Пленник
В отличие от своей дочери этой ночью Сергей Викторович не спал. Он забился в противоположный угол, стараясь не смотреть в сторону висящего в петле чучела, но взор пленника помимо его воли возвращался к жуткой кукле. Более того, Елагину казалось, что, куда бы он ни отполз, лицо Нины, эти глаза, навеки застывшие на мятой фотобумаге, исподтишка следили за ним.
«Она вертится. Проклятая кукла вертится, где бы я ни находился в этом подвале», – лихорадочно думал мужчина, не отдавая себе отчета, что подобные мысли начинают отдавать самым настоящим безумием.
Оставшись один, он некоторое время ощупывал стены и пол, даже пытался их простукивать, с надеждой прислушиваясь, не изменится ли звук. Нет, все тщетно, сплошная резина. Пятясь назад, он неожиданно уткнулся в пластиковые ноги болтающегося манекена и, вздрогнув, закричал от испуга.
– Нет, нет, нет, – бормотал Елагин, на карачках отползая прочь. – Это все сон… Это все происходит не со мной…
Его рука влезла в липкое холодное месиво, и он выругался.
Каша.
Все верно, ему же обещали еду и воду…
Вот только воду приносили в миске, а кашу подавали без ложки, из-за чего ему приходилось утолять голод и жажду как собака.
Подумав о воде, Елагин понял, что давно хочет пить. Особенно жажда усилилась после его долгих и бесплодных призывов о помощи. Он провел языком по запекшимся губам.
Сергей Викторович, управляющий крупного и успешно развивающегося банка, стоял на четвереньках на полу в душном подвале и жадно лакал мутную воду из заляпанной жиром миски.
Напившись, он вытер рот и, щурясь от яркого, режущего глаза света, уставился на петлю. Петлю, предназначенную для него.
– Сумасшедший ублюдок, – хрипло выдавил он, с трудом заставив себя отвести взгляд. – Не дождешься…
Елагину показалось, что в углу что-то шевельнулось, и, побледнев, он повернул голову в сторону куклы.
– И ты! Ты, ты тоже не дождешься! – ожесточенно выкрикнул Сергей Викторович.
Кукла, ухмыляясь, смотрела на него.
«Почему она покачивается?! – в панике думал он, вытирая струившийся по лицу едкий пот. – Это из-за вентиляции?! Или у меня начались глюки?!!»
Кряхтя, он поднялся на ноги и заковылял к чучелу.
– Я не виноват в твой смерти, – прошептал он. – Я все искупил… Это все стечение… – он всхлипнул, – стечение обстоятельств!
Висящий манекен холодно взирал на плачущего мужчину.
– Ты сама… сама виновата!
Вскрикнув, он ухватился за талию куклы и с силой рванул вниз. Раздался сухой треск, и в руках ошеломленного Елагина оказались ветхие обрывки юбки. Несколько секунд он тупо пялился на лохмотья, затем, взвизгнув, ухватился за плечи манекена, повиснув на нем всем своим весом.
– Я не виноват! – прокричал он. – Я не…
Закончить он не успел, так как голова манекена выскользнула из петли и кукла упала прямо на него. По случайному стечению обстоятельств она оказалась своим фотолицом прямо напротив расширенных глаз Сергея Викторовича. Всхлипывая от страха и безысходности, он сорвал фотографию, после чего отшвырнул куклу прочь. «Лицо» давно погибшей женщины было разорвано на мелкие клочья, которые, кружась в спертом воздухе, полетели в ведро, предназначенное для туалета.
– Я не хочу, – проскрипел Елагин, опускаясь на пол. – Я ничего не хочу… Оставьте меня в покое…
За стальной дверью послышалась возня, и он устало поднял голову.
Щелкнула задвижка, откидывая переговорное окошко в виде крохотного квадратика.
– Привет, урод, – раздался знакомый голос, и Сергей Викторович дернулся, словно его ударили током.
В окошке появилось лицо Пастора:
– Как дела? Ты сегодня в неплохой форме.
– Пошел ты, – вяло отозвался Елагин.
– Хамишь. Ну да ладно. В твоем положении это вполне естественно, – улыбнулся Пастор. Внимательно оглядев помещение подвала, он с укоризной качнул головой:
– Зачем хулиганишь? Маму мою на пол сбросил… Не лучше ли было встать на табуретку и закончить одним махом? Всего один шаг вперед, и через минуту-две ты труп. По крайней мере, это было бы справедливо. И смотрелись бы вы гармонично.
Елагин издал свистящий звук, словно воздух выходил из проколотой камеры.
– Видел бы ты себя в зеркало, – продолжал Пастор. – Всего одна ночь, а ты похож на кусок дерьма. Какое все-таки несовершенное существо – человек… Ничего ведь ценного в нем нет! Просто шмат мяса с пульсирующим внутри мешочком, который гоняет по венам и артериям кровь. Сколько пафоса от него. Сколько высокопарных речей.
