Книга: Яд и корона
Назад: Глава IV Комета
Дальше: Глава VI «Беру графство Артуа под свою руку»

Глава V
Кардинал насылает порчу на короля...

У человека, стоявшего в глубине залы, были черные, близко посаженные глазки, бритый, как у монаха, череп, все лицо его дергалось от нервического тика. Был он высок, но, так как правая нога у него была значительно короче левой, казался ниже ростом.
По обе стороны стояли не стражники, как при обычном посетителе, его стерегли два конюших графа Пуатье – Адам Эрон и Пьер де Гарансьер.
Людовик лишь мельком взглянул на незнакомца. Он кивнул головой, и кивок этот равно относился к его дяде Валуа, двум его братьям Пуатье и де ла Марш, кузену Клермонскому, а также к Милю де Нуайе, зятю коннетабля и советнику парламента. Все поименованные поднялись при появлении короля.
– О чем идет речь? – спросил Людовик, садясь посреди комнаты и жестом приказывая остальным занять места.
– Речь идет о ворожбе, дело серьезное, как нас уведомляют, – насмешливо ответил Карл Валуа.
– Разве нельзя было поручить это дело хранителю печати, а не беспокоить меня в такой день?
– Как раз об этом я и твердил вашему брату Филиппу, – отозвался Валуа.
Граф Пуатье спокойным движением сплел свои длинные пальцы и уперся в них подбородком.
– Брат мой, – начал он, – дело слишком серьезно, и не потому, что оно связано с ворожбой – это вещь обычная, – а потому, что ворожбой на сей раз занимаются в самом конклаве, и, таким образом, мы можем убедиться, какие чувства питают к нам кардиналы.
Еще год назад, услышав слово «конклав», Сварливый зашелся бы от гнева. Но после смерти Маргариты он полностью перестал интересоваться этим вопросом.
– Человека этого зовут Эврар, – продолжал граф Пуатье.
– Эврар... – машинально повторил король, желая показать, что слушает.
– Он причетчик в Бар-сюр-Об, а раньше принадлежал к ордену тамплиеров, где состоял в ранге рыцаря.
– Ах вот как! – воскликнул король.
– Две недели назад он предался в руки нашим людям в Лионе, а те переслали его сюда к нам.
– К вам переслали, Филипп, – уточнил Карл Валуа.
Граф Пуатье, казалось, пренебрег этим замечанием. А оно свидетельствовало о небольшой размолвке между власть имущими, и Валуа был явно обижен, что дело прошло мимо него.
– Эврар говорит, что хочет сделать кое-какие разоблачения, – продолжал Филипп Пуатье, – и мы обещали, если он чистосердечно признается во всем, не причинять ему зла, что и подтвердили здесь. По его признаниям...
Король не спускал глаз с двери, ожидая появления своего камергера. В эти минуты возможное отцовство, будущий наследник занимали все его мысли. У короля Людовика как правителя имелся весьма досадный недостаток – ум его бывал занят чем угодно, только не тем, что требовало августейшего решения в данную минуту. Он неспособен был управлять своим вниманием – порок, непростительный для носителя власти.
Воцарившееся в зале молчание вывело его из состояния мечтательности.
– Ну, брат мой... – произнес он.
– Я не хочу мешать ходу ваших мыслей. Я просто жду, когда вы кончите думать.
Сварливый слегка покраснел.
– Нет, нет, я слушаю внимательно, продолжайте, – сказал он.
– Если верить Эврару, – продолжал Филипп, – он явился в Валанс, где рассчитывал на покровительство одного кардинала, который повздорил со своим епископом... Кстати, надо бы выяснить поточнее это дело... – добавил он, обращаясь к Милю де Нуайе, который вел допрос.
Эврар расслышал эти слова, но даже бровью не повел.
– Таким образом, по его утверждению, Эврар случайно свел знакомство с кардиналом Франческо Гаэтани...
– С племянником папы Бонифация, – вставил Людовик, желая доказать, что он внимательно следит за докладом.
– Именно так... и он вошел в близкие сношения с этим кардиналом, приверженным алхимии, поскольку у него, по словам Эврара, имеется особая комната, вся заполненная тиглями, ретортами и где хранятся различные снадобья.
– Все кардиналы так или иначе причастны к алхимии, это уж их страсть, – заметил Карл Валуа, пожимая плечами. – Его преосвященство кардинал Дюэз, говорят, даже написал какой-то алхимический трактат...
– Совершенно справедливо, дядюшка, я читал его – не весь, конечно, и, признаюсь откровенно, мало что понял в этом трактате под названием «Искусство трансмутаций», хотя он пользуется известностью. Но нынешний случай слишком труден для алхимии, впрочем, вполне полезной и уважаемой науки... Куда ей! Кардиналу Гаэтани требовалось найти человека, который умеет вызывать дьявола и напускать порчу.
