Улица Оланду
(Olandų g.)

Ночью Дануте приснился страшный сон, один из тех кошмаров, которые она не любила больше всего на свете – почти никаких событий, один сплошной саспенс, бесконечное ожидание чего-то немыслимо страшного, когда в ужас приводит любой шорох; отсутствие шорохов, впрочем, тоже неизбежно приводит в него. Лучше бы, ей-богу, какие-нибудь вампиры погнались или инопланетяне, с ними хотя бы ясно, что делать – убегать. А убегая от погони во сне, обычно взлетаешь или просыпаешься с бешено колотящимся сердцем, оба варианта по-своему хороши.

Но в этом паскудном сне вообще ничего не происходило, только под Данутиным окном остановился автомобиль, крайслер круизер, некоторые любители иногда называют эту модель «Лондонское такси» глубокого темно-синего цвета. Наяву Дануте нравились круизеры, красивые машины, тяжелые и одновременно элегантные; в городе их было совсем немного, и это усиливало эффект. Сама бы от такого не отказалась, хотя, конечно, страшно подумать, во сколько, если не дай бог что, обойдется ремонт. Но во сне страшен был не ремонт, а водитель синего автомобиля, совершенно ей неизвестный, но некоторым образом все-таки знакомый – как будто он ее уже однажды ловил и делал что-то настолько ужасное, что в памяти вместо подробностей остался один бесконечный и мертвый, как космос, крик.

Пока водитель сидел в машине и – Данута знала это совершенно точно, как если бы у них была одна голова на двоих – раздумывал, зайти к ней в гости или не заходить. Было понятно, если что этот… эта… это существо решит зайти, всему конец. А если передумает, она спасена.

Был еще один способ спастись, без гарантий, но можно попробовать – удрать из дома через окно спальни, которое выходит во двор. Наяву Данута жила на первом этаже, а во сне это была величина переменная – то первый, то пятый, то вообще какой-нибудь сороковой, откуда видно не только улицу Оланду и купола собора Петра и Павла вдали, а весь город, так что пришлось бы дожидаться, пока этаж снова станет первым, и вот тогда – срочно бежать, благо двор проходной, если только соседи не закрыли калитку, эти бирюки регулярно ее запирают, особенно на ночь, а сейчас как раз она.

При этом Данута прекрасно понимала, что все ее мысли и намерения сразу становятся известны водителю крайслера, поэтому не стоит сейчас думать ни о побеге, ни о собственной уязвимости; в идеале – вообще ни о чем. Но она не умела совсем не думать, ни наяву, ни во сне.

Все это в сумме парализовало Дануту, не давало двинуться с места, поэтому она стояла возле кухонного окна и завороженно смотрела на синий автомобиль, одновременно чутко прислушиваясь к шорохам в коридоре – вот, собственно, и весь кошмар. Когда пересказываешь, глупость какая-то получается, но пережить еще раз – не дай бог.

«Недайбог, – подумала Данута, проснувшись. – Не хочу еще раз туда засыпать».

Такое было вполне возможно и уже не раз случалось – проснуться среди ночи от страха, тут же снова задремать и увидеть продолжение давешнего кошмара, в полной уверенности, что уж сейчас-то все точно происходит наяву. Но теперь Данута уже была ученая, знала, что надо сразу, не раздумывая, вставать. Не обязательно надолго, достаточно дойти до туалета или выпить воды. Потом можно возвращаться в постель и спокойно спать дальше, продолжения не будет. Как будто кошмар – что-то вроде электрички, из него надо выйти на станции и подождать, пока отъедет, буквально пару минут, тогда уже захочешь – не догонишь. Впрочем, было бы чего хотеть.

Вот и на этот раз она сразу вскочила. На кухню идти побоялась, потому что если выяснится, что на улице за окном действительно стоит какой-нибудь автомобиль – не обязательно крайслер, не обязательно синий, любой достаточно большой и темный сойдет – вот тогда начнется настоящий ужас. А пока – так, ерунда.

