Месть
– Сергей Викторович, просыпайтесь.
Елагин с трудом разлепил глаза, поморщившись. Вокруг липкая темнота, лишь где-то слева мерцает оранжевый огонек. Свеча?
Лицо стягивала заскорузлая корка, и он не сразу понял, что это запекшаяся кровь.
«Правильно, меня еще там, возле внедорожника, оприходовали», – мрачно подумал Елагин. Тут же заныли руки, плотно стянутые за спиной. Встать на ноги тоже не получалось – он был надежно привязан к табурету, который, в свою очередь, был вмонтирован в пол.
– Не делайте лишних движений, – раздался незнакомый голос. – Ваши попытки освободиться ни к чему не приведут.
Рискуя вывихнуть шею, Сергей Викторович резко повернул голову на голос. В паре шагов от него сидел незнакомый седой мужчина со свечой, за спиной маячила еще одна массивная фигура.
– Что вам надо? – хрипло выдавил он. – Денег? Сколько?
Пастор засмеялся. Искренне и заразительно, как только может смеяться человек, услышав забавную шутку.
– Видишь, Рой? – отсмеявшись, спросил Пастор. – Сергей Викторович не узнал нас. Он думает, что нам нужны деньги.
– Правильно думает. Мне всегда они нужны, – пробасил Рой, стоявший за спиной Пастора.
– Деньги всем нужны, – заметил Пастор. – Но сегодня речь пойдет не о деньгах.
– Вы… я вас знаю? – заговорил Елагин, прилагая все усилия, чтобы его голос звучал уверенно. – Может, объяснитесь, наконец?! То, что вы делаете, называется преступлением!
– Хотите обсудить Уголовный кодекс, Сергей Викторович? – удивленно спросил Пастор. – Если честно – скучно и лень, хотя я навскидку мог бы перечислить пару грешков, числящихся лично за вами. И я к этому еще вернусь. А сейчас я попрошу вас не перебивать меня и спокойно выслушать, поскольку вы наверняка все истерзались в догадках, верно?
Елагин затравленно смотрел на Пастора.
– Во-первых, я хочу донести до вас некоторые правила поведения, которые вам придется здесь соблюдать, – начал Пастор. – Как только мы закончим разговор, Рой развяжет вас, и мы уйдем. Не пытайтесь вырвать табурет из пола – вы только зря потратите свои силы. Вы не задохнетесь – в помещении работает вентиляция. Если вы захотите сходить по нужде – в углу за вашей спиной стоит ведро. Его будут менять ежедневно, в шесть утра. Вас будут кормить трижды в день. Конечно, изысканную кухню я вам не обещаю, но водой и кашей с хлебом вы будете обеспечены. Кричать и звать на помощь бесполезно – этот бункер расположен на трехметровой глубине и звукоизолирован. Стены вашего нового жилища из толстого прорезиненного материала. Ни кровати, ни матраса тут нет, вам придется спать прямо на полу. Согласен, что обстановка и условия, в которых вы будете содержаться, более чем скромные, но вы это заслужили. А теперь…
– Заслужил? – тупо повторил Елагин. Он все еще пытался убедить себя в том, что все происходящее не что иное, как глупый розыгрыш. Или нет, это сон. Просто сон, который вот-вот оборвется, и сейчас Сергей Викторвоич откроет глаза, лежа в своей кровати…
– Я просил вас не перебивать меня, – прошипел Пастор, и в темноте затрепетал крошечный огонек свечи, он словно предупреждал пленника, что с этим человеком лучше не шутить. – В следующий раз накажу вас за непослушание! Надеюсь, вы не будете испытывать мое терпение?
Елагин сглотнул горький комок.
«Они убьют меня, – подумал он, охваченный паникой. – Или потребуют выкуп? А с кого требовать? С Вики?!»
Он перехватил пристальный взгляд Пастора и поежился – у него возникло ощущение, что он стоит на краю собственной могилы.
– Впрочем, у вас будет выбор, и всего этого можно будет избежать, – вдруг промолвил Пастор. – Но об этом после. А сейчас наберитесь терпения и выслушайте одну небольшую историю. Вы согласны?
