По словам перебравшего виски Фогги Нельсона, последующие месяцы жизни Мэтта «словно вырезаны из стереотипной и до зубовного скрежета слащавой мелодрамы».

Мэтт не возражает. В это время ему вообще все равно. Он думает лишь об Электре. О ее коже. Ее запахе. Ее прикосновениях. Ее волосах. Обо всем, что принадлежит ей.

Они встречаются каждую ночь. Когда все ложатся спать, Мэтт с Электрой идут в университетский спортзал и часами тренируются.

Они не говорят друг другу ни слова, общаясь лишь на языке тела. Мэтт чувствует в Электре радость, ликование первобытного охотника, всеобъемлющую жажду проживать каждый день как последний.

После тренировок маты пропитываются их потом. Они сливаются воедино.

Но есть в Электре и какая-то грусть. Вселенская печаль, которая никогда ее не покидает. Каждую ночь, когда им приходит пора расстаться, Мэтт чувствует перемены в ее настроении. Радость сменяется грустью, которая ложится на ее плечи тяжким грузом. В эти минуты высокомерная, острая на язык девушка, в которую Мэтт влюбился, превращается в незнакомку.

Он поднимается сквозь тьму, будто из глубин океана. Что-то манит его. Что-то, чего не должно быть.

Опасность.

Он чувствует прикосновение. Чувствует деревянную палку у горла.

– Все такой же непослушный? – раздается ворчливый голос.

Мэтт просыпается. Все его мышцы напряжены. Палка давит на горло сильнее, и подняться с постели он не может.

– Держись от нее подальше.

Он узнает этот голос.

Это Стик.

Мэтт пытается подняться, с языка готов сорваться целый ворох вопросов, но Стик не дает ему встать, по-прежнему тыча палкой ему в кадык.

– Молчи. Просто слушай. Она – зло. Запомни это. Она – яд. Ей суждено гореть в аду, и она затащит туда и тебя. Ты подвел меня, и это я как-нибудь переживу, но присоединиться к врагу не позволю. Прежде чем это случится, я убью тебя собственными руками.

Мэтт собирается было возразить, но молниеносный тычок тут же отзывается острой болью в горле, и он сползает обратно на кровать.

– Повторяю последний раз: держись подальше от Электры, Мёрдок.

Проснувшись наутро, Мэтт так и не может понять, что имел в виду Стик. Зачем он вообще приходил? Электра вовсе не злая. У нее свои причуды и сложный характер, это правда, но она не злая. Мэтт рассеянно поглаживает горло. Кожа в этом месте нежная, но на ней не осталось даже синяка. И вообще, кем Стик себя возомнил, что без приглашения является к нему в комнату, да еще и указывает? Жизнь Мэтта его не касается. В конце концов, Стик сам его бросил.

Встретившись с Электрой, Мэтт предлагает ей поехать куда-нибудь. Устроить романтическое путешествие для двоих.

– Может, в горы? – с энтузиазмом предлагает Электра. – Хочу покататься на лыжах!

– Идет. Поедем в горы.

Мэтт готов ехать куда угодно, лишь бы подальше от слежки.

Ему стоило бы догадаться, что катание на лыжах в понимании Электры – далеко не обычная вещь.

Она находит самую крутую и опасную гору в окрестностях их гостиницы и дожидается снегопада, чтобы снег не успел слежаться.

«Так веселее», – говорит она.

«Так опаснее», – думает Мэтт. Свежий снег повышает вероятность схода лавин.

Электра резвится, как только может.

Она – будто львица, которую всю жизнь держали в клетке, но вдруг выпустили на волю.

Она прыгает с утесов, скатывается с самых крутых, поросших елями склонов, где катание запрещено. Разумеется, Мэтт всюду следует за ней и впервые за долгое время чувствует – нет, не страх – осознание собственной смертности. Один неверный шаг, одно неверное движение – и он разобьется, врезавшись в дерево. Одно неудачное приземление – и он на полном ходу ударится головой о скалу. Один неловкий тычок палкой – и их накроет лавина.

Но ему все это нравится.

Он… счастлив. Именно такой Мэтт всегда представлял свою жизнь. Мечтал о ней.

И тут он все портит.

Они лежат на ковре у камина. Пламя почти погасло, но после бурного дня им и так жарко, и нет нужды подбрасывать дрова.

Мэтт водит пальцами по коже Электры в тех местах, где отражаются язычки пламени. Он чувствует жар, теплый живой румянец.

– Я люблю тебя, – шепчет он.

И тут же желает взять эти слова обратно. Электра не отвечает. Не шевелится. Вообще никак не реагирует. Вначале Мэтт старается не обращать на это внимания, но чем дольше длится молчание, тем сильнее он проклинает себя за глупость.

– Электра?..

– Мэтт, ты ведь вообще меня не знаешь.

– Почему? Знаю…

– Нет, – вздыхает она. – Ты знаешь, что на прошлой неделе я убила пятерых человек?

Мэтт не может удержаться от смешка. Раз она шутит, то не все так плохо.

– Думаешь, я шучу? – грустно говорит Электра.

– Конечно, шутишь.

– Мэтт, я недостойна любви. Ни сейчас, ни когда бы то ни было.