Поэтому Данута просто прошла по коридору до комнаты сына, убедилась, что его постель пуста – все правильно, она и должна быть пуста, Ежи сейчас гостит у отца – и вернулась в спальню. Полчаса ворочалась с боку на бок, но наконец заснула и вполне нормально проспала до утра. Ну, то есть какая-то дребедень ей все-таки снилась, но не кошмары, обычная умеренно неприятная суета. Такое с облегчением забывается прежде, чем голову от подушки оторвешь.

Настроение с утра все равно было паршивое. Что довольно обидно: Данута редко оставалась дома одна и очень ценила не просто каждый день одиночества, а каждую его минуту. Особенно если выходной. Ужасно жалко, что нельзя просто взять и перенести плохое настроение на какой-нибудь будний день, когда от пробуждения все равно никакого удовольствия, слишком много всего сразу надо: готовить завтрак, поднимать сына, наспех прихорашиваться и бежать-бежать-бежать.

Но ладно, что теперь делать. Пошлепала на кухню, нажала кнопку кофейной машины, с отвращением покосилась на пачку овсяных хлопьев – господи, как же они надоели! Зачем я с упорством, достойным лучшего применения, продолжаю их покупать? – и достала из буфета шоколад. Считается, будто шоколад поднимает настроение; Данута, сколько к себе ни прислушивалась, не ощущала никакого особенного эффекта. Просто шоколад очень вкусный. А про эндорфины, или что там от него появляется в измученном бытием организме, наверняка придумали для успокоения совести. Время сейчас такое: удовольствие от еды вдруг стало считаться постыдным. Ради пользы все можно, просто так – ничего нельзя. Жрут, пожалуй, даже больше, чем раньше, зато многословно оправдываются буквально за каждый кусок.

Впрочем, на этот раз Данута и правда быстро повеселела. То ли действительно от шоколада, то ли от кофе, то ли просто оттого, что никто не дергает, ни о чем не спрашивает и никуда не торопит. Все-таки в жизни человека должно быть место отпуску. Даже от самых любимых, даже от сыновей.

С такими благодушными мыслями Данута подошла к окну и отодвинула обычно плотно задернутую – на первом этаже иначе никак – занавеску. Хотела посмотреть, какая погода на улице и, исходя из этого, строить планы на ближайшее будущее. Ну или наоборот, забить на планы и вернуться в постель. На то и выходной, чтобы – не столько валяться целый день, сколько знать, что вполне можешь себе это позволить. Просто иметь в виду такой вариант.

Какая на улице погода, и есть ли она там вообще, Данута так и не поняла. Потому что прямо напротив ее окна, на улице Оланду был припаркован темно-синий крайслер круизер. Лондонское, мать его через Букингемский дворец, такси. Причем за рулем сидел водитель. Кто, как выглядит – да черт его знает. Отсюда не разглядеть. Но он есть.

Данута не закричала только потому, что хорошо помнила: во сне кричать бессмысленно, обычно только рот открывается, а звука нет. От этого чувствуешь себе еще более беспомощной, вот и вся польза от крика. Впрочем, в тех редких случаях, когда голос появляется, от него только хуже: крик притягивает чудовищ, как магнит. Поэтому она осторожно задернула занавеску и на цыпочках отошла от окна. Растерянно посмотрела на пустую кофейную чашку и остатки шоколада – это что такое вообще? Я же не сплю. Я же точно проснулась! Или нет?

Огляделась по сторонам, вспоминая известные ей способы проверить, спишь или бодрствуешь. Способы не вспоминались, что само по себе было довольно подозрительно: Данута довольно много об этом читала. И вроде бы даже что-то применяла на практике, успешно… или нет?.. Вот черт, все, абсолютно все вылетело из головы! Но это не обязательно означает, что я сплю, – говорила себе Данута. – Почему сразу – сплю? Просто испугалась. Это паника. А когда паникуешь, забываешь обо всем на свете, даже… Так, погоди. Сейчас.

Бегом бросилась в спальню, где оставила телефон, про себя отмечая, что никаких затруднений с ходьбой не испытывает. И коридор не увеличивается в размерах. И спальня выглядит именно так, как она ее себе представляла. И за окном – первый, не пятый, тем более, не сороковой этаж. Значит, точно не сплю. Осталось понять, хорошо это или плохо. Может быть, как раз лучше бы спала? Тогда можно было бы проснуться, а так…

Данута схватила телефон, нажала нужные кнопки. Слушала гудки: один, два, четыре, восемь, где же ты, моя хорошая? Куда подевалась? Ты мне очень нужна.

