Поцелуи на мидвее

В шесть утра Ходжес на ногах и готовит плотный завтрак: два яйца, четыре ломтика бекона, четыре тоста. Аппетита нет, но он заставляет себя съесть все, напоминая, что это горючее для тела. Возможно, ему представится шанс поесть сегодня, а может, и нет. И принимая душ, и пережевывая завтрак (теперь худеть не для кого), думает он только об одном. С этой мыслью он засыпал под утро. Она вцепилась и не отпускает.

Сколько у него взрывчатки?

Мысль эта выводит на два пренеприятных вопроса. Как этот парень – перк – намерен ее использовать? И когда?

Ходжес принимает решение: сегодня – последний день. Он хочет выследить Мистера Мерседеса сам, встретиться с ним лицом к лицу. Убить его? Нет, конечно (вероятно, нет), но он с удовольствием выбьет из него все дерьмо. Воздаст и за Оливию, и за Джейни, и за Дженис и Патрицию Крей. И за всех остальных, кого Мистер Мерседес убил и покалечил у Городского центра в прошлом году. Людей, которым отчаянно требовалась работа, иначе они не пришли бы туда глубокой ночью, чтобы стоять во влажном тумане, дожидаясь, когда откроются двери. Потерянные жизни. Потерянные надежды. Потерянные души.

Так что да, он хочет добраться до этого сучьего сына. Но если не сумеет выйти на него сегодня, все-таки передаст расследование Питу Хантли и Иззи Джейнс, пусть это и чревато… кто знает, он даже может получить тюремный срок. Значения это не имеет. На его совести и так немало, поэтому он справится. Но только не с еще одним массовым убийством. Этого он точно не вынесет.

Ходжес назначает себе и крайний срок: восемь вечера. Это черта на песке. За оставшиеся тринадцать часов он может сделать не меньше Пита и Иззи. А то и больше, потому что его не ограничивают инструкции и процедуры. Сегодня он возьмет с собой отцовский револьвер тридцать восьмого калибра. И Веселый ударник тоже не помешает.

Ударник отправляется в правый наружный карман пиджака, револьвер – под левую руку. В кабинете Ходжес берет папку Мистера Мерседеса – она уже довольно толстая – и возвращается на кухню. Пока читает, пультом дистанционного управления включает телевизор, чтобы посмотреть «Семь утра» на «Шестом канале». Ощущает огромное облегчение, увидев кран, упавший на берегу озера и чуть не потопивший баржу с химикалиями. Он, разумеется, не хочет большего загрязнения озера (при условии, что такое возможно), но эта авария отодвинула взрыв автомобиля на второй план. И это хорошая новость. Есть и плохая: владельца идентифицировали как детектива, теперь на пенсии, который возглавлял расследование массового убийства у Городского центра. Ведущий также сообщает, что при взрыве автомобиля погибла сестра Оливии Трелони. На экране появляется фотография его и Джейни, стоящих у Похоронного бюро Соумса. Он понятия не имеет, кто и когда ее сделал.

– Полиция не говорит, связан ли этот взрыв с прошлогодним массовым убийством у Городского центра, – лицо у ведущего суровое, – но стоит отметить, что виновник того преступления так и не пойман. Из других криминальных новостей: Доналд Дэвис ожидает предъявления обвинения…

Ходжеса Доналд Дэвис совершенно не интересует. Он выключает телевизор и возвращается к линованному блокноту. Все еще читает свои записи, когда звонит телефон – не мобильный (хотя сегодня он в кармане), а на стене. Пит Хантли.

– Ты встаешь с петухами, – говорит Пит.

– Умозаключение, достойное настоящего детектива. Чем я могу тебе помочь?

– Вчера у нас состоялась интересная беседа с Генри Сируа и Шарлоттой Гибни. Тетей и дядей Джанель Паттерсон.

Ходжес знает, что за этим последует.

– Тетя нас просто заворожила. Она думает, что Иззи права и тебя с Паттерсон никак нельзя назвать просто знакомыми. Она думает, что вы были очень близкими друзьями.

– И что ты хочешь этим сказать, Пит?

– Изображали животное о двух спинах. Загоняли красный «кадиллак» в теплый гараж. Парили хомячка в баньке. Забивали гвоздик. Катались на…

– Думаю, я понял. Позволь рассказать тебе кое-что о тете Шарлотте. Если она увидит фотографию Джастина Бибера, разговаривающего с королевой Англии, то скажет, что Биб ее долбил. «Я вижу это по их глазам», – заявит она.

– Значит, ничего такого?

– Нет.

– Ладно, будем считать, что я поверил, учитывая наше прошлое, но я все равно хочу знать, что ты скрываешь? Потому что это дурно пахнет.

– Записывай по буквам: я… ни-че-го… не… скры-ва-ю.

Молчание на другом конце провода. Пит ждет, что Ходжесу станет не по себе и он заговорит. Забыл, кто обучал его этому трюку.

Наконец Пит сдается.

– Я думаю, ты роешь себе яму, Билли. Мой совет: брось лопату, прежде чем зароешься так глубоко, что не сможешь вылезти.

– Спасибо, напарник. Приятно получать уроки жизни в четверть восьмого утра.

– Я хочу снова допросить тебя во второй половине дня. И на этот раз, возможно, я тебе кое-что зачитаю.

Понятное дело, Пит говорит о «предупреждении Миранды».

– С нетерпением жду нашей встречи. Позвони мне на мобильник.

– Правда? После выхода на пенсию ты никогда не носишь его с собой.

– Сегодня он будет при мне. – Причина ясна: следующие двенадцать или четырнадцать часов он снова в строю.

Ходжес заканчивает разговор и возвращается к своим записям, слюнявит подушечку указательного пальца всякий раз, когда переворачивает страницу. Обводит имя и фамилию Рэдни Пиплса, сотрудника охранного агентства «Всегда начеку», с которым разговаривал в Шугар-Хайтс. Даже если Пиплс работает спустя рукава, он, возможно, ключевое звено в поисках Мистера Мерседеса. Но, с другой стороны, нет ни единого шанса, что он не запомнил Ходжеса, который сначала заставил охранника показать удостоверение, а потом допросил. И сегодня Пиплс уже будет знать, что Ходжес – звезда новостей. Впрочем, еще есть время, чтобы найти другое решение проблемы: Ходжес не собирается звонить в охранное агентство «Всегда начеку» до начала рабочего дня. Потому что звонок должен выглядеть рутинным.

Ему снова звонят – на этот раз на мобильник. Тетя Шарлотта. Ходжес не удивлен, но это не означает, что он рад.

– Я не знаю, что мне делать! – кричит она. – Вы должны мне помочь, мистер Ходжес!

– Вы не знаете, что делать насчет чего?

– Тела! Тела Джанель! Я даже не знаю, где оно!

Ходжесу звонят по второй линии, и он смотрит на номер.

– Миссис Гибни, у меня еще звонок, и я должен ответить.

– Не понимаю, почему вы не можете сначала…

– Джанель никуда не денется, так что вам придется подождать. Я перезвоню.

Он обрубает ее протестующий вопль и переходит на линию Джерома.

– Я подумал, что сегодня вам понадобится шофер, – говорит Джером. – Учитывая создавшуюся ситуацию.

Сначала Ходжес не понимает, о чем толкует Джером, потом вспоминает, что от «тойоты» остались обгоревшие обломки, которые отправили экспертам полицейского управления, и очень скоро люди в белых халатах определят, какая использовалась взрывчатка. Прошлым вечером он добирался домой на такси. Ему точно нужны колеса. Да и Джером может оказаться полезным не только за баранкой.

– Идея хорошая, – признает он, – но что скажут в школе?

– У меня средний балл три и девять, – терпеливо объясняет Джером. – Я также работаю в «Ситизенс юнайтед» и преподаю в компьютерном классе для детей с ограниченными возможностями. Так что могу позволить себе пропустить один день. И я уже договорился с мамой и папой. Они только попросили узнать, не собирается ли кто-то еще взорвать вас.

– Если на то пошло, исключить этого нельзя.

– Минуточку. – Ходжес слышит, как Джером передает его ответ родителям: – Он говорит, что такого не повторится.

Несмотря ни на что, Ходжес улыбается.

– Я сейчас подъеду, – говорит ему Джером.

– Не превышай скорость, – предупреждает Ходжес. – Девять часов меня устроит. Свободное время используй для развития своих актерских способностей.

– Правда? И какую мне репетировать роль?

– Старшего помощника младшего юриста, – отвечает Ходжес. – Спасибо тебе, Джером.

Он разрывает связь, идет в кабинет, включает компьютер, в поисковике ищет местного адвоката по фамилии Шрон. Фамилия необычная, так что поиск заканчивается, едва начавшись. Он выписывает название фирмы, адрес и телефоны, имя Шрона. Зовут его Джордж. Ходжес возвращается на кухню и звонит тете Шарлотте.

– Ходжес, – говорит он. – Снова с вами.

– Мне не понравилось, как вы оборвали наш разговор, мистер Ходжес.

– А мне не понравилось, что вы говорили моему бывшему напарнику, что я трахал вашу племянницу.

Он слышит, как ахает тетя Шарлотта. Следует долгая пауза. Ходжес надеется, что она повесит трубку. Этого не происходит, и он говорит все, что ей нужно знать:

– Останки Джейни в морге округа Гурон. Сегодня их вам не отдадут. Скорее всего и завтра тоже. Необходимо провести вскрытие, что представляется абсурдным, учитывая причину смерти, но таков порядок.

– Вы не понимаете! У меня билеты на самолет!

Ходжес смотрит в окно и медленно считает до пяти.

– Мистер Ходжес? Вы здесь?

– Как мне представляется, вариантов у вас два, миссис Гибни. Первый: остаться здесь и сделать все как положено. Второй: использовать билеты, улететь домой и оставить все на город.

Тетя Шарлотта начинает шмыгать носом.

– Я видела, как вы смотрели на нее, как она смотрела на вас. И я лишь отвечала на вопросы женщины-копа.

– И несомненно, со всей готовностью.

– С чем?

Он вздыхает:

– Не будем об этом. Я думаю, вам с братом необходимо лично подъехать в морг округа Гурон. Предварительно не звоните, пусть ваш приезд станет для них неожиданностью. Поговорите с доктором Голуорти. Если доктора Голуорти нет, поговорите с доктором Пателем. Если вы лично попросите их ускорить процесс – и вам удастся попросить вежливо, – они окажут всяческое содействие. Сошлитесь на меня. Я работал с ними обоими с начала девяностых.

– Нам опять придется оставить Холли одну, – говорит тетя Шарлотта. – Она заперлась в своей комнате. Сидит за ноутбуком и не выходит.

Ходжес обнаруживает, что дергает себя за волосы, и усилием воли прекращает это занятие.

– Сколько лет вашей дочери?

Долгая пауза.

– Сорок пять.

– Тогда, наверное, вы можете уехать, не нанимая няньку. – Он пытается этим ограничиться, но не выходит. – Подумайте о деньгах, которые удастся сэкономить.

– От вас и нельзя ожидать, чтобы вы поняли проблемы с Холли. Помимо психической неуравновешенности, моя дочь еще и легкоранимая.

Ходжес думает: Поэтому с тобой ей особенно тяжело. На этот раз ему удается промолчать.

– Мистер Ходжес?

– Слушаю вас.

– Вы, случайно, не знаете, оставила ли Джанель завещание?

Ходжес дает отбой.

Брейди долго стоит под душем, не зажигая свет в ванной. Ему нравится это внутриутробное тепло и барабанная дробь воды по полу душевой кабины. И темнота нравится, и это хорошо, потому что скоро у него не будет ничего, кроме темноты. Ему хотелось бы верить, что впереди нежное воссоединение матери-и-сына – может, даже матери-и-любовника, – но в его сердце нет веры. Он готов притвориться, но… нет.

Одна темнота.