Пастор приблизил свое лицо.
– Сколько лжи и предательства, – чуть тише добавил он. – Сколько горя и страданий приносит это мерзкое существо, которое ученые и биологи называют человеком. Сколько грязи и зловония он несет. Ты всего тут одну ночь, а несет от тебя так, что хоть нос затыкай. Но стоит лишь чуть-чуть сжать шею, ты начинаешь хрипеть, а твое лицо становится лиловым, как слива. Стоит тебя столкнуть с крыши, ты превращаешься в кровавый фарш. Ты в курсе, что взрослый человек при падении с высоты в восьми случаях из десяти умирает в воздухе от разрыва сердца. От страха. Понимаешь?
– Понимаю, – покорно кивнул Елагин. Его всего трясло как промокшую собачонку.
– Ты никто в этом мире. От тебя ничего не зависит, все твои успехи – иллюзия. Когда ты умрешь, тебя забудут на следующий день. Никакие квартиры с машинами с собой под землю ты не заберешь.
– Меня будут искать, – внезапно сказал Сергей Викторович. – Понимаешь? Рано или поздно тебя найдут. И уж поверь, для тебя будет лучше, если к тому времени я буду жив.
Он старался, чтобы его голос звучал уверенно, но Пастора это ничуть не смутило, и он продолжал с неподдельным интересом разглядывать пленника, словно перед ним был таракан с тремя усиками вместо двух. Когда Сергей Викторович умолк, он заговорил:
– Послушай, неужели ты считаешь, что, даже если все вскроется, мне сделают хуже, чем это сделал ты? Тогда ты еще глупее, чем я думал. И потом, я не доставлю удовольствия кому бы то ни было созерцать меня на скамье подсудимых. Жизнь для меня ничего не стоит. Дошло до тебя, урод?
Елагин хотел что-то возразить, но в последнюю секунду решил промолчать.
– Ты никогда не хотел уйти из этой жизни? – вкрадчиво поинтересовался Пастор. – Скажи по-честному. Я не поверю, если ты скажешь «нет». Ты же не робот, не животное. Ты человек. С точки зрения анатомии, конечно. Так вот и я хотел. После того как на моих глазах повесилась мать, я несколько раз пытался покончить с собой. Не сразу, разумеется. Эта травма сказалась на мне в подростковом возрасте. Я тоже хотел повеситься, но меня спасла тетка, которая взяла меня на воспитание. Через пять лет я прыгнул с балкона. Я упал на дерево и только поэтому остался жив. Правда, несколько дней я все же провел в коме. Знаешь, какие при этом возникают ощущения? Все это фигня про свет в конце тоннеля. Я видел яркое солнце и теплое море. Я ловил лицом брызги океана. Я ворошил пальцами мягкий белый песок и наслаждался своими ощущениями. И я видел маму. Она звала меня купаться в море. Ты меня слышишь, урод? – прикрикнул Пастор, видя, что Елагин начал клевать носом.
Сергей Викторович встрепенулся, затем съежился, втянув голову в плечи.
– Ты даже не представляешь, какое это блаженство, – мечтательно вещал Пастор. – Никакой оргазм не сравнится с тем, что мне довелось испытать… И я хочу почувствовать это снова. Знаешь, что меня удерживало от того, чтобы покончить с собой? Он вытянул в окошко указательный палец, словно ствол револьвера: – Ты. Твое никчемное существование. Твоя пустая проклятая жизнь.
Елагин обхватил голову руками. Голос Пастора был похож на вязкую патоку, он незаметно просачивался во все поры его кожи, заползал во все складки и отверстия, разъедая плоть, как кислота.
– Так что ты должен быть благодарен мне, – усмехнулся Пастор, убирая руку. – Я просто подвел тебя к единственно верному решению. Когда ты наденешь петлю на шею, ты поймешь, что я был прав, и будешь благодарить меня. Сейчас ты немного упрямишься, это объяснимо. Я могу подождать. Я…
– Заткнись! – внезапно завизжал Сергей Викторович. – Я больше ничего не хочу слышать, ты, свихнувшийся псих! Твое место в сумасшедшем доме! Убирайся отсюда! Убирайся!
Пастор тихо рассмеялся, и его шелестящий смех напоминал шуршание лап рептилии.
– Конечно, я уйду. У меня нет времени торчать тут с тобой. В конце концов, тебе нужно побыть одному. А чтобы ты не скучал… Вот, держи.
Сергей Викторович непонимающе глядел на стопку листов, которые Пастор протягивал ему в окошко.
– Что это? – безразлично спросил он. – Для туалета?
– Ха-ха, веселая шутка, – ухмыльнулся Пастор. – Это переписка твоей дочери с одним человеком. Я надеюсь, что после ознакомления с этим чтивом ты поменяешь свои взгляды на жизнь. А, чуть не забыл. Несколько слов о твоей жене, урод.