Наконец послышалось сонное:

– Данка, ну ты чего? Суббота! Десять утра! Тебя похитили компрачикосы? И требуют в качестве выкупа мои новые носки с коалами? Ладно, передай им, пусть приезжают. Я на все согласна ради бесконечного счастья своими руками придушить тебя за этот трезвон.

Кристина в своем репертуаре. Самая лучшая в мире, даже спросонок, старшая сестра.

Формально Кристина была младше Дануты на целых пять лет. Но опекала сестру примерно с того момента, как научилась ходить. Кое-как доковыляла, встала рядом, сказала: «Сясисять!» – с ударением на последнем слоге. Родители умилялись: хочешь сосиску? Но Данута поняла сестру правильно. Кристина пообещала всегда ее защищать. И свое слово держала крепко. До сих пор.

– Прости, – сказала сестре Данута. – Я помню, что тебя в это время лучше не будить. Но мне стало страшно. Сон плохой приснился. А потом воплотился наяву, по крайней мере, отчасти. Стоит сейчас у меня за окном.

– У тебя за окном стоит страшный сон? – изумилась Кристина. – Это ты, конечно, молодец. А теперь рассказывай по порядку, потому что я пока вообще ничего не понимаю. А?

…Пока рассказывала, сама поняла, какая, в сущности, ерунда этот дурацкий крайслер. Ну синий, ну стоит. Небось, и вчера так же стоял, я его краем глаза заметила, но не осознала, а во сне он вполне предсказуемо всплыл, так часто бывает. Ну ладно, не часто. Но иногда случается, факт.

– Полная фигня получается, да? – спросила Данута сестру.

– Конечно, – легко согласилась Кристина. – Но если эта фигня отравляет тебе жизнь, значит она – проблема. Ее надо решить и выбросить из головы.

Вот как, интересно, она себе это представляет? – почти рассердилась Данута. – Голова – не платяной шкаф, откуда в любой момент можно выбросить все ненужное. Но, кстати, даже со шкафом многие мучаются годами, не в силах к нему подступиться. А тут – голова!

– Я бы на твоем месте просто вышла и посмотрела на эту машину поближе, – сказала Кристина. – Кто за рулем, что за номера. Особенно номера! Такие подробности почему-то сразу успокаивают. Автомобиль, официально зарегистрированный в каком-нибудь регионе, это просто средство передвижения, а не кошмар из сна.

В ее словах был здравый смысл. Что для Кристины обычное дело. Она вся, целиком, воплощенное здравомыслие, крепко стоящее на длинных мускулистых ногах. Потому и старшая, хотя на самом деле младшая сестра.

– Ты права, – сказала Данута. – Но мне… Слушай, мне страшно!

– Естественно, тебе страшно, – согласилась Кристина. – Ну и что? Лучше побояться как следует пять минут и закрыть вопрос, чем растягивать это удовольствие. Что ты будешь делать, если не сходишь и не посмотришь на номера этой машины? Я имею в виду, чем заниматься? Молчишь? То-то и оно, весь день псу под хвост. И еще хорошо, если всего один день.

– Ты права, – обреченно повторила Данута.

А что еще она могла сказать.

– Давай так, – решила Кристина. – Ради тебя я совершу подвиг. В смысле, встану и… например, испеку шарлотку. Вот прямо сейчас, практически на рассвете, специально для тебя. Но только при условии, что по дороге ты хорошенько осмотришь эту чертову машину. Внимательно, по методу Шерлока Холмса: давно ли ее мыли, какие там стекла, какого цвета сидения, в каком полку служил водитель, есть ли на колесах какая-нибудь необычная грязь с Ридженс-стрит… ладно, ладно, шучу, грязь можешь не изучать. Просто сфотографируй номер этого крайслера – ради меня и шарлотки. Договорились? Давай!