Бог его не волнует, как и перспектива провести вечность, поджариваясь на медленном огне за свои преступления. Любой недоумок знает, что ничего такого не существует. Каким жестоким должно быть сверхсущество, чтобы создать столь изгаженный мир? Даже если мстительный Бог телеевангелистов и облаченных в черное растлителей малолетних существует, разве сможет этот испепеляющий молниями громовержец обвинить Брейди в содеянном? Разве Брейди заставил отца схватиться за высоковольтный провод? Нет. Разве Брейди засунул кусочек яблока в дыхательное горло Фрэнки? Нет. Разве он твердил без конца, что деньги закончатся и им придется жить в приюте для бездомных? Нет. Он поджарил отравленный гамбургер и сказал: Съешь, мама, очень вкусно?

Разве можно винить его за то, что он нанес ответный удар миру, который и сделал его таким?

Брейди думает, что нет.

Он размышляет о террористах, которые обрушили башни Всемирного торгового центра (о них он размышляет часто). Эти клоуны действительно думали, что отправятся в рай, где их ждала вечная жизнь в роскошном отеле в окружении ослепительных юных дев. Обхохочешься, а что самое смешное? На посмешище выставили их… а они этого не знали. Им досталось лишь несколько мгновений лицезрения всех этих окон и завершающая вспышка света. А потом они и тысячи их жертв просто ушли. Пуф – и нету. Пока, аллигатор, увидимся, крокодил. Все ушли, убийцы и убитые, ушли во вселенское ничто, окружающее одну одинокую синюю планетку и ее безмозглых суетящихся обитателей. Все религии лгут. Все моральные постулаты – заблуждение. Даже звезды – мираж. Истина – это темнота, и единственное, что имеет значение, так это заявить о себе, прежде чем ступить в нее. Взрезать кожу мира и оставить зарубку. Если на то пошло, вся история человечества – рубцовая ткань.

Брейди одевается и едет в круглосуточный аптечный магазин, расположенный рядом с аэропортом. Зеркало в ванной показало ему, что электрическая бритва матери с работой не справилась: череп требуется довести до ума. Он покупает бритвенные станки и пену для бритья. Прихватывает пальчиковые батарейки, потому что их много не бывает. С вращающейся стойки берет очки с простыми стеклами. Останавливает свой выбор на роговой оправе, потому что в них выглядит студентом. Так ему, во всяком случае, кажется.

По пути к кассе Брейди останавливается перед картонным рекламным щитом с изображенными на нем в полный рост четырьмя чистенькими, аккуратненькими мальчиками, группой «Здесь и сейчас». На щите надпись: «ПРИОБРЕТИ ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ ДЛЯ БОЛЬШОГО ШОУ 3 ИЮНЯ!» «3 ИЮНЯ» кто-то зачеркнул, написав ниже: «СЕГОДНЯ».

Хотя Брейди всегда покупает футболки размера M – под свое хрупкое телосложение, – на этот раз он берет XL (как и в случае с жилеткой смертника) и добавляет к остальным покупкам. В очереди стоять нет нужды: в такую рань он единственный покупатель.

– Идете на сегодняшнее шоу? – спрашивает девушка-кассир.

Брейди широко улыбается:

– Будьте уверены.

По пути в мотель Брейди думает о своем автомобиле. Тревожится из-за своего автомобиля. Прикрываться Ральфом Джонсом – это здорово, но «субару» зарегистрирован на Брейди Хартсфилда. Если детпен узнает его имя и фамилию и сообщит пять-ноль, возникнет проблема. В мотеле он в безопасности – там больше не записывают в регистрационную карточку номерной знак, только данные водительского удостоверения, – а его автомобиль – нет.

«Детпен не подобрался так близко, – говорит себе Брейди. – Он всего лишь хотел меня напугать».

А если нет? Этот конкретный «дет» раскрыл множество преступлений перед тем, как стал «пеном», и все навыки, похоже, остались при нем.

И вместо того чтобы ехать в «Мотель-6», Брейди направляется в аэропорт, берет квитанцию и оставляет «субару» на долгосрочной парковке. Вечером автомобиль ему понадобится, но пока пусть постоит здесь.

Брейди смотрит на часы. Без десяти девять. Одиннадцать часов до начала шоу. Может, двенадцать часов до темноты. Может, меньше, может, и больше. Если больше – то ненамного.

Он надевает новые очки и, насвистывая, возвращается в мотель с покупками. Идти недалеко – полмили.

Когда Ходжес открывает входную дверь, внимание Джерома в первую очередь привлекает револьвер тридцать восьмого калибра в наплечной кобуре.

– Вы никого не собираетесь пристрелить, правда?

– Надеюсь на это. Этот револьвер для меня – скорее счастливый амулет. Он принадлежал моему отцу. И у меня есть лицензия на скрытое ношение оружия, если он тебя смущает.

– Скажите, он заряжен или нет? – спрашивает Джером.

– Естественно, заряжен. Что, по-твоему, я буду делать, если придется пустить его в ход? Бросать как камень?

Джером проходится рукой по волосам.

– Дело принимает серьезный оборот.

– Хочешь выйти из игры? Если да, так и скажи. Прямо сейчас. Я всегда могу арендовать автомобиль.

– Нет, я не о себе. Меня тревожите вы. У вас уже не мешки под глазами, а целые чемоданы.

– Со мной все будет хорошо. Все равно это мой последний день. Если я не поймаю этого парня до темноты, то пойду к моему прежнему напарнику и расскажу ему все.

– И чем вам это грозит?

– Не знаю, да меня это особо и не волнует.

– А чем это грозит мне?

– Ничем. Если бы я не мог этого гарантировать, ты бы сейчас сидел на алгебре.

Джером с жалостью смотрит на него.

– Алгебра уже четыре года как закончилась. Скажите, что мне делать.

Ходжес говорит. Джером готов, но у него есть сомнения.

– В прошлом месяце – только не говорите моим родителям – мы с парнями попытались попасть в «Панч и Джуди», новый ночной клуб в центре города. Бугай у двери даже не взглянул на мое прекрасное фальшивое удостоверение личности, только взмахом руки велел выйти из очереди и посоветовал купить молочный коктейль.

– Меня это не удивляет, – отвечает Ходжес. – Выглядишь ты на семнадцать, но, к счастью, твой голос звучит на двадцать пять. – Он дает Джерому листок с номером. – Звони.

Джером говорит секретарю охранного агентства «Всегда начеку», что он Мартин Лунсбери, помощник юриста фирмы «Кэнтон, Силвер, Макпис и Джексон». Говорит, что в настоящее время работает с Джорджем Шроном, младшим партнером, и ему поручено привести в порядок некоторые неувязки по части наследства усопшей Оливии Трелони. Одна из этих неувязок касается компьютера миссис Трелони. Его нынешняя задача – найти мастера, который этот компьютер обслуживал, и у него есть надежда, что кто-то из сотрудников охранного агентства, патрулирующих Шугар-Хайтс, поможет ему с розысками этого господина.

Ходжес соединяет большой и указательный пальцы в кольцо, чтобы показать, что в восторге от Джерома, и передает ему записку.

Джером читает и говорит:

– Одна из соседок миссис Трелони, миссис Элен Уилкокс, упоминала Родни Пиплса. – Он слушает, потом кивает. – Рэдни, понимаю. Какое интересное имя. Может, он мне позвонит, если его это не затруднит? Мой босс немного склонен к тирании, так что я, можно сказать, под дулом пистолета. – Слушает. – Да? Конечно. Премного вам благодарен. – Он диктует секретарю номера своего мобильника и городского телефона Ходжеса, кладет трубку и вытирает со лба воображаемый пот. – Я рад, что все закончилось. Уф!

– У тебя отлично получилось, – заверяет его Ходжес.

– А если она позвонит в «Кэнтон, Силвер и Как-их-там», чтобы проверить? И выяснит, что они никогда не слышали о Мартине Лунсбери?

– Ее работа – передавать сообщения, а не проверять их.

– А если Пиплс проверит?

Ходжес сомневается. Он думает, что упоминание Элен Уилкокс остановит его. При разговоре с Пиплсом перед особняком Трелони в Шугар-Хайтс у него сложилось впечатление, что отношения охранника с Элен Уилкокс отличаются от платонических. Может, чуть-чуть, может, и более чем. Он думает, что Пиплс без промедления скажет Мартину Лунсбери все, что тому нужно, лишь бы он поскорее отвалил.

– Что делаем дальше? – спрашивает Джером.

Делать им предстоит то, чем Ходжес занимался как минимум половину времени, проведенного на службе.

– Ждем.

– Как долго?

– Пока не позвонит Пиплс или кто-то еще. – Потому что на данный момент охранное агентство «Всегда начеку» – его главная ниточка. Если результата не будет, придется ехать в Шугар-Хайтс и опрашивать соседей. Такая перспектива Ходжеса совершенно не радует, учитывая свалившуюся на него известность.

Мысли его вновь возвращаются к мистеру Боуфингеру и миссис Мельбурн, определенно чокнутой женщине из дома напротив. С ее разговорами о таинственных черных внедорожниках и интересом к летающим тарелкам миссис Мельбурн определенно тянет на эксцентричного второстепенного персонажа в каком-нибудь старом фильме Альфреда Хичкока.

Она думает, они среди нас, говорил Боуфингер, сводя брови к переносице, и почему эта фраза продолжает крутиться в голове?

Без десяти десять звонит мобильник Джерома. Короткий отрывок мелодии «Адских колоколов» «Эй-си/Ди-си» заставляет обоих подпрыгнуть. Джером хватает мобильник.

– Тут написано «НОМЕР СКРЫТ». Что мне делать, Билл?

– Отвечай на звонок. Это он. И помни, кто ты.

Джером принимает звонок и говорит:

– Алло, это Мартин Лунсбери. Премного благодарен, что вы не сочли за труд перезвонить мне.

Ходжес пишет новую записку и протягивает через стол Джерому. Тот быстро проглядывает ее.

– Да-да… конечно… Миссис Уилкокс очень высоко отзывается о вас. Да, очень высоко. Но моя работа связана с усопшей миссис Трелони. Не можем закончить инвентаризацию ее наследства, пока не разберемся с ее компьютером и… да, я знаю, что прошло больше шести месяцев. Вы не представляете, как медленно все движется. В прошлом году у нас был клиент, которому пришлось обращаться за талонами на продукты, хотя по наследству ему полагались семьдесят тысяч долларов. Но только после решения суда.

Не переусердствуй, Джером, думает Ходжес. Сердце его громко стучит.

– Нет, нет, ничего такого. Мне просто нужна фамилия мастера, который обслуживал ее компьютер. Все остальное – на усмотрение моего босса. – Джером слушает. Его брови ползут вверх. – Не можете? Какая жа…

Но Пиплс продолжает говорить. На лбу Джерома выступает настоящий пот. Он протягивает руку, берет ручку Ходжеса, начинает записывать. И пока пишет, не забывает вставлять в монолог Пиплса да-да, конечно, понимаю. Наконец произносит:

– Отлично. Просто отлично. Я уверен, что мистеру Шрону вполне этого хватит. Вы мне так помогли, мистер Пиплс. Просто не знаю, как выразить… – Он опять слушает. – Да, это ужасно. Я уверен, что мистер Шрон занимается некоторыми… э… некоторыми аспектами, может, прямо сейчас, пока мы разговариваем, но я ничего не зна… Правда? Ух ты! Мистер Пиплс, как интересно. Да, обязательно передам. Можете не сомневаться. Еще раз огромное вам спасибо, мистер Пиплс.

Он обрывает связь и прижимает ладони к вискам, словно успокаивая головную боль.

– Еле отвязался. Он хотел поговорить о вчерашнем. А еще просил передать родственникам Джейни, что охранное агентство «Всегда начеку» готово оказать любую посильную помощь.

– Молодец. Я уверен, за это ему объявят благодарность с занесением в личное дело, но…

– Он также сказал, что разговаривал с парнем, чью машину вчера взорвали. Видел вашу фотографию в утренних новостях.

Ходжес не удивлен, и сейчас его это не волнует.

– Фамилия есть? Скажи мне, что он назвал тебе фамилию.