Елагин поднял на Пастора помутневший взгляд.
– Что тебе еще нужно? При чем тут моя жена?
– Ты думаешь, она случайно воспылала чувствами к совершенно постороннему человеку? – хохотнул Пастор. – Ты когда-нибудь слышал о профессиональных альфонсах? Которые разводят богатых дурочек, обчищая их дочиста?
Сергей Викторович почувствовал, как его грудь словно сдавило стальным обручем, дышать становилось труднее с каждым вздохом.
– Чт… что?! – только и смог выговорить он.
– Именно то, что я и сказал. Я долго искал подходящую кандидатуру на роль мачо для твоей жены и в итоге не прогадал. Его услуги недешево стоят, но ради своей цели я не скупился.
– Ради цели, – оцепенело повторил Елагин. – Твоя цель – разрушить мою семью?
– Нет, не разрушить, – поправил его Пастор, подмигнув. – Полностью уничтожить. И семью, и жизнь. И вы сделаете это своими руками. Твоя жена взяла кредит для нанятого мною альфонса. Большой кредит. Только вот почему-то ее ухажер куда-то запропастился, а долг придется возвращать твоей супруге. Понимаешь, урод? Ну ладно, не буду тебе мешать. Поразмышляй дальше сам…
Стальной квадрат с лязгом закрылся, щелкнула задвижка, и Сергей Викторович вновь остался один.
Один, с пачкой бумаги.
– Гадина, – скрипя зубами, выругался Елагин.
Значит, они обманули его жену, ловко подсунув ей какого-то гребаного альфонса, который уговорил ее взять кредит?!
Твари!
Твари!!!
Елагин перевел мутный взор на стопку листов, которую передал ему Пастор. Неуклюже шурша бумагой, он, вздохнув, принялся вчитываться в текст. И когда до измученного сознания Сергея Викторовича наконец-то дошел жуткий смысл переписки, его волосы поднялись дыбом, а нутро заполнилось ледяным озером. Его била непрекращающаяся нервная дрожь, накатывая волна за волной.
Боже.
Боже, это безумие.
Неужели это его дочь, Вика? И кто этот мерзавец по кличке Дельфин, который день за днем с неистовым упорством подталкивал Вику к страшному шагу?! И где все это время был он, ее отец, пока она переписывалась с подонком?!!
Хотя о чем он? Днем он был на работе, вечером валялся в стельку пьяный, вот где он был все эти дни, пока его дочь готовилась к самоубийству…
– Да, – прошептал Елагин. – Я был рядом, но мое сердце и моя душа были далеки от тебя, доченька…
Смяв листы, он швырнул их в загаженное ведро.
Нужно во что бы то ни стало вырваться отсюда и остановить ее.
Сергей Викторович поднялся на ноги, шагнув к двери.
– Эй, откройте! – завопил он, барабаня кулаками по двери. – Откройте, сволочи!
Это продолжалось несколько минут, пока он, вконец вымотанный и обессиленный, дрожа и плача, прислонился к резиновому покрытию стены.
«Посмотри на меня, зайчонок», – хихикнул кто-то за спиной, и Елагин почувствовал, как по его ногам заструилось что-то горячее. Мочевой пузырь сдался первым. Медленно-медленно, как в покадровой съемке, Сергей Викторович оглянулся.
Чучело стояло в углу, покачиваясь из стороны в сторону, издали напоминая не слишком трезвого человека. Рваные клочья фотографии были небрежно собраны на муляже лица куклы, как бракованный пазл. Глаза мерцали прохладными льдинками.
– Тебя нет, – пробормотал Елагин. Он вытянул вперед руки, словно пытаясь отгородиться от видения. – Нет, нет!
«Иди ко мне, – засмеялась фигура. – Иди ко мне, зайчонок».
Сергей Викторович яростно потер глаза. Ему все кажется!
Он вновь взглянул, едва не застонав.
– Я схожу с ума, – прохрипел он.
Лохмотья драной юбки чучела свисали, как половая тряпка на швабре. Оно развело в стороны свои нелепые руки, как будто хотело заключить насмерть перепуганного пленника в объятия.
«Я возьму тебя за руку, любимый зайчонок. И помогу тебе подняться на табуретку, – прошелестело оно, медленно двигаясь к нему. – И заберу тебя с собой. С собой…»
Глядя выпученными глазами, как ужасное существо шаркает к нему, Сергей Викторович зашелся в хриплом вопле. Ноги его подкосились, и он рухнул вниз, потеряв сознание. Пока Елагин был в глубокой отключке, в камеру неслышно зашел Ким, слуга Пастора. Он поменял ведро, наполнил миску водой и прикрепил куклу обратно к веревке.
Спустя пару часов Сергей Викторович открыл глаза.
И до крови закусил губу, увидев, что чучело вновь висит в петле.
