Глава одиннадцатая
На то, чтобы снова расставить книги в порядке поступления, могли уйти дни, а то и недели. Плохо дело.
Кто-то отличался сообразительностью… Тот, кто поменял книги местами, явно знал, как организована коллекция. Вероятнее всего, это кто-то из членов семьи.
– Порядок нарушен на всем стеллаже?
– Не совсем, – ответил мистер Делакорт. – Просто некоторые книги оказались не на своих местах. Я заметил это, когда увидел одну из самых ранних покупок, «Массачусетскую книгу псалмов», на полке с изданиями, купленными лет, может быть, восемь назад.
У меня перехватило дух: «Массачусетская книга псалмов», стихотворный перевод псалмов на английский – самая старая из дошедших до нас книг, изданная в колониях Нового Света. Насколько мне было известно, от первого тиража, который был напечатан в 1640 году в Массачусетсе, в городе Кембридж, уцелело всего одиннадцать экземпляров. Даже если у мистера Делакорта было более позднее издание, это все равно впечатляло.
Мысли о книге так меня захватили, что я не без труда вернулся к разговору.
– Вы уже поняли, как сильно нарушен порядок?
– Нет, – ответил он. – Но на одной полке с псалтирью оказалось еще несколько томов, купленных в разные годы. Подозреваю, что перестановка достаточно основательная, – он помрачнел.
Я его понимал, а от его подозрений мне и вовсе становилось не по себе.
– Когда вы это обнаружили?
– В среду, – тут же ответил мистер Делакорт. – Я ненадолго отлучился в Нью-Йорк по делам и вернулся поздно вечером во вторник. На следующее утро зашел в библиотеку и понял, что в мое отсутствие кто-то хозяйничал на полках.
– Вы не спросили родных, чьих рук это дело? – Я постарался выбрать выражение поделикатнее.
– Естественно, спросил. Пока я был в отъезде, все оставались дома, – ответил мистер Делакорт. – Но родственники сказали, что ничего не знают. Я присматривался к ним как можно внимательнее, и только один, по-моему, лгал: Стюарт. В детстве и подростком он вечно проказничал. Я думал, что он повзрослел, но это очень похоже на его прежние выходки.
– Вот только на сей раз шутка обойдется дорого. Придется потратить много – и денег, и времени, – сказал я.
Дизель закончил первое знакомство с библиотекой и разлегся на полу рядом со мной. Я по привычке нагнулся и почесал его за ухом, а он тихонько замурлыкал.
– Вот именно, – лицо мистера Делакорта покраснело. Не так сильно, как в субботу, но достаточно, чтобы я начал опасаться повторения приступа.
– Не сомневаюсь, что мы быстро восстановим порядок в коллекции, – заявил я как можно увереннее.
– Очень на это надеюсь, – сказал мистер Делакорт, и сердитый румянец ушел с его лица. – Теперь вы, вероятно, понимаете, почему я боюсь, не пропало ли что-нибудь. Пока это кажется просто глупой шуткой…
Он замолчал, и я закончил его мысль:
– Но возможно, это вор пытался замаскировать последствия своих действий, чтобы пропажа не бросалась в глаза.
Мистер Делакорт кивнул. Тут мне пришла в голову одна мысль, из-за которой я почувствовал себя неловко.
– Я забыл задать один важный вопрос. Вы запираете дверь в библиотеку, когда уезжаете?
– Запираю. Запасной ключ есть только у Найджела, – он остановил меня жестом, – и даже не трудитесь спрашивать. Я уверен, что он ни при чем. Это кто-то другой.
Мистер Делакорт ясно дал понять, что возражений на эту тему он слушать не станет.
– Замок взламывали?
Мистер Делакорт покачал головой:
– Нет. Не представляю как, но мерзавцу… или мерзавке удалось раздобыть ключ.
Я кивнул.
– Первым делом нужно выяснить, пропало ли что-нибудь. Если произошла кража, вы сможете привлечь полицию.
– Мне бы не хотелось к ним обращаться, – мрачно сказал мистер Делакорт. – Не стану делать вид, что люблю своих родных, но полицейское расследование – вещь очень неприятная, и я хотел бы его избежать.
Спорить я не собирался. Не исключено, что всеми этими разговорами о краже он готовил себя к худшему, чтобы потом, когда выяснится, что все цело, вздохнуть с облегчением.
– Что ж, тогда, я думаю, пора начинать инвентаризацию, – сказал я. – Ах да, еще один вопрос. То, что в шкафчиках-витринах, тоже есть в описи?