– Конкретного человека – нет, но у меня есть название компании, на которую он работает. Она называется «Киберпатруль». Пиплс говорит, что они ездят на зеленых фольксвагеновских «жуках». Говорит, в Шугар-Хайтс они постоянно, так что не заметить их нельзя. Он видел мужчину и женщину, обоим по двадцать с чем-то. Про женщину сказал, что она «вроде бы лесби».

Ходжесу и в голову не приходило, что Мистер Мерседес на самом деле может оказаться Мисс Мерседес. Он полагает, что в принципе такое не исключено, и это изящная разгадка для романа Агаты Кристи, но тут реальная жизнь.

– Он сказал, как этот парень выглядит?

Джером качает головой.

– Пойдем в мой кабинет. Ты сядешь за руль компьютера, а я буду вторым пилотом.

И очень скоро они смотрят на три зеленых фольксвагеновских «жука» с надписью «КИБЕРПАТРУЛЬ» на дверцах. Это не какая-то отдельная компания, а часть сети, именуемой «Дисконт электроникс». Один из больших магазинов сети есть и в городе. В торговом центре «Берч-хилл».

– Я же там отоваривался, – говорит Джером. – Много раз. Покупал видеоигры, компьютерные комплектующие, DVD на распродажах.

Под фотографией «жуков» – надпись: «ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С ЭКСПЕРТАМИ». Ходжес перегибается через плечо Джерома и кликает ее. Появляются три фотографии. Блондинка с узким лицом, полноватый серьезный мужчина в очках, как у Джона Леннона, и еще один мужчина, симпатичный, с аккуратно причесанными каштановыми волосами и широкой улыбкой. Их зовут соответственно Фредди Линклэттер, Энтони Фробишер и Брейди Хартсфилд.

– Что теперь? – спрашивает Джером.

– Уезжаем. Только сначала мне надо кое-что взять.

Ходжес идет в спальню, набирает код маленького сейфа, который стоит в стенном шкафу, открывает дверцу. Внутри, помимо «глока», пары страховых полисов и нескольких других финансовых документов, лежит стопка ламинированных карточек вроде той, что сейчас у него в бумажнике. Городские копы каждые два года получают новое удостоверение, и всякий раз старое Ходжес убирал в сейф. Суть в том, что ни на одном из старых нет красной надписи «В ОТСТАВКЕ». Он берет последнее, срок действия которого истек в декабре 2008 года, вынимает из бумажника удостоверение отставника, заменяет тем, что лежало в сейфе. Разумеется, своими действиями он нарушает закон, статью 190, часть 25 уголовного кодекса штата: выдающему себя за сотрудника полиции грозит штраф двадцать пять тысяч долларов, или пять лет тюрьмы, или первое и второе в одном флаконе, – но Ходжеса это совершенно не волнует.

Он прячет бумажник в задний карман, уже берется за дверцу сейфа, чтобы закрыть его, но тут в голову приходит новая мысль: ему может понадобиться кое-что еще, маленький плоский кожаный чехол, похожий на те, что используются для хранения паспорта. Вещь эта тоже отцовская. Ходжес кладет ее в тот карман, где уже лежит Веселый ударник.

Сбрив щетину на черепе и надев новые очки с простыми стеклами, Брейди идет в офис «Мотеля-6» и оплачивает еще одну ночь. Возвращается в свой номер и раскладывает инвалидную коляску, которую купил в среду. Стоила она дорого, но деньги для него уже не имеют значения. Он кладет набитую взрывчаткой диванную подушку с надписью «ПАРКОВКА ЗАДА» на сиденье, потом взрезает ножом подкладку кармана на спинке, закладывает в разрез несколько блоков самодельного пластита. Каждый блок снабжен детонатором из азида свинца. Соединительные провода он скрепляет металлической скобкой. Концы проводов оголены; днем он собирается сплести их в единый шнур.

Детонатором послужит Изделие два.

Мешочки, заполненные металлическими шариками, Брейди один за другим закрепляет под сиденьем коляски клейкой лентой, армированной волокнами. Когда с этим покончено, садится на кровать и оглядывает результат своих трудов. Он не знает, удастся ли ему доставить эту катящуюся бомбу в аудиторию Минго… но он понятия не имел, удастся ли ему уехать от Городского центра после содеянного. Тогда все получилось. Может, получится и сегодня. В конце концов, на этот раз удирать ему не надо, так что задача наполовину упрощается. Даже если его раскроют и попытаются схватить, коридор будет набит людьми, и он заберет с собой не восьмерых, а гораздо больше.

Уйду с огоньком, думает Брейди. Уйду с огоньком, а ты можешь катиться ко всем чертям, детектив Ходжес. Попутного ветра.

Он ложится на кровать и думает о мастурбации. Может, помастурбировать, пока еще есть член? Но засыпает, не успев расстегнуть джинсы.

На прикроватном столике стоит рамка с фотографией. С нее улыбается Фрэнки, на коленях у него Сэмми, пожарный автомобильчик.

В торговый центр «Берч-хилл» Ходжес и Джером приезжают около одиннадцати. Пустых мест на стоянке предостаточно, и Джером ставит «Рэнглер» напротив «Дисконт электроникс». В витринах магазина – огромные надписи «РАСПРОДАЖА». Перед магазином сидит на бордюрном камне девушка-подросток: колени вместе, ступни врозь, голова уткнулась в айпад. В левой руке дымится сигарета. Только подойдя ближе, Ходжес замечает седину в волосах подростка. Сердце у него падает.

– Холли? – спрашивает Джером в тот самый момент, когда Ходжес задает свой вопрос:

– Что, черт побери, ты здесь делаешь?

– Я не сомневалась, что вы додумаетесь сами. – Она тушит окурок и встает. – Но потом заволновалась. Позвонила бы вам, если бы вы не подъехали в половине двенадцатого. Я принимаю лексапро, мистер Ходжес.

– Я рад это слышать. А теперь ответь на мой вопрос и скажи, что ты здесь делаешь?

Ее губы дрожат, и хотя прежде она заставляла себя смотреть им в глаза, теперь ее взгляд смещается на кожаные туфли. Ходжес не удивлен, что поначалу принял ее за подростка, потому что во многом она и есть подросток: ее развитие замедлили неуверенность в себе и необходимость сохранять равновесие на натянутой высоко над землей эмоциональной струне. По ней она идет всю жизнь.

– Вы на меня сердитесь? Пожалуйста, не сердитесь.

– Мы не сердимся, – отвечает Джером. – Просто удивлены.

Скорее шокированы, думает Ходжес.

– Я провела все утро в своей комнате, просматривала местных компьютерных мастеров, но, как мы и думали, их тут сотни. Мама и дядя Генри уехали поговорить с людьми. Думаю, о Джейни. Я догадываюсь, что будут еще одни похороны, но мне не хочется думать о том, что положат в гроб. От таких мыслей я начинаю плакать.

И да, большие слезы катятся по щекам Холли. Джером обнимает ее. Она бросает на него благодарный взгляд.

– Иногда мне трудно думать, когда мама рядом. Словно от нее в голове возникают помехи. Наверное, вам кажется, что я чокнутая?

– Мне – нет, – отвечает Джером. – У меня та же история с сестрой. Особенно когда она ставит диски с песнями этой чертовой бой-бэнд.

– Когда они ушли и в доме стало тихо, у меня возникла идея. Я пошла к компьютеру Оливии, включила его и просмотрела почту.

Джером хлопает себя по лбу:

– Черт! У меня и мысли не возникло проверить ее почту.

– Не волнуйся, ее не было. Все три почтовых ящика Оливии – «Мак», «Джимейл» и «АОЛ» – оказались пустыми. Может, она сама удалила письма, но я так не думаю, потому что…

– Потому что на рабочем столе и жестком диске много чего есть, – заканчивает Джером.

– Совершенно верно. Я нашла «Мост через реку Квай» в ее «айТьюнс». Никогда его не видела. Обязательно посмотрю, если представится возможность.

Ходжес смотрит на «Дисконт электроникс». Солнце отражается от витрин, и невозможно понять, наблюдает ли кто-нибудь за ними. Он чувствует себя очень уязвимым, как жучок на большом камне.

– Давайте прогуляемся, – предлагает он и ведет их к обувному магазину «Савой», книжному «Барнс-энд-Ноубл» и фрогуртовому магазину-кафе «Белянка».

– Не томи, Холли, выкладывай, – просит Джером. – Ты просто сводишь меня с ума.

Она улыбается, отчего сразу выглядит старше. Почти на свой возраст. Как только они отходят от больших витрин «Дисконт электроникс», Ходжес приободряется. Ему понятно, что Джерому нравится общество Холли (собственно, ему самому оно тоже нравится, хотя он и не хочет в этом признаваться), но Ходжесу неловко, что его обошла невротичка, сидящая на лексапро.

– Он забыл стереть программу «Призраки», вот я и подумала, что он, возможно, забыл стереть и ее спам, и оказалась права. Она получила четыре десятка писем от «Дисконт электроникс». Некоторые – сообщения о распродажах вроде той, что у них сейчас, хотя я сомневаюсь, что они продают хорошие DVD. Скорее корейские или что-то такое. Другие – купоны на двадцатипроцентную скидку. А еще она получала тридцатипроцентные скидки. На следующий приезд киберпатруля. – Холли пожимает плечами. – Поэтому я здесь.

Джером смотрит на нее во все глаза.

– Так просто? Всего лишь заглянуть в папку спама?

– Зря ты так удивляешься, – говорит ему Ходжес. – Сын Сэма попался на штрафе за неправильную парковку.

– Я походила вокруг, пока ждала вас, – говорит Холли. – На их сайте указано, что компьютерных мастеров в киберпатруле только трое, и все три зеленых «жука» на месте. Так что я думаю, что сегодня он на работе. Вы собираетесь его арестовать, мистер Ходжес? – Она вновь кусает губы. – А если он окажет сопротивление? Я не хочу, чтобы вам досталось.

Ходжесу есть о чем подумать. В киберпатруле три компьютерных мастера: Фробишер, Хартсфилд и Линклэттер, тощая блондинка. Он практически уверен, что им нужен Фробишер или Хартсфилд, и ни один из них наверняка не готов к тому, что кермит_лягушонок-19 войдет в дверь. Даже если Мистер Мерседес не бросится бежать, он не сможет скрыть изумления.

– Я иду в магазин. Вы остаетесь здесь.

– Идете без поддержки? – спрашивает Джером. – Послушайте, Билл, мне это решение…

– Все будет хорошо. На моей стороне внезапность, но если я не вернусь через десять минут, звони «девять-один-один». Понятно?

– Да.

Ходжес поворачивается к Холли.

– Ты держишься рядом с Джеромом. Больше никаких расследований в одиночку.

Кто бы говорил, думает он.

Она застенчиво кивает, и Ходжес уходит, пока они не успели задать новых вопросов. Приближаясь к дверям «Дисконт электроникс», он расстегивает пуговицы пиджака. Отцовский револьвер чуть давит на грудную клетку, прибавляя уверенности.

Они провожают Ходжеса взглядами, когда у Джерома вдруг возникает вопрос:

– Холли, как ты добралась сюда? На такси?

Она качает головой и указывает на стоянку. Там, в трех рядах позади «рэнглера» Джерома, – серый седан. «Мерседес».

– Он стоял в гараже. – Она видит отвисшую челюсть Джерома и начинает оправдываться: – Я умею водить машину, знаешь ли. У меня действующее водительское удостоверение. Я никогда не попадала в аварию. И у меня есть страховой полис. От «Оллстейтс». Знаешь, актер, который рекламирует «Оллстейтс» на телевидении, играл президента в сериале «Двадцать четыре часа».

– Это же автомобиль…

– И что такого? Он стоял в гараже, ключи лежали в вазочке в холле. Что такого?

Джером замечает, что никаких вмятин и царапин нет. Фары и лобовое стекло скорее всего заменили. «Мерседес» выглядит как новенький. Никто и не подумает, что его использовали, чтобы убивать людей.

– Джером? Ты думаешь, Оливия бы возражала?

