Глава 17. Покой для Гурченко бывает только один – кладбищенский…

Людмила Марковна писала о дочери: «В нашей семье Маша – абсолютно инородное существо: черноглазое, с нежно-розовым лицом инфанты восемнадцатого века. Ей бы носить пышные бальные платья с кринолинами, ездить на светские балы в каретах. Это было просто написано с детства на ее лице. Рядом с ней мы с папой и мамой выглядели милыми сероглазыми русскими крепостными. Но родилась она в двадцатом веке. Так что пляши под дудку своего времени».

А у нее мама – не мать, а АКТРИСА. И только так, а не иначе.

И все же после таких лестных слов о дочери очень сложно понять, почему Гурченко была с Машей разделена обстоятельствами, далека душевно, став, по сути, чужим человеком. Тем не менее мы попробуем поднять и эту больную тему, чтобы понять, кто виноват больше: супруг, предавший идеалы семьи, или семейный быт. А может даже… талант, требующий жертвы в виде разрыва связей с самими родными людьми?

Людмила Гурченко с дочерью.

Как резко, но справедливо написала Е. Мишаненкова, Гурченко не могла долго быть спокойной; «Людмила Гурченко всю жизнь была одной из тех людей, для которых покой бывает только один – кладбищенский. А жизнь – это постоянное движение!»

Возможно, маленькая дочь на руках одинокой женщины, оставшейся без мужа, вызывала раздражение и отчаяние. Но Люся была слишком молода, чтобы опускать руки. К тому же на помощь дочери приехала из Харькова Елена Александровна. И вот – Маше не исполнилось и пяти месяцев, как вся эта разновозрастная семейка спешит в Ленинград, куда на кинопробы в картине «Балтийское небо» была приглашена Людмила Гурченко. Это было очень ответственно и желанно: сыграть в фильме о войне, ведь ей впервые предложили серьезную, драматическую роль.

А как только Гурченко была утверждена, решился и вопрос с младенцем: Машу бабушка забрала в Харьков.

«Балтийское небо» – это двухсерийный художественный фильм, снятый в 1960 году режиссёром Владимиром Венгеровым по одноименному произведению Николая Чуковского. Кинокритики утверждают, что экранизация непростого для переложения на киноязык романа Николая Чуковского несправедливо была обделена критикой и наградами. Книга Николая Чуковского была написана под впечатлением фронтовых будней, в частности проведённых им в качестве военкора в 3-м Гвардейском истребительном авиационном полку под Ленинградом в 1942 году.

Это патриотический фильм о городе-герое Ленинграде, о его защитниках и жителях, о драматических буднях 1941 и весны 1942 года. В центре картины – судьба эскадрильи истребителей И-16 под командованием капитана Рассохина (блестящая роль Михаила Ульянова). Важной линией в фильме является история любви юной ленинградки Сони и лётчика Татаренко. Дуэт двух молодых, но уже известных публике 25-летней Людмилы Гурченко и 31-летнего Олега Борисова сделал фабулу фильма эмоциональной и нежной.

У Сони умирает мать и дедушка, она остаётся с 9-летним братишкой, на её юные плечи взвалены суровые испытания. Блокадные будни заставляли быстро взрослеть. Встреча с Татаренко стала для Сони новым обретением себя. Бравый лётчик отлично воевал, был ранен, прошёл госпиталь и вновь вступает в боевой строй, заменяя погибших товарищей. Для этих молодых впереди два долгих года войны… А пока они идут по мостам сквозь белые ночи по городу Ленинграду – городу, невзирая на военные трудности их молодости, надежды и славы боевой.

Интересно, что автор романа Николай Чуковский был недоволен экранизацией и даже отправил открытое письмо в «Литературную газету» с характерным заголовком «Бесцеремонность», требуя снять фильм с кинопроката.

О работе с Людмилой Марковной режиссер «Балтийского неба» Владимир Венгеров вспоминал:

– Шли пробы на роль девочки в «Балтийском небе». Гурченко пришла в павильон в валенках, в шапке с длинными ушами, черты лица заострились, в глазах тревога. Ничего общего с той беззаботной Гурченко, какую мы знали по экрану. Всех убедила, что именно она должна играть эту блокадную девочку. Хотя ее педагоги, Макарова и Герасимов, помню, были очень удивлены, что Люсю Гурченко взяли на драматическую роль. Ее амплуа тогда были песни. Тут она не знала себе равных. Помнила их множество, и между съемками все, кто был в павильоне, собирались ее слушать. Но она была актрисой. Уже тогда – опытной, активной, цепкой. Понравились мы друг другу, сразу нашли общий язык. Работали на полном доверии, мне всегда по душе было ее очень серьезное отношение к делу.

А для самой Людмилы Марковны «Ленфильм» стал самым родным местом, ибо с этой киностудии началась ее творческая карьера, и здесь же снимались самые лучшие, самые значимые кинопроекты с ее участием.