– У меня есть выбор? – разбитым голосом проговорил Сергей Викторович.
– В общем-то вы правы. Даже если бы ваш ответ был отрицательным, вам все равно пришлось бы выслушать меня, – улыбнушись, сказал Пастор. – Итак, жила-была на свете одна милая и чудесная женщина. И был у нее любимый муж. У этой пары родилось двое сыновей, в которых молодые родители души не чаяли. Дети, в свою очередь, тоже обожали их. Женщина работала в одном крупном кооперативе. Ее начальник был молодым, но свою неопытность с лихвой компенсировал заносчивостью и наглостью. Он сразу положил глаз на эту женщину, хотя она с самого начала отвергла его ухаживания. Она очень любила своего мужа, этим все и объясняется. Все шло своим чередом, пока размеренная жизнь в этой семье не дала трещину. Сначала трагически погиб отец. Он пытался вступиться за девушку, к которой приставали пьяные хулиганы, за что получил нож в спину. Начальник женщины, узнав, что та стала «свободной», решил идти напролом. И однажды он, задержав после окончания рабочего дня убитую горем женщину, попросту изнасиловал ее.
– Нет, – прошептал Елагин, потрясенно замотав головой. – Нет, нет!..
Пастор вздохнул, изобразив на лице скорбное выражение.
– Я предупреждал вас, чтобы вы меня не перебивали, – вкрадчиво произнес он. – Рой?
Фигура, высившаяся за его спиной, словно очнулась от спячки и стремительно направилась к связанному пленнику.
– Постойте, – жалобно заблеял Сергей Викторович. – Не надо, я все понял!
Он узнал в нависшем над ним мужчине того самого незнакомца, что разбил ему нос там, на улице.
Хмыкнув, Рой нанес ему короткий и мощный удар в лицо. Из рассеченной брови заструилась кровь, и Елагин зашелся в истошном крике.
– Мало, сучонок? – с ненавистью сплюнул Рой, вновь замахнувшись.
– Остановись, достаточно, – велел Пастор.
– Пожалуйста… перестаньте, – простонал Сергей Викторович, болтая головой из стороны в сторону. – Я знаю… знаю, чем все закончилось… не надо продолжать!..
Пастор терпеливо ждал, когда тот затихнет.
– Вы готовы слушать дальше? – с деланым участием поинтересовался он. – Отлично, тогда продолжим. Итак, этот негодяй обесчестил несчастную женщину. Наверное, он предложил ей денег за молчание. Может, он пообещал ей какое-то продвижение по карьерной лестнице, сейчас уже это неважно. Женщина пришла домой и провела бессонную ночь. А наутро она отправила сыновей гулять, и пока те, ничего не подозревая, играли в футбол, она повесилась. И знаете, что самое интересное, Сергей Викторович?
Пастор поднес свечку ближе к своему лицу, и Елагин увидел, что того буквально трясет от ярости.
– Самое интересное, что женщина была еще жива! – едва сдерживаясь, проговорил Пастор. – Она хрипела и дергалась, а сыновья в ужасе смотрели на ее синеющее лицо и дрыгающиеся ноги. Один из сыновей упал на колени, он плакал и держал мать за ноги. Второй схватил стул, пытаясь подсунуть его под задыхающуюся маму. Но все было поздно. Она умерла.
Пастор наклонился ближе, вонзив свои ледяные глаза-буравчики в Елагина, который боялся пошевелиться.
– Она умерла!!! – внезапно завизжал Пастор, брызгая слюной. – Понимаешь, мразь?!! Повесилась!!! Практически на глазах у своих сыновей!!!
Он умолк так же внезапно, как и сорвался на крик. Рой, занявший свое прежнее место за спиной Пастора, тоже хранил гробовое молчание.
– Вот так, Сергей Викторович, – наконец устало произнес Пастор. – Надеюсь, у вас хватит понимания, чтобы сопоставить все факты и назвать, кто из нас кто? Говорите. Рой больше не тронет вас.
– Я… я… – всхлипнул разбитым носом Елагин. – Мне очень жаль. Простите.
Из его глаз потекли слезы, тут же смешиваясь с кровью.
