Глава 3. Эд и Мэлор

Утро следующего дня выдалось солнечным, безветренным, впрочем, как и все остальные на этой неделе. Эд проснулся от грохота посуды и запаха кофе, доносившихся с кухни. Встав с кровати, он натянул штаны, футболку и в полудреме побрел на запах кофе.

— О! Проснулся! Доброе утро, — приветствовал его розовощекий и улыбчивый Мэлор. — Яичницу будешь?

— Буду, — пробубнил Эд и встряхнул головой, пытаясь прогнать остатки дремоты. — Ты по утрам всегда так отвратительно свеж и весел?

— Всегда, если утро начинается за пределами клиники.

Мэлор поставил на стол сковороду с яичницей и налил кофе в приготовленные чашки.

— Знаешь, что я подумал? — спросил он, усаживаясь за стол.

— Что? — нехотя переспросил Эд, прихлебывая из кружки мелкими глотками горячий кофе. Это солнечное яично-кофейное утро начинало ему нравиться.

— Я подумал, что прежде чем уехать из города, мы должны заскочить на автовокзал и сдать билеты до Питера. Деньги у меня есть, но это не повод ими разбрасываться.

— Кстати, актуальный вопрос, — заметил Эд, ковыряя яичницу вилкой. — У меня тысяч десять всего осталось. Правда, отец обещал прислать еще. Вопрос только, когда он сподобится?

— Не переживай, — успокоил его Мэлор. — Моего запаса на месяц путешествия хватит, а ехать нам день, максимум два.

— Хорошо. Тогда завтракаем и в путь.

Сборы много времени не заняли. Эд, как и Мэлор, предпочитал путешествовать налегке. Сложив вещи в небольшую спортивную сумку, он отключил дома газ, воду и все электроприборы. Заперев квартиру, новоявленные друзья спустились во двор к машине.

— Можно я поведу? — попросил Мэлор, глядя на белую «Киа Рио», припаркованную у подъезда.

— А у тебя права есть?

— Ты чего? Откуда? С моим-то послужным списком? Но водить я умею хорошо: отец в детстве научил, да и дед разрешал покататься.

— Ладно. Тогда давай сначала выберемся на трассу, а там посмотрим.

На том и порешили. Погрузившись в машину, приятели заехали на автовокзал, сдали билет и направились к выезду из города.

За городом Эд пустил Мэлора за руль. Первое время он переживал относительно его способности управлять автомобилем, но увидев, как тот уверенно ведет машину, успокоился.

— Слушай, Мэл, а как ты изобрел Пульт? Наверное, много чего нужно знать, чтобы создать такую штуку?

— Не то слово! — ответил Мэлор, не отрывая взгляд от дороги. — Две тысячи книг пришлось прочитать, не считая статей и выкладок.

— Сколько?! — удивился Эд. — А когда ты успевал делать все остальное?

— Ты знаешь, говорят, гении — хорошо законспирированные шизофреники. У некоторых психически больных проявляются недоступные обычным людям способности. Моя способность — суперпамять. Я запоминаю огромные объемы информации за считаные минуты. Более того, мое восприятие мира устроено особым образом. Для меня слова и числа взаимозаменяемы на сто процентов. Мой взор в буквальном смысле оцифровывает мир. Я думаю числами.

— Это как?

— Ну, чтобы тебе стало понятно, приведу самый простой пример. Он будет очень далек от истины, но другими словами передать то, что я чувствую, невозможно, а цифрой ты не поймешь. Например, слово мама для меня «41», где четверка красная, а единица синяя.

— 41? — повторил Эд, задумчиво глядя на бегущие мимо дорожные столбики. — И как такое может напоминать маму?

— Все очень просто, — самодовольно произнес Мэлор. — Ты ведь знаешь, что у всех букв в алфавите есть порядковые номера?

— Допустим.

