ГЛАВА 37
Лежа ничком на кровати, Наполеон не сводил глаз с пляшущего в камине огня. Яркое сияние свечей отбрасывало на его лицо красноватый отсвет. Убаюканный теплом и тишиной, он медленно проваливался в сон.
— Старый провидец, ты наконец идешь ко мне? — слабым голосом произнес вслух опальный император.
Лицо его озарилось радостью — а спустя миг исказилось от гнева.
— Нет! — закричал он. — Ты ошибаешься! Удача — это не смена времен года! Осень для меня не наступила. И зиме не бывать! Что? Семья меня покинет? Предаст? Ложь! Я окружил их заботой… — Он умолк, будто внимательно прислушиваясь к ответу. — Нет, это чересчур. Невероятно! Всей Европе со мной не совладать. Имя мое сильнее рока!
Разбуженный собственным криком, Наполеон открыл глаза, оглядел комнату и, проведя дрожащей рукой по взмокшему лбу, пробормотал:
— Какой ужасный сон…
Верный Сен-Дени, спавший, как обычно, на полу подле койки, сразу встрепенулся.
— Слушаю, сир.
Император нащупал его руку.
— Давным-давно в египетской пирамиде старый колдун напророчил мне крах, предательство родственников и неблагодарность генералов.
Ему хотелось выговориться, поделиться нахлынувшими мыслями.
— Колдун предсказал мне двух жен, — произнес он хриплым спросонья голосом. — Первая станет императрицей, но ненадолго. И не смерть скинет ее с трона, а женщина. Вторая подарит мне сына, однако с нее же начнутся мои несчастья. Я потеряю богатство, власть… Прахом пойдут мои надежды и чаяния. Меня с позором изгонят из страны, и дни свои я закончу на чужой земле, среди гор и моря.
В глазах несчастного читался неприкрытый ужас.
— Прорицателя по моему приказу застрелили, — сказал Наполеон. — Я решил, что он просто глупец, а глупцов я не слушаю.
Элиза Ларок рассказывала Торвальдсену давно известную ее семье историю об императоре.
— Поццо ди Борго разузнал обо всех событиях, происходивших на острове Святой Елены, вплоть до малейших деталей, — пояснила она. — Разговор с Сен-Дени состоялся за два месяца до смерти Наполеона.
Датчанин вежливо изображал интерес к беседе.
— Наполеон был очень суеверен, — добавила Элиза. — Он верил в судьбу, но не верил в ее неизбежность. Слышал только то, что хотел слышать.
Они сидели в отдельной кабинке ресторана «Гран Вефур», из окна которой открывался вид на сад Пале-Рояль. В меню было с гордостью указано, что ресторан основан в 1784 году, и золоченая отделка с изящными росписями — те же самые, что видели посетители XVIII века. Торвальдсен сюда редко заглядывал, на обед его пригласила Ларок.
— Впрочем, жизнь все расставила по своим местам, — сказала она. — Слова египетского колдуна сбылись. Жозефина стала императрицей, однако не смогла родить наследника, и Наполеон с ней развелся.
— По-моему, он развелся из-за ее измен.
— Да, она ему изменяла. Но и он не хранил ей верность. В конце концов его внимание привлекла восемнадцатилетняя эрцгерцогиня Мария-Луиза Австрийская. Она и родила императору долгожданного сына.
— В то время так поступали все представители королевских семейств, — рассеянно проронил датчанин.
— На такие слова Наполеон бы серьезно обиделся! — шутливо заметила Элиза. — Вы сравнили его с членами королевских семейств.
Торвальдсен рассмеялся.
— Ну и дурак он тогда! Как ни крути, он был монархом.
— А предсказания египтянина продолжали сбываться. С тысяча восемьсот девятого года, сразу после второй женитьбы, удача от Наполеона отвернулась, — с явным удовольствием сказала Элиза. — В тысяча восемьсот двенадцатом году в ходе Русской кампании он потерял при отступлении почти всю армию. В тысяча восемьсот тринадцатом Англия, Пруссия, Россия и Австрия объединились против него в коалицию. Наполеон потерпел поражение в Испании и под Лейпцигом, утратил германских союзников, лишился Голландии… В тысяча восемьсот четырнадцатом году после падения Парижа его заставили отречься от престола и сослали на Эльбу, откуда он, впрочем, сбежал и попытался вернуть власть, скинув с трона Людовика Восемнадцатого. Восемнадцатого июня тысяча восемьсот пятнадцатого года произошла его последняя битва под Ватерлоо. Все было кончено. Его ждала ссылка на остров Святой Елены. И смерть.