– Нет, – ответил мистер Делакорт. – В основном там хранятся карты, письма и тому подобное. Для них у меня отдельный список. Сейчас эта часть собрания меня не беспокоит. Важнее всего – книги.
– Значит, с них и начнем, – я посмотрел на своего работодателя. – Я возьму первую тетрадь описи и начну сверять. Может быть, не все так уж плохо.
– Спасибо, Чарли, – мистер Делакорт слабо улыбнулся. – Я искренне рад вашей помощи. Признаюсь, я не находил в себе сил взяться за эту задачу в одиночку, а привлекать Найджела не хотел. У него хватает других обязанностей, и он бы волновался, что приходится пренебрегать ими, работая здесь.
– Счастлив помочь вам, – сказал я и встал. Я не стал лишний раз напоминать, что он назначил мне превосходный гонорар. – Итак, полка, на которой вы обнаружили беспорядок… Вы расставили книги обратно по местам?
– Я пытался, – ответил мистер Делакорт. – Но мысли путались от ярости, и я решил ничего не трогать, пока не найду помощника, – он помолчал. – Только «Массачусетскую книгу псалмов» вернул на место. Вот и все, что я успел.
Он вытащил из стопки на столе тетрадь и подал мне.
– С такой потрясающей коллекцией самое сложное будет сосредоточиться на работе и не разглядывать каждый том, – сказал я.
Мистер Делакорт кивнул:
– Понимаю вас. И обещаю, что, когда закончим, вы сможете приходить сюда в любое время и читать что захотите и сколько захотите.
– Спасибо, – я взвесил тетрадь с описью на ладони, она тянула фунтов на пять-шесть. – Да, и еще: думаю, мне не помешает знать, какие стеллажи записаны в какой тетради. Нужно было сразу спросить.
– Разумеется, – сказал мистер Делакорт. Он вышел из-за стола и направился к полкам справа от двери.
Первая книга стояла на верхней полке, тянувшейся вдоль всей стены, и дальше ранние приобретения выстроились ряд за рядом, до самого низа, где уже стояли книги, записанные во вторую тетрадь.
Работа предстояла тяжелая, но, признаться, меня это даже бодрило. Создавать порядок из хаоса – не в этом ли уже тысячи лет состоит призвание библиотекарей? Я встал перед первым стеллажом и раскрыл опись, а мистер Делакорт вернулся за стол. Он сказал, что займется пока письмами.
На первой странице тетради было написано только: «Собрание Джеймса С. Делакорта», и адрес его дома. Почерк был строгий, отчетливый, буквы ровные и аккуратные. А всю следующую страницу занимала первая запись. Я пробежал глазами сведения об экземпляре «Массачусетской книги псалмов» и тихонько присвистнул, увидев смехотворную сумму, за которую мистер Делакорт ее купил, но потом сообразил, что приобрел он ее пятьдесят лет назад. С учетом инфляции экземпляр не первого тиража обошелся ему достаточно дорого.
Я убедился, что книга стоит на своем месте, и поборол искушение снять ее и погрузиться в чтение. Перелистнул страницу и едва не выронил тетрадь: дальше значился трехтомник, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, лондонское издание 1813 года. Это один из моих любимых романов, и у меня захватило дух от возможности подержать в руках первое издание.
Взглянув на полку, я понял, что удовольствие откладывается. Там стояла другая книга, сантиметров сорок в высоту. Безжалостное время стерло название на корешке. Эту книгу нельзя было брать голыми руками.
Я достал из-под кресла сумку, вынул из нее коробку с хлопчатобумажными перчатками и поставил на рабочий столик. С улыбкой я заметил, что Дизель занял мое место и спал, свернувшись калачиком.
Надев перчатки, я бережно снял книгу с полки, перехватил ее поудобнее, раскрыл и прочел название: «Анатомические таблицы», Бартоломео Евстахий, отпечатано в Риме в 1728 году, почти три века назад. Поразительно, что у нее, судя по всему, сохранился оригинальный переплет.
Я отложил книгу на рабочий столик рядом и вернулся к описи. Проглядев следующие двадцать пять – тридцать записей, я не нашел среди них этого издания. Тут у меня начала болеть голова – я еще отчетливее почувствовал, насколько громадная предстоит работа. Каждую книгу, обнаруженную не на своем месте, предстояло откладывать в сторону, разыскивать то, что должно было там находиться вместо нее, и так, пункт за пунктом, двигаться по всей описи. Хватит ли места на столике? Только одно давало мне некоторую надежду: может быть, у болвана, который все это устроил, не было времени переставить слишком много книг. Или ему это быстро надоело.