— Так вот, у буквы «а» порядковый номер — «1», у «м» порядковый номер «14», десятку заменяет цвет, получается красная четверка. Синяя единица означает повтор. Вот и выходит: мама равно «41». Но на самом деле это очень приближенное и упрощенное объяснение. Все гораздо сложней, поскольку никаких цветов у меня в голове нет. Если хочешь, можешь представить слово в виде сложного цифрового образа, означающего несколько понятий одновременно и только в сочетании с другим приобретающее значение «мама». Короче, любое из приведенных объяснений будет правильным лишь отчасти и равноудаленным от истины.

— Знаешь, из твоего рассказа я понял только то, что ни хрена не понял. И твой способ мне не кажется легче обычного алфавита, — усомнился Эд.

— Ты прав, но я вижу мир таким с детства. И думать, как обычный человек, мне очень неприятно, а иногда даже больно. Потому что ваше мышление очень червячное.

— Червячное?

— Да. Но не в смысле кольчатое, а в смысле плоское.

— Знаешь, а ты сейчас похож на Шелдона Купера, — улыбнулся Эд, совсем не обидевшись.

— «Ах ты гравитация, бессердечная ты сука»! — не задумываясь ни на секунду, процитировал героя известного молодежного сериала Мэлор.

Эд, не ожидавший, что его приятель смотрел «Теорию большого взрыва», рассмеялся.

— Но мы отвлеклись, — произнес Мэлор. — Однажды ночью я спал или просто думал… точно не помню, как это случилось. Я лежал и оцифровывал мир. Оцифровывал и оцифровывал. В какой-то момент я оцифровал всю Вселенную и очень удивился — ее результат равнялся нулю. И, скорее, отрицательному нулю, чем положительному. Ты даже не представляешь, как я испугался.

— Ты оцифровал всю Вселенную до последнего атома? — в голосе Эда сквозило явное недоверие.

— Да, только до последнего кварка, а не атома, — совершенно невозмутимо ответил Мэлор. — И тогда я понял, что должен создать Пульт. Прибор, с помощью которого можно сдвинуть Вселенную от ноля к единице. Такое воздействие позволит в будущем, пусть и далеком, создать сознание за пределами привычной нам материи.

— Ты собрался сдвинуть Вселенную? Вчера ты говорил о некоем воздействии.

— Не воспринимай все буквально. Я собираюсь осуществить энергетический сдвиг с небольшой коррекцией миропорядка. Более того, как ты знаешь, я уже совершил Первое воздействие. Но Вселенная довольно упрямая штука и будет всегда стремиться к нулю. Поэтому периодически необходимо ее подталкивать, чтобы она развивалась в нужном направлении до тех пор, пока не привыкнет.

— А как сознание может существовать без материи?

— Я сказал, за пределами привычной материи, а не без материи, — поправил Мэлор.

— Ну и как сознание может существовать «за пределами привычной материи»? — переспросил Эд с нажимом на последние слова. — Что бы это словосочетание ни означало.

— Сейчас подобное кажется невероятной задачей, но со временем человек найдет способы ее решения.

— Ты уверен? А если ничего не получится?

— Другого выхода нет. Единственная логическая цель существования любых живых существ во Вселенной — власть над материей.

— А как же мир духовный? Как же Бог? — не успокоился Эд.

— Полная власть над материей дает невероятные возможности для духовного совершенствования. А Бог… если он и есть, то является расой разумных существ, достигшей абсолютной власти над материей раньше остальных. В лучшем случае, материальный мир ему давно неинтересен.

— Уф-ф! Ну ты и задвинул, — Эд достал сигарету и закурил. — Чувствую себя настоящим вершителем судьбы рода человеческого.

— Так оно и есть, только вершитель я, а ты мой помощник.

— Как угодно, босс, — усмехнулся Эд, — желаете сигарету?

— Да. Прикури, пожалуйста, — Мэлор по-прежнему вел машину, не отрывая взгляд от дороги.

Эд выбил из пачки сигарету, прикурил и протянул товарищу.