– Нет, – отвечает он. – Скорее всего нет. – Он представляет себе радиаторную решетку, залитую кровью, свисающие с нее обрывки одежды.

– Сначала двигатель не заводился, аккумулятор сел, но в гараже я увидела переносное пускозарядное устройство и знала, как им пользоваться, потому что такое же было у моего отца. Джером, если мистер Ходжес никого не арестует, мы сможем пойти в это фрогуртовое кафе?

Джером едва слышит ее. Он по-прежнему смотрит на «мерседес». Думает: Они его вернули. Естественно, вернули. Автомобиль принадлежал Оливии Трелони. Она позаботилась о том, чтобы его отремонтировали. Но Джером готов спорить, что на этом «мерседесе» она больше не ездила. Если и существовали призраки – настоящие, – они наверняка обжили автомобиль. И может, кричали внутри.

– Джером? Земля вызывает Джерома.

– Что?

– Если все обойдется, давай съедим по фрогурту. Я сидела на солнце, ждала вас, и мне очень жарко. Я вас угощу. Конечно, я бы предпочла настоящее мороженое, но…

Остального он не слышит. Думает о мороженом.

В голове щелкает так громко, что он морщится, и ему сразу становится понятно, почему лицо одного из киберпатрульных на экране компьютера Ходжеса показалось таким знакомым. Колени подкашиваются, и Джером приваливается к столбу, чтобы не упасть.

– Господи! – вырывается у него.

– Что не так? – Холли, кусая губы, трясет его за руку. – Что не так? Ты заболел, Джером?

Но он может только повторить:

– Господи…

Ходжес думает, что «Дисконт электроникс» в торговом центре «Берч-хилл» осталось жить от силы три месяца. Многие полки пусты, а на остальных товары выглядят одинокими, позабытыми. Покупатели есть только в отделе «Домашний отдых», где флуоресцентные розовые вывески сообщают: «ВАУ! РАСПРОДАЖА DVD! ВСЕ ДИСКИ ЗА ПОЛЦЕНЫ! ДАЖЕ BLU-RAY». Хотя касс десять, работают только три. Кассирши одеты в синие куртки с желтым логотипом «ДЭ» на нагрудном кармане. Две кассирши в настоящий момент смотрят в окно. Третья читает «Сумерки». Еще два сотрудника бродят по проходам, маясь от безделья.

Эта парочка Ходжесу не нужна, зато он видит двоих из тех, кто нужен. Энтони Фробишер – в очках как у Джона Леннона – беседует с покупателем, у которого в одной руке корзинка с уцененными дисками, а в другой – пачка купонов. Галстук Фробишера позволяет предположить, что он не только киберпатрульный, но еще и, возможно, управляющий. Блондинка с узким лицом сидит перед компьютером в глубине магазина. За ухом у нее сигарета.

Ходжес идет по центральному проходу отдела, где распродают диски. Фробишер смотрит на него и поднимает руку, как бы говоря: Подойду к вам через минуту. Ходжес улыбается и кивает, давая понять, что его это устраивает. Фробишер вновь сосредотачивается на покупателе с купонами. Не вызывает сомнений, что экс-копа он видит впервые. Ходжес направляется к блондинке.

Она мельком смотрит на него и утыкается в экран. Экс-коп для нее – обычный покупатель. Блондинка не в фирменной рубашке «ДЭ», а в футболке с надписью «КОГДА МНЕ ЗАХОЧЕТСЯ ВЫСКАЗАТЬ СВОЕ МНЕНИЕ, ТЫ ЕГО УЗНАЕШЬ». Он видит, что она играет в современную версию «Питфолла». Четверть века тому назад этой игрой увлекалась Элисон, его дочь. Все возвращается на круги своя, думает он. Наверняка буддийская концепция.

– Если у вас вопрос не по компьютерам, обращайтесь к Тоунсу, – говорит она. – Я занимаюсь только ими.

– Тоунс – это Энтони Фробишер?

– Да, мистер Прикид в галстуке.

– А вы – Фредди Линклэттер. Из киберпатруля.

– Да. – Она останавливает Гарри Питфолла в прыжке над свернувшейся кольцами змеей, чтобы посмотреть на Ходжеса. Видит удостоверение детектива. Большой палец намеренно прикрывает дату. – О-о-о. – Она протягивает руки с запястьями-спичками. – Я плохая, плохая девочка и давно заслуживаю наручников. Порите меня, бейте, заставляйте выписывать фальшивые чеки.

Ходжес коротко улыбается и убирает удостоверение.

– А где Брейди Хартсфилд, третий член вашей веселой команды? Что-то я его не вижу.

– Болеет. Грипп. По его словам. Хотите знать мою версию?

– Слушаю внимательно.

– Я думаю, ему наконец-то пришлось отправить дорогую мамочку лечиться от алкоголизма. Он говорит, что она пьет, и большую часть времени ему приходится заботиться о ней. Вероятно, поэтому у него нет подружки. Вы понимаете, о чем я?

– Скорее да, чем нет.

Она разглядывает экс-копа с явно агрессивным интересом.

– У Брейди проблемы? Я бы не удивилась. Мне всегда казалось, что он какой-то не такой.

– Мне просто надо с ним поговорить.

Энтони Фробишер – Тоунс – подходит к ним.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр?

– Это пять-ноль, – встревает Фредди. Широко улыбается Фробишеру, демонстрируя мелкие зубы, нуждающиеся в зубной щетке. – Он узнал о лаборатории по производству мета в подсобке.

– Заткнись, Фредди.

Издав соответствующий звук, она проводит рукой по губам, словно застегивая молнию, поворачивает невидимый ключ в невидимом замке, но к игре не возвращается.

В кармане костюма Ходжеса звонит мобильник. Он обрывает звонок нажатием большого пальца на красную кнопку.

– Я детектив Билл Ходжес, мистер Фробишер. У меня несколько вопросов к Брейди Хартсфилду.

– Он болеет. Грипп. Во что он влип?

– Тоунс и сам не знает, что он поэт, – вмешивается Фредди Линклэттер. – Хотя это видно по его ногам, потому что они, как у Лонгфе…

– Заткнись, Фредди. Последнее предупреждение.

– Вас не затруднит дать мне его адрес?

– Разумеется, сейчас принесу.

– Можно мне на минуту разоткнуться? – спрашивает Фредди.

Ходжес кивает. Она нажимает клавишу на клавиатуре. Гарри Питфолл исчезает, уступая место странице «СОТРУДНИКИ МАГАЗИНА».

– Гоп-ля, – говорил Фредди. – Элм-стрит, дом сорок девять. Это в…

– В Норт-Сайде, знаю, – кивает Ходжес. – Огромное спасибо вам обоим. Вы мне очень помогли.

Когда он шагает к дверям, Фредди Линклэттер кричит вслед:

– Что-то там с его матерью, зуб даю. Он на ней завернут.

Ходжес выходит на солнце, и в него едва не врезается Джером. Холли не отстает ни на шаг. Она перестала кусать губы и принялась за ногти, которые и так сильно обгрызены.

– Я вам звонил, – говорит Джером. – Почему вы не ответили?

– Задавал вопросы. Чего у вас такие бешеные глаза?

– Хартсфилд здесь?

Ходжес от удивления теряет дар речи.

– Это он, – добавляет Джером. – Должен быть. Вы правы, он следил за вами, и я знаю как. Рассказ Готорна о похищенном письме. Прятать надо у всех на виду.

Холли отрывается от ногтей, чтобы сказать:

– Этот рассказ написал По. Неужели сейчас детей ничему не учат?

– Притормози, Джером, – просит Ходжес.

Джером глубоко вдыхает.

– Он работал в двух местах, Билл. В двух. Здесь, наверное, до полудня или чуть позже. А потом – у Леба.

– У Леба? Это же…

– Да, фабрика мороженого. Он ездит на фургоне «Мистер Вкусняшка». Тот, что с колокольчиками. Я покупал у него мороженое, моя сестра покупала. Все дети покупали. Он часто появлялся в нашем районе. Брейди Хартсфилд – мороженщик!

Ходжес осознает, что в последнее время очень часто слышал это веселенькое позвякивание колокольчиков. Этой депрессивной весной, сидя в кресле, глядя в телевизор (иногда играя с револьвером, который теперь прижимался к ребрам), он слышал эти колокольчики чуть ли не каждый день. Слышал и игнорировал. Потому что только дети замечают мороженщика. Но какая-то глубинная часть его сознания игнорировала их не полностью. Именно потому его мысли постоянно возвращались к Боуфингеру, его язвительному замечанию, касающемуся миссис Мельбурн.

Она думает, они среди нас, сказал Боуфингер, но в тот день, когда Ходжес обходил соседей, миссис Мельбурн тревожилась не о пришельцах: она говорила о черных внедорожниках, о мануальщиках, о людях с Гановер-стрит, которые поздно ночью заводили громкую музыку.

А также о водителе фургона «Мистер Вкусняшка».

Этот выглядит подозрительно, говорила она.

Этой весной он здесь постоянно, говорила она.

Его совесть задает вопрос, ужасный, как змеи, которые вечно поджидают Гарри Питфолла: если бы он обратил внимание на слова миссис Мельбурн, а не причислил ее к безвредным психам (как они с Питом не обратили внимания на Оливию Трелони), осталась бы Джейни в живых? Он так не думает, но наверняка знать ему не дано, и он чувствует, что этот вопрос будет донимать его бессонными ночами в грядущие недели и месяцы.

Может, и годы.

Он смотрит на автомобильную стоянку… и видит призрак. Серый призрак.

Поворачивается к Джерому и Холли, которые теперь стоят плечом к плечу. Ему даже нет нужды задавать вопрос.

– Да, – кивает Джером. – Холли на нем приехала.

– Регистрация и наклейка на номерном знаке немного просрочены, – говорит Холли. – Пожалуйста, не сердитесь на меня, ладно? Я не могла не приехать. Хотела помочь, но знала, что вы мне откажете, если я позвоню.

– Я не сержусь, – говорит Ходжес. Собственно, он и не знает, что сейчас чувствует. Такое ощущение, будто он попал в сказочный мир, где все часы идут в обратную сторону.

– Что нам теперь делать? – спрашивает Джером. – Позвоним копам?

Но Ходжес к этому еще не готов. Этот парень, возможно, безумен, чего, впрочем, не скажешь по его смазливой физиономии, однако Ходжесу довелось сталкиваться с психопатами, и он знает: если захватить их врасплох, они схлопываются, как грибы-дождевики. Опасны они только для безоружных и ничего не подозревающих… вроде безработных, ожидавших открытия ярмарки вакансий тем апрельским утром 2009 года.

– Мы с тобой проедемся к дому мистера Хартсфилда, – говорит Ходжес. – И поедем мы вот на чем. – Он указывает на серый «мерседес».

– Но… если он увидит, что мы подъезжаем на этом «мерсе», разве он его не узнает?

Губы Ходжеса изгибаются в акульей улыбке, какой Джером Робинсон раньше не видел.

– Я очень на это надеюсь. – Он протягивает руку. – Давай ключ, Холли.

Ее искусанные губы поджимаются.

– Хорошо, но я тоже поеду.

– Нет, – возражает Ходжес. – Это опасно.

– Если это опасно для меня, то опасно и для вас. – Она не смотрит на Ходжеса, глаза избегают его лица, но голос у нее твердый. – Вы можете оставить меня, но тогда я позвоню в полицию и дам им адрес Брейди Хартсфилда, как только вы скроетесь из виду.

– У тебя нет адреса, – говорит Ходжес, сам понимая, что это не аргумент.

Холли не отвечает, но это всего лишь дань вежливости. Ей даже не нужно заходить в «Дисконт электроникс» и спрашивать блондинку. Имя известно, а уж адрес она без труда выудит из своего чертова айпада.

Твою мать!

– Ладно, можешь ехать. Но за руль сяду я, а по прибытии ты и Джером останетесь в машине. Надеюсь, с этим все понятно?

– Да, мистер Ходжес.