— Вы, кажется, всей душой ненавидите Наполеона?
— Меня раздражает, что люди никогда не узнают о нем правду. Пять лет он работал над своим образом на острове Святой Елены. Наводил лоск! — презрительно усмехнулась она. — В его автобиографии больше вымысла, чем фактов. Всю историю перекроил под себя. А если взглянуть трезво, кто он? Нежно любящий муж, который в мгновение ока разводится с женой, потому что она бесплодна. Генерал, который на словах души не чает в солдатах, а сам отправляет на гибель сотни тысяч бойцов. Бесстрашный полководец, который бросает своих людей в критический момент. Глава государства, который мечтает об укреплении Франции, — и постоянно развязывает войны. По-моему, довольно причин, чтобы его ненавидеть.
Датчанин решил ее немного позлить.
— А вы знаете, что в этой же комнате обедали Наполеон с Жозефиной? Мне сказали, интерьер сохранился с начала девятнадцатого века практически без изменений.
Ларок улыбнулась.
— Разумеется. Удивительно, что вам это известно.
— Наполеон действительно убил египетского предсказателя?
— Он приказал убить его ученому Монье.
— Вы верите, что Наполеона отравили?
Согласно одной из теорий, опальному императору в еду добавляли маленькие порции мышьяка, от чего он в конце концов умер. Современные ученые, проведя анализ уцелевших волос, выявили в них высокое содержание яда.
— Зачем англичанам его убивать? — Элиза рассмеялась. — Напротив, он был нужен им живым.
Тем временем официант принес горячие закуски: Торвальдсену — жареную в масле султанку с помидорами, а Ларок — посыпанного сыром цыпленка в винном соусе. Оба пили «Мерло».
— Знаете, что произошло в тысяча восемьсот сороковом году, когда тело Наполеона привезли во Францию? — спросила Элиза.
Датчанин отрицательно качнул головой.
— Очень показательная история. Вы сразу поймете, почему англичане не стали бы его травить.
Малоун торопливо шел через пустынный сумрачный зал. Лампы не горели, дневной свет приглушали пластиковые листы на окнах. В теплом воздухе пахло свежей краской. Большая часть витрин и экспонатов были упакованы в плотные чехлы. Вдоль стен там и сям стояли лестницы. В дальнем конце галереи высились леса. Кое-где вместо паркета зияли темные пятна: судя по разведенной грязи, ремонтировали каменное основание под полом.
Ни камер видеонаблюдения, ни сенсорных датчиков Малоун не заметил. За стеклами обтянутых шелком витрин виднелись доспехи, военные костюмы, мечи, кинжалы, пистолеты, ружья — наглядная иллюстрация развития технологий для более эффективного умерщвления ближнего своего. Выставленные экспонаты не отражали ужасов войны, скорее войну романтизировали.
Обойдя очередной разобранный участок пола, Малоун бесшумно — спасибо ботинкам на резиновой подошве — устремился в конец галереи.
Сзади раздалось легкое клацанье дверей: кто-то пытался войти в Наполеоновский зал.
Мистер Гилдхолл с силой толкнул металлические створки, явно чем-то подпертые изнутри. Эшби молча наблюдал за помощником.
— Я думала, здесь открыто, — прошептала Кэролайн.
И Ларок говорила, что открыто. Все ценное вынесли несколько недель назад, остались только незначительные экспонаты, которым не хватило места в хранилище. Проводящий реконструкцию подрядчик согласился работать среди витрин. Правда, вещи пришлось застраховать.
И все-таки двери не поддавались.
Что же делать? Не хотелось бы привлечь внимание дежурного снизу или сотрудников Музея планов и рельефов этажом выше…
— Ломай, — велел Эшби. — Только тихо.