— Ты знаешь, Эд, а я ведь всегда мечтал петь, или рисовать, но петь больше, прямо с самого детства мечтал, — затянувшись, мечтательно произнес Мэлор.

— Так в чем проблема?

— Голоса нет.

— Совсем?

— Окончательно и бесповоротно. А слух есть. Абсолютный слух. Я и ноты понимаю и мелодию любую могу сочинить. А голоса нет, и все тут.

— Прям-таки любую мелодию? — недоверчиво уточнил Эд.

— Конечно, это совсем не сложно.

— Тогда сочини.

— Прямо сейчас? Запросто!

Мэлор впервые с момента, как сел за руль, оторвал взгляд от дороги и посмотрел в боковое окно, затем взглянул на Эда, улыбнулся и принялся мурлыкать под нос незамысловатый, но приятный мотивчик.

— И как тебе? — спросил он, закончив напевать мелодию.

Мелодия показалась Эду простоватой, но довольно веселой, о чем он честно сообщил Мэлору.

— Вот видишь, а будь у меня голос, я тронул бы твое сердце и вообще сердце каждого. Например, как Высоцкий. Расскажу тебе случай. Однажды мы с мамой шли на реку купаться, а впереди шел мужчина: высокий, загорелый, в шортах и рубахе. Он шел и пел. О, как он пел, Эд! Не голос, а выстрел в душу. Мы с мамой наслаждались его пением. Мне тогда казалось, что в мире нет ничего прекрасней. Сейчас я знаю — есть, но тогда голос пленил меня. Мы долго шли за мужчиной, но в какой-то момент он оглянулся, увидел нас и замолчал. С тех пор мне часто казалось, что миру не хватает легкой, словно ветерок, мелодии, звучащей отовсюду и из ниоткуда одновременно. Это продолжалось до тех пор, пока я не понял, что мое мировосприятие и есть та сказочная мелодия, звучащая из самого сердца Вселенной. И тогда я понял: чем бы человек ни занимался, в момент, когда он достигает великолепной степени совершенства в своем деле, он начинает слышать музыку Вселенной и обретает голос.

— Я так понимаю, речь идет не о настоящем голосе? — на всякий случай решил уточнить Эд.

— Как раз наоборот, о самом настоящем. Конечно, такие люди говорят за себя своими творениями, но и сами по себе они становятся мощнейшими магнитами. Их голос, звучащий в унисон с мелодией Вселенной, заставляет других людей совершенствоваться.

— Все это очень романтично, интересно и, возможно, ты прав, но мы можем ненадолго прерваться, мне срочно нужно в туалет.

— Вот так всегда. Умеешь ты опошлить момент. По-маленькому или по-большому?

— По-маленькому.

— Тогда на той отворотке и встанем, — Мэлор указал пальцем на небольшой песчаный пяточек на обочине дороги.

Взглянув на одометр, он с удивлением понял, что за два с половиной часа они одолели больше двухсот километров.

— Хочешь, расскажу забавную историю? — спросил Мэлор, когда Эд вернулся в машину.

— Еще одну? Отчего бы и нет, — согласился тот. — Рассказывай.

— Тогда слушай, — начал рассказ Мэлор, заводя машину. — Это случилось в клинике, незадолго до моего побега. К нам привезли запойного мужика по имени Алексей. Вечером перед сном он рассказал нам интересную историю. Оказывается, незадолго до того, как лечь в клинику, он узнал, что его дед закопал в огороде клад.

— Самый настоящий клад? — заинтересовался Эд.