На этот раз она смотрит на него и не отводит глаз три полные секунды. Возможно, это шаг вперед. Во всяком случае, для Холли, – думает он.

Из-за прошлогодних значительных сокращений бюджета экипаж большинства городских патрульных автомобилей состоит из одного человека. Лоутауна это не касается. В Лоутаун копы ездят в паре, и идеальная пара включает хотя бы одного цветного, потому что в этом районе меньшинства составляют большинство. Третьего июня, чуть позже полудня, патрульные Лаверти и Росарио едут по Лоубрайр-авеню примерно в полумиле от того места, где Билл Ходжес помешал троице троллей ограбить мальчишку. Лаверти – белый, Росарио – латиноамериканка. Поскольку ездят они на ГПА-54, в управлении зовут их не иначе как Туди и Малдун, в честь копов древнего сериала «Машина 54, где вы?». Амарилис Росарио иногда веселит рыцарей в синем на построении перед сменой, говоря: «О-ох, о-ох, Туди, у меня есть идея!» Эти слова, произнесенные с доминиканским акцентом, ласкают слух и всегда вызывают смех.

Но на службе она свое дело знает. Они оба знают. Без этого в Лоутауне никак.

– Эти мальчишки на углах напоминают мне «Синих ангелов» в том воздушном шоу, которое я однажды видела, – говорит она.

– Да?

– Они замечают нас и срываются с места. Смотри, вон еще один.

Они подъезжают к пересечению Лоубрайр и Страйк, и мальчишка в свитере «Кливлендских кавалеров» (на два размера больше и совершенно неуместном в столь жаркий день) внезапно покидает угол, на котором болтался, и рысцой бежит по Страйк. Выглядит он лет на тринадцать.

– Может, он вспомнил, что четверг – учебный день, – замечает Лаверти.

Росарио смеется:

– Ну ты скажешь.

Впереди – перекресток Лоубрайр и авеню Мартина Лютера Кинга. МЛК – еще одна основная магистраль гетто, и на этот раз с десяток мальчишек внезапно вспоминают, что у них полно дел в каком-то другом месте.

– Действительно, эскадрилья, ты права, – говорит Лаверти и смеется, хотя смешного тут мало. – Слушай, где хочешь поесть?

– Давай поглядим, стоит ли тот вагончик на Рендолфе, – отвечает она. – Что-то захотелось тако.

– «Сеньор Тако» – это хорошо, – кивает Лаверти, – но только без бобов. Нам еще четыре часа в… эй, посмотри, Рози. Это странно.

Впереди на тротуар выходит мужчина с длинной коробкой, в каких перевозят цветы. Это странно, потому что дверь, из которой вышел мужчина, ведет не в цветочный магазин, а в ломбард «Королевская цена». Странно и потому, что мужчина, похоже, белый, а они сейчас в самой черной части Лоутауна. Мужчина приближается к грязному белому «Эконолайну», который стоит у выкрашенного желтым бордюрного камня: такая парковка тянет на штраф в двадцать долларов. Но Лаверти и Росарио голодны, они уже настроились на тако, такие вкусные с острым соусом – его в «Сеньоре Тако» держат на прилавке, – и готовы закрыть глаза на это прегрешение. Вероятно, закрыли бы.

Но.

Дэвид Беркович попался на штрафной квитанции за неправильную парковку. Теда Банди арестовали из-за разбитого заднего фонаря. Сегодня цветочной коробки с порванными клапанами хватает, чтобы изменить мир. Мужчина роется в кармане в поисках ключей от старого минивэна (в Лоутауне даже император Мин с Монго не оставил бы свой автомобиль незапертым), и коробка наклоняется. Оторванный клапан откидывается, и из нее что-то выскальзывает.

Мужчина подхватывает это что-то и запихивает в коробку до того, как оно ударяется об асфальт, но Ларри Лаверти провел два года в Ираке и РПГ узнает с первого взгляда. Он включает мигалку и останавливает патрульный автомобиль за спиной белого парня. Тот оглядывается. На его лице – изумление.

– Оружие к бою! – кричит Лаверти напарнице. – Вылезаем!

Они распахивают дверцы и выскакивают с «глоками» в руках, целясь в небо.

– Бросьте коробку, сэр! – кричит Лаверти. – Бросьте коробку и упритесь руками в борт! Наклонитесь вперед! Быстро!

На мгновение этот парень – ему под сорок, смуглая кожа, покатые плечи – крепко прижимает коробку из-под цветов к груди, словно ребенка. Но Росарио опускает пистолет, направляя его мужчине в грудь, и тот бросает коробку. Крышка отлетает, и Лаверти видит, что в коробке ручной противотанковый гранатомет российского производства.

– Вот дерьмо! – восклицает Росарио. – Туди, Туди, у меня…

– Патрульные, опустите оружие!

Лаверти держит на мушке гранатометчика, но Росарио поворачивается и видит седоволосого белого мужчину в синей куртке. Он с наушником и с «глоком». Прежде чем она успевает произнести хоть слово, улица заполняется людьми в синих куртках, которые бегут к ломбарду «Королевская цена». Один тащит портативный таран «Стингер». Копы называют такие дверевышибалами. Росарио видит буквы АТО на спинах и сразу понимает, что они крепко вляпались.

– Патрульные, опустите оружие. Я – агент Джеймс Косински, АТО.

– Может, вы хотите, чтобы сначала один из нас надел на него наручники? – спрашивает Лаверти. – Просто интересуюсь.

Бойцы АТО врываются в ломбард «Королевская цена», совсем как рождественские покупатели в «Уол-март» в «черную пятницу». Толпа зевак собирается на противоположной стороне улицы. Все слишком потрясены количеством бойцов, чтобы поливать их нецензурной бранью. Или забрасывать камнями.

Косински вздыхает:

– Валяйте. Все равно из конюшни лошадь ушла.

– Мы не знали, что вы здесь что-то делаете, – говорит Лаверти. Тем временем гранатометчик завел руки за спину и сблизил запястья. Всем понятно, что это не первый его арест. – Он доставал ключи от минивэна, и я увидел, как из коробки выползает гранатомет. Что мне оставалось делать?

– То, что вы и сделали. – Из ломбарда доносится звон разбиваемых стекол, крики, грохот приступившего к работе дверевышибалы. – Вот что я вам скажу, раз уж вы здесь: почему бы вам не усадить мистера Кавелли на заднее сиденье вашей машины? А потом пойдем туда и поглядим, что мы нарыли.

Пока Лаверти и Росарио вталкивают арестованного на заднее сиденье патрульного автомобиля, Косински замечает номер.

– Так кто из вас Туди, а кто Малдун?

Когда группа захвата АТО, возглавляемая агентом Косински, начинает инвентаризацию содержимого большого склада за скромным ломбардом «Королевская цена» на авеню Мартина Лютера Кинга, серый седан «мерседес» останавливается у тротуара перед домом 49 по Элм-стрит. Ходжес сидит за рулем, а на месте штурмана – Холли, которая утверждает – и определенная логика в этом есть, – что автомобиль скорее принадлежит ей, чем им.

– Кто-то дома, – сообщает она. – На подъездной дорожке – потрепанная «хонда-сивик».

Ходжес видит старика, который, волоча ноги, приближается к ним от дома напротив.

– Сейчас я поговорю с Обеспокоенным гражданином. Вы двое держите рот на замке.

Он опускает стекло.

– Помочь вам, сэр?

– Я подумал, что, возможно, смогу помочь вам. – Блестящие глаза старика всматриваются в Ходжеса и его спутников. Разглядывают автомобиль. Ходжеса это не удивляет. Автомобиль роскошный. – Если вы ищете Брейди, то вам не повезло. На подъездной дорожке машина миссис Хартсфилд. Она там уже не одну неделю. Не уверен, что она вообще на ходу. Возможно, миссис Хартсфилд уехала с ним, потому что сегодня я ее не видел. Обычно вижу каждый день, когда она выходит за почтой. – Он указывает на почтовый ящик рядом с парадной дверью дома 49. – Ей нравятся каталоги. Как и большинству женщин. – Протягивает руку с узловатыми пальцами. – Хэнк Бисон.

Ходжес пожимает ее, показывает удостоверение, не забывая прикрыть большим пальцем дату.

– Рад с вами познакомиться, мистер Бисон. Я – детектив Билл Ходжес. Можете сказать, на каком автомобиле ездит мистер Хартсфилд? Год выпуска? Модель?

– «Субару» болотного цвета. Насчет модели и года выпуска ничего сказать не могу. Для меня все эти япошки выглядят одинаково.

– Понятно. Сейчас должен попросить вас вернуться в дом, сэр. Мы, возможно, зайдем чуть позже, чтобы задать вам несколько вопросов.

– Брейди совершил что-то противозаконное?

– Пока нам надо просто его найти, – отвечает Ходжес. – Пожалуйста, возвращайтесь в дом.

Вместо того чтобы подчиниться, Бисон нагибается ниже, чтобы получше разглядеть Джерома.

– Не слишком ли ты молод для копа?

– Я стажер, – отвечает Джером. – Пожалуйста, прислушайтесь к детективу Ходжесу, сэр.

– Ухожу, ухожу. – Но он вновь оглядывает троицу. – С каких это пор городские копы стали разъезжать на «мерседесах-бенцах»?

У Ходжеса ответа нет, а у Холли есть:

– Этот автомобиль конфискован по закону БОПК. БОПК – это борьба с организованной преступностью и коррупцией. То, что забирают у них, остается у нас. Мы можем использовать конфискат, как нам того хочется, потому что мы – полиция.

– Да, конечно. Почему нет? – Бисон отчасти удовлетворен, отчасти озадачен. Но он возвращается в дом, правда, тут же появляется вновь, на этот раз выглядывает в окно.

– С организованной преступностью и коррупцией борются федералы, – тихо говорит Ходжес.

Холли кивает, глядя на наблюдателя в окне, потом искусанные губы изгибаются в легкой улыбке.

– Думаете, он это знает? – Поскольку ни Ходжес, ни Джером не отвечают, она задает еще один, более насущный вопрос: – Что будем делать?

– Если Хартсфилд дома, я произведу гражданский арест. Если дома только его мать, задам ей несколько вопросов. Вы остаетесь в салоне.

– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит Джером, но по выражению лица юноши – Ходжес видит его в зеркале заднего вида – понятно, что он знает: к нему не прислушаются.

– Другой у меня нет, – отвечает Ходжес.

Вылезает из автомобиля. Прежде чем успевает закрыть дверь, Холли наклоняется к нему:

– В доме никого нет. – Ходжес ничего не говорит, но она кивает, словно получила ответ. – Или вы не чувствуете?

Если на то пошло, он чувствует.

Ходжес идет по подъездной дорожке, замечает задернутые шторы большого окна на фасаде. Смотрит на «хонду», но не видит ничего достойного внимания. Берется за ручку дверцы со стороны пассажирского сиденья, тянет на себя. Дверца открывается. Воздух в кабине горячий и затхлый, с легким запахом спиртного. Он захлопывает дверцу. Поднимается на крыльцо, нажимает кнопку звонка. Слышит его трель в глубине дома. Никто не откликается. Звонит снова, потом стучит. Никого. Он стучит еще сильнее, полностью отдавая себе отчет в том, что мистер Бисон с другой стороны улицы жадно ловит каждое его движение. Дверь никто не открывает.

Ходжес направляется к гаражу, смотрит в одно из окошек. Какие-то инструменты, мини-холодильник – и все.

Он достает мобильник и звонит Джерому. Этот квартал Элм-стрит очень тихий, поэтому он слышит – пусть и едва-едва – мелодию «Эй-си/Ди-си». Видит, как Джером подносит мобильник к уху.

– Пусть Холли включит айпад, зайдет в базу налогоплательщиков города и узнает, кому принадлежит дом сорок девять по Элм-стрит. У нее получится?

Он слышит, как Джером спрашивает Холли.

– Она говорит, что попытается.

– Хорошо. Я обойду дом. Оставайся на связи. Я буду давать о себе знать каждые тридцать секунд. Если пройдет минута, звони «девять-один-один».

