Конферансье, дикторы телевидения

Её все любили. Я не встречала ни одного человека, который сказал бы: «Мне не нравится Анна Герман». На неё любили смотреть, когда она приходила на телевидение, её любили записывать звукорежиссеры, её любили снимать операторы. Анна была удивительно телегеничной – будучи большого роста, она производила впечатление очень хрупкой женщины.

Анна была очень простая: приходила в столовую, куда приходили все мы, телевизионные работники (техники, редакторы, режиссеры, операторы), вместе со всеми брала суп, садилась с нами за стол и обедала. Она никогда не требовала отдельной гримёрной, не было никаких капризов.

Анна очень любила вязаные вещи, они ей шли и соответствовали её характеру. На многие съёмки она приходила в вязаных платьях.

Как только мы впервые услышали её голос, её «Танцующие Эвридики», мы были поражены. Этот голос – особый подарок Бога. Если у меня плохое настроение, я ставлю пластинку и слушаю «Гори, гори, моя звезда». Этот романс она поёт так, как не поёт ни один наш или зарубежный певец.

После успеха песни «Танцующие Эвридики» на телевидение стали приходить сотни писем с просьбой повторить эту запись. Мы в «Музыкальном киоске» её тоже повторили.

…Когда она попала в автокатастрофу, мы пытались узнать о её состоянии, выжила ли она вообще. Тогда не было Интернета, не было таких возможностей, чтобы узнать о её состоянии. Но через год стали приходить вести из Польши, что она поправляется, учится заново ходить, говорить и петь.

В 1969 году на фестиваль в Сопот в качестве советского диктора-комментатора отправили Валентину Леонтьеву. По возвращении она мне рассказала, какие жуткие вещи творятся в Польше, какое там отношение к советским журналистам. И вот на следующий год меня вызывает Сергей Лапин, председатель Гостелерадио СССР, и говорит: «Через недельку отправляетесь в Сопот». Я удивилась и спросила: «А что я там делать буду?». Мне ответили: «Самое главное – хорошо выглядеть, быть красиво одетой и как можно больше молчать». В общем, меня посылали на верную гибель, я ведь не эстрадный комментатор, но приказ есть приказ: я еду в Сопот. Вся редакция собирала мне модные наряды, меня выкрасили в фиолетовый цвет. В общем, целый чемодан чужих вещей и удивительная прическа!

Меня поселили не в Сопоте, а в Гдыни, откуда нужно добираться на электричке. В гостинице со мной никто не разговаривал, как только я зашла в свой номер – мне отключили воду и свет. Положение кошмарное. На фестивале у каждого журналиста был выставлен флажок той страны, откуда тот приехал. Один человек мне сказал: «Пани, я вас умоляю, не ставьте рядом с собой советский флажок!». Но я не послушала, поставила и… вокруг меня образовался абсолютный вакуум. Я перестала существовать для всех. Мне не дали ни одной программы, ни одной аннотации ни по-русски, ни по-польски, ни по-английски…

Возвращение Анны Герман на сцену в 1970 году вызвало огромный интерес у зрителей и журналистов. На фото – июль 1970 года, фестиваль в Ополе. Фото Казимира Седзиковского

…Однажды я спускалась в гостинице позавтракать и увидела внизу сидящую Анну Герман с мужем и коллегами. Мы поздоровались. Потом её муж подошел ко мне и пригласил присесть к ним за стол. Завязался разговор, она спросила, кто я, как дела в Москве, как поживает Анна Николаевна Качалина. Я ответила и рассказала ей, в какой трудной ситуации я оказалась в Сопоте. Меня лишили материала, с помощью которого я могла комментировать трансляцию. Анна попросила меня принести ей программу сегодняшнего концерта. Она перевела мне всё, что там было написано, и вдобавок рассказала про всех певцов-участников фестиваля. Благодаря Анне в тот вечер я была подготовлена.

А на следующий день мы с ней поехали в Сопот (она тоже жила в Гдыни, в отдалении от фестивального шума). По её просьбе к ней не пускали ни одного человека, ни одного журналиста.

Это были её первые выходы на публику после болезни, она не хотела повышенного внимания.

Я прошла с ней за кулисы… Это был 1970-й год. Я была свидетельницей исторического момента: её возвращения на сцену. Она пожала мне руку, сказав: «С Богом!» – и пошла на сцену. Я за кулисами видела, что было в зале! Зал встал, зал орал, зал не мог успокоиться… Как её приветствовали!

Это было необыкновенное впечатление.

На следующий день она мне снова помогла с переводами фестивальных программ.

Спустя годы Анна, уже набрав силы, стала часто приезжать в Москву, и однажды я её увидела в той самой телевизионной столовой.

Я подошла к ней, поздоровалась, но она меня не узнала. Я напомнила о нашей встрече в Сопоте, она взяла меня за руку, усадила за стол и сказала: «Расскажите». Она ничего не помнила. Не помнила, что переводила мне фестивальные программы, не помнила, как передавала подарок Гале Ненашевой, которую тогда в Сопоте буквально «утопили», не помнила, как через меня передавала открытку для Муслима Магомаева…

Она ничего этого не помнила…

Я тогда поняла, что ей не хватало сил, что её память пострадала от последствий аварии…

Я хочу сказать Анне Герман большое спасибо за то, что тогда поддержала меня в беде, спасибо за её песни, за её теплые слова и за её душу.

На сцене фестиваля в Зелена-Гуре, 1972 год

В моей жизни было две встречи с Анной Герман. Первая состоялась в середине июня 1973 года, в польском городе Зелёна-Гура. Меня пригласили быть ведущей IX Фестиваля советской песни вместе с двумя польскими конферансье. В тот год из СССР приехали: Алла Иошпе и Стахан Рахимов, «Песняры», Светлана Резанова, Виталий Самойленко; из звезд польской эстрады были: Анна Герман и Марыля Родович, среди членов жюри – композиторы Владимир Шаинский и Евгений Птичкин.

Анна Герман была единственной артисткой, которой хотелось любоваться. Помню её невероятную женственность, приветливость, скромность, доброту. Кто-то из поляков за кулисами сказал: «Анна Герман уже не так популярна, как ранее…». Я удивилась таким словам: публика её принимала восторженно. В те годы популярность Анны в СССР с каждым часом только возрастала. А поляки к ней охладевали.

Спустя четыре года я увидела Анну Герман в Москве, в концертной студии Останкино, где в декабре 1977 года снимали популярную музыкальную телепрограмму «Песня-77». Я была ведущей вместе с Александром Масляковым. С исполнителями мы почти не общались, так как находились на другом конце сцены. У нас был сценарий, по которому мы объявляли выступающих.

В тот вечер артистов было огромное количество: София Ротару, Роза Рымбаева, Роксана Бабаян, Людмила Сен-чина, Алла Пугачева, Иосиф Кобзон, Надежда Чепрага…

Анна пела дуэтом со Львом Лещенко «Эхо любви». Это было что-то потрясающее! На концертах-съёмках обычно мало что запоминается, исполнители идут один за другим, какие-то песни остаются, какие-то проходят мимо. А этот чудесный дуэт остался в памяти навсегда. От Анны Герман шла такая теплота, такой свет, такая глубина – невозможно было оторвать глаз. Публика в зале была как завороженная. Сейчас многие пытаются спеть песню «Эхо любви». Да, песня хорошая, очень трогательная. Но только в исполнении Анны Герман она звучит наиболее проникновенно, душевно. Никто и никогда не споёт её так, как спела необыкновенная Анна…

С Анной я работал недолго – всего пару недель. Это был очень трудный период её жизни – она возвращалась на сцену, набиралась жизненных и творческих сил после тяжёлой аварии. И это были её первые концерты после реабилитации. Анна вынуждена была выступать в неудобных туфлях, внутрь которых были вшиты металлические вставки – пластины, которые позволяли ступне правильно срастаться.

На тех гастролях мы поехали с группой артистов на встречу с детьми-инвалидами, которые всё время, пока Анна находилась в больнице, писали ей письма поддержки и утешения. На той встрече Аня благодарила детей за те тёплые слова, за письма, говорила, что именно доброжелательные письма от незнакомых людей помогали ей выдержать, вытерпеть боль и найти в себе силы вернуться к нормальной жизни.

Этот концерт проходил в Шечинском воеводстве, а я ездил с Аней как ведущий, объявлял концерт, приветствовал публику. Мы не могли скрыть слёз боли, грусти и радости во время той встречи. Зал был заполнен детьми с различными травмами, многие были в тяжелом состоянии. В этой больнице они жили и учились. Такой концерт я запомнил на всю жизнь.

Для меня было потрясением видеть этих искалеченных детей, думаю, что и для Ани это было большим внутренним переживанием. В тот вечер она пела так, как никогда! На других концертах она пела иначе. И песни были выбраны особенные, которых впоследствии я тоже не слышал. Помню, после этих гастролей Аня в интервью какой-то центральной газете просила своих коллег, артистов польской эстрады, ездить в такие больницы с концертами. Для неё это было очень важно – помогать, поддерживать, дарить радость.