В октябре 1840 года под командованием принца де Жуанвиля, третьего сына короля Луи-Филиппа, к острову Святой Елены пришвартовался французский фрегат «Белль Пуль». Береговые орудия военно-морского флота Великобритании салютовали ему двадцать одним залпом. Встречать гостей вышел сын губернатора Миддлмора. Пятнадцатого октября, ровно через двадцать пять лет после прибытия Наполеона на остров, началась операция по возвращению тела императора на родину. На эксгумацию приехали люди, которые когда-то последовали за Наполеоном в ссылку: генерал Гурго, генерал Бертран, шеф-повар Пьеррон, грум Аршамбо, третий лакей Новеррас — и, конечно, Маршан и Сен-Дени, остававшиеся с императором до последнего его вздоха.
Французы хотели отрядить наблюдателями своих моряков, но англичане настояли, чтобы за эксгумацией следили их солдаты. И вот ночью под проливным дождем рабочие в сопровождении британских военных отправились к могиле Наполеона. Беднягам выпала нелегкая работа: девятнадцать лет назад гроб императора заложили кирпичами и залили цементом. Пришлось выламывать камни один за другим, пробивать армированную кладку, отрывать четыре крышки…
Наконец взорам предстало мертвое тело.
Труп окутывали клочья белого атласа, отпавшие с крышки гроба. Из лопнувших черных сапог торчали бледные пальцы. Ноги облегали белые бриджи. Знаменитая треуголка лежала на том же месте, где ее положили много лет назад. Между бедер Наполеона стоял серебряный сосуд с сердцем. На безупречно сохранившихся, затвердевших белых руках отросли длинные ногти. Веки были плотно сомкнуты, между приоткрытых губ виднелись три зуба, из-за отросшей щетины лицо казалось серым. Тело оказалось в превосходном состоянии, будто император все эти годы спал, а не разлагался.
Вокруг атласной постели в целости и сохранности лежала россыпь личных вещей: горсть французских и итальянских монет с невозмутимым ликом императора, серебряный соусник, тарелка, столовые приборы с выгравированным императорским гербом, серебряная фляжка с водой из Гераниевого дола, часы, сабля, хлеб и бутылка воды.
Все сняли шляпы, а французский священник, окропляя могилу святой водой, произнес строку из псалма: «Из глубины взываю к тебе, Господи».
Обследовать тело, пусть и ради науки, врачу-англичанину не позволил генерал Гурго, грузный краснолицый мужчина с седой бородой.
— Даже не думайте! Довольно с нашего императора унижений.
Каждый понимал: эксгумацию затеяли для того, чтобы устранить разногласия между Лондоном и Парижем. Французский посол выразился более чем ясно:
— Уважительной причины для отказа у вас нет. Не может ведь Англия на весь мир заявить, что ей нужен узник-труп.
Вперед выступил губернатор Миддлмор.
— Мы имеем право изучить тело.
— Почему вдруг? — ощетинился Маршан. — С какой целью? Гроб закрывали англичане, и английские врачи провели аутопсию, хотя Наполеон оставил на этот счет четкие указания.
Девятнадцать лет назад Маршан присутствовал при вскрытии и, судя по горьким ноткам в голосе, не забыл надругательства над телом дорогого хозяина.
Миддлмор вскинул руки: сдаюсь.
— Хорошо. Ну а внешний осмотр можно провести? Сами видите, как прекрасно сохранился труп, хотя столько лет пролежал в могиле. Хотелось бы исследовать это явление.
И Гурго уступил. Остальные тоже спорить не стали.
Тогда врач ощупал ноги, живот, руки, веко и наконец грудь.
— Наполеона уложили в четыре гроба из дерева и металла. Саркофаг заперли на ключ. Теперь можно было везти тело императора в Париж, — завершила рассказ Ларок.
— А что на самом деле надеялся отыскать врач? — поинтересовался Торвальдсен.
— Как что? Ключ к местонахождению клада. Все эти годы англичане безуспешно пытались найти хотя бы малейшую зацепку.
— Они предполагали, что инструкция спрятана в могиле?
— Да нет, просто действовали наугад. В гробу лежало столько странных вещей! Наверное, думали, отыщут среди них что-то важное, потому и согласились на эксгумацию. Хотелось еще раз обыскать покойного.
— Нашли что-нибудь?
— Ни-че-го. — Сделав глоток вина, Элиза внимательно наблюдала, какое впечатление произвели на датчанина ее слова.
— Они искали не в том месте? — спросил он.
В ней начала пробуждаться симпатия к Торвальдсену.
— И близко не в том.
— А вы, мадам Ларок, отыскали верное место? — полувопросительно произнес датчанин.
— На этот вопрос я вам отвечу еще до заката.