– Ну ты раскомандовалась, – сказала Данута, не сестре, а уже отключившемуся телефону. Скорчила ему рожу, как корчила в детстве за спиной отвернувшейся матери: «Бе-бе-бе!» – и пошла одеваться. Еще бы она не пошла.

Уже запирая дверь, Данута наконец сообразила, что ничем не рискует. Вообще ничем! Потому что если все происходит наяву, ничего страшного не случится. Наяву свое, совсем другое страшное, у настоящих бед иные вестники, никакой синий автомобиль не сравнится с телефонным звонком в неурочное время с незнакомого номера, например. А если это все-таки сон, не в меру правдоподобный, так я рано или поздно проснусь, – сказала себе Данута. И ободренная этими оптимистическими размышлениями, вышла из подъезда во двор, залитый неожиданно ярким солнечным светом. Когда живешь на первом этаже, любая погода кажется пасмурной. А тут такой приятный сюрприз.

К синему крайслеру Данута шла, гордо выпятив подбородок, воображая себя самым храбрым в мире борцом со страшными снами и прочим злом. А что по мере приближения постепенно замедляла шаг – ну так ничего не поделаешь, человек слаб. Но все равно собирает волю в кулак и делает, как решил.

В нескольких метрах от автомобиля Дануту охватил такой ужас, какого наяву не испытывала ни разу, даже когда попала с полугодовалым Ежи в больницу. Тот страх был, во-первых, вполне понятный, основанный на фактах, а во-вторых, побуждающий к действиям, а не сковывающий по рукам и ногам. Но все равно не сбежала. Только пообещала себе: я просто сфотографирую номер отсюда и пойду подобру-поздорову, не заглядывая в окна, ну его.

Но стоило ей достать телефон, как водительское стекло поползло вниз, и оттуда высунулась белокурая девичья голова с нелепым малиновым бантом на макушке. На вид совсем подросток, максимум пятнадцати лет, но голос у нее оказался неожиданно взрослый, низкий и строгий, как у директора школы.

– Да что ж вы меня так боитесь? – спросила девица с бантом. – Мне просто надо с вами поговорить. И больше ничего.

В тот момент, когда стекло поползло вниз, Данута так испугалась, что, похоже, израсходовала суточный запас отпущенного ей страха. Или даже годовой. По крайней мере, ноги вдруг перестали подгибаться, и даже сердце забилось условно спокойно. Не то чтобы она стала считать ситуацию безопасной, просто ей вдруг стало все равно, что сейчас будет.

Ладно, почти все равно.

– Если надо поговорить, выходите, – сказала Данута. – Я не сяду в вашу машину. Еще чего.

– Да я бы с радостью, – вздохнула та. – Но не могу выйти. Мы с этим автомобилем… даже не знаю, как вам объяснить, чтобы вы еще больше не напугались. В общем, в некотором смысле, сейчас мы с ним одно существо.

Ну надо же. Все-таки сон.

– Ладно, – решила девочка с бантом, – не хотите садиться в машину, не надо. А то действительно еще больше испугаетесь. Хотя лично мне непонятно, чего тут бояться: я выгляжу как физически слабый подросток одного с вами пола. Уж не знаю, что может быть безопасней. Но если вам так спокойней, можем поговорить через окно.

– Спасибо, – сказала Данута.

Она была очень довольна своей вежливостью. Вряд ли на свете много людей, способных поблагодарить кошмар за то, что он согласился стать не таким ужасным, как мог бы.

– Объясните, пожалуйста, почему вы так меня испугались? – спросила девочка с бантом. – Ну нет же во мне ничего страшного! И в вашем сне тоже не было. Подумаешь – какая-то машина стоит на улице. Может быть, человек к вашим соседям в гости приехал. Чего вы переполошились? Что я сделал не так?

Она так уверенно говорила о себе в мужском роде, что Дануте на миг показалось, за рулем сидит здоровенный мужик. Но нет. Белокурая голова с малиновым бантом, круглые кукольные голубые глаза. И голос – хоть и грубоват для девочки-подростка, но все-таки определенно не мужской.