– Да. Все верно, – кивнул Пастор. – Вы – тот самый молодой начальник, которому на момент происходящего не исполнилось и тридцати. Я – тот самый ребенок, что держал умирающую в петле женщину. А изнасилованная вами женщина – моя мать. Все пазлы встали на свои места, Сергей Викторович.
Елагин неосознанно поймал языком струйку крови, лениво стекавшую из рассеченной брови.
– Ничего, что я перейду на «ты», Елагин? – спросил Пастор. – Глупо церемониться с человеком, приклееным скотчем к табуретке в подвале. Хотя какой ты человек. Ты хуже вонючего окурка, который швырнули в лужу. От того хоть польза есть – найдет бомж, высушит и докурит. А от тебя…
– Вы сказали… что у меня есть право выбора, – хрипло сказал Сергей Викторович.
Пастор хлопнул себя по лбу, рассмеявшись.
– Точно, как я мог забыть об этом! Рой, посвети.
Тот послушно взял свечку из рук мужчины и неслышной тенью двинулся к Елагину. Сердце Сергея Викторовича сжалось, и он инстинктивно опустил подбородок, зажмурившись. Его наверняка снова будут бить.
– Смотри сюда, окурок, – приказал Рой.
Елагин открыл глаза и медленно поднял голову.
Прямо над ним дохлой змеей свисала петля. Другой конец веревки крепился к потолку.
– Дошло до тебя, урод? – ласково спросил Пастор, которому Рой вернул свечку. – Как только мы закончим наш разговор, Рой тебя развяжет. Не советую делать резких движений, он усмирял и не таких упрямцев. Так что твои руки и ноги будут свободны. У тебя два варианта. Первый – ты влачишь здесь жалкое существование. Ты будешь пить воду, глотать холодные каши с черствым хлебом, спать на полу и справлять свои надобности в ведро. Я включу свет в помещении, который будет гореть круглосуточно, даже ночью. Сколько ты проживешь так? Думаю, не больше пары месяцев. И каждую секунду своего существования ты будешь вспоминать о своем поступке. Поступке, из-за которого ты лишил жизни прекрасную женщину. Из-за которого ты лишил детей матери. Из-за которого ты загубил не одну душу, а целых три.
– Пожалуйста, – прошептал Елагин.
– И второй вариант. Скажем так, благородный. Око за око. Ты встаешь на табуретку, суешь голову в петлю и делаешь то, что должен был сделать сам, без нашего напоминания. Петля смазана воском, так что все пройдет быстро и легко. Во всяком случае, ты умрешь с чистой совестью и твоя душа будет очищена. Решай.
Елагину показалось, что он ослышался.
«Ты встаешь на табуретку…»
Он почувствовал, как на голове зашевелились остатки волос.
– Нет, – прохрипел Елагин.
– Знаешь что? – спросил Пастор. – Собственно, я этот подвал выкопал специально для тебя. Когда все закончится, сегодня или через два месяца, я просто залью его бетоном. Залью каждую щелочку. Залью вместе с тобой. И напрочь забуду о том, что здесь когда-то произошло.
Голос Пастора плавал и растягивался, как тающий воск, и Сергей Викторович уже с трудом соображал, что ему говорят. Впрочем, все эти слова уже не играли никакого значения. Елагин понял только одно – в любом случае живым ему отсюда не выбраться. И от этой дикой, ошеломляющей мысли вся его кровь в венах смерзлась в хрустальные нити и иглы льда.
Но самое жуткое было еще впереди. Рой быстро разрезал ножом скотч, хлопнула железная дверь, и Елагин остался в камере один. Вскоре громко щелкнул рубильник, и помещение озарилось прохладно-голубоватым светом, который излучали флуоресцентные лампы.
В самом углу подвала висело чучело, наряженное в женское платье. И когда Сергей Викторович трясущимися руками развернул куклу, на него глянуло лицо Нины, той самой Нины, из-за которой он сейчас находится здесь.
Лицо, конечно, нельзя было назвать лицом в прямом смысле слова. Это была лишь аккуратно вырезанная по контуру фотография, пришпиленная к материи манекена степлером.
Ноги мужчины подкосились, и, обхватив виски руками, он издал душераздирающий вопль.
