В гостях у дедушек наших дедушек и бабушек наших бабушек

На инструменте играл маленький сухонький старичок в темном камзоле и белоснежном парике, закрученном сзади, словно «хвостик» у девочки. На старичке были узкие, длиной до колен штаны, тугие белоснежные чулки и башмаки с пряжками. Когда он с силой нажимал ногой на педаль, башмаки жалобно скрипели. Старик брал несколько нестройных аккордов, недовольно морщился и бормотал: «Не то, совсем не то! О муза моя, что с тобой? Какая муха тебя сегодня укусила?!»

Наконец он в сердцах отбросил лежащие на пюпитре гусиное перо и лист c нотами и заиграл какую-то торжественную величавую мелодию. И тут в дверь неожиданно позвонили. Старичок, прервав исполнение на полутакте, поспешил в прихожую.

Вошел мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, одетый в куртку, джинсы и кроссовки. В руках он держал тяжелый полиэтиленовый пакет. Кошка тут же проснулась и, подбежав к нему, стала тереться о ноги, радостно мяукая.

– Здравствуйте, Карл Оттович, – сказал мальчик. – Вот, я принес молока для Жозефины.

– Спасибо, Петя! – ласково улыбнулся старик. – Мне, признаться, так лень было выходить. Думал, посижу, попишу музыку…

– Я слышал, как вы играли, когда поднимался по лестнице. Красиво получилось!

– О нет, – замотал головой старик. – К сожалению, это сочинил не я, а мой друг, Иоганн Себастьян Бах. Прекрасный был музыкант. И какой храбрый человек! Помню, однажды в его родном городе Эйзенахе мы сражались с оголтелой толпой фанатиков, которые выступали против исполнения музыки в церквях – якобы это и отвлекает прихожан, и наводит их на греховные мысли. Изуверов было не меньше сотни, а нас только двое. Мы встали спина к спине и обнажили шпаги. Я воскликнул: «Будьте мужественны, Иоганн. Если мы погибнем сегодня, то это произойдет во имя истины!» «Нет, мы погибнем во имя музыки!» – возразил Бах, и мы ринулись в бой…

– Вы все сочиняете, Карл Оттович, – мрачно заметил мальчик. – И не надоело вам?

– Сочиняю?! – краска бросилась старику в лицо, и он, гневно сдвинув брови, принялся искать на поясе несуществующую шпагу. – Стыдитесь, молодой человек! Вам же хорошо известно, что я, Карл Фридрих Иероним барон фон Мюнхгаузен, – самый правдивый человек на земле!

Мальчик смутился. Ему было жаль обижать старика.

– Простите, Карл Оттович, – произнес он. – Просто у меня сегодня плохое настроение, и я ко всем цепляюсь.

Гнев барона мгновенно угас.

– А что случилось, Петя? – с тревогой спросил он. – У тебя неприятности? Могу я чем-нибудь помочь?

– Да училка двойку поставила за сочинение, – сердито ответил мальчик. – И главное, я не понимаю почему.

– А что это было за сочинение?

– По «Ревизору» Гоголя. Я написал, что Хлестаков выдает себя за богатого чиновника, а на самом деле очень бедный, у него даже нет денег, чтобы снять жилье, и ему приходится ночевать в театре, в бельэтаже. А она перечеркнула все красной пастой, поставила огромный знак вопроса на полях и влепила мне двойку.

– Хлестаков, Хлестаков… – старик потер лоб. – Кажется, мы встречались в Петербурге… Как-то я обедал у «Дюме» с моим другом Николаем Васильевичем Гоголем. Тут к нам подсел молодой человек и начал рассказывать, что царь послал его с тайной миссией в Турцию, чтобы обратить турок в христианство. Он узнал меня и решил расспросить об обычаях и секретах этого народа. Мы славно пообедали, выпили много шампанского «Князь Голицин» – ведь турки не пьют вина, и молодой человек хотел унести вкус родины с собой. Потом юноша куда-то исчез, оставив нам огромный счет. Когда через пару месяцев я снова встретил его на Невском проспекте, он быст ро перешел на другую сторону.

– Да, пожалуй, это на него похоже, – усмехнулся мальчик.

– Кстати, о Турции, Петя, сварить тебе кофе?

– Спасибо, Карл Оттович. У вас всегда замечательный кофе.

Пока наши герои наслаждаются ароматным напитком, попробуем понять, в чем же ошибся Петя.

В одной из сцен комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» Хлестаков говорит: «Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься, играя, что просто ни на что не похоже.

Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж, скажешь только кухарке: „На, Маврушка, шинель!“… Что ж я вру – я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: жжж… Иной раз и министр… Мне даже на пакетах пишут: „ваше превосходительство“».

– Знаешь, этот проходимец Хлестаков показал нам один хитрый карточный фокус, – вдруг вспомнил барон, когда допил свой кофе. – Хочешь его увидеть?

– Конечно! – обрадовался Петя.

Взяв четырех королей и четырех дам, барон разложил карты на столе, чередуя цвета: красный – черный, красный – черный…

Восемь карт лежат в такой последовательности: дама бубен, дама крестей, дама червей, дама пик, король червей, король пик, король бубен, король крестей.

Нужно разложить карты в другом порядке: сначала должны идти четыре черные, а затем четыре красные карты. Постарайтесь также, чтобы короли встретились со своими дамами.

Примечание. В этом фокусе действуют такие правила:

1) карты могут передвигаться только парами, как партнеры, взявшиеся за руки в танце, при этом ряд можно удлинять как справа, так и слева;

2) две лежащие рядом карты не могут меняться местами;

3) у вас всего четыре хода.

– Веселый фокус, – констатировал Петя, после того как при помощи барона справился с заданием. – Надо же, и от Хлестакова может быть хоть какая-то польза.

– Да уж, веселить он умел, этого не отнять, – согласился Мюнхгаузен.