В начале 1935 года вышел 1-й том нового «академического» собрания сочинений Маяковского «под общей редакцией Л. Ю. Брик». Во вступительной статье к этому тому читаем: «Опасливо сторонился он (Маяковский) людей, наводящих «хрестоматийный глянец» на творчество крупнейших поэтов прошлого. Но больше всего, пожалуй, Маяковского пугала возможность канонизации его собственного поэтического строя. Широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный». И далее вновь: «Непоправимый вред оказал бы тот, кто попытался бы канонизировать Маяковского».

И в том же 1935 году при непосредственном участии Лили Юрьевны происходит именно канонизация поэта. В ответ на письмо Л. Ю. Брик Сталину высочайшим повелением Маяковский утверждается в звании «лучшего и талантливейшего поэта нашей советской эпохи».

Обстоятельства написания этого письма и появления знаменитой резолюции И. В. Сталина освещались в ряде материалов, обнародованных в последнее время. В том числе и в весьма туманных, полных умолчаний воспоминаниях непосредственных участников событий – Л. Ю. Брик (Слово. 1989. № 5) и В. А. Катаняна (Дружба народов. 1989. № 3).

Сей «туман» потребовался нашим мемуаристам, для того чтобы скрыть имя главного организатора и участника этого действа – уже упоминавшегося первого заместителя наркома внутренних дел Я. С. Агранова [См. наст. изд. С. 107–142].

Но «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Мк. 4, 22).

Частный пример подобных «воспоминаний» позволяет весьма наглядно, основываясь на словах самих участников – Л. Ю. Брик, В. А. Катаняна, – а не каких-либо «третьих лиц» – свидетелей или позднейших мемуаристов, показать методы создания той многослойной пелены полулжи-полуправды, которой «ближайшие друзья Маяковского» десятилетиями окутывали его имя.

Письмо Л. Ю. Брик Сталину от 24 ноября 1935 года полно ламентаций автора на невнимание различных инстанций к наследию Маяковского, на неспешность и волокиту с увековечиванием его памяти. Правда, при внимательном чтении письма возникает ощущение, что все эти вполне житейские и мелкие неурядицы нарочито драматизируются и сгущаются. Во всяком случае, постоянно приходится заставлять себя как-то «входить в положение», «проникаться духом времени» и т. п. С точки зрения нормального восприятия все перечисленное в письме – не более чем рядовые текущие проблемы, требующие такого же – «в рабочем порядке» – разрешения и явно не требующие обязательного вмешательства первого лица государства.

Не менее странным представляется то, что при здравствовавших матери и двух сестрах поэта письмо к Сталину о невнимании к наследию Маяковского подписано. Л. Ю. Брик. И только ею. Это еще можно было бы понять, если бы в письме шла также речь, допустим, о невнимании к живым родственникам поэта.

Но ничего подобного там нет.

Попробуем ответить, например, на вопрос: что же послужило конкретным поводом, последним толчком для написания Л. Ю. Брик в конце 1935 года ее письма Сталину?

В. А. Катанян пишет: «Разговоры, которые велись о дешевых изданиях Маяковского, возникали, продолжались и затихали на протяжении четырех лет. Когда Лиля Юрьевна переехала в Ленинград, в 1934 году, Ленинградское отделение Гослитиздата согласилось на однотомник. Там приняли подготовленную Л. Ю. рукопись и даже набрали, а потом, после трех корректур, рассыпали набор. Это была последняя капля, переполнившая чашу. Она села писать письмо». И чуть выше: «Все, о чем говорилось в этом письме, мне, конечно, известно. Я был не только свидетелем, но непосредственным участником всех начинаний в области издания книг Маяковского в эти годы». [Дружба народов. 1989. № 3. С. 224, 221].

Послушаем и Л. Ю. Брик:

«Обстоятельства, вызвавшие в ноябре 1935 года мое письмо к Сталину, весьма драматичны. Вы это поймете, познакомившись с его содержанием. У меня сердце стыло от боли, от страданий за Маяковского. По совету Примакова, который очень сочувствовал моим переживаниям и считал, что, кроме Сталина, этих вопросов никто не решит, я написала письмо. Мне искренне хотелось помочь Володе. Он заслуживал этого». И т. д. и т. п. Одни общие слова. Ни одного конкретного факта! [Слово. 1989. № 5. С. 79].

