Глава 41

Мэтт ведет машину очень осторожно, медленно поворачивая руль и старательно объезжая все неровности на дорогах, будто у меня сломана нога и тряска мне повредит. В больнице настояли на тщательном обследовании, хотя я и говорила, что, кроме пореза на шее, который даже зашивать не пришлось, меня ничего не беспокоит. Мелисса мне не навредила.

Меня уложили в палате рядом с Кейти, которой дали успокоительное. Она тоже осталась цела и невредима, хотя и очень переволновалась. Медсестра сдалась, осознав, что нас не оттащить друг от друга, и в итоге отодвинула занавески, закрывавшие отдельные кровати, чтобы мы с Кейти видели друг друга. Мы пролежали там около получаса, когда приехал Айзек. От его былой самоуверенности не осталось и следа.

— Кейт! О господи, ты как? Я приехал, как только смог. — Он садится на край кровати и сжимает руки Кейти, всматриваясь в ее лицо, пытаясь увидеть следы травмы. — Ты не пострадала?

— Со мной все в порядке. Прости, что подвела вас с сегодняшним выступлением.

— Боже, даже не думай об этом. Поверить не могу, что тебе пришлось пережить такое!

— Но все купили билеты…

— Мы выплатим им компенсацию. Забудь о пьесе, Кейт. Это неважно. Главное, что с тобой все в порядке.

Он целует ее в лоб, и впервые мне не кажется, что он притворяется. «Айзеку действительно нравится Кейти», — вдруг понимаю я. А ей нравится он.

Он оглядывается и натыкается на мой взгляд. Сейчас я уже жалею, что медсестра отдернула эти занавески. Не знаю, что сейчас выражает лицо Айзека, и не знаю, может ли он понять, о чем я думаю.

— Досталось же вам, — говорит он.

— Да уж.

— Я рад, что все закончилось. — Помолчав, Айзек с нажимом добавляет: — Надеюсь, теперь вы сможете об этом позабыть. Оставить все случившееся в прошлом.

Если Кейти и удивляет, что ее парень говорит со мной таким странным тоном, она этого не выказывает. Айзек не отводит взгляда, словно пытаясь удостовериться в том, что я его поняла. Я киваю.

— Я тоже на это надеюсь. Спасибо.

— Почти приехали, — говорит Мэтт.

Саймон сидит рядом со мной на заднем сиденье. Он обнимает меня, и я опускаю голову ему на плечо.

В больнице я сказала ему, что в какой-то момент подозревала его в связях с тем веб-сайтом. Мне пришлось — угрызения совести сводили меня с ума.

— Прости меня… — шепчу я.

— Тебе не за что просить прощения. Представить себе не могу, что тебе пришлось пережить. Наверное, тогда тебе казалось, что ты никому не можешь доверять.

— Тот блокнот…

Я вспоминаю обрывки записей: имя женщины, ее одежда. Я была так уверена, что держу в руках доказательство преступления.

— Наброски для моего романа, — говорит Саймон. — Я продумывал образы персонажей.

Я так благодарна Саймону за то, что он не обиделся. Его, похоже, ничуть не оскорбили мои подозрения, хотя мне они кажутся чудовищными.

Кейти сидит рядом с Саймоном и смотрит в окно. Мы подъезжаем к «Кристал Пэлас». Джастин — впереди, рядом с Мэттом. Айзек уехал — ему нужно решить проблему со зрителями, которые купили билеты, а пьесу так и не увидели. По-моему, он собирается убедить их посмотреть выступление завтра, когда Кейти уже придет в себя и сможет блистать на сцене.

Словно ничего и не случилось. Как такое возможно?

На краю тротуара снег превратился в серую слякоть, с крыш капает вода. В огороженном дворе школы постепенно подтаивает снеговик, уже потерявший нос-морковку. Люди снуют по улицам: кто-то направляется в центр развлекаться, кто-то спешит домой с работы. На ходу они что-то листают в мобильных, не замечая, что творится в окружающем мире.

Мы проезжаем кафе Мелиссы, и я невольно вскрикиваю. Просто не могу сдержаться. Сколько раз я заходила сюда, чтобы выпить с Мелиссой чашечку чаю, сколько раз помогала ей готовиться к наплыву посетителей в обеденное время… В кафе горит свет, на расставленных в зале столах и стульях протянулись тени.

— Может быть, нужно пойти туда, все выключить и запереть дверь? — спрашиваю я у Джастина.

— Я не хочу туда идти, мам. — Он неохотно поворачивается ко мне.