Актриса в своих книгах и телебеседах не раз охотно упоминала, причем описывая самыми теплыми словами, главную для себя площадку:

– Закономерно и естественно, что именно в Ленинграде я тебя увидела впервые. Работникам этой студии свойственны такт, человечность и интеллигентность, которые вообще отличают настоящего ленинградца. На этой студии прошла большая часть моей жизни в кино. И здесь обо мне знают все. С первых шагов до сегодняшнего дня. Именно Ленинград вспоминал обо мне и вытаскивал меня на свет – не важно, в какой роли, когда казалось, что все уже забыли о моем существовании. Именно «Ленфильм», как бы почуяв, что я уже вот-вот созрею для нового прыжка, вызывал меня на пробы в интересные, крупные роли, и хоть я порой проваливалась, все равно вызывал и вызывал… и пусть эти роли сыграли другие актрисы, но что-то внутри меня предсказывало: ведь недаром, недаром «Ленфильм» беспокоится обо мне. Стать чемпионом через десяток с лишним лет ни одному спортсмену еще не удавалось. В нашей профессии приобрести «второе дыхание» – это тоже явление не частое, но самое интересное. Это то время, когда мозг, инстинкты, опыт, терпение и выдержка находятся в полном ладу друг с другом. И подчиняются главной силе – осознанному профессионализму. И ни одна из этих гаек не выскочит и не подведет. Здесь уже «главное, дочурка, береги здоровье, а все остальное приложится». В тот период удачных и неудачных кинопроб еще не было смелого человека, который взял бы на себя ответственность за мое «второе дыхание». Но именно на «Ленфильме» он найдется.

Кадр из кинофильма «Балтийское небо».

Или вот еще, предлагая нам познакомиться с новыми наблюдениями, – теми мелочами, из которых и состоит жизнь настоящей актрисы, приехавшей на съемки:

– Здание «Ленфильма» ничем не напоминает киностудию. Здание приспособлено под студию. Постепенно, за счет маленьких комнат, укрупнялись и увеличивались помещения. Как приедешь на студию, обязательно ремонт. Строят что-то новое. Смотришь, а вход уже с другой стороны. И в тех маленьких комнатках с нами знакомились и репетировали большие режиссеры. Там встречали молодого актера душевно, гостеприимно. А главное, с интересом к твоей особе. Это были комнатки «ленфильмовские». И таких больше не было ни на одной студии. На том месте, где теперь в коридоре стенд «Лучшие люди нашей студии», была большая гримерная. Если съемка была утренней, за окнами гримерной было темно и морозно. А в самой гримерной светло-светло. И очень тепло. Столы заставлены флакончиками, тюбиками, пузырьками. Звучали непривычные слова: тон, шиньон, андульсьон, лак-сандарак. А сколько зеркал! Изучай себя со всех сторон – рассматривай хоть свой профиль, хоть смотри в свой собственный затылок. У каждого гримера свой столик, свое хозяйство. По тому, как убран стол, что на нем стоит, многое угадаешь о мастере-гримере, еще не зная его. Это все равно как хозяйка в доме – талантливая или бездарная.

А что Ленинград (ставший наконец Петербургом, вернувший ныне себе свое истинное имя)? Город также охотно принимал свою благодарную посетительницу. И кроме сценических площадок наша героиня успевала насладиться «культурными благами» (уж не влияние ли это ее недавнего супруга-интеллектуала Андроникашвили? – все может быть! Или хотя бы в силу противоречивой настырности Люси, заложенных в нее амбиций и, возможно, даже родовой, генетической – по матери – тяги к прекрасному!). Среди первостепенных мест – Эрмитаж, Большой драматический с его замечательными постановками. «Это было время начала моей влюбленности в балет», – как-то стеснительно признается актриса. А еще – знаменитые ленинградские капустники с их оздоравливающей атмосферой дружелюбия и терпимости к разношерстным талантам.

Обстоятельства складывались довольно удачно: после съемок в городе на Неве актриса летит на съемки в Киев… чтобы возвращаться в Москву и снова улетать… Работа заставляет ее крутиться как белку в колесе. «Странные это были два года жизни. Не знаешь, чего больше было в них – то ли счастья и радости от работы, то ли горя от потери семьи», – задаст себе риторический вопрос. А когда наступит осознание одиночества, наша героиня будет отчаянно вопрошать, словно она вовсе и не виновата в том, что с ней происходило:

– Как жить? Я так боюсь одна. Он казался мне таким сильным… Да я одна погибну, умру. Я изо всех сил сжимала челюсти на съемке, потому что проклятые слезы душили беспрерывно. Я только держалась и сдерживалась. Зато уж ночью плакала навзрыд, до изнеможения.

И этот плачь навзрыд, до изнеможения будет обуревать нашу ранимую героиню еще не раз на протяжении ее жизни, полной не только счастья и женских причуд, но и вранья, интриг, предательства и боли. По понятным причинам, чаще всего подобные обстоятельства будут вызваны отношениями с противоположным полом, вернее, разрывом этих самых отношений. Людмила Марковна выходила замуж не один раз, не один раз и обжигалась… Обиднее всего, что слезы разочарования будут также течь из ее прекрасных глаз и из-за отношений с ее единственным ребенком – дочерью Машей. Но об этом чуть позже…

– Теперь ненавижу в роли слезы. Любым путем обхожу их. Или оставляю их за кадром.