– Вы так боялись меня во сне, что мне пришлось овеществиться наяву! – обиженно, как обычно жалуются на незаслуженную «двойку», добавила девочка. – А это, между прочим, очень надо постараться! Некоторые чародеи разучивают специальные заклинания, чтобы с их помощью выманить свои сновидения в дневную реальность, но даже с хорошей предварительной подготовкой это мало у кого получается, обычно людям просто не хватает сил. А вам и заклинаний не понадобилось, раз и все! Со мной подобный казус всего третий раз в жизни случился. Причем первые два я нарочно старался. Тогда мне еще нравилось быть кошмаром, и очень забавляла возможность дополнительно напугать кого-нибудь наяву. Но эти времена давно позади. Сегодня ночью у меня была только одна задача: присниться вам максимально нестрашным. Желательно незначительным и незаметным. И вдруг такой результат!

– Что? – беспомощно переспросила Данута. – Что вы такое говорите? Я вас не понимаю. Совсем!

– А так вам и надо! – сердито сказала девочка, и малиновый бант грозно подпрыгнул на ее кудрявой голове. – Все справедливо: я вас тоже не понимаю. Что за проблема у вас с синими автомобилями? На вас, что, в детстве такой чуть не наехал? Или подружки рассказывали, будто в синем крайслере по городу ездит маньяк? Или на экзаменах в автошколе провалились с позором именно на этой модели? Объясните, ради всего святого! Я должен знать.

Под конец она сорвалась на крик, но это оказалось даже к лучшему. Чем больше сердилась эта странная девочка, тем меньше Данута ее боялась. По своему опыту она твердо знала, что ночные кошмары так себя не ведут. Не скандалят, не насмехаются, не лезут с претензиями. У них другой стиль общения. И не только стиль.

– Во-первых, – наконец сказала Данута, – прекратите на меня кричать. Это нелепо: ночной кошмар, устроивший скандал, потому что его испугались. А во-вторых, ваша внешность тут не при чем. Мало ли, как вы выглядите! Значение имеет, в первую очередь, атмосфера, которую вы создаете. Знаете, как страшно чувствовать, что ты в ловушке и всему конец? Особенно во сне. Хотя наяву, честно говоря, тоже ничего хорошего. Врагу не пожелаю такого утра, как выдалось у меня.

Девица с бантом внимательно слушала Дануту. Вид у нее был не то виноватый, не то просто мрачный.

– Атмосфера, значит, – наконец сказала она. – Такое чувство, что ты в ловушке и всему конец. Ясно, спасибо, что рассказали. Значит, ничего у меня пока не получается. Ничего! Так и знал.

– Что именно у вас не получается? – спросила Данута.

К этому моменту она окончательно перестала бояться девочку в автомобиле. Трудно бояться подростка, который вот-вот разревется. А к тому явно шло.

Данута так расхрабрилась, что свершила немыслимую глупость – с точки зрения человека, которому снится кошмар: обошла синий крайслер и села на пассажирское сидение. Чего на всю улицу орать.

Дверцу, правда, оставила приоткрытой – если что, раз и выскочу! – думала Данута. Но даже это был не страх, а обычный тактический прием. В автомобиле любого малознакомого человека повела бы себя точно так же, чтобы не принял ее согласие сесть рядом за готовность ехать, куда повезут.

Заодно выяснила, что сидения в салоне обтянуты серой замшей – эту бесценную информацию можно занести в отчет для Кристины. А о том, что в автомобиле не было ничего, кроме руля – ни приборной панели, ни педалей, ни переключения передач, ни ручного тормоза, ни даже магнитолы – сестренке лучше не знать. Кристинкин здравый смысл – их общее достояние, один на двоих. Надо его беречь.

– Ну вот, – обрадовалась девочка с бантом. – Теперь сами видите, ничего страшного ни во мне, ни в этой машине нет. Только смотрите, не вздумайте опять испугаться. Если вы испугаетесь, мне придется вас съесть. А это сейчас совершенно некстати.

– Именно съесть? – переспросила Данута, поражаясь собственному бесстрашию. – Вы что, сон-людоед? Или сон про людоеда? Или как?