— Ты слушай и не перебивай. Прадед Алексея служил у барина управляющим. Во время революции, пока коммунисты арестовывали барина и его семью, он умудрился стащить из усадьбы ларец, полный золотых червонцев, и припрятал его у себя на дворе. А перед смертью рассказал сыну, то бишь деду Алексея, где находится схрон. Дед Алексея долго не знал, как распорядиться свалившимся на него богатством. Сам понимаешь, какие времена были. За припрятанное золотишко могли и к стенке поставить. А потом началась война. Дед пошел на нее добровольцем. Уходя, он положил в сундук с личными вещами письмо с указанием места, где зарыт клад, и наказал жене не открывать сундук до тех пор, пока не вернется с фронта или пока на него похоронка не придет. Так случилось, что дед на войне погиб. Бабка Алексея, когда сундук разбирала, письмо нашла, но открыть не решилась, хотя на нем ее имя стояло. Очень сильно она по мужу горевала и не хотела печаль усиливать. Так и пролежало письмо до наших времен. А вот перед смертью вспомнила старушка о нем и попросила внука прочитать письмо. Так Алексей узнал, где клад с золотыми червонцами закопан.

Они догнали большой лесовоз с прицепом, и Мэлор замолчал, сосредоточившись на обгоне.

— Так он выкопал клад? — спросил Эд, еле дождавшись окончания обгона.

— Нет. Не успел. Семья Алексея давно перебралась в Петрозаводск, а клад зарыт в деревне Вонга, где жили дед и бабка. Алексей решил отправиться в деревню за кладом. Взял отпуск и на радостях запил. Грех, говорил, не запить: счастье вот оно — рукой подать. Так бы весь отпуск и пропил, да родители вовремя спохватились. Люди они небедные, вот к нам в клинику на платное лечение его и определили. А Алексей пока в себя приходил, все про клад и растрепал: и где деревня находится, и как дом стоит, и под каким деревом сундучок прикопан. В тот вечер, как только Алексей уснул, мужики в палате долго шушукались, замышляя план побега ─ очень им золото барское глянулось. Дай, что ли, сигарету!

Эд, ловивший каждое сказанное слово, от неожиданности вздрогнул.

— Что? — растерянно спросил он.

По отрешенному выражению серых глаз становилось понятно: секунду назад в своих фантазиях он копал клад с золотыми червонцами в неизвестной ему деревне Вонга.

— Сигарету, говорю, дай! — улыбаясь, повторил Мэлор.

— А! Сейчас, — Эд взял с приборной панели пачку и раскурил для себя и Мэлора по сигарете. — И что мужики? Сбежали?

— Не успели.

— А почему?

— Да потому. Утром пришел врач и рассказал, что Алексей не только выпивоха, но и патологический врун — мифоман. Есть такое психическое расстройство, когда человек ни минуты не может жить без вранья.

— Ты серьезно?

— А то! — рассмеялся Мэлор. — Алексей придумал историю про клад от начала и до конца. А ты, я смотрю, уже лопату приготовился искать, чтобы барское золото копать.

— Ничего я не приготовился, — обиженно ответил Эд. — А лопату… Че ее искать? В багажнике она лежит. У меня батя мужик запасливый.

— Ладно-ладно, но согласись, забавная история?

— Захватывающая, — кивнул Эд. — Только толку от нее — кот наплакал.

— Не скажи. Теперь я вспомнил. Именно тогда я и начал думать, как выбраться из клиники. Лекарства, которыми меня там пичкали, подавляли волю. Если бы не Алексей с байкой о золоте, я бы по-прежнему сидел овощем в палате. Его рассказ разбудил во мне желания. Я ухватился за них, как за последнюю соломинку, и стал карабкаться вверх. Нет, Эд, все происходящее в нашей жизни важно. Человек должен постоянно быть начеку. Шансы — они вокруг нас. Нужно только вовремя распознать их и использовать. У меня знакомый есть, он книгу хотел написать. Сюжет заковыристый придумал и даже название: «Старик и мальчик». Много раз мне сюжет пересказывал — очень увлекательная книга могла выйти. Он даже пару глав написал, но дальше дело не двинулось. А через год книга с подобным сюжетом вышла в одном из издательств. Так и прошляпил друг свой шанс.

— В моей жизни таких шансов не было, — категорически заявил Эд.

— А вот и были!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— А я?