Карл де ла Марш в подражание дяде Валуа произнес насмешливым тоном:
– От этого кардинала так и несет жареным еретиком.
– Пусть тогда его и сожгут, – равнодушно сказал Сварливый, поглядывая на дверь.
– Вы хотите его сжечь, брат мой? Сжечь кардинала?
– Ах, он кардинал! Тогда нет, не стоит.
Филипп Пуатье устало вздохнул и заговорил, выделяя отдельные слова:
– Эврар сказал кардиналу, что он знает одного человека, который добывает золото для графа де Бар.
Услышав это имя, Валуа в возмущении вскочил с места:
– И впрямь, племянник, мы зря теряем время! Я достаточно близко знаю графа де Бар и уверен, что не станет он заниматься такой ерундой! Это прямой навет, ложное обвинение в сношении с дьяволом, таких оговоров бывает по двадцать в день, и незачем нам преклонять свой слух к разным басням.
Как ни старался Филипп хранить спокойствие, но тут он потерял терпение.
– Однако вы весьма охотно преклоняли слух к наветам и обвинениям в колдовстве, когда дело касалось Мариньи, – сухо возразил Филипп. – Соблаговолите же, по крайней мере, выслушать рассказ. Прежде всего речь идет не о вашем друге графе де Бар, как вы узнаете из дальнейшего. Эврар не отправился на поиски нужного человека, а привел к кардиналу Жана де Пре, бывшего тамплиера, который случайно тоже находился в Валансе... Так я говорю, Эврар?
Допрашиваемый молча склонил свой выбритый иссиня-черный череп.
– Не считаете ли вы, дядюшка, – сказал Пуатье, – что слишком много случайностей разом и слишком много тамплиеров в самом конклаве, и именно в окружении племянника папы Бонифация?
– Пожалуй, пожалуй, – пробормотал уже более миролюбиво Карл Валуа.
Повернувшись к Эврару, Филипп Пуатье в упор спросил:
– Знаком тебе мессир Жан де Лонгви?
Лицо Эврара исказилось обычной нервной гримасой, и его длинные пальцы с плоскими ногтями судорожно вцепились в веревку, перепоясавшую рясу. Но голос его прозвучал уверенно:
– Нет, мессир, не знаю, разве что по имени. Знаю лишь, что он племянник в бозе почившего Великого магистра.
– В бозе... вот уж тоже сказал! – негромко фыркнул Валуа.
– Значит, ты настаиваешь, что никогда не поддерживал с ним никаких отношений? – продолжал Пуатье. – И не получал через бывших тамплиеров никаких указаний от него?
– Я слышал стороной, что мессир де Лонгви старался наладить связь с кем-нибудь из наших, а больше ничего не знаю.
– А тебе не сообщили, скажем, тот же Жан де Пре, имени бывшего тамплиера, который прибыл во фландрскую армию с целью доставить послания сиру де Лонгви и отвезти от него послание?
Оба Карла – Валуа и де ла Марш – удивленно переглянулись. Положительно Филипп был осведомлен в ряде вопросов лучше всех прочих, но почему же он держит подобные сведения в тайне?
Эврар стойко выдержал взгляд графа Пуатье. А тот тем временем думал: «Уверен, что это он самый и есть, все приметы сходятся, таким мне его и описывали. К тому же еще колченогий...»
– Тебя пытали в свое время? – спросил он.
– Нога, ваше высочество, моя нога может ответить за меня! – воскликнул Эврар, дрожа всем телом.
Сварливый тем временем начал тревожиться. «Эти лекари слишком уж медлят. Просто Клеменция не в тягости и мне бояться об этом сообщить». Вдруг его вернули к действительности вопли Эврара, который на коленях подползал к нему.
– Государь! Смилуйтесь, не велите снова меня пытать! Клянусь богом, что скажу всю правду!
– Не надо клясться, это грех, – наставительно заметил король.
Конюшие силой подняли Эврара с колен.
– Нуайе, следовало бы разобраться в вопросе об этом посланце в армию, – обратился Пуатье к советнику парламента. – Продолжайте допрос.
Миль де Нуайе, мужчина лет тридцати, с густой шевелюрой и двумя резкими морщинами между бровями, спросил:
– Ну что же, Эврар, вам сказал кардинал?
Бывший тамплиер, еще не оправившийся от испуга, быстро заговорил, и все поняли, что теперь он не лжет.
– Кардинал сказал нам – Жану де Пре и мне, – что он хочет отомстить за своего дядю и стать папой, а для этого необходимо уничтожить врагов, которые чинят ему препятствия; и он посулил нам триста ливров, если мы возьмемся ему помочь. И назвал нам двух главных своих врагов...
Эврар в замешательстве взглянул на короля.
– Ну, ну, продолжайте, – проговорил Миль де Нуайе.