Впрочем, чтобы понять всю «драматичность обстоятельств, вызвавших письмо», обратимся по совету Лили Юрьевны к тексту. Об изданиях книг поэта в письме говорится следующее: «Скоро шесть лет со дня его смерти, а «Полное собрание сочинений» вышло только наполовину, и то – в количестве 10 000 экземпляров. Уже больше года ведутся разговоры об однотомнике. Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана. Детские книги не переиздаются совсем. Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно» [Слово. 1989. № 5. С. 80].

Как видим, сама Лиля Юрьевна ни о каком «рассыпанном наборе» речи не ведет, больше упирая на различные общие страдания и «стынущее сердце».

Что же было в действительности? Каковы конкретные факты?

Во-первых, Ленинградское отделение Гослитиздата выпустило однотомник «Избранных произведений» Маяковского. Но не в 1934-м, а еще в 1933 году, со вступительной статьей Л. Левина. Во-вторых, как раз в 1935 году вышел еще один однотомник «Избранного» Маяковского. На сей раз – в Москве, под серийным трафаретом: «Школьная серия современных писателей. (Для учащихся 7 – 10 классов)». Во вступительной статье отмечается, например, что поэма «В. И. Ленин» – «лучшее художественное выражение в советской литературе образа вождя мирового пролетариата». В сборнике – ряд известных стихотворений поэта, поэмы «150 000 000», «Хорошо». (Напомню фразу из «челобитного» письма Л. Ю. Брик Сталину: «Не говорю о ряде мелких фактов. Как, например, по распоряжению Наркомпроса, из учебника современной литературы за 1935 год выкинули поэмы “Ленин” и “Хорошо”. О них и не упоминается».)

В-третьих, однотомники произведений Маяковского издавались и в 1930-м, и в 1931-м, и в 1932 годах. В эти же годы издавались и детские книги поэта: «Что такое хорошо», «Кем быть?», «Маяковский – детям» и др. (Из письма Л. Ю. Брик: «Детские книги не переиздаются совсем».)

В-четвертых. Вот передо мной солидное иллюстрированное издание в 450 страниц: В. Маяковский. Собрание сочинений в одном томе. М., Государственное издательство «Художественная литература», 1936. На нем, правда, стоит место издания – Москва и год издания – 1936-й. Но посмотрим в выходные данные: «Редактор В. Катанян. Сдано в набор 25 октября 1935 г. Подписано к печати 23 марта 1936 г. Набрано и отпечатано во 2-й типографии «Печатный двор», Ленинград, Гатчинская, 26».

Итак, ровно за месяц до знаменитого письма Л. Ю. Брик в Ленинградской типографии был сдан в набор (а не «рассыпан»!), успешно и быстро набирался однотомник Маяковского!.. (Очередное отражение в «кривом зеркале» письма Л. Ю. Брик: «Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана».)

На литературной странице «Правды» 5 декабря 1935 года рядом с редакционной статьей, провозгласившей В. Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи», была помещена статистическая справка «Книги Вл. Маяковского». Заметка эта небольшая, приведу ее здесь полностью: «За 15 лет (годы 1921–1935) выпущено нашими издательствами 102 названия книг Маяковского с общим тиражом 1791 тыс. экземпляров. Наименьшие тиражи приходятся на годы: 1922 – 27 тыс., 1926 – 33 тыс., 1924 – 35,5 тысячи. Наибольшее количество изданий Маяковского и наибольшие тиражи приходятся на год его смерти (1930 год) – 13 названий с тиражом 390 тыс. экз. и 1931 год – 13 названий с тиражом 311, 5 тыс. экз. В последующие годы наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей (1932 – 58 тыс. экз., 1933 – 115 названий с тиражом 175 тыс. экземпляров).

Собрание сочинений Вл. Маяковского, выпускаемое Гослитиздатом тиражом в 10 000 экз., выходит очень медленно (до сих пор вышло 10 томов) и не может удовлетворить растущего спроса. Дешевое издание не переиздавалось с 1930 года (два издания, выпущенные в 1930 г. тиражом в 200 000 экз., разошлись в несколько дней)» [Правда. № 334. 5 декабря 1935. С. 4].