– Вы действительно хотите идти, Билл?

– Да. Предупреди Холли, что фамилия владельца не слишком важна. Не хочу, чтобы она занервничала.

– Она совершенно спокойна, – отвечает Джером. – Уже запрашивает базу. Не отключайте мобильник.

– Само собой.

Ходжес проходит за дом. Двор маленький, но аккуратно прибранный. Посередине круглая цветочная клумба. Ходжес задается вопросом, кто посадил цветы – мамуля или сыночек? Он поднимается по трем деревянным ступеням, ведущим на заднее крыльцо. Дверей две. Сетчатая, а за ней – обычная. Первая не заперта в отличие от второй.

– Джером? Даю о себе знать. Все спокойно.

Он заглядывает в окно. Видит чистенькую кухню. На сушке над раковиной – несколько тарелок и стаканов. Сложенное кухонное полотенце висит на ручке духовки. На столе лежат две салфетки под тарелки. Третьей – для Папы Медведя – не предусмотрено, что соответствует портрету, который Ходжес описал Джейни. Он стучит в дверь, потом барабанит. Никто не отзывается.

– Джером? Даю о себе знать. Все спокойно.

Он кладет мобильник на перила и достает кожаный чехол, радуясь тому, что вовремя о нем вспомнил. Внутри отцовские отмычки: три серебристых цилиндра с разными крючками на концах. Ходжес останавливается на среднем. Выбор правильный: отмычка легко входит в замочную скважину. Ходжес поворачивает ее сначала в одну сторону, потом в другую, определяясь с механизмом замка. Собирается вновь дать о себе знать Джерому, когда крючок что-то цепляет. Ходжес резко и решительно поворачивает цилиндр, как учил его отец, и на той стороне кухонной двери щелкает открывающийся замок. Из мобильника доносится его имя. Ходжес берет трубу.

– Джером? Все спокойно.

– Вы уже заставили меня волноваться, – говорит Джером. – Что делаете?

– Взламываю замок, чтобы проникнуть в дом.

Ходжес заходит на кухню Хартсфилдов. Ему в нос сразу ударяет запах. Слабый, но отчетливый. Держа мобильник в левой руке, а отцовский «тридцать восьмой» – в правой, Ходжес, ведомый носом, сначала заглядывает в гостиную – комната пуста, хотя пульт дистанционного управления и каталоги на кофейном столике наводят на мысль, что диван – гнездышко миссис Хартсфилд на первом этаже, – потом поднимается по лестнице. Запах с каждым шагом усиливается. Это еще не вонь, но все к тому идет.

В коротком коридоре – одна дверь по правую руку и две по левую. Сначала Ходжес проверяет комнату справа. Спальня для гостей, в которой гости давно не останавливались. Она стерильна, как операционная.

Он сообщает Джерому, что все спокойно, прежде чем открыть первую дверь слева. Запах идет из этой комнаты. Он делает глубокий вдох и входит, присев. Первым делом убеждается, что за дверью никого нет. Потом открывает дверь в стенной шкаф – она складная, с рояльной петлей посередине – и проверяет, не прячется ли кто за одеждой. Не прячется.

– Джером? Даю о себе знать.

– Кто-нибудь есть?

– Да… в каком-то смысле. – Ему понятно, что лежит под покрывалом на двуспальной кровати. – Подожди…

Он заглядывает под кровать и видит шлепанцы, розовые кроссовки, белый короткий носок и несколько пыльных катышков. Сдергивает покрывало: под ним – мать Брейди Хартсфилда. Кожа восково-белая с чуть зеленоватым отливом. Рот раскрыт. Мутные остекленевшие глаза смотрят в никуда. Ходжес поднимает ее руку, чуть сгибает, отпускает. Трупное окоченение пришло и ушло.

– Послушай, Джером. Я нашел миссис Хартсфилд. Она мертва.

– Господи… – Голос Джерома, обычно как у взрослого, ломается на последнем слоге. – Что вы?..

– Подожди.

– Вы это уже говорили.

Ходжес кладет мобильник на ночной столик и сдергивает покрывало до ног. На ней синяя шелковая пижама. Рубашка запачкана вроде бы рвотой и кровью, но не видно ни пулевых, ни колотых ран. Лицо распухшее, но странгуляционных борозд или синяков нет. Опухание – результат медленного посмертного разложения. Ходжес подтягивает пижаму к груди, открывая живот. Как и лицо, он раздут, но причиной могут быть газы. Он наклоняется к раскрытому рту, видит то, что и ожидал: вязкую массу на языке и между десен и щек. Его догадка: она напилась, ее вырвало, и она захлебнулась блевотой, как какая-нибудь рок-звезда. Кровь… Возможно, горловое кровотечение. Или обострение язвенной болезни.

Он берет мобильник и говорит:

– Он мог ее отравить, но скорее всего она все сделала сама.

– Спиртное?

– Вероятно. Без вскрытия не скажешь.

– Что нам делать?

– Сидите тихо.

– Вы не позвонили в полицию?

– Еще нет.

– Холли хочет с вами поговорить.

Пауза, потом голос Холли, звонкий, как колокольчик. И спокойный. Если на то пошло, гораздо спокойнее, чем у Джерома.

– Ее зовут Дебора Хартсфилд.

– Отличная работа. Передай трубу Джерому.

– Я надеюсь, вы знаете, что делаете, – слышит он секундой позже.

«Я не знаю, – думает Ходжес, проверяя ванную. – Я сошел с ума, и единственный способ вернуть здравомыслие – дать задний ход. Это же ясно как божий день».

Но он думает о Джейни, подарившей ему новую шляпу – щегольскую федору частного детектива, – и понимает, что не может. И не отступится.

В ванной чисто… или почти. В раковине волосы. Ходжес их видит, но внимания не обращает. Он думает о критической разнице между случайной смертью и убийством. Второе – это плохо, потому что убийство близкого родственника зачастую означает одно: человек окончательно слетел с катушек и на этом не остановится. Так что меры надо принимать незамедлительно. Если же речь о несчастном случае или самоубийстве, тогда время есть. Брейди может где-то затаиться, стараясь решить, что делать дальше.

«И я, судя по всему, занимаюсь тем же», – думает Ходжес.

Последняя комната наверху – спальня Брейди. Кровать не застелена. Стол завален книгами, по большей части научной фантастикой. На стене – постер «Терминатора». Шварценеггер в черных очках и с каким-то фантастическим оружием в руках.

«Я вернусь», – думает Ходжес, глядя на постер.

– Джером? Даю о себе знать.

– Дед с другой стороны улицы все еще смотрит. Холли думает, что нам лучше уйти в дом.

– Пока рано.

– Когда?

– Как только я пойму, что в доме никого нет.

У Брейди своя ванная. Чистенькая, как тумбочка солдата в день проверки. Ходжес оглядывает ванную. Потом спускается на первый этаж. В гостиной есть маленькая ниша. Места как раз хватает для столика. На нем ноутбук. Женская сумка висит на спинке стула. На стене – большая фотография в рамке: женщина, чей труп лежит наверху, и Брейди Хартсфилд, еще подросток. Они стоят на пляже. Обнявшись. Соприкасаясь щеками. С одинаковыми улыбками на миллион долларов каждая. Фотография скорее девушки с парнем, а не матери с сыном.

Ходжес зачарованно смотрит на Мистера Мерседеса в юные годы. Ничто в его лице не говорит о жажде убивать, но это обычное дело. Эти двое не слишком похожи, общее можно найти только в форме носа и цвете волос. Она женщина симпатичная, можно сказать, красавица, но Ходжес склоняется к тому, что отец Брейди красотой не отличался, потому что мальчик на фотографии… обыкновенный. Мимо такого пройдешь на улице и не оглянешься.

«Ему наверняка это нравится, – думает Ходжес. – Человек-невидимка».

Он возвращается на кухню и на этот раз замечает дверь около плиты. Открывает и видит крутую лестницу, спускающуюся в темноту. Понимая, что представляет собой идеальную мишень для любого, кто затаился внизу, смещается в сторону, одновременно пытаясь нащупать выключатель. Находит и переступает порог, выставив перед собой револьвер. Видит верстак. За ним, на высоте талии – длинная полка вдоль всей стены. На полке – ряд компьютеров. У Ходжеса ощущение, что он попал в центр управления полетами на мысе Канаверал.

– Джером? Даю о себе знать.

Не дожидаясь ответа, спускается вниз с револьвером в одной руке и мобильником в другой, отдавая себе отчет, что нарушает одну из самых важных полицейских процедур. А если Брейди прячется под лестницей, готовый отстрелить ему ноги в лодыжках? Или поставил мину-ловушку? С него станется. Теперь Ходжес знает это очень хорошо.

Но никакой проволоки нет, и подвал пуст. В нем имеется чулан-кладовая, дверь приоткрыта, однако в чулане тоже ничего нет. Голые полки. Только в углу лежат коробки из-под обуви. Тоже, похоже, пустые.

«Вариантов два, – думает Ходжес. – Брейди либо убил мать, либо, придя домой, нашел ее мертвой. В любом случае он сделал ноги. Если у него была взрывчатка, она хранилась на полках чулана (возможно, в обувных коробках), и он забрал ее с собой».

Ходжес поднимается на кухню. Пора звать своих новых напарников. Он не хочет еще глубже втягивать их в это дело, но внизу компьютеры. Он ни хрена не понимает в компьютерах.

– Обойдите дом сзади, – говорит он. – Дверь на кухню открыта.

Холли заходит, принюхивается и говорит:

– О-о-ох. Это Дебора Хартсфилд?

– Да. Старайся не думать об этом. Пойдемте вниз. Я хочу, чтобы вы кое на что посмотрели.

В подвале Джером проводит рукой по верстаку.

– Кем бы он ни был еще, но он мистер Чистюля.

– Вы собираетесь позвонить в полицию, мистер Ходжес? – Холли вновь кусает губы. – Вероятно, собираетесь, и я не могу вас остановить, но моя мать безумно на меня разозлится. И это будет несправедливо, потому что именно мы выяснили, кто он.

– Я еще не решил, что собираюсь делать, – отвечает Ходжес, хотя она права: справедливостью тут и не пахнет. – Но я точно хочу знать, что в этих компьютерах. Возможно, эти сведения помогут мне определиться с решением.

– Он – не Оливия, – говорит Холли. – У него будет настоящий пароль.

Джером наугад выбирает один из компьютеров (Номер шесть, в нем ничего интересного не хранится). Нажимает кнопку включения. Это «Мак», но мелодичный сигнал не раздается. Брейди ненавидит их, а потому отключил на всех компьютерах.

Экран Номера шесть вспыхивает серым, на нем вращается «шестеренка». Секунд через пять серый цвет сменяется синим. Должно появиться окно для пароля, даже Ходжес это знает, но вместо этого на экране вспыхивает число «20». Потом «19», «18», «17».

Они с Джеромом в замешательстве таращатся на экран.

– Нет, нет! – кричит Холли. – Выключи его!

Поскольку никто из них не двигается, она подпрыгивает к компьютеру, нажимает кнопку включения и не отпускает, пока не гаснет экран. Потом шумно выдыхает и улыбается:

– Ух! Едва успела!

– Чего ты боялась? – спросил Ходжес. – Думала, они взорвутся, или как?

– Может, он бы просто выключился, – отвечает Холли, – но я готова спорить, что в нем программа самоуничтожения. Когда обратный отсчет доходит до нуля, эта программа стирает всю информацию. Всю. Может, только на жестком диске включенного компьютера, а может, на всех, если они соединены вместе. Как скорее всего и есть.

– Как остановить отсчет? – спрашивает Джером. – Набить команду на клавиатуре?

– Может, и так. Может – голосом.

– Голосом? – переспрашивает Ходжес.

– Голосовая команда, – объясняет Джером. – Брейди говорит карамельки или нижнее белье, и отсчет прекращается.

Холли смеется, прикрыв рот рукой, потом застенчиво толкает Джерома в плечо.

– Глупыш.