– Все заслуживают любви.

– Только не я. Только не после того, что я сделала.

Она откатывается в сторону, садится, прижав колени к груди, и смотрит на угасающее пламя. Ограждается от Мэтта.

– Почему? Зачем ты сама лишаешь себя такого счастья?

– Мэтт, ты что, еще и глухой? Я недостойна этого. Я не могу быть счастлива. Мне попросту не позволят.

– Кто не позволит?

Она качает головой.

– С теми, кто со мной связывается, всегда что-нибудь случается…

От ее слов у Мэтта бегут мурашки. «С теми, кто со мной связывается, всегда что-нибудь случается». На мгновение он вспоминает падающую из окна девушку, но тут же прогоняет видение.

– Какой-то бред ты несешь, – говорит он игриво, полушутя.

– Бред? Вот именно. Мэтт, я сумасшедшая.

– Я пошутил. Ничего такого не имел в…

Она поворачивается к нему, прикасается рукой к щеке.

– Знаю. Но это правда. Мэтт, я… слышу голоса.

Мэтт недоуменно поворачивается к ней.

– Какие еще голоса?

– В голове. Они говорят со мной, указывают, что делать. Они без конца кричат и замолкают лишь тогда, когда я делаю что-нибудь безумное.

Голоса? Мэтт гадает, в прямом ли это смысле. У нее шизофрения или что-то в этом роде? Спросить он не решается, ждет продолжения.

– Я начала слышать их, когда была маленькой. Они… – Электра замолкает. – Впрочем, забудь об этом. Забудь, что я вообще это говорила.

– Электра…

– Хватит, Мэтт. Я устала.

Свернувшись клубочком, как кошка, она тут же засыпает. Мэтт садится рядом, лицом к огню, и берет ее за руку, проклиная себя за то, что вообще открыл рот.

Дни, что проходят с той ночи – как дополнительное время в спортивном матче. Мэтт чувствует пустоту внутри и понимает, что все кончено.

После возвращения он встречает Электру несколько раз, но замечает, что она сторонится его, и чем сильнее он пытается ее удержать – тем быстрее она отдаляется.

Он вынужден оставить ее в покое. Ему остается лишь ждать и надеяться, что все еще можно вернуть.

Это не так. Конец наступает морозным днем, когда даже слезы мгновенно превращаются в лед.

Электра звонит ему по телефону.

– Мэтт, – произносит она, и все сразу становится ясно.

Ее слова пронзают его сердце холодными иглами. Мэтту хочется повесить трубку, забраться под одеяло и спрятаться от всех.

– Мой отец… Он мертв, Мэтт.

Мэтт тут же приходит в себя. От жалости к себе не остается и следа.

– Как? Что случилось?

– Кто-то вломился в дом. Не… не знаю. Я слышала… голоса.

– Где ты сейчас?

– В аэропорту. Сажусь на отцовский самолет и… улетаю.

– Постой, не уезжай!

– Мэтт, я должна. Не могу больше здесь оставаться.

– Прошу, хотя бы дождись меня. Мы должны попрощаться.

Она соглашается подождать. Всю дорогу в аэропорт Мэтт прокручивает в голове способы заставить ее остаться, придумывает разнообразные доводы – как адвокат, защищающий подсудимого.

Электра и слушать ничего не желает. Она стоит у края взлетной полосы, рядом с протянувшимся во всю длину сугробом, пока самолет заправляют и готовят к вылету.

На ней плотное пальто. Изо рта вырывается пар. Мэтт стоит напротив и чувствует его, чувствует, как тепло ее тела на открытом воздухе превращается в холод.

– Даже не отговаривай меня.

– Почему? Тебе стоит лишь…

– Нет! Ты что, не понимаешь? Я не заслуживаю счастья! Это мое наказание.

Мэтт мотает головой.

– Неправда…

– Правда. Папа умер, потому что я его любила. Так сказали голоса. Мэтт, они всему виной.

– Они?

– Они это сделали! Им нужно было поставить меня на место. Напомнить, что я должна всегда быть одна.

– Электра, прошу тебя, не уезжай.

– Я должна. Если останусь, ты погибнешь следующим.

– Так ты знаешь, кто убил твоего отца? Давай обратимся в полицию, пусть их арестуют.

– Неважно, кто спустил курок. Во всем виноваты голоса.

Мэтт не находится что сказать.

– Я не хочу тянуть тебя за собой в бездну. Не хочу, чтобы тебя ждала судьба моего отца. Так будет правильно. Я отправлюсь в ад одна, без тебя.

– Ты не попадешь в ад, – с грустью говорит Мэтт.

Электра смеется. На морозном воздухе ее смех звучит громко и ясно, и Мэтт улавливает в нем истеричные нотки. Он крепко обнимает Электру, желая своими объятиями защитить ее, укрыть от всего мира.

Перестав смеяться, она прижимается к его груди, слушая, как бьется его сердце. Через минуту она отстраняется.

– Будь счастлив, Мэтт Мёрдок, – говорит она и, не оглядываясь, поднимается по трапу.

Самолет разгоняется и взмывает в небо. Мэтт провожает его невидящим взглядом.

Вновь начинается снегопад.

Зима грядет суровая.