Богемия и богемцы
Теперь у них появились хоть какие-то средства, но постоянной работы, увы, не было. В кафе требовались исполнители популярных песенок, плясуньи канн-канн или актеры входящей в моду пантомимы. Театры тоже не отличались стремлением к новаторству. В результате бесплодных поисков Айседора как-то вышла на помощницу редактора одной из крупных чикагских газет мисс Эмбер, которой изложила свои взгляды на танец. Окинув взглядом тощую девочку и ее осунувшуюся бледную от недоедания и нервотрепки мать, Эмбер все поняла, пригласив юное дарование вместе с родительницей присоединиться к местному художественному клубу «Богемия», где Айседора познакомится с артистами и литераторами, а также где она могла бы время от времени выступать перед публикой.
Айседоре было просто необходимо оказаться в компании единомышленников, людей, способных к нестандартному мышлению, которые, быть может, укажут ей, наконец, путь к славе. Заручившись приглашением Эмбер, они в тот же вечер явились в «Богемию», где застали толпу плохо одетых и дурно причесанных людей, весело распивающих пиво и то и дело поднимающих тосты за искусство, «Богемию и богемцев», друг друга и, разумеется, за добрейшую Эмбер.
Эмбер угадала – бесплатные бутерброды – вот, пожалуй, то, что действительно было нужно вечно голодным матери и дочери!
Когда пришло время выступить Айседоре, Эмбер показала ей, где можно переодеться, Дора села за инструмент и… богемцы ничего не поняли из того, что хотела сказать им своим танцем юная танцовщица. Когда смолкла музыка, воцарилась гнетущая тишина, которую внезапно разрушил чей-то пьяный выкрик.
– Молодец, девочка! Выпьем же за «Богемию» и богемцев!
– Выпьем! – оживились «люди искусства», после чего Эмбер велела вынести еще пару подносов бутербродов, а богемцы хлопали по плечам Дору и Айседору, радуясь дармовой выпивке и бесплатному зрелищу. Ошарашенная, сбитая с толку танцовщица, в конце концов, была вынуждена смириться с происходящим, признавая, что даже если местная публика и не поняла ее танца, они не запретят им время от времени появляться в «Богемии», пользуясь теми же благами, что и остальные. А именно бесплатной едой.
Позже она узнает, что среди потрепанной публики, поднимающей за нее полные кружки пива, во время ее первого выступления в клубе, действительно были поэты и художники, музыканты и певцы, которых бескорыстная Эмбер поддерживала, как умела, на свои собственные средства. Эти люди приходили и приезжали отовсюду, они разговаривали на разных языках, но все они были людьми творческими, или, во всяком случае, так представляли себя. Художники несли Эмбер свои картины, которыми уже были завешены все стены, музыканты и певцы старались радовать публику по-своему. Некоторые из этих людей, возможно, жили в нищенских ночлежках, художественных коммунах или просто на улицах города, дожидаясь заветного часа, когда откроется клуб и можно будет перекусить и выпить. Тем не менее это были достаточно спокойные и неконфликтные люди, среди которых молоденькая танцовщица чувствовала себя в полной безопасности.
Однажды после очередного выступления в «Богемии» к Айседоре и ее матери подсел рыжий, голубоглазый поляк лет сорока пяти, представившийся Иваном Мироским. Айседора видела его и раньше, обычно он занимал столик в самом темном и дальнем углу кафе, что-то зарисовывая в блокнот, куря трубку и наблюдая с ироничной улыбкой за происходящим. Мироский оказался художником, приехавшим в Чикаго в надежде на легких заработок. Он тоже бедствовал, но, в отличие от вечно нищей Айседоры, у него время от времени появлялись небольшие деньги, на которые он приглашал Дору и Айседору посидеть в недорогом ресторанчике или вывозил их на пикник за город.
Айседора много говорила с Мироским о своих танцах, вместе они строили планы создания собственного театра, где Иван будет расписывать декорации, а Айседора – танцевать. Найдя в рыжем художнике родственную душу, девушка влюбилась в него со всем пылом юности. Вместе они предстали однажды перед ожидающей чего-то подобного Дорой, сообщив ей о своем желании пожениться. Мама не возражала, Иван казался ей милым и вполне самостоятельным мужчиной. Было решено немного подождать, пока Айседора повзрослеет и окрепнет. Кроме этого, с женитьбой не торопился сам жених, рассчитывая в скором времени поступить в какую-нибудь контору, справедливо не полагаясь только на свой талант живописца.
Айседора решила, что Иван – ее единственная любовь на всю жизнь. Возможно, не будь юная Дункан столь целеустремленным человеком, влюбленная и восторженная, она бросилась бы на шею своего голубоглазого принца, дабы жить с ним в горе и радости. Но получилось по-другому, жизнь в нищете, постоянные тревоги за мать, страх, что придется снова облачаться в воланы и оборки и дрыгать ногами перед пьяной публикой, заставили Айседору немного пересмотреть свой план покорения Америки, а вместе с ней и всего мира.
– В Чикаго нам ничего не светит. Мы изначально промахнулись, выбирая этот городишко. Все настоящие театры в Нью-Йорке. Надо ехать туда, и если ничего не получится, остается бросать все и перебираться в Европу!