Они сидят за кухонным столом. Дверь во двор открыта: свежий воздух весьма кстати. Ходжес упирается локтем в сервировочную салфетку, ладонью обхватывает лоб. Джером и Холли молчат, не мешая бывшему детективу думать. Наконец он поднимает голову.

– Я намерен обратиться в полицию. Не хочу этого делать и, наверное, не стал бы, если бы дело касалось только меня и Хартсфилда. Но надо помнить и о вас…

– Меня не считайте, – говорит Джером. – Если вы представляете себе, что делать дальше, я с вами.

«Разумеется, ты со мной, – думает Ходжес. – Возможно, тебе кажется, что ты знаешь, чем рискуешь, но на самом деле это не так. В семнадцать будущее представляется чистой теорией».

Холли… раньше он бы сказал, что она – человек-киноэкран, и каждая ее мысль четко высвечивается на лице, но теперь оно вдруг стало непроницаемым.

– Спасибо, Джером, только… – Только это трудно. Трудно отказаться, потому что он второй раз упускает Мистера Мерседеса.

Но.

– Речь не только о нас, понимаешь? Возможно, у него осталась взрывчатка, и если он использует ее в толпе… – Ходжес смотрит на Холли, – …как использовал «мерседес» твоей кузины, направив его в толпу, вина ляжет на меня. Я не могу пойти на такой риск.

Холли говорит медленно, четко выговаривает каждое слово, будто компенсируя целую жизнь бормотания:

– Никому его не поймать, кроме вас.

– Спасибо, но нет. – Ходжес качает головой. – У полиции есть немалые ресурсы. Они объявят в розыск его автомобиль, благо узнать номерной знак им не составит труда. Мне это не под силу.

Звучит хорошо, но он не верит, что от этого будет какой-то толк. Устраивая бойню у Городского центра, Брейди безумно рисковал, однако во всем остальном он демонстрировал недюжинный ум. Автомобиль он наверняка где-нибудь спрячет: на какой-нибудь автостоянке, около аэропорта или одного из бесчисленных торговых центров. Он ездит не на «мерседесе-бенце». У него неприметный «субару» болотного цвета, и его не найдут ни сегодня, ни завтра. Возможно, не найдут и на следующей неделе. А когда отыщут, Брейди рядом уже не будет.

– Никто, кроме вас, – настаивает она. – И только с нашей помощью.

– Холли…

– Как вы можете сдаться? – кричит она. Сжимает пальцы в кулак и ударяет себя по лбу, оставляя красную отметину. – Как вы можете! Вы нравились Джейни! Она даже была вашей подружкой! Теперь она мертва! Как женщина наверху! Они обе мертвы!

Она вновь пытается ударить себя, но Джером перехватывает ее руку.

– Не надо, – говорит он. – Пожалуйста, не причиняй себе боль. Мне становится плохо.

Холли начинает плакать. Джером неуклюже обнимает ее. Он черный – она белая, ему семнадцать – ей сорок пять, но Ходжесу кажется, что это отец утешает дочь, которая пришла из школы и сказала, что никто не пригласил ее на Весенний бал.

Ходжес смотрит на маленький прибранный двор Хартсфилдов. Ему тоже плохо, и не только из-за Джейни, хотя что есть, то есть. Ему плохо из-за людей, погибших и изувеченных у Городского центра, ему плохо из-за сестры Джейни, которой они отказались поверить, которую поливала грязью пресса и которую довел до самоубийства человек, живший в этом доме. Ему плохо даже из-за того, что он не обратил внимания на слова миссис Мельбурн. Он знает, что теперь вся ответственность ляжет на Пита Хантли, и от этого ему становится только хуже. Почему? Потому что Пит Хантли не сравнится с ним, пусть он и на пенсии. Питу никогда не выйти на его, Ходжеса, уровень, даже в лучшие свои дни. Да, он хороший парень, упорный, трудолюбивый, но…

Но.

Но, но, но.

Все это ничего не меняет. Он должен позвонить, хотя ему кажется, что это равносильно смерти. Если отбросить все наносное, останется только одно: Кермит Уильям Ходжес в тупике, а Брейди Хартсфилд – вольный ветер. В этих компьютерах может быть ниточка, подсказка, где он сейчас, какие у него планы, но доступа к ним у Ходжеса нет. И он не может и дальше скрывать имя и приметы человека, устроившего бойню у Городского центра. Возможно, Холли права, возможно, Брейди Хартсфилд избежит ареста и совершит новое ужасное преступление, но кермит_лягушонок-19 ничего поделать не может. Ему по силам только одно: защитить Джерома и Холли. На данный момент он не знает, удастся ли ему даже это. В конце концов, любопытный старичок на другой стороне улицы видел их.

Он выходит на крыльцо и откидывает крышку «Нокии». Сегодня он пользовался мобильником чаще, чем за все месяцы, проведенные на пенсии.

Он думает: «Как же тошно», – и звонит Питу Хантли.

Пит отзывается на втором гудке.

– Напарник! – восторженно кричит он. Слышны голоса, и Ходжес первым делом думает, что Пит где-то в баре, уже прилично набрался и не намерен останавливаться.

– Пит, мне надо поговорить с тобой о…

– Да, да, я тебя с удовольствием выслушаю, но только не сейчас. Кто тебе позвонил? Иззи?

– Хантли! – кричит кто-то. – Чиф приезжает в пять! С прессой! Где этот чертов ОПСО?

ОПСО, офицер по связям с общественностью, в том числе и с прессой. Пит не в баре и не пьян, как поначалу подумал Ходжес. Просто рад до безумия.

– Никто мне не звонил, Пит. Что происходит?

– Ты не знаешь? – Пит смеется. – Просто накрыли самый большой склад оружия в истории города. Может, и в истории США. Сотни «Эм-два» и винтовок «Эйч-кей-девяносто один», гранатометы, гребаные лазерные прицелы, ящики с новенькими «Лахти Эл-тридцать пять», русские автоматы в заводской смазке. Достаточно оружия, чтобы вооружить полицию двух десятков восточноевропейских стран. И боеприпасы! Господи! Гора ящиков высотой с двухэтажный дом. Если бы в этом гребаном ломбарде вспыхнул пожар, разнесло бы весь Лоутаун.

Сирены. Он слышит сирены. Новые крики. Кто-то требует, чтобы поставили заграждения.

– В каком ломбарде?

– «Королевская цена», южная часть Мартина Лютера. Ты знаешь это место?

– Ага…

– И знаешь, кому принадлежит ломбард? – Пит слишком взволнован, чтобы дожидаться ответа. – Алонзо Моретти! Улавливаешь?

Ходжес не улавливает.

– Моретти – внук Фабрицио Аббаски, Билл! Носатого Фабби! Начинает доходить?

Поначалу нет, потому что во время допроса Ходжес наугад вытащил фамилию Аббаски из длинного списка тех, кто мог затаить на него зло… а в этом списке, который составлялся многие годы, значилась не одна сотня преступников.

– Пит, «Королевская цена» принадлежит черному. Как и все конторы в том районе.

– Хрен с два. Да, в договоре аренды значится Беронн Лоренс, но он всего лишь ширма и теперь разливается соловьем, давая показания. А знаешь самое лучшее? Мы тоже в деле, потому что двое патрульных задержали какого-то парня за несколько минут до того, как в ломбард ворвалась штурмовая группа АТО. Все детективы уже здесь. Сюда едет начальник полицейского управления, а с ним караван прессы, который длиннее парада у «Мэйсис» на День благодарения. И федералы не смогут приписать все себе. Никогда! – Он издает радостный вопль, соперничая с гагарой.

Все детективы уже там, думает Ходжес. И кому заниматься Мистером Мерседесом?

– Билл, я должен бежать. Это… друг, это фантастика!

– Конечно, но сначала скажи, я-то тут при чем?

– Ты же сам сказал. Взрыв автомобиля был местью. Моретти пытался вернуть кровавый должок деда. Помимо винтовок, автоматов, гранат, пистолетов и прочего оружия, тут не меньше четырех десятков ящиков с «Хендрикс кэмиклс деташит». Знаешь, что это такое?

– Пластит. – Теперь он начинает понимать.

– Да. Взрывается с помощью детонаторов из азида свинца, и мы уже знаем, что этим дерьмом и подорвали твой автомобиль. Пока результатов химического анализа мы не получили, но когда получим, это окажется «Деташит». И не сомневайся. Ты везунчик, Билл.

– Это точно, – отвечает Ходжес. – Он самый.

Он без труда представляет себе, что творится сейчас около ломбарда «Королевская цена». Везде копы и агенты АТО (возможно, уже спорят насчет юрисдикции), и подъезжают все новые. Лоубрайр перекрыта, МЛК – тоже. Толпы зевак. Начальник полицейского управления и другие шишки уже в пути. Мэр не упустит случая произнести речь. А еще репортеры, телевизионщики, фургоны для прямой трансляции. Пит прыгает от восторга, и может ли Ходжес рассказать ему длинную и запутанную историю о бойне у Городского центра, чат-сайте «Под синим зонтом Дебби», мертвой мамуле, которая, возможно, упилась до смерти, и сбежавшем компьютерном мастере?

Нет, решает он, не могу.

Поэтому он желает Питу удачи и дает отбой.

Когда Ходжес возвращается на кухню, Холли за столом уже нет, но он слышит ее голос. Холли-Бормотунья превратилась в Холли-Проповедницу. Она определенно вещает с той самой ритмичностью, с какой обычно говорят о могуществе Господа милосердного.

– Я с мистером Ходжесом и его другом Джеромом, – говорит она. – Они мои друзья, мама. Мы вместе зашли в кафе на ленч. Теперь осматриваем достопримечательности, а вечером собираемся поужинать. Мы говорим о Джейни. Я могу о ней говорить, если хочу.

Несмотря на сложную ситуацию и неутихающую боль из-за Джейни, Ходжесу приятно, что Холли решительно противостоит тете Шарлотте. Он не может утверждать, что впервые, но Бог свидетель, кто знает?..

– Кто кому позвонил? – спрашивает он Джерома, кивнув на голос.

– Позвонила Холли, но идея моя. Она отключила мобильник, чтобы мать не могла ей дозвониться. Не хотела сама звонить, пока я не сказал, что ее мать может позвонить копам.

– И что с того, если взяла? – продолжает Холли. – Это автомобиль Оливии, так что я его не украла. Я вернусь вечером, мама. До этого времени оставь меня в покое!

Она входит на кухню раскрасневшаяся, непокорная, помолодевшая на добрый десяток лет и просто красивая.

– Молодчина, Холли. – Джером поднимает руку, чтобы Холли шлепнула по ней.

Она его словно не замечает и не сводит по-прежнему сверкающих глаз с Ходжеса.

– Если вы позвоните в полицию и у меня будут неприятности, ничего страшного. Но если вы еще не позвонили, то и не надо. Они не смогут его найти. Мы найдем. Я знаю, что найдем.

И Ходжес осознает: если есть человек, для которого поимка Мистера Мерседеса имеет большее значение, чем для него, так это Холли Гибни. Может, впервые в жизни она делает что-то важное. Делает с людьми, которые любят и уважают ее.

– Что ж, я собираюсь продолжить поиски. Главным образом потому, что копы сегодня заняты другим. Самое забавное – может, это даже ирония судьбы, – они думают, что происходящее напрямую связано со мной.

– О чем вы говорите? – спрашивает Джером.

Ходжес смотрит на часы: двадцать минут третьего. Они слишком здесь задержались.

– Поехали ко мне. Я расскажу вам по пути, а потом мы сможем еще раз все обдумать. Если не решим, что делать дальше, мне придется вновь звонить моему напарнику. Нельзя допустить еще одно шоу ужасов.

А риск есть, и по лицам Джерома и Холли Ходжес видит, что они тоже это понимают.

– Я ушла в гостиную, чтобы позвонить маме, – говорит Холли. – Там в нише стоит ноутбук миссис Хартсфилд. Если мы поедем к вам, я хочу взять его с собой.

– Зачем?