Я его понимаю. Мне тоже не хочется туда идти. Даже при приближении к Энерли-роуд у меня учащается пульс, и меня вновь охватывает ненависть к Мелиссе, которая разрушила мое восприятие родного дома, места, где мне так нравилось жить. Раньше я даже представить себе не могла, что нам придется переезжать, но теперь, похоже, нужно всерьез задуматься о такой возможности. Новое начало для меня и Саймона. Больше свободного места для Джастина и Кейти, само собой. Но главное — все мы сможем начать новую жизнь.

Мы проезжаем станцию метро, и я вспоминаю, как Кейти шла ко входу и смотрела прямо в камеру, как она была напугана и в то же время полна решимости. Как она хотела спасти меня.

Я поглядываю на дочь, пытаясь понять, о чем она сейчас думает, но ее лицо — непроницаемая маска. Моя девочка оказалась куда сильнее, чем я предполагала.

— И что теперь? — спрашивает Мэтт.

К тому моменту, как я позвонила ему, все уже закончилось, но он примчался в больницу к дочери и бывшей жене. Мы встретили его в довольно комичном виде: Саймон в спешке схватил в шкафу первую подвернувшуюся под руку одежду, а наши вещи забрали криминалисты. Полицейские говорили с нами очень вежливо, уверяя, что осталось расставить последние точки над «і» и мне не о чем волноваться. Мол, все будет в порядке.

— На следующей неделе мне нужно явиться в участок для дачи свидетельских показаний, — отвечаю я. — После этого прокуратура рассмотрит материалы дела и примет решение в течение пары дней.

«Вам не станут выдвигать обвинения, — заверила меня констебль Свифт, но по ее взгляду, брошенному через плечо, я поняла, что не в ее компетенции говорить мне такое. — Очевидно, что вы действовали в целях самозащиты». Она осеклась, когда в палату вошел инспектор Рампелло, но тот одобрительно кивнул: «Да, это всего лишь формальность».

Добравшись до конца Энерли-роуд, я вижу на дороге полицейского в желтой форменной куртке. Одна полоса дороги огорожена, на ней припаркованы две патрульные машины и белый фургон криминалистов. Полицейский следит за дорожным движением, пропуская машины. Мэтт паркует автомобиль как можно ближе к дому, выходит, открывает дверцу и помогает Кейти выйти. Обняв дочь за плечи, он ведет ее домой. Джастин следует за ними, не сводя глаз с сине-белой полицейской ленты, подрагивающей на ветру перед домом Мелиссы.

— Трудно поверить, да, солнышко?

Отстранившись от Саймона, я беру Джастина за руку.

Сын поворачивается ко мне, и я понимаю, что он все еще пытается осознать случившееся сегодня.

— Мелисса… — начинает он и осекается.

Я понимаю его чувства, ведь и сама едва ли могу выразить словами то, что испытываю сейчас.

— Знаю, солнышко.

Мы ждем у калитки, пока Саймон догоняет нас и отпирает дверь. Я не смотрю в сторону дома Мелиссы, но все равно представляю себе криминалистов, работающих сейчас у нее в кухне.

Будет ли Нейл жить здесь и дальше? Наверное, кровь уже высохла, свернулась, края луж подернулись коркой, и та постепенно отслаивается… Кому-то нужно будет отмыть все это, и я представляю себе команду уборщиков, оттирающих плитку и обрабатывающих все поверхности белизной. Но кухня сохранит память о случившемся, и тень умершей там женщины вечно будет обитать в доме.

Моя входная дверь распахивается, и я чувствую исходящее изнутри тепло. Тут так уютно, и даже груда верхней одежды на вешалке у лестницы и куча обуви у двери кажутся привычными, успокаивающими. Саймон пропускает нас, и я следую за Кейти внутрь.

— Ну ладно, я поехал, — говорит Мэтт.

Но Саймон вдруг останавливает его:

— Не хочешь выпить с нами? Я думаю, нам всем сейчас не повредит бокал вина.

Мэтт колеблется, но недолго:

— Конечно. Не откажусь.

Я жду в прихожей, сняв пальто и бросив обувь в общую кучу у двери. Джастин, Кейти и Мэтт проходят в гостиную, и я слышу, как Мэтт спрашивает, собираемся ли мы ставить рождественскую елку и какие подарки могут порадовать их в этом году. Саймон выносит из кухни бутылку вина и бокалы, тщательно зажав их ножки между пальцев.

— Ты идешь? — обеспокоенно спрашивает он, не зная, как мне помочь.

Улыбнувшись, я отвечаю, что сейчас подойду.

Дверь все еще не заперта, и я распахиваю ее, вдыхаю холодный воздух и заставляю себя посмотреть на соседний дом, на садик Мелиссы, обнесенный полицейской лентой.

Не для того, чтобы вспомнить о случившемся, но чтобы понять: теперь все кончено.

Затем я закрываю дверь и иду к своей семье.