Думается, любого до слез тронет текст самой Гурченко о пережитом впервые разрыве с любимым мужчиной. И этот опыт она обязательно положит на пленку, не просто создав характерную роль, а прожив ее на экране, пропустив через сердце.

– Через много лет, в картине «Семейная мелодрама», я буду играть женщину, покинутую мужем, но так и не сумевшую смириться с такой долей. Я ясно вижу гостиницу «Украина» в весеннем Киеве в пору своей молодости… И все будет очень похожим… Ну не могла я тогда себе представить, что это конец. Ну зачем жить, если нет правды, справедливости, с которой я пришла в любовь. Это будут самые дорогие сцены в фильме. Не придуманные и не написанные, а личные, интимные, которые случаются с каждым человеком, когда он наедине со своим горем. Поразительно, но после «Семейной мелодрамы» именно из Киева пришло письмо от врачей. Я им ответила. Они удивлялись тому, как точно был сыгран процесс сердечного приступа. «Может у вас сердце больное, откуда это вам так точно известно?» Не знаю, просто пропустила все через себя, все иголочки, не боясь уколов. Это «узнавание» через свою кровь. А на съемке осветители после дубля тихо-тихо спрашивали: «Как вы себя чувствуете? Не хотите водички, минеральной?..»

Андрей Аркадьевич Вертоградов (1946-2009) – актёр театра и кино, также артист эстрадного жанра, исполнитель песен и музыкальных пародий.

А она, отплакав, отболев и наконец оздоровившись, начнет осознавать себя как женщина, в которой утверждается не просто актриса, а настоящая вамп – умелая, смелая, игривая, умно-равнодушная и вместе с тем сильная в этой своей защите от окружающего мира и его двуногих представителей в классических мужских брюках.

– Верно, что в поражении победа. Умерла моя любовь. Утихла моя тоска. В моем родном Харькове, в больничной палате, рядом с любимыми родителями я оздоровилась. Я поднялась над собой. Приходило исцеление, потому что умерла моя любовь. Я была счастлива! Парадокс. В душе надолго поселятся испуг и подозрительность. Около меня будут появляться милые и интересные люди. Но это будут случайные люди. Ведь одиночество прекрасно. Но не тогда, когда оно длительно. И я, как черепаха, начну потихоньку обрастать непробиваемым панцирем запрета на искренность и нежность. Буду обогащаться новыми и новыми изощренными и гладкими фразами, которые ничего не выражают. Но и не обижают…

Раскрывая сердечные тайны подруги актриса Инна Выходцева рассказывала журналистам издания «7 дней»:

– Залечить разбитое Борей сердце Люсе помог актер Андрей Вертоградов. Он прекрасно играл на фортепиано, сам сочинял музыку и научил это делать Люсю. Думаю, она сошлась с ним, потому что он чем-то отдаленно напоминал Борю. Люся к нему тепло относилась, ей льстило, что Андрей высокого роста, импозантный, музыкально одаренный, творческий. Но Вертоградов тоже оказался ходок по бабам. И Люся его бросила без особых сожалений после двух лет гражданского брака.

А вот подруга актрисы Татьяна Бестаева вспоминает другого «утешителя», с которым Гурченко вернулась со съемок в Киеве:

– Этот развод, хоть и дался Люсе очень тяжело (помню, она писала мне со съемок, что Боря воткнул ей нож в сердце), по большому счету в ее душе ничего не поменял. Люся по-прежнему бросалась в любовь как в омут, легко очаровывалась и так же быстро разочаровывалась. Помню, однажды из Киева, со съемок картины «Гулящая», она приехала не одна, а с гражданским мужем Юрием. Он работал на «Гулящей» художником по костюмам. Этот фильм сейчас не помнят, а тогда он был популярен. И Люся была в самом расцвете своей красоты. Как она говорила, ее талия как раз достигла минимального объема – 46 сантиметров (обычно у нее было 53-54)… И вот, помню, она мне говорит: «Юрий, он цакой цалантливый, он цакой, цакой…» Я думаю: ну все понятно, новая любовь. И ведь Юрий был действительно талантлив! Помню, какой замечательный халат, стеганный золотой ниткой, он сшил для Люси… Но идиллии снова не получилось: вскоре выяснилось, что Юрий женат. Мало того, он еще и не вполне решился расстаться со своей семьей. А Люсе надо было, чтоб все доставалось ей сразу, быстро! Если честно, с ней было довольно трудно жить мужчинам. Вроде бы она восхищалась своим возлюбленным, но тут же и требовала от него поклонения. Говорила, как он талантлив, но подспудно, сама того не замечая, превращала мужчину в обслуживающий персонал. А ведь не всем это подходит… Словом, они с этим Юрой тихо разошлись, он уехал назад. Но Люся недолго оставалась одна…