Иван и Дора соглашались с правотой Айседоры, но только легко сказать – поехать в Нью-Йорк, да только на что ехать? К кому ехать? Опять скитаться по улицам в поисках работы? Но если в прошлый раз у них были какие-то деньги и вещи, теперь мать и дочь балансировали на грани самой настоящей нищеты. Надо было найти выход, и вскоре Айседоре подвернулась такая возможность.
В то время в Чикаго гастролировал со своей труппой и приглашенной звездой – блистательной Адой Реган6 сам Августин Дейли7. Каждый божий день Айседора повадилась ходить к театру, в котором труппа «Дейлиз» давала свои спектакли, умоляя допустить ее к мэтру. Ей отказывали, говорили, что мистер Дейли занят, просил не беспокоить, что его нет, но Дункан не отставала, и, в конце концов, ее упорство было вознаграждено. Августин Дейли согласился принять ее после очередного представления.
Мистер Дейли показался юной Дункан, по меньшей мере, королем, так величественно он выглядел, с такой высоты взирал на всех и каждого. Девочка оробела, но быстро взяла себя в руки, слова слетали с ее губ, и она подкрепляла их жестами, то и дело вскакивая, и пытаясь дотанцевать то, что не умела объяснить. Она говорила о Греции, о потерянном танце, который сумела возродить, о душе танца, лежащей в основе театра, а теперь незаслуженно забытой:
– Я должна вам открыть великую мысль, г-н Дейли, и вы, вероятно, единственный человек в стране, который способен ее понять. Я возродила танец. Я открыла искусство, потерянное в течение двух тысяч лет. Вы великий художник театра, но театру вашему недостает одного, недостает того, что возвысило древний греческий театр, недостает искусства танца – трагического хора. Без него театр является головой и туловищем без ног. Я вам приношу танец, даю идеи, которые революционизируют всю нашу эпоху. Где я его нашла? У берегов Тихого океана, среди шумящих хвойных лесов Сьерры-Невады. Мне открылась на вершинах гор Роки безупречная фигура танцующей молодой Америки. Самый великий поэт нашей страны – Уотт Уитман. Я открыла танец, достойный его стихов, как его настоящая духовная дочь. Я создам новый танец для детей Америки, танец, воплощающий Америку. Я приношу вашему театру душу, которой ему недостает, душу танцора. Так как знаете, – продолжала она, стараясь не обращать внимания на попытки великого антрепренера меня прервать («Этого достаточно! Этого вполне достаточно!»), – так как вы знаете, – продолжала она, возвышая голос, – что родиной театра был танец и что первым актером был танцор. Он плясал и пел. Тогда родилась трагедия, и ваш театр не обретет своего истинного лица, пока танцор не возвратится в него во всем порыве своего великого искусства!
Августин Дейли (1838–1899) – американский режиссер, в 1893 г. открывший в Лондоне театр «Дейлиз»
Недоставало музыки и возможности показать то, о чем она говорила. Но опытный антрепренер уже понял, что имеет дело с хорошей танцовщицей и, что немаловажно, целеустремленной сильной личностью. По счастью, у него оказалась свободной роль в пантомиме, которую он и предложил юной Дункан.
1 октября начинались репетиции в Нью-Йоркском театре, где Айседоре следовало быть без опозданий. Театр «Дейлиз» – это шанс! Нью-Йорк – город, в котором намного больше возможностей, нежели в заштатном Чикаго.
Несостыковочка, где Нью-Йорк и где Чикаго? Но последнее обстоятельство отнюдь не смущало отчаянную девочку. Она четко видела свою цель и была готова посворачивать горы, окажись те ненароком на ее пути. Но если сама Айседора была готова идти за мистером Дейли пешком и в рваных туфлях, того же нельзя было сказать о ее многострадальной матери. Поэтому Айседора послала телеграмму домой: «Блестящий ангажемент. Августин Дейли. Должна быть в Нью-Йорке 1 октября. Телеграфно переведите сто долларов на дорогу». Хорошо, что сестра Елизавета продолжала преподавать танцы…
Конечно же, Айседора переживала вынужденную разлуку с Иваном, но да сколько еще будет таких разлук, когда они поженятся?! Что же до лучше знающей мужчин Доры, с некоторого времени она не питала особого доверия к великовозрастному женишку своей несмышленой дочери. Да и что говорить, мало ей невероятной разницы в возрасте, так еще и в таких летах и без гроша в кармане? Сорок пять – а за спиной ни недвижимости, ни приличной профессии… неужели ее красавица дочь не найдет себе в Нью-Йорке более привлекательного и благоустроенного мужа? Пусть даже из артистической среды, раз ей так нравится. Девчонка и так делает что пожелает, не сегодня-завтра вернется домой с пузом – и что тогда? Конец всем ее честолюбивым планам, мечтам и идеям? Однообразное существование между лавками мясника, зеленщика и булочника с голодным ребенком на руках при неработающем, а то и пьющем супруге.
Деньги пришли вместе с уже уставшими ждать вестей из Чикаго братом Августином и сестрой Елизаветой, это несколько затрудняло задачу доехать до Нью-Йорка и устроиться там в ожидании первых заработанный Айседорой денег, так как теперь делить сто долларов приходилось не на двоих, а на четверых. Но веселую семейку как будто бы не пугали житейские трудности. Трогательно распрощавшись с любимым, Айседора пообещала ему, что пришлет вызов, как только получится немного заработать. И тогда уже они откроют театр своей мечты и отправятся на гастроли в Европу.