— А что ты? Ты шанс?

— Я шанс! Ты подумай над этим немного. Посоветуйся сам с собой. Как ты себя чувствуешь? Лучше, чем вчера? Или так же угнетен?

Эд замолчал, разглядывая частокол сосен, пробегающий за окном.

— Не знаю, как насчет шанса, но ты прав, — наконец произнес он. — Сегодня я чувствую себя лучше, чем вчера. Ненамного, но лучше.

— То-то, — поучительно произнес Мэлор. — А ты думал, почему ты такой и почему в последнее время стал чувствовать себя хуже?

— О чем речь, конечно, думал. Вот только думать тут не о чем. В детстве я пережил тяжелую травму, связанную с потерей матери, а тут меня отец бросил — так доктор говорил.

— Дурак твой доктор. И ты дурак, если думаешь так же.

— Сам ты дурак, — обиделся Эд. — Когда мама болела, отец меня совсем забросил. Бабушек и дедушек, в отличие от тебя, у меня не было. Они до моего рождения умерли. Вот и рос я никому не нужный и забытый. А когда мать умерла, отец долго пил — не до меня ему было.

— Все правильно Эд, но послушай меня. Ты сильно любил маму?

— Конечно.

— И она просила тебя хорошо учиться и быть прилежным мальчиком? Слушаться отца?

— Да, всегда. И даже когда болела, помогала по учебе.

— Думаю, не сильно ошибусь, если скажу: в детстве ты верил, что если будешь хорошо учиться, то мама обязательно поправиться?

— А ты откуда знаешь? — от недавней обиды Эда не осталось и следа.

— Я сам такой, — Мэлор был сосредоточен, говорил кратко и четко. — У тебя произошел внутренний конфликт, который лег в основу твоего угнетенного состояния. Ты потерял веру. Точнее, ты верил в нечто нереальное, и реальный мир жестоко тебя наказал. Твоя вера в то, что хорошая учеба поможет матери выздороветь, стала твоей сверхреальностью.

— Ты ведь и в университете хорошо учился?

— Почти на отлично.

— И тут отец ушел от тебя к незнакомой женщине.

Эд лишь кивнул, не понимая, куда клонит Мэлор.

— И тебя накрыло второй волной. Установка ─ хорошая учеба ведет к хорошим жизненным последствиям, снова дала сбой. Точнее, она сбоила всегда. Ведь в школе, мягко говоря, не слишком любят «ботанов». Но ты держался за свое убеждение до последнего. Ведь это самое сильное убеждение в твоей жизни — твоя вера, а по совместительству мощный «якорь», поставленный тебе матерью. И ты, не тот ты, что на поверхности, а другой, маленький, глубоко в твоем подсознании, оказался разорван этим «якорем», когда его сорвало с места, после ухода отца. Единственное, что ты смог сделать — обвинить его во всем и помчаться в пучину безумия. Отец лишь спусковой крючок, не больше. Скажи, ни о чем подобном до настоящего момента ты даже не думал, не так ли?

Мэлор оторвался от дороги и взглянул на товарища. Эд сидел, сгорбившись, прижав руки к лицу. Судя по часто вздрагивающим плечам, он плакал.

— Ничего-ничего, — Мэлор осторожно оторвал руку от руля и погладил Эда по спине. — Это хорошо. Плакать хорошо. И смеяться хорошо. Ты подумай над моими словами. Это может помочь.

Взяв пачку сигарет с «торпеды», Мэлор закурил. Далеко впереди, там, где дорога превращалась в точку, между двумя поросшими березовой рощей холмами показался небольшой комплекс одноэтажных строений. «Придорожное кафе «Лесной привал» — 2 км» — прочитал Мэлор надпись на приближающемся дорожном щите.

— Слушай, Эд, мы почти три часа в дороге, ты перекусить не хочешь? — предложил он, желая отвлечь товарища от грустных мыслей.