Если говорить только о статистических данных, то в первой половине 30-х годов лишь тиражи изданий «великого пролетарского писателя» М. Горького да двух-трех особо политизированных писателей-публицистов того времени (М. Кольцов, Д. Бедный) можно хоть как-то сопоставлять с тиражами Маяковского. Причем массовость авторов шла главным образом за счет «летучего вождя брошюр». А издание «академического» Полного собрания сочинений Маяковского, начавшееся практически сразу же после смерти писателя и даже еще до завершения издания предыдущего собрания сочинений, начатого при жизни, вообще уникальный случай в издательской практике.

Общий же тон этой заметки в «Правде» (при всех ее натяжках и неточностях), так сказать, обличительно-оправдательный. В ней как бы говорится: недостатки с изданием книг Маяковского, видимо, есть, раз на этом так настаивает начальство, начальству виднее. Однако – нам бы ваши заботы! – вот тебе, читатель, некоторые цифры – думай сам. Неплохо звучит, например, фраза: «Собрание сочинений выходит очень (!) медленно (до сих пор вышло 10 томов)». Это за два года для комментированного издания, выпускаемого по первоисточникам! Дай бог нашим современным издателям хотя бы отдаленное подобие таких темпов!

Не менее оригинально звучит «критика» издательского «невнимания» к поэту в самой редакционной статье «Правды» 5 декабря 1935 года «Владимир Маяковский»: «Произведений Маяковского издается у нас недостаточно. Правда, после его смерти выходит уже второе собрание сочинений, вышли и отдельные сборники. Но все же в книжных магазинах редкое удается достать книгу Маяковского».

В эти годы продолжалась, естественно, публикация произведений В. Маяковского также в различных альманахах и периодике, пополнялась и критическая маяковиана. Насколько этот процесс усилился именно в 1930–1935 годах, хорошо видно, например, из обзоров Л. Поляк и Н. Реформатской «Их библиографии критической литературы о Маяковском (1918–1936)» и В. Тренина «Маяковский в переводах (библиографический обзор)», опубликованных в журнале «Литературный критик» (1936. № 4. С. 244–264).

Еще нагляднее это мнимое «невнимание» и «замалчивание» Маяковского выявляется при анализе не абсолютного, а относительного количества публикаций о Маяковском сравнительно с количеством работ о других писателях. Так, в журнале «Литературная учеба» № 2–3 за 1935 год (с. 187–201) опубликован обзор «Статьи, напечатанные в 1934 году в литературных журналах и газетах» (составители И. Вакс и В. Саблин). Обзор включает лишь наиболее крупные, проблемные статьи, но является вполне репрезентативным. Составлен он по тематическим разделам: «О творчестве мировых классиков», «О творчестве русских классиков», «О распаде буржуазного искусства Запада» и т. д.

Вот раздел «Язык классиков и современников»: о Пушкине указаны 2 работы, о Тургеневе – 2, Гоголь, Щедрин, Чехов, Горький, Шолохов – по 1 работе, о Маяковском – 2 отдельные работы; кроме того, в работе «О словаре современной поэзии» рассматривается творчество Маяковского, Пастернака, Каменского. Раздел «Литературные портреты советских писателей»: о Шолохове – 2 работы, о Федине, Фадееве, Малышкине, Лавреневе, Чапыгине, Пастернаке, Багрицком, Олеше – по 1 работе, о Маяковском – 6 (!) работ. Напомню, речь в обзоре идет о 1934 годе, когда «наблюдается заметное снижение числа отдельных названий и тиражей» изданий Маяковского!..

Да, «широкая популярность, массовость стихов Маяковского бесспорны. Из всех советских поэтов по количеству изданий с Маяковским может соперничать только Демьян Бедный».

Эти слова из редакционного предисловия к первому тому собрания сочинений поэта (издание 1935 года под редакцией Л. Ю. Брик!) были вполне справедливы. В этих условиях от Лили Юрьевны требовалось, пожалуй, немалое «мужество» (если не авантюризм), чтобы написать письмо Сталину, содержащее утверждения, прямо противоположные реальности!