Париж и выставка

К сожалению Айседоры, знакомство с красавцем Чарльзом Галлэ, вопреки ее собственным мечтам и желаниям, так и не переросли в нечто большее, нежели просто дружба. И все время общения с юной и страстно желающей любви и нежности Айседорой Чарльз оставался прежде всего джентльменом, считавшим, что Дульси ему в дочери годится, и не собираясь пользоваться ни ее наивностью, ни понятным желанием отблагодарить за помощь.

Приблизительно в то же время Айседора познакомилась с юным поэтом Дугласом Эйнсли, недавним выпускником Оксфорда и, по его словам, потомком Стюартов. Впрочем, он был красив и, согласно моде, томен, обладал чарующим голосом и способностью часами читать вслух любимых поэтов, устроившись подле прелестных ножек своей богини. Ножки были тщательно задрапированы длинной юбкой, да и вообще никаких вольностей при встречах не наблюдалось, так как мама присутствовала во время всех визитов красавчика Дугласа и забила бы тревогу, решись юный вертопрах на что-то большее, нежели на дозволенную ему декламацию Свинбурна, Китса, Браунинга, Россетти и Оскара Уайльда. Впрочем, время от времени, устав от монотонного чтения, мать засыпала, и тогда он нежно целовал Айседору в ушко.

Вот два тогдашних лондонских друга юной Айседоры – обоих она нежно любила, и оба любили ее, страстно ненавидя при этом друг дружку. Поэт не понимал, что его богиня находит в «выжившем из ума старике» (в ту пору Галлэ уже было 54, и для юноши он казался чем-то весьма древним и неуместным рядом с двадцатитрехлетней Дункан), а художник смеялся над глупостью возомнивших себя невесть кем «молокососов».

Все время Айседора танцевала или проводила светские вечера в обществе неотразимого Чарльза Галлэ, благодаря которому ее принимали самые известные актеры и актрисы того времени, а вечерами в сгущающихся сумерках слушала стихи в исполнении Дугласа Эйнсли, мечтая о любви.

Во время выступлений Айседоры Дора, как и прежде, аккомпанировала ей, и один только Раймонд не находил себе достойного применения. Редакции газет и журналов упорно отказывались признавать его звездой современной журналистики, лекции о танцах теперь читали профессионалы, а он оставался не у дел. Возжелав перемен, молодой человек переехал в Париж, надеясь, что сумеет найти себя в признанной столице искусств.

Впрочем, просто трудиться в гордом одиночестве он, похоже, не мог и вскоре начал заваливать мать и сестру с просьбами приехать к нему. В результате Дора извелась от мысли, как там ее драгоценное дитя, ведь «ах, в Париже говорят по-французски, а мальчик знает только английский, как же теперь он будет продавать там свои гениальные статьи?!» Айседора же всегда была склонна к перемене мест, а сама мысль увидеть Лувр, Триумфальную арку, побродить по парку Версаля, подняться на холм Монмартр, к церкви Сакре Кер, посетить собор Парижской Богоматери… Латинский квартал… где, по традиции, селятся художники и люди искусства, а ведь и Раймонд нашел себе жилье именно в Латинском квартале. да, все это манило ее дивным радужным сном.

Переезд запланировали на весну, всегда легче начинать что-то вместе с пробуждающейся природой, когда само солнце словно шепчет тебе: «живи, твори, цвети.» Поезд привез мать и дочь Дункан в Шербург, где Айседору сразу же посетило неземное откровение, до нее дошло, что придется заново покупать весь гардероб. Во Франции стояла прекрасная погода, светило солнце и цвели розовые и белые каштаны. С большой бабочкой под отложным воротником и с длинными свисающими на уши волосами, преобразившийся по французской моде Раймонд встречал свое семейство.

Наняв извозчика, они отправились в Латинский квартал, где молодой человек снимал квартиру. Узкая лестница со множеством поворотов, брат забрался почти под самую крышу, еще выше располагались мансарды, которые традиционно занимали художники под ателье. Но все мансарды в этом доме были уже заняты, так что, покормив гостей и угостив их вином за тридцать сантимов, Раймонд уговорил маму и сестру, не мешкая, отправляться вместе с ним на поиск жилья. Они бросили вещи и мужественно отправились на поиск ателье. Первая неприятность – живя полгода в Париже и научившись следовать моде, принятой в Латинском квартале, а именно носить длинные волосы и мягкие куртки с шарфами или галстуками бабочкой, пить местное вино и лакомиться круассанами, Раймонд не удосужился хоть сколько-нибудь выучить язык… поэтому, бродя по улицам и повторяя «Chercher atelier», Айседора и Дора понятия не имели, что таким образом во Франции называют не только ателье художника, но и любую другую мастерскую, а следовательно, большинство помещений, которые им показывали, им просто не могли подойти.

Наконец, их мытарства закончились, Дунканы остановили свой выбор на меблированном ателье за каких-то 50 франков в месяц. Бедная, бедная Айседора, странствия по ателье и съемным квартирам должны были навести ее на тревожную мысль о неслыханной и от того подозрительной дешевизне ее нового дома. Не случайно же люди просят за огромный длинный зал с мебелью цену в трое меньше разумного? Но Раймонд не знал языка, а хозяева не говорили по-английски. В общем, заплатив за месяц вперед, Дора, Айседора и Раймонд перевезли вещи из Латинского квартала в новый дом, чтобы уже ночью понять, в какую ловушку они угодили. Едва семейка устроилась на ночь, пожелав друг другу сладких снов, пол в ателье задрожал и пошел ходуном, раз, другой третий. все трещало, завывало, гремело, бренчало и лязгало. Первая мысль – бежать, пока потолок не рухнул на головы, превратив новаторов искусства в три бесформенные котлеты.