— Можно, — согласился тот, хлюпая носом и вытирая рукавом бегущие слезы и сопли.

— Отлично! Видишь впереди кафешку? Если там подают шашлык, то я съем самую огромную порцию, — жизнерадостно заявил Мэлор, глядя на приближающиеся здания, — или две.

— А я салат рыбный хочу, — Эд потихоньку приходил в себя.

Подъезжая к «Лесному привалу», они заметили дымящийся у небольшого сарая мангал.

— А вот и шашлыки! — обрадовался Мэлор.

Приоткрыв окно, он жадно втянул полную грудь воздуха.

— А запах! Какой прекрасный запах, аж слюнки текут. Жизнеутверждающее зрелище!

Въехав на площадку, он припарковал машину прямо напротив входа в кафе.

— Ну, ты готов к «дозаправке»? — спросил Мэлор, заглушив двигатель.

— Готов, — совершенно спокойно ответил Эд.

Выглядел он вполне нормально, если не считать красных глаз.

«Лесной привал» оказался заурядным кафе. Пластиковые столы, пластиковые стулья, пластиковая посуда — сплошная гегемония нефтепереработки. Народу в кафе не было. За прилавком стояла молодая, почти симпатичная продавщица с ярко выраженным птозом верхнего правого века.

— Что будете заказывать? — спросила она, как только они вошли.

— Мне шашлык, хлеб и нарезку овощей, — моментально откликнулся Мэлор, — и соку томатного пол-литра.

— А вам?

— А мне салат рыбный, — ответил Эд, разглядывая витрину с пирожками.

— Рыбного нет.

— А какой есть?

— Цезарь, винегрет, оливье.

— Хм… богато. Тогда порцию цезаря, беляш и чай, — определился с рационом Эд.

Сделав заказ, товарищи уселись в дальнем углу зала, у небольшого окна с видом на березовую рощу.

За окном, выглядывая в молодой траве поживу, вальяжно прогуливался огромный ворон. Заметив движение, ворон сердито каркнул и нехотя взлетел.

— Слушай, а как ты догадался про мать? — спросил Эд, когда они уселись за стол.

— Я же говорю, мы с тобой очень похожи. Я тоже «съехал с катушек», после исчезновения мамы. Хотя, если верить отцу, у меня с младенчества наблюдались отклонения, но все надеялись, что с возрастом они пройдут.

— Никогда не подумал бы, что это из-за матери, — задумчиво произнес Эд, разглядывая ворона, усевшегося на макушку ближайшей березы.

— Опять двадцать пять! А при чем тут твоя мать? — удивился Мэлор. — Ты, кажется, меня не совсем правильно понял. Все из-за тебя, мой друг, и только из-за тебя. А если быть абсолютно точным, то из-за твоего искаженного мироощущения и огромного чувства любви к маме.

— В смысле из-за меня?

— Без смысла. Просто прими мои слова как данность. Ни твоя мать, ни твой отец не виноваты в произошедшем. Они не сделали ровным счетом ничего плохого. Поверь, есть люди, чьи судьбы сложились более трагично, чем твоя, и ничего — они живут и учатся радоваться жизни. Все случившееся — результат твоего особого внутреннего устройства и не более. Оно не плохое и не хорошее, оно твое.

— Я… я… — начал Эд, но замолчал, не находя подходящих для возражений слов.

— Не стоит сейчас говорить, — остановил его потуги Мэлор. — С этим, как говорится, нужно «переспать». Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— О чем? — Эд обрадовался возможности сменить тему разговора.

— Например, о черном «мерседесе» с номером 660. Он последние сто километров держался на дороге за нами, а потом ушел на обгон.

— И что с ним не так?

— А ты разве не заметил?

— Нет.

— Он стоит сейчас справа от нашей машины на парковке, а тут никого, кроме нас, нет, — прошептал Мэлор, вплотную наклонившись к товарищу. — Думаю, я прав насчет слежки спецслужб.