– Пожалуй, скорее первое, – подумав, призналась девочка. – «Сон-людоед», вполне можно так сказать. То есть от вашего тела я ни кусочка не откушу, не беспокойтесь. Но тому существу, которым вы становитесь, когда спите, могу нанести довольно серьезный ущерб, даже сам того не желая. Достаточно, чтобы вы испугались, и – хлоп! – изрядная часть того вещества, которое можно в известном приближении назвать кровью вашего сновидения, уже у меня в брюхе. То есть не то чтобы именно в брюхе, никакого брюха у меня нет. Но в его аналоге. В этом-то и проблема! Причем не только ваша, но и моя. Мне нельзя вас есть. Я сейчас на строжайшей диете.

– На диете?! – повторила Данута, не веря своим ушам. – Да что же это за времена такие пришли? Все вокруг на диете, уже и ночные кошмары туда же. Вам-то зачем? Такая худенькая барышня…

– Ну, положим, худенькой барышней я только кажусь, чтобы вас не пугать, – напомнила ее собеседница. – На самом деле, у меня вообще никакой внешности нет, ни худой, ни толстой. Я же все-таки сновидение, а не ваш сосед по подъезду. И могу быть, кем пожелаю. Вернее, казаться.

– Но при этом вы все-таки мальчик? – уточнила Данута. – То есть мужчина?

– С чего вы взяли? Как я могу быть мужчиной? Я не человек, я сон.

– Просто вы говорите о себе в мужском роде. В сочетании с вашей внешностью это дает довольно странный эффект.

– А, – заметно смутилась девица с бантом. – Вы правы. Но это просто привычка. Когда мне нравилось быть кошмаром, я предпочитал сниться людям в виде какой-нибудь жуткой ведьмы, их почему-то боятся больше всего. И говорил о себе в женском роде – в тех редких случаях, когда мне было с кем и о чем говорить. Но в последнее время я обычно выгляжу красивым мужчиной. Во сне такие красавчики кажутся безобидными и вызывают доверие. Наяву, кстати, почему-то далеко не всегда. Удивительное противоречие. Но я не о том хотел рассказать… А кстати, о чем мы с вами только что говорили? Наяву я обычно довольно рассеянный. Уже забыл.

– Да, извините, я вас сбила с толку, – покаялась Данута. – Вы начали рассказывать о диете. Зачем она вам?

– Чтобы перестать быть кошмаром.

– Это как? Извините, мне непонятно.

– Да было бы что понимать. Мне надоело быть кошмаром. Уже восемнадцать тысяч лет одно и то же! Напугал, пожрал – и привет. Никаких развлечений, никакого – как вы, люди, обычно в таких случаях говорите? – а! Никакого духовного роста. Я подумал и решил: хватит с меня. Теперь хочу быть хорошим сном. В идеале, счастливым, но для начала хотя бы просто обычным, нейтральным. Я все-таки реалист и стараюсь не ставить перед собой невыполнимых задач. Но для того чтобы радикально изменить свою природу, мне нужно перестать питаться страхом. Просидеть на строжайшей диете хотя бы один лунный цикл. И я стараюсь. Знали бы вы, как я стараюсь! Но…

– Вы, наверное, все время голодный? – посочувствовала Данута, невольно вспомнив оставленный дома шоколад. Предложить ей, что ли? Я бы быстро сбегала, принесла…

– Да если бы! – горько воскликнула девица. – Проголодаться я пока только мечтаю. Голод означал бы, что у меня начало получаться. Ради трансформации я готов терпеть, сколько надо. Но у меня ничего не выходит. Что ни делай, как ни прячься, а все меня боятся. Не только вы. Хотя вытянуть меня из сновидения в явь – это вы, конечно, лихо. Думал, вы сумасшедшая, если так сильно боитесь. А вы оказались вполне ничего. То есть, извините, я хотел сказать, вы совсем не трусиха. Просто очень чувствительны к атмосфере, которую я невольно, даже вопреки собственному желанию, просто в силу своей природы создаю. Очень жаль! Даже не знаю, что мне теперь делать. Все оказалось гораздо сложней, чем я думал. Похоже, надежды у меня нет.

– Нет – и ну ее к черту, – решительно сказала Данута. – Вам сейчас не надежда нужна, а план действий. Хороший такой пошаговый план. Хотите, я вам помогу?