– Возможно, мне удастся влезть в его компьютеры. Она могла записать пароли и голосовые команды.

– Холли, это вряд ли. Психически больные люди, вроде Брейди, идут на любые хитрости, чтобы никто не догадался об их сущности.

– Я это знаю, – отвечает Холли. – Разумеется, знаю. Потому что я психически больная и стараюсь это скрыть.

– Да перестань, Хол. – Джером пытается взять ее руку. Она не позволяет. Достает из кармана сигареты.

– Я психбольная и это знаю. Моя мать тоже знает и приглядывает за мной. Не спускает с меня глаз. Потому что хочет уберечь меня. Миссис Хартсфилд, возможно, была такой же. Он, в конце концов, ее сын.

– Если верить этой Линклэттер из «Дисконт электроникс», – говорит Ходжес, – миссис Хартсфилд большую часть времени проводила в обнимку с бутылкой.

– Она могла постоянно пить и нормально соображать, – возражает Холли. – У вас есть идея получше?

Ходжес сдается:

– Ладно, забирай ноутбук. Какая разница?

– Не сейчас, – говорит она. – Через пять минут. Я хочу выкурить сигарету. Посижу на крыльце.

Она выходит. Садится. Закуривает.

Ходжес кричит через сетчатую дверь:

– С каких пор ты стала такой напористой, Холли?

Она отвечает, не оборачиваясь:

– Наверное, с тех самых, как увидела горящие останки моей кузины на асфальте.

В тот же четверг, без четверти три, Брейди уходит из номера «Мотеля-6», чтобы подышать свежим воздухом, и замечает «Курятник» на другой стороне шоссе. Пересекает его и заказывает последнюю трапезу: «Кудахчущую радость» с подливой и капустным салатом. Ресторан практически пуст, и он садится с подносом у окна, где на него падает солнечный свет. Скоро он лишится такого удовольствия, поэтому хочет насладиться им, пока есть возможность.

Он ест медленно, думая о том, сколько раз приносил домой обед из «Курятника» и как мать всегда просила брать ей «Кудахчущую радость» с двойной порцией капустного салата. Он заказал то же самое, что всегда заказывала она, даже не подумав об этом. Воспоминания эти вызывают слезы, и он вытирает их бумажной салфеткой. Бедная мама!

Солнечный свет прекрасен, но его блага эфемерны. Брейди рассматривает преимущества темноты. Нет нужды слушать лесбо-феминистские монологи Фредди Линклэттер. Нет нужды слушать Тоунса Фробишера, объясняющего, что выезды киберпатруля не для него в силу лежащей на нем ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА МАГАЗИН, а не потому, что он не выявит поломку жесткого диска, даже если та укусит его за член. Нет нужды ощущать, как почки превращаются в лед, когда сидишь за рулем «Мистера Вкусняшки» в августе при работающей на полную мощность холодильной установке. Нет нужды стучать кулаком по приборному щитку «субару», если вырубается радио. Нет нужды думать о кружевных трусиках матери и ее длинных, длинных бедрах. Нет нужды злиться за то, то тебя игнорируют и не уважают. Никаких больше головных болей. И никаких бессонных ночей, потому что этим вечером начнется его вечный сон.

Без сновидений.

Закончив трапезу (он съел все, до последней крошки), Брейди оставляет стол в идеальной чистоте, даже стирает салфеткой пятнышко подливы, после чего вываливает мусор с подноса в контейнер. Девушка за прилавком спрашивает, все ли ему понравилось в их ресторане. Брейди отвечает, что да, задаваясь вопросом, какая часть курятины, подливы, хлеба и капусты переварится, прежде чем взрыв разорвет желудок и его содержимое выплеснется наружу.

«Они меня запомнят, – думает он, стоя на обочине шоссе и дожидаясь разрыва в транспортном потоке, чтобы вернуться в мотель. – По числу жертв я установлю рекорд. Войду в историю». Теперь он рад, что не убил жирного экс-копа. Ходжес должен увидеть его сегодняшний триумф. Пусть запомнит. Пусть с этим поживет.

В номере Брейди смотрит на инвалидную коляску, на набитые взрывчаткой мочеприемник и диванную подушку с надписью «ПАРКОВКА ЗАДА». Он хочет приехать к ЦКИ загодя (но не слишком рано, незачем одинокому мужчине за тридцать светиться лишний раз), так что еще есть немного времени. Он захватил с собой ноутбук, не по какой-то особой причине – по привычке, но теперь этому рад. Открывает его, подсоединяется к вай-фаю мотеля и заходит на сайт «Под синим зонтом Дебби». Оставляет последнее сообщение – в каком-то смысле страхуется.

Покончив с этим, идет на долгосрочную парковку в аэропорту и забирает «субару».

Ходжес и двое его детективов-подмастерьев прибывают на Харпер-роуд за несколько минут до половины четвертого. Холли оглядывается, потом несет ноутбук усопшей миссис Хартсфилд на кухню и включает в сеть. Джером и Ходжес стоят рядом, оба надеются, что пароль не потребуется… но на экране появляется соответствующее окошко.

– Попробуй ее имя, – предлагает Джером.

Холли пробует. Изображение на экране дрожит: нет.

– Ладно, попробуй «Дебби», – предлагает Джером. – С одной «б» и с двумя.

Холли отбрасывает со лба прядь тусклых каштановых волос, и ее раздражение видно ясно и отчетливо.

– Найди себе какое-нибудь дело, Джером. Не хочу, чтобы ты заглядывал мне через плечо. Я это ненавижу. – Ее взгляд смещается на Ходжеса. – Могу я здесь курить? Надеюсь, что могу. Мне это помогает думать. Сигареты помогают мне думать.

Ходжес приносит ей блюдце.

– Курительная лампа горит. Мы с Джеромом будем в моем кабинете. Кричи, если что-то найдешь.

Шансы невелики, думает он. И на поимку Брейди тоже.

Холли не обращает внимания на его слова. Закуривает. Голос проповедницы в прошлом, она снова бормочет:

– Надеюсь, она оставила намек. Вся моя надежда – на намек. Намек надежды – это все, что есть у Холли.

Господи, думает Ходжес.

В кабинете он спрашивает Джерома, представляет ли тот, о каком намеке она говорила.

– После трех попыток некоторые компьютеры подсказывают пароль. Чтобы расшевелить память на случай, если ты его забыл. Но при условии, что эта подсказка запрограммирована.

Из кухни доносится яростный – никакого тебе бормотания – крик:

– Дерьмо! Дважды дерьмо! Трижды дерьмо!

Ходжес и Джером переглядываются.

– Похоже, не запрограммирована, – говорит Джером.

Ходжес включает свой компьютер и просит Джерома составить список всех публичных мероприятий в городе на ближайшие семь дней.

– Я могу это сделать, – отвечает Джером, – но, возможно, сначала вы захотите глянуть на другое.

– На что?

– Вам сообщение. На сайте «Под синим зонтом».

– Открывай. – Пальцы Ходжеса сжаты в кулаки, но когда он читает последнюю весточку от мерсуби, они разжимаются. Сообщение короткое, и пользы от него никакой, но в нем теплится луч надежды.

– Я думаю, Билл, это «Дорогой Джон» для вас, – говорит Джером.

Ходжес тоже так думает, но его это не волнует. Главное – P.S. Возможно, это отвлекающий маневр, а если нет, у них есть немного времени.

Из кухни плывет запах табачного дыма и доносится очередной крик души:

– Дерьмо!

– Билл! Мне вдруг пришла неприятная мысль.

– Какая?

– Сегодняшний концерт. Бой-бэнд «Здесь и сейчас». В Минго. Мои сестра и мать будут там.

Ходжес задумывается. В аудитории Минго четыре тысячи мест, однако сегодня ее на восемьдесят процентов заполнят женщины: мамы и их дочери-малолетки. Мужчины тоже будут, но только в качестве сопровождения дочерей и их подруг. Брейди Хартсфилд – симпатичный парень лет тридцати, и если он попытается прийти на концерт, то будет выделяться как белая ворона. В Америке двадцать первого века любой одинокий мужчина, появившийся на мероприятии, предназначенном для девочек, привлечет внимание и вызовет подозрения.

Опять же: Наслаждайся выходными. Я точно знаю, что у меня они пройдут отлично.

– Думаете, я должен позвонить маме и сказать, чтобы она оставила девочек дома? – На лице Джерома читается ужас от подобной перспективы. – Барб перестанет со мной разговаривать. И Хильда тоже, и еще пара других…

Из кухни:

– Чертова хреновина! Сдавайся!

Прежде чем Ходжес открывает рот, Джером добавляет:

– С другой стороны, получается, что он что-то запланировал на выходные, а сегодня только четверг. Или он хочет, чтобы мы так думали?

Ходжес прекрасно понимает, что последний вариант исключать нельзя.

– Найди мне фотографию Хартсфилда в киберпатруле. Ту самую, которую мы увидели, когда я открыл раздел «ПОЗНАКОМЬТЕСЬ С ЭКСПЕРТАМИ».

Пока Джером этим занимается, Ходжес звонит Марло Эверетт в архив управления полиции.

– Привет, Марло, это опять Билл Ходжес. Я… да, насчет Лоутауна знаю. Пит мне рассказал. Там сейчас половина полиции, так?.. Понятно… Я тебя надолго не задержу. Скажи, пожалуйста, Ларри Уиндом по-прежнему возглавляет службу безопасности ЦКИ?.. Да, точно. Отморозок… Конечно, я подожду.

Ожидая, он рассказывает Джерому, что Ларри Уиндом рано вышел на пенсию, потому что ему предложили работу с жалованьем в два раза больше, чем у детектива. Он не говорит, что это не единственная причина, по которой Уиндом ушел из полиции, отслужив только двадцать лет. Тут звонит Марло. Да, Ларри по-прежнему в ЦКИ. У нее даже есть телефон их службы безопасности. Прежде чем Ходжес прощается, она спрашивает, в чем проблема. «Потому что сегодня там большой концерт. Моя племянница тоже идет. Она без ума от этих придурков».

– Все хорошо, Марлс. Он мне нужен по одному давнему дельцу.

– Скажи Ларри, что сегодня мы бы нашли ему работу. Отдел расследований пуст. Ни одного детектива не просматривается.

– Я ему передам.

Ходжес звонит в службу безопасности ЦКИ, представляется детективом Биллом Ходжесом и просит соединить его с Уиндомом. В ожидании смотрит на Брейди Хартсфилда. Джером увеличил фотографию, и теперь она занимает весь экран. Ходжес зачарован глазами. На маленькой фотографии, рядом с коллегами по киберпатрулю, глаза Брейди Хартсфилда казались достаточно доброжелательными. При увеличении картина меняется. Рот улыбается, глаза – нет. Глаза бесстрастные и отстраненные. Почти мертвые.

Чушь, говорит себе Ходжес (одергивает себя). Тот самый классический случай, когда видишь то, чего нет, отталкиваясь от недавно полученной информации. Точно так же свидетель банковского ограбления заявляет: Я подумал, что он какой-то дерганый, еще до того, как он вытащил пистолет.

Звучит неплохо, звучит профессионально, но Ходжес в это не верит. Он думает, что глаза на экране – глаза жабы, прячущейся под камнем. Или под поливаемым дождем синим зонтом.

Потом Уиндом берет трубку. Голос у него грохочущий, так что при разговоре надо держать телефон в паре дюймов от уха, и поболтать он любит, как и прежде. Хочет подробностей о сегодняшнем захвате оружия. Ходжес говорит, что да, захватили огромный склад, но больше он ничего не знает. Напоминает Ларри, что он на пенсии.

Но.

– Детективам сейчас не до рутинной работы, и Пит Хантли, можно сказать, попросил позвонить тебе. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Господи, нет! Я бы с удовольствием выпил с тобой, Билли. Поговорил о прежних временах, потому что теперь мы оба в ауте. Благо нам есть что вспомнить.

– Отличная идея. – На самом деле идея дурная.

– Чем я могу помочь?

– По словам Пита, у тебя сегодня концерт