Эд тяжело вздохнул, обреченно взглянул в глаза Мэлору, и сказал:

— Мэл, ты опять сходишь с ума, ну какие, в жопу, спецслужбы на черных «мерседесах». Твои слова просто штамп из третьесортного боевика. Разве ты не видел водителя «мерса» при обгоне?

— В том-то и дело, что не видел, — выпучив глаза, прошептал Мэлор. — Не тогда, не сейчас. Там окна затемнены были.

В этот момент послышался звук спускаемой воды, и из дверей туалета, расположенного в дальнем углу кафе, вышел коренастый кавказец в красном спортивном костюме и черной восьмиклинке. Увидев новых посетителей, он широко улыбнулся. Бесспорным украшением его улыбки был золотой зуб, засверкавший на все кафе.

— О! — округлив глаза произнес Эд. — А вот и товарищ полковник из ФСБ.

Мэлор оглянулся и с облегчением выдохнул:

— Ух ты, колоритный какой!

Кавказец подошел к прилавку и взял приготовленный для него пакет с пирожками.

— Спасыба, красавица! — громко поблагодарил он продавщицу. — Кушать буду, тэбя вспоминать буду.

— Не за что, — отозвалась девушка, выглянув из подсобного помещения.

— Ты прав, брат, я действительно стал параноить в последнее время, — согласился Мэлор, когда кавказец вышел из кафе. — Ты, главное, не давай мне глубоко погружаться в себя, иначе обратно я могу и не выгрести. Если я замкнусь, тормоши меня. Пытайся чем-нибудь интересным отвлечь. Договорились?

— Договорились, — кивнул Эд.

Заказ принесли через десять минут. Шашлык пах изумительно. Мэлор, давно не евший жареного мяса, принялся спешно его поглощать, обжигаясь и пуская струйки мясного сока из уголков рта. С его лица не сходила блаженная улыбка.

Эд, в отличие от товарища, ел неспешно. Начал он с салата. Цезарь — любимый салат Эда после рыбного, и он знал в нем толк. Удивительно, но созданный в придорожном кафе цезарь пришелся ему по вкусу. Соус в меру густой, листья зелени чуть горчили, мягкие крутоны не царапали небо, а куриная грудка являлась именно грудкой: нежной и нарезанной строго поперек волокон.

— Ух, а я и не думал, что такой голодный, — произнес Мэлор, собирая куском лаваша остатки соуса и кусочки лука с тарелки. — Объеденье просто. Как, кстати, салат?

— Ты не поверишь, он вкусный, — ответил Эд, допивая чай. — А вот беляш стандартный. Моя соседка беляши раньше пекла — очень вкусные и сочные они у нее получались. Надкусишь беляш, а тебе в рот сок течет, и мурашки по всему телу. Вкуснотища. Я теперь везде их покупаю, но таких, как у тети Тани, не встречал.

— А теперь не печет?

— Что, прости? — Эд так увлекся описанием соседских беляшей, что не сразу понял, о чем речь. — Ах, да… не печет, потому как переехала она. То ли квартиру купила, то ли она ей в наследство досталась, я не уточнял.

— Ясно. Ну, ты наелся? Поехали?

— Поехали. Только давай я за руль сяду.

— Как скажешь, я не против, — пожал плечами Мэлор и бросил ключи от «Рио» Эду.

Они вышли из кафе. Яркое солнце и безветренная погода предвещали теплый, безоблачный день.

— Смотри, мерседес твой свалил, — Эд кивнул на пустое место справа.

— Но это не значит, что мы в полной безопасности, — возразил Мэлор. — Допустим, кавказец не спецагент, но всегда существует вероятность, что спецслужбы узнают про Пульт и попытаются им завладеть. Нужно быть начеку.

— И на том спасибо, — сказал Эд, садясь в машину. — Покурим тут или в дороге?

— Давай на ходу, — предложил Мэлор.

Они сели в машину, открыли окна и закурили. Эд завел двигатель и вывел машину на трассу.