– Вы мне поможете? – изумилась девица с бантом.

– В моих же интересах, чтобы в мире стало хотя бы одним кошмаром меньше, – пожала плечами Данута. – Мне с детства часто снятся страшные сны. Надоели – не представляете. А теперь, задним числом, еще и обидно – получается, все это время меня кто-то ел?

– Куча народу, – печально подтвердила ее собеседница. – Но вы особо не переживайте, кровь… ну, в смысле, вещество, которое я ради удобства назвал «кровью», довольно быстро восстанавливается, если только не съесть сразу слишком много – тогда человек просто умирает во сне. Но мы стараемся этого не допускать.

– Хороший хозяин дойную корову не прирежет? – мрачно спросила Данута.

– И это, конечно, тоже. Но главное – никому не надо, чтобы среди нас шлялись рассерженные покойники и творили, что им в голову взбредет. Мы, кошмары, совсем не такие любители хаоса и анархии, как может показаться со стороны… А как вы собираетесь мне помогать?

– Если мне теперь снова приснится ваш синий автомобиль, я, наверное, не испугаюсь, – сказала Данута. Не так уверенно, как ей самой хотелось бы, но иногда надо рисковать. – Сразу вспомню, как мы с вами тут сидели и говорили. И наверняка захочу проверить, правда ли вы умеете сниться таким красавчиком, как хвастались – я любопытная. И прокатиться с вами наверняка не откажусь. Сколько вы говорили, вам надо сидеть на диете? Один лунный цикл? Ну и отлично. Так быстро мне обычно никто не надоедает. Надеюсь, красавчик в вашем исполнении тоже не надоест.

– Чтобы не надоесть, я могу каждую ночь выглядеть по-разному, – оживилась девочка с бантом. – И кстати, совсем не обязательно человеком, можно кем-нибудь смешным. Хотите, я буду огромным бананом? Или каким-нибудь другим фруктом.

Данута невольно содрогнулась, вообразив свидание с гигантским бананом.

– Ну уж нет, – твердо сказала она. – Никакой самодеятельности. Я вам дам – банан! У меня даже наяву с чувством юмора не очень. А во сне его у меня вообще нет, хотя… Знаете что? Попробуйте бант оставить. Кошмаров с такими бантами не бывает. Это в вашем нынешнем образе самая удачная деталь.

– Ладно, – невозмутимо кивнула девочка. – Будет вам бант.

День пролетел незаметно, хотя вместил в себя множество событий, начиная с Кристининой шарлотки и заканчивая отличной вечеринкой у Клауса, о которой Данута, приглашенная еще неделю назад, напрочь забыла, но вдохновленная телефонным напоминанием, собралась и поехала, не раздумывая. «Не раздумывая» – это вообще был девиз дня. Гнала из головы не только мысли, но и любые попытки их породить. Как ни странно, более-менее получалось; впрочем, после нескольких бокалов просекко дело пошло значительно веселей.

Домой вернулась за полночь, усталая и ужасно довольная – вспомнить бы еще, чем. Ай, ну да, – подумала Данута, натягивая на себя одеяло. – У меня же назначено свидание. Красавчик с бантом в синем крайслере и этот наш смешной договор…

Додумать, впрочем, не успела. Уснула как убитая – так в подобных случаях говорят.

Данута спала, и ей снилось, что на улице Оланду, буквально под самым ее окном остановился автомобиль, крайслер круизер, так называемое «Лондонское такси» глубокого темно-синего цвета. Наяву Дануте очень нравилась эта модель, сама бы от такого не отказалась. Но сейчас, во сне, автомобиль выглядел довольно угрожающе.

Впрочем, угрожающе он выглядел только в самый первый момент. Потом из синего крайслера вышел водитель, высокий мужчина в летнем льняном костюме и призывно помахал ей рукой. Красавец или нет, из окна не видно, но на его макушке красовался пышный малиновый бант. Ее ночной кошмар был взволнован, собран и исполнен несгибаемого намерения смешить ее всю ночь, без перерыва, как раньше пугал – Данута знала это совершенно точно, как если бы у них была одна голова на двоих.