ехал вслед за урожаем, пока мы не оказались в Сан-Франциско.
– Занятно.
– Да уж, – сказал Карл. Он, казалось, разглядывает маленькую птичку с оранжевой шейкой, суетящуюся на верхушке умирающего дерева. – Он не слишком меня любил.
Шанс счел, что старик все еще говорит о своем отце, и ответил:
– Подозреваю, и мой тоже, скорее всего.
Антиквар проводил улетающую птичку взглядом.
– Вы же доктор. Вроде бы должны быть из хороших парней.
– Ну, меня порой заносило.
Карл кивнул и опустил стекло со своей стороны; их безумный побег из города, по-видимому, привел лишь сюда, к воспоминаниям о родительских разочарованиях на буколическом юге.
– Ну так… – сказал Шанс, но старик стал внезапно нем, как камень, и не осталось ничего, кроме жужжания насекомых да слабого запаха апельсиновых деревьев и шалфея в сухом неподвижном воздухе. Шанс попробовал еще раз: – Ну так…
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал ему Карл, – но ничего больше мы сделать не сможем. Если он тут, то все поймет. И либо придет, либо нет.
– И сколько времени мы будем ждать? – спросил Шанс. Он обнаружил, что присоединился к старику и тоже смотрит в сторону деревьев.
– А вот это самое сложное.

 

На самом деле прошло, вероятно, не более пяти минут, прежде чем из травы, будто россыпь картечи, взметнулось к небу несколько перепелов, и большой человек двинулся навстречу машине из густых зарослей – оттуда, где старый дом возвышался среди деревьев; громила шел вниз вдоль дороги, одетый так же, как в первую встречу с Шансом, в военную армейскую куртку поверх черной футболки, штаны-карго и армейские ботинки, шнурки которых мотались в пыли из стороны в сторону, и подошел к машине со сторону доктора, и пожелал узнать, как дела. Спросил об этом так, словно с момента их последней встречи не случилось ничего примечательного.
Шанс вдруг понял, что появление Ди растрогало его сильнее, чем он мог вообразить.
– Наверно, следует спросить, как твои дела.
На лице здоровяка виднелось грязное пятно. В манжеты штанов набилась листва, за шнурки цеплялись веточки.
– Со мной все хорошо, – сказал Ди.
Тем они и ограничились, и Шанс с Карлом вышли из машины, и Ди увел их обратно под деревья, откуда Шанс в деталях разглядел громадный викторианский дом, какие строили переселенцы с восточного берега, едва появившись на западе, куда они бежали от разнообразных и всевозможных историй своего прошлого, чтобы растить апельсины и авокадо, миндаль и грецкие орехи. Особняк обрушился в тяжелые времена вместе со своими многочисленными дверьми и окнами, забитыми фанерой, и целой секцией крыши, но даже перед лицом таких напастей сохранял какое-то упрямое достоинство. Это говорит кое-что о людях, которые его выстроили, подумал Шанс, и ему немедленно вспомнились модели Жана-Батиста, ожесточенные и безумные, и свет в их глазах.

 

В какой-то момент местной непростой истории здесь произошел пожар, который стал последней каплей и привел к тому, что участок решили продать одному из, без сомнения, множества страждущих застройщиков. На многие мили вокруг это было последнее имение такого рода, и уж конечно, строительные компании кружили вокруг него, будто акулы вокруг останков существа, куда более крупного и грандиозного, чем они сами.
Судя по виду этого места, оно уже давно пребывало в запустении: обугленное дерево скрывалось под молодым кустарником, полевыми цветами и побегами деревьев. Тут обитало небольшое сообщество бездомных обоих полов. Одни, судя по всему, поселились в старом доме, в то время как другие разбили среди деревьев импровизированные палатки. Возле особняка стоял старомодный каретный сарай, на одной двери которого кто-то написал «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ДОМ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ», а на другой – «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ИДИОТ». Некоторые мужчины здесь были, так же как и Ди, одеты в старую военную форму того или иного типа, Шанс счел их бывшими солдатами, сбежавшими или, возможно, на время выписанными из больницы для ветеранов в Пало-Альто, и понял, что находится в одном из злачных мест, о которых по работе читал в медицинских отчетах.
Дариус Прингл, независимо от его боевых заслуг или отсутствия таковых, снискал у остальных обитателей лагеря почтительное отношение: Шанс отметил это, когда их несколько церемонно проводили к старому дивану и раскладному креслу, стоявшим возле побитого жизнью кофейного столика, который кто-то, вероятно, спас с городской свалки и расположил среди деревьев так, чтобы его не было видно с дороги. Сверху натянули кусок камуфляжного брезента в зеленых и коричневых пятнах, создав импровизированную крышу, и, насколько Шанс мог судить по реакции окружающих, это было своеобразное место заседаний.
Ди плюхнулся в кресло. Шанс и Карл заняли диван.
– Ну рассказывайте, – сказал Ди.
И Шанс рассказал.

 

– Безумная история, док, – сказал Ди, когда Шанс закончил. – Дело дрянь.
Он посмотрел на старика, будто ожидая подтверждения своих слов, тот в ответ посмотрел на него, а Шанс сидел и разглядывал их обоих. Ему подумалось, что солнце стоит теперь почти точно над головой, и произошло это, вне всякого сомнения, хотя бы отчасти по той причине, что Земля вращается вокруг своей оси.
– Ну а что не безумно? – спросил он наконец. Его охватило внезапное желание защититься. Он чувствовал, как подкрадывается истерика, солнечный свет, сверхъестественно яркий, проник через дыру в тенте и жег шею, жег так, что казалось, вот-вот прожжет насквозь, словно Шанса на самом деле тут не было или вот-вот должно было не стать. – Разве не безумно то, что из ничего возникло что-то, или что в один прекрасный день глина встала и начала ходить, или что мы с вами сидим тут сейчас втроем? Разве все это не безумно?
В последние дни он очень мало ел и спал. Носился как угорелый. Скорее всего, подцепил какую-то инфекцию, из-за которой ему постоянно хотелось отлить. Но держался стойко. Противостоял всему на свете, за исключением разве что бесконечной пустоты, и, может, со временем разобрался бы даже с парадоксом Банаха – Тарского, если бы кто-то по указке Ди не сунул ему бутылку со слегка припахивающей водой – попей, мол. То, что он принял ее, не выясняя, откуда она взялась, и даже как следует не рассмотрев содержимое, лишь еще больше подтверждало его нестабильное психическое состояние.
– Чертовски интересный взгляд на вещи, док, – сказал Ди, когда Шанс оторвался от бутылки.
Вблизи она пахла еще сильнее.
– Изумительный, – добавил Карл.
Шанс потер бровь:
– Это к тому, что ты сказал, мол, ситуация безумная. – Он решил выстроить вторую линию обороны для поддержки первой. – А я хочу сказать… разве есть на свете что-то не безумное? Не существующее вопреки всему? Неужели хоть кто-нибудь на самом деле считает, что мы – разумные существа? Да все в мире – это одна дурацкая шутка.
– Мы все понимаем, – заверил его Ди.
– Шлюха и коп, – добавил старик. – Господи, просто как в песне.
– Я совершенно растерян, – признал Шанс.
И чуть не добавил, что член у него горит так, словно туда вставили раскаленный уголек.
– Притормози, – посоветовал Ди. – Давай-ка отойдем на шаг назад, разберемся по порядку.
– Аминь, – сказал Карл.
Назад: Шанс в движении
Дальше: Альфа и омега