– Он назвал короля Франции и графа Пуатье и добавил, что был бы не прочь видеть, как их вынесут ногами вперед.
Сварливый машинально взглянул на свои туфли, потом вдруг с криком подскочил на кресле:
– Ногами вперед? Но, стало быть, этот злой кардинал ищет моей смерти?!
– Совершенно справедливо, – с улыбкой добавил Пуатье, – и моей тоже.
– Разве ты не знаешь, хромой, что за эдакие злодеяния тебя сожгут живьем на этом свете, а на том тебя ждет преисподняя? – продолжал Сварливый.
– Государь, кардинал Гаэтани уверил нас, что, когда он будет папой, он отпустит нам грехи.
Подавшись всем телом вперед, положив на колени руки, Людовик с ошалелым видом уставился на бывшего тамплиера.
– Неужели меня так ненавидят, что даже хотят извести? – спросил он. – А каким же образом кардинал намеревался отправить меня на тот свет?
– Он сказал, что вас слишком зорко охраняют и поэтому нельзя вас извести ядом или поразить сталью и что поэтому необходимо прибегнуть к порче. Он велел выдать нам фунт чистого воска, который мы распустили в баке с теплой водой в той самой комнате, где стоят тигли. Затем Жан де Пре очень искусно смастерил фигурку с короной на голове...
Людовик Х поспешил осенить себя крестным знамением.
– ...а затем другую, поменьше, и корону тоже поменьше. Пока мы работали, кардинал приходил несколько раз нас проведать; он был очень доволен, даже засмеялся, увидев первую фигурку, и сказал: «Слишком уж ему польстили по мужской части».
Карл Валуа, не выдержав, громко фыркнул.
– Ладно, оставим это, – нервно сказал Сварливый. – А что вы сделали с этими изображениями?
– Положили им внутрь бумажки.
– Какие бумажки?
– Бумажки, которые обычно кладутся в такие фигурки: на них пишут имя того, кого они изображают, и слова заклятия. Но клянусь вам, государь, – воскликнул Эврар, – мы ни вашего имени не написали, ни имени мессира Пуатье! В последнюю минуту мы перепугались и написали имена Жака и Пьера Колонна.
– Двух кардиналов Колонна? – переспросил Пуатье.
– Да, да, потому что кардинал говорил, что они тоже его враги. Клянусь, клянусь, я не лгу!
Теперь Людовик Х старался не проронить ни слова из рассказа тамплиера и время от времени вскидывал глаза на младшего брата, как бы ища у него поддержки.
– Как по-вашему, Филипп, говорит он правду или нет?
– Сам не знаю, – ответил Филипп.
– Пускай-ка им хорошенько займутся пытальщики, – произнес король.
Казалось, слово «пытальщики» имело над Эвраром зловещую власть, ибо он снова упал и на коленях пополз к королю, сложив на груди руки, твердя, что его обещали не пытать, если он чистосердечно во всем признается. Полоска белой пены выступила на его губах, а в обезумевшем взгляде читался ужас.
– Уберите его! Не позволяйте ему меня трогать! – завопил Людовик Х. – Он одержимый!
И трудно было сказать, кто из двух – король или чернокнижник – испугался больше.
– Пытками вы от меня ничего не добьетесь! – вопил Эврар. – Из-за пыток-то я и отрекся от господа бога.
Миль де Нуайе принял к сведению это признание, непроизвольно сорвавшееся с губ бывшего тамплиера.
– Ныне я повинуюсь голосу совести и потому раскаиваюсь, – вопил Эврар, не подымаясь с колен. – Все скажу... У нас не было елея, а без него окрестить фигурки нельзя. Мы сообщили об этом потихоньку кардиналу, который находился в соборе, и он велел нам обратиться к одному священнику в церковь за мясной лавкой и сказать, что елей, мол, нам нужен для больного.
Теперь уже не было надобности задавать Эврару вопросы. Он сам называл имена доверенных лиц кардинала. Так, он назвал капеллана-аудитора Андрие, священника Пьера и брата Боста.
– Потом мы взяли обе фигурки, и две освященные свечи, и еще горшок святой воды, спрятали все это под рясы и пошли к кардиналову ювелиру – звать его Бодон, у него молодая пригожая супружница; так вот они должны были быть восприемником и восприемницей при крестинах. Фигурки мы окрестили в тазу цирюльника. После чего отнесли их кардиналу, он нас щедро отблагодарил и саморучно пронзил у обеих фигурок сердце и все животворные части.
Среди воцарившегося молчания вдруг приоткрылись двери и Матье де Три просунул в щель голову. Но король движением руки приказал ему убираться прочь.
– А дальше что? – осведомился Миль де Нуайе.
– А дальше кардинал велел нам заняться другими, – ответил Эврар. – Но тут я забеспокоился, потому что слишком много людей было посвящено в тайну, отправился в Лион, отдался в руки королевских стражников, и меня привезли сюда.
– А триста ливров вы получили?
– Получил, мессир.
– Черт возьми! – воскликнул Карл де ла Марш. – На что причетнику триста ливров?
Эврар потупил голову.
– На непотребных девок, ваше высочество, – тихо проговорил он.
– Или на нужды ордена, – произнес как бы про себя граф Пуатье.
Король молчал, ежась от тайного страха.
– В Пти-Шатле! – приказал Пуатье, указывая конюшим на Эврара.
Тот безропотно позволил себя увести. Казалось, он внезапно потерял последние силы.
– Похоже, что среди бывших тамплиеров развелось немало колдунов, – заметил Пуатье.
– Не надо было сжигать Великого магистра, – буркнул Людовик Х.
– А я что говорил! – воскликнул Валуа.
– Правда, дядюшка, вы это говорили, – отозвался Филипп. – Но сейчас не о том речь. Бросается в глаза другое – уцелевшие тамплиеры широко раскинули свои сети и готовы на все, лишь бы услужить нашим врагам. Это Эврар сказал лишь половину правды. Вы сами понимаете, что его исповедь была приготовлена заранее и что только к концу он себя отчасти выдал. Так или иначе, этот конклав, который вот уже два года мечется из города в город, к вящему позору для христианского мира, начинает вредить и королевской власти; и кардиналы, в жажде заполучить тиару, ведут себя так, что вполне заслуживают церковного отлучения.
– Уж не кардинал ли Дюэз, – заметил Миль де Нуайе, – подослал к нам этого человека, дабы повредить Гаэтани?
– Все возможно, – ответил Пуатье. – На мой взгляд, Эврар принадлежит к той породе смутьянов, которые готовы кормиться из любой кормушки, пусть даже овес будет с гнильцой.
Он не успел доказать своей мысли, как вдруг Карл Валуа с торжественно-важным, даже озабоченным видом прервал его.
– А не думаете ли вы, Филипп, – произнес Карл, – что вам следовало бы самолично побывать на конклаве и навести там порядок, дав миру нового папу? По моему мнению, вы для этого прямо-таки предназначены.
Филипп не мог сдержать улыбки. «Каким, должно быть, хитрецом считает себя сейчас наш дядюшка Карл, – подумал он. – Наконец-то ему представился случай удалить меня из Парижа и послать в это осиное гнездо...»
– Ага! Вы и впрямь, дядюшка, даете нам мудрый совет! – воскликнул Людовик Х. – Конечно, Филипп должен оказать нам эту услугу, он один только и может добиться успеха. Брат мой, я не сомневаюсь, что вы охотно согласитесь... и сумеете разузнать все о бумажках, вложенных в фигурки: окрестили их нашими именами или нет? Да, да, надо сделать это как можно скорее, впрочем, вы сами заинтересованы не меньше меня. А скажите, как с помощью религии отвратить от себя злые чары? Ведь бог сильнее сатаны.
Внешний вид короля не подтверждал этой его уверенности.
Граф Пуатье задумался. В общем-то, предложение соблазнительное. Покинуть на несколько недель двор, где он бессилен воспрепятствовать бесчисленным глупостям и вынужден вступать в конфликты со здешней кликой... лучше уж отправиться на конклав и сделать хоть одно полезное дело. С собой он возьмет верных людей – Гоше де Шатийона, Миля де Нуайе, Рауля де Преля... А так кто знает? Тот, кто посадит на престол папу, тем самым, возможно, прокладывает себе дорогу к трону. Рано или поздно трон Священной Римской империи, который прочил среднему сыну еще отец, освободится и Филипп может домогаться германской короны в качестве пфальцграфа.
– Что ж, пусть будет так, я согласен, лишь бы сослужить вам службу, – произнес он.
– Ах! Какой хороший у нас брат! – воскликнул Людовик Х.
Он поднялся с кресла, намереваясь обнять Филиппа, но вдруг остановился, завопил диким голосом:
– Нога! Нога! Вся онемела, отчаянные судороги, я не чувствую под собой земли!
Ему показалось, что сатана уже ухватил его за лодыжку.
– Да полноте, брат, – успокоил его Филипп, – просто у вас затекла нога и по ней бегают мурашки. Разотрите ее – и все пройдет.
– Ах, значит, вы думаете, что она просто затекла? – переспросил Сварливый.
И он вышел из залы, ковыляя, как Эврар.
Вернувшись в свои покои, он узнал, что лекари высказались утвердительно и что, если на то будет воля божия, он станет отцом в ноябре. Король обрадовался доброй вести, но не так сильно, как того ожидали.
Назад: Глава IV Комета
Дальше: Глава VI «Беру графство Артуа под свою руку»