Оказалось, что они умудрились снять ателье над ночной типографией! Но деньги были заплачены за месяц вперед, отдавать их обратно не собирались, и хоть у семьи еще оставались какие-то средства, они решили перетерпеть этот месяц. Что значат бессонные ночи в сравнении с прекраснейшим из городов на этой земле?! Целый день они бродили по Парижу, то осматривая Лувр, то проводя время в Люксембургском саду или в Соборе Парижской Богоматери, часто бывали в музеи Клюни, Карнавале, почти везде пользуясь исключительно собственными ногами и так уставая к концу дня, что засыпали задолго до начала работы первого станка в типографии.

Лето 1900 года стало первым летом семьи Дункан в Париже, открылась Всемирная выставка, на которую, к радости Айседоры и неудовольствию Раймонда, вдруг приехал Чарльз Галлэ. С этого момента они были неразлучны – Айседора и ее друг дни напролет гуляли по выставочным павильонам или Лувру. Больше, больше, больше… они обедали в каком-нибудь шикарном ресторане, часто забираясь на Эйфелеву башню, чтобы потом идти под ручку по набережной Брантли до моста Александра III, перебраться через него на другую сторону Сены и далее по Елисеевским полям до площади Конкорд и через сад Тюильри к прекраснейшему из дворцов – Лувру. Они бродили по залам Лувра, пока несчастная танцовщица не чувствовала, что устала настолько, что вот-вот упадет. Тогда добрый рыцарь привозил из администраторской музея кресло на колесиках, куда усаживал свою обессиленную спутницу, дабы ничто не мешало ей продолжать наслаждаться великолепными залами бывшего дворца королей Франции.

Благодаря Чарльзу Айседора вскоре посетила спектакль Отодзиро Каваками¹⁸ «Принц Тошимару Гамура» («Гамлет») с Сада-Якко в роли красавицы Орийе (Офелия). Действие пьесы было перенесено в современную Японию. Принц Тошимару Гамура (актер Асахиво Фуджисава) в первом действие был одет, как и подобает юноше из рода дайме, в конце спектакля он появился уже в пиджачной паре, выезжая на сцену на велосипеде.

Престарелый дайме Гамура (актер Отодзиро Каваками) таинственным образом исчезает из замка в Осаке, после чего его считают умершим, а его брат присваивает себе жену покойного, его титул и, что кажется больше всего печалит наследника, фамильное оружие!!! В это время Гамура-младший пребывает в полном неведении в Токио, где он проходит курс обучения в университете, вместе со своим другом Шози-Гара (Гарацием). Однажды ночью, прогуливаясь по токийскому кладбищу, принц Гамура встречает там призрак покойного отца – его лицо, бледное как у покойника, невидящие глаза глядят в одну точку, волосы на голове всклокочены, однако современный генеральский мундир в полном порядке, в свете луны поблескивают начищенные пуговицы и золотое шитье на обшлагах и воротнике, посверкивают орден Хризантемы и золотые эполеты. Прекрасно зная пьесу и побывав не на одной ее постановке в разных странах, Чарльз шепнул Айседоре, что на призраке должна быть серебряная кольчуга, но если многих любителей Шекспира этот момент особенно задел, Айседора и Чарльз решили, что так получилось даже оригинальнее, и принялись смотреть дальше.

Согласно пьесе, Гамлет отправлялся в Англию, живущий в Японии Гамура-младший движется по Маньчжурии и Сибири, на обратном пути его пароход попадает в шторм.

Одетый в современные одежды, Гамура делался ближе и понятнее зрителю и одновременно отталкивал его, словно говоря: посмотри на мое лицо, неужели ты не видишь, что это сказка – странная и жестокая чисто восточная история. Верь ей!

– так напишет в 1908 году Николай Гумелев об актрисе Сада-Якко, когда увидит ее на сцене в России.

Очарованная, околдованная Айседора заставила своего друга дождаться появления Сада-Якко после выступления, но в результате так и не посмела к ней приблизиться. Маленькая изящная японка поражала своей тихой грациозностью и силой. Несколько раз Айседора делала робкие попытки подойти и всякий раз останавливалась не в состоянии не то что заговорить, а даже сделать лишний шаг в сторону примы. Посмеявшись над нерешительностью своей юной спутницы, Чарльз рассказал, что прежде чем сделаться женой Каваками Отодзиро, в Японии Сада-Якко была самой настоящей гейшей. Прогрессивная пресса сравнивает ее с Сарой Бернар¹⁹ за трагический темперамент и особый реализм в сценах смерти. Собственно, именно благодаря выдающемуся таланту Сада-Якко театр и получил известность, так что в настоящее время это, пожалуй, одна единственная японская труппа, с успехом гастролирующая в США и многих странах Европы. Во всяком случае, Чарльз уже видел в их исполнении «Графа Монте-Кристо» и что-то из пьес Метерлинка²⁰, а теперь вот – Гамлет…

Айседора захотела увидеть все эти необыкновенные постановки, но, к сожалению, висящая тут же афиша сообщала о том, что это последний спектакль труппы, так что на следующий день Чальз повел ее смотреть на танцы госпожи Фуллер²², той самой, что вдохновляла на шедевры художников Тулуза-Лотрека и Коломана Мозера, скульпторов Рауля Ларша, Пьера Роша и Огюста Родена. На главном входе Всемирной выставки красовалась позолоченная статуя Лои Фуллер.

Осенью выставка закрылась, и Чарльз Галлэ уехал. Перед отъездом он познакомил Айседору со своим двадцатипятилетним племянником Шарлем Нуфларом, попросив того присмотреть за молодой и неопытной американкой.