Я взял тетрадь и посмотрел, что мистер Делакорт написал о трехтомнике «Гордость и предубеждение». Книги были заново переплетены в темно-коричневую кожу, на корешках – зеленые кожаные этикетки, так что томики должны бросаться в глаза. Я отложил опись и стал прочесывать полки.
Мне попадалось много изданий, которые хотелось бы рассмотреть подробнее, но я собрал в кулак всю силу воли и не стал отвлекаться. Только через шесть стеллажей, среди книг из второй тетради, я обнаружил трехтомник Остин. К счастью, все три тома стояли вместе, между романами безвестных южных авторов, изданными перед Гражданской войной. Я забрал их оттуда, отнес на нужную полку, второй и третий тома поставил на место, но все-таки не удержался и открыл первый.
На меня повеяло ушедшей эпохой. Титульный лист потемнел и покрылся бурыми пятнами. Я долго смотрел на него: книга, увидевшая свет почти два столетия назад, остается актуальной и радует все новые поколения. Бережно и аккуратно я перевернул первую страницу и шепотом прочел знаменитое начало романа: «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену».
Ни разу за всю жизнь я ничего не украл, но сейчас испытывал отчаянное желание сунуть трехтомник в сумку и утащить домой. Только настоящий библиофил поймет это чувство. Поддаться ему, разумеется, было немыслимо, но очень хотелось! Я закрыл книгу, постоял, держа ее в руках, затем поставил туда, где ей следовало находиться.
Взяв опись, я перешел к третьей странице: «Миддлмарч», Джордж Элиот, четыре тома, первое издание 1871–1872 годов. У меня вырвался невольный вздох. Еще одно из моих любимейших произведений, с тех давних пор, когда бесподобная доктор Мария Батлер вела у нас в Афинском колледже литературу. Кажется, за все годы учебы не было преподавателя, у которого я занимался настолько прилежно и с таким удовольствием.
«Хватит считать ворон, – сказал я себе, – соберись». Я посмотрел на полку; к счастью, «Миддлмарч» стоял там, где положено. Не желая снова бороться с искушением, я не стал его оттуда снимать. И перешел к четвертой записи.
Так я проработал два часа, увлеченно и не отрываясь, лишь иногда рассеянно гладил Дизеля по спине или голове – локтем, чтобы на перчатки не попала шерсть. Дизель вел себя образцово. Лишь однажды он приблизился к мистеру Делакорту, но тот не выказал неудовольствия, так что я не стал его отзывать.
Один раз нас ненадолго отвлекли. Примерно через час после того, как я начал работу, в комнату вошел дворецкий с подносом и поставил его на письменный стол перед мистером Делакортом.
– Ваш утренний чай, мистер Джеймс, – сказал он.
– Спасибо, Найджел.
Мистер Делакорт отложил бумаги, дворецкий налил ему чаю.
Я вернулся к работе, чтобы за утро успеть как можно больше. Дворецкий еще что-то сказал, но так тихо, что до меня едва донеслись слова: «вопрос, который мы недавно обсуждали, мистер Джеймс».
Мистер Делакорт ответил, не понижая голоса:
– Я уже все сказал, Найджел. Больше ни гроша. Выкручивайтесь, как хотите.
– Да, сэр.
Я услышал, как Трутдейл вышел из комнаты. Я стоял спиной к мистеру Делакорту и не оборачивался. Став невольным свидетелем их беседы, я мечтал притвориться, что меня здесь нет.
– Не хотите чаю, Чарли? – окликнул меня мистер Делакорт. – Может быть, сделаете перерыв на пару минут?
– Нет, спасибо. С вашего позволения, я продолжу. У вас тут столько потрясающе интересных книг, что невозможно оторваться, – от смущения я снова начал тараторить. Мне казалось, что разговор, который я слышал, был не предназначен для посторонних ушей.
– Как хотите, – сказал мистер Делакорт. – Если передумаете, я велю Найджелу принести чая или того, чего вам захочется.
Я поблагодарил его, вернулся к работе и быстро забыл обо всем.
К реальности меня вернул мистер Делакорт, похлопав по плечу и сообщив, что пора обедать. От неожиданности я едва не выронил тетрадь ему под ноги.
– А вы неплохо продвинулись, Чарли, – сказал он. – Даже не верится, что вы уже на середине первого стеллажа.
– К счастью, злоумышленник переставил пока не очень много книг, – я указал на тома, аккуратно разложенные на рабочем столике. – Вот эти оказались не на месте, и я пока не нашел, где они должны стоять. Надеюсь, что скоро начну возвращать их на полки, и у меня тут не соберется треть вашей коллекции.
– Я рад, что вы не унываете, – мистер Делакорт слабо улыбнулся. – Признаюсь, мне даже смотреть, как вы работаете, было утомительно.
Вид у него и в самом деле был довольно нездоровый. Я надеялся, что он просто устал и у него не случится еще одного сердечного приступа.
– Тогда идите обедать, а мы с Дизелем, с вашего позволения, наведаемся домой.
Мистер Делакорт нахмурился.
– Чарли, я был бы рад, если бы вы пообедали со мной. Вам вовсе необязательно уходить домой.
– Вы очень любезны, но моя домоправительница уже приготовила обед, а еще мне бы хотелось провести немного времени с сыном. Он несколько дней назад приехал в гости.
– Тогда конечно, – согласился мистер Делакорт. – Разумеется, вы должны пообедать с сыном.
– К часу я вернусь, ведь я живу всего в десяти минутах отсюда, – я отложил тетрадь. – Даже сумку уносить не буду. Ну, мы с Дизелем пойдем.
– До скорой встречи, – ответил мистер Делакорт.
Дизель спрыгнул с кресла и побежал за мной, тоненько мяукая: он понял, что мы собираемся домой. У нас за спиной раздался щелчок – мистер Делакорт запер за нами дверь.
Когда мы приехали домой, Азалия сказала, что Шон уже пообедал.
– Умчался куда-то как угорелый, – сказала она, – а меня оставил присматривать за своей лохматой собачонкой.
Она сердито взглянула на Данте. Тот с унылым видом лежал под стулом, на котором обычно сидел Шон. Дизель подошел к нему, сел рядом, и Данте завилял хвостом.
– Зря он поручил тебе присматривать за собакой, Азалия, извини, – сказал я. – Утром он не предупредил меня, что у него дела. Он не сказал, когда вернется?
Я подошел к кухонной раковине и вымыл руки.
– Чего не было, того не было. Но я сказала, что в три уйду и чтобы он к этому времени был дома. А он только ответил: «Так точно», – хмуро сказала Азалия.
– Я поговорю с ним и объясню, что тебе и так есть чем заняться, – я покачал головой.
– Да мне не жалко, – сказала Азалия. – Но только пусть не рассчитывает, что так будет всегда. – Тут она указала на стол. – А теперь садитесь-ка и пообедайте, пока все не остыло. – Она взяла тряпку и банку полироли. – Если что будет нужно, я в гостиной.
Я улыбнулся. Азалия любила ворчать и командовать, но за ее суровостью скрывалась забота о том, чтобы всем ее подопечным было хорошо.
С ростбифом, картофельным пюре, стручковой фасолью и кукурузным хлебом я расправился в два счета. Азалия считала, что для поддержания сил мужчину необходимо плотно кормить три раза в день, а я был без ума от ее стряпни. И только в ее выходной старался есть поменьше, чтобы хоть как-то оставаться в форме.
Когда мы с Дизелем снова подъехали к особняку Делакортов, начал накрапывать дождь. На этот раз я остановился ближе к входу. Дизель не любил ходить по мокрой земле, я подхватил его на руки и постарался закрыть от дождя. Удержать и зонтик, и кота было сложно, поэтому я бегом кинулся под навес крыльца.
Не успел я взяться за ручку двери, как Трутдейл распахнул ее.
– Добрый день, сэр, – сказал он и выглянул наружу. – Надо полагать, дождь будет до вечера.
– Хорошо хоть грозы нет, – я вытер ноги о коврик, вошел, опустил кота на пол, и Трутдейл закрыл за нами дверь.
– Мистер Джеймс в библиотеке.
– Спасибо. Мы помним дорогу, – я улыбнулся. Не будет же он провожать меня каждый раз…
Трутдейл наклонил голову:
– Ну, разумеется, – он развернулся и ушел.
Дверь в библиотеку была закрыта. Я замешкался, не решаясь постучать. Дизель внимательно посмотрел на меня и мяукнул. Я постучал и открыл дверь.
– Мистер Делакорт, мы вернулись, – сказал я.
Дизель вошел первым. Я едва не споткнулся, потому что сразу за порогом он остановился и зарычал, словно от испуга. Я взглянул в сторону письменного стола и понял, что его напугало. Я и сам вскрикнул.
Джеймс Делакорт сидел за столом так же, как сегодня утром, но выглядел совсем иначе: его язык распух и вывалился изо рта, лицо покрывали багровые пятна.
Вид у него был абсолютно неживой.