Но то трагическое время было весьма богато и другими печальными парадоксами.

Почитаем В. А. Катаняна: «В 1937 году был арестован П. К. Луппол (главный редактор Гослитиздата. – В. Д.). На место Н. Н. Накорякова, порядочного и делового человека, директором издательства был назначен С. А. Лозовской, бывший до того крупным деятелем международного профдвижения. Новый директор перекрыл все дороги собрания сочинений Маяковского.

Мои попытки объясниться с Лозовским показали, что объяснения бесполезны.

«Мне нужно время, чтобы разобраться, – сказал Лозовский Лиле Юрьевне. – Лично против вас ничего не имею».

В октябре 38-го года была назначена новая редколлегия собрания сочинений в составе Н. Н. Асеева, Л. В. Маяковской, В. О. Перцова и М. М. Серебрянского – вариант, принятый при самом близком участии А. А. Фадеева» [Дружба народов. 1989. № 3. С. 226].

В общем, монополия команды Брик – Катаняна на кураторство сочинений Маяковского в полном объеме не состоялась. И дело, разумеется, не в «порядочности» Луппола и Накорякова или, наоборот, предвзятости Лозовского и прочих. Трагические лакуны стали появляться и в ближайшем окружении Бриков. Уже с арестом В. М. Примакова в августе 1936 года письмо Л. Ю. Брик Сталину (как и его копии) приобрело «полузакрытый» характер из-за адреса, указанного после подписи Лили Юрьевны: это был адрес служебной квартиры зам. командующего Ленинградским военным округом В. М. Примакова.

В июле 1937 года был арестован и в августе 1938 года расстрелян Я. С. Агранов, главный покровитель Лили Юрьевны, инициатор, соавтор и докладчик ее письма Сталину.

В октябре 1937 года был арестован и Б. М. Таль, один из адресатов резолюции Сталина. Наконец, в декабре 1938 года был смещен с поста наркома внутренних дел, а в марте 1939 года арестован Н. Ежов. Исчез второй и главный адресат резолюции Сталина.

Так всего лишь через полтора-два года после своего появления письмо Л. Ю. Брик Сталину уже не могло служить для нее официальным мандатом на право контроля всей появляющейся маяковианы. Хотя для самой Лили Юрьевны оно и сыграло неоценимую роль «охранной грамоты», но и оригинал, и «все рабочие копии» письма надолго исчезли с человеческих глаз.

Приходилось вновь опираться на старые и новые (и немалые) связи да на реальный контроль над архивом поэта.

В своем письме Сталину Л. Ю. Брик писала:

«После смерти Маяковского в постановлении Правительства было предложено организовать кабинет Маяковского при Комакадемии, где должны были быть сосредоточены все материалы и рукописи. До сих пор этого кабинета нет. Материалы разбросаны. Часть находится в Московском литературном музее, который ими абсолютно не интересуется. Это видно хотя бы из того, что в бюллетене музея о Маяковском почти не упоминается».

Эту картину дополняют воспоминания В. А. Катаняна:

«Идея о создании “Кабинета Маяковского при Комакадемии” исходила от Лили Юрьевны и Осипа Максимовича. “Начатые стихи отдайте Брикам”. Как ни мало придавал сам Маяковский значения рукописям и датам, но оставшиеся после него записные книжки и бумаги, которых касалась его рука, были после него уложены в спешно приобретенные железные ящики. Брики искали возможности отдать все это – обществу? Государству? А конкретно? Как? Куда? Не было никакого встречного движения. Не было заинтересованных людей. Да и сама форма постановления – просить Президиум ЦИК СССР предложить Комакадемии и т. д. – оставляла Комакадемии все возможности не торопиться. Так прошло пять лет. А потом (в начале 1936 года) и сама Академия перестала существовать» [Дружба народов. 1989. № 3. С. 222].

В 1938 году открылась Библиотека-музей В. Маяковского в Москве на Таганке. Здесь и был организован «кабинет Маяковского» – главное государственное хранилище рукописей, вещей Маяковского, материалов о нем. Но теперь уже Лиля Юрьевна, вопреки своим сетованиям в письме Сталину, отнюдь не спешила передавать туда все имевшиеся у нее материалы Маяковского.

В связи с тем, что в начале 1990 года в США «нашлась» родная дочь В. В. Маяковского, уже В. В. Катанян-младший заявляет: «Да, говорили: Лиля Брик всегда хотела представить себя единственной для Маяковского. Но тогда бы она постаралась уничтожить все свидетельства о других женщинах, в том числе и об Элли Джонс, вычеркнуть саму память о ней. А между тем она сохранила письма и фотографии Элли, девочки. Аккуратно подобранные четыре письма, несколько поздравительных открыток лежали в конверте с надписью “Элли Джонс”, приготовленные для передачи в ЦГАЛИ. Сделать это Л. Брик сама не успела, и мне пришлось выполнить это поручение» (курсив мой. – В. Д.) [Эхо планеты. 1990. № 18. С. 43.].

Вот так: за весьма долгий период, с 1930 по 1978 год, – так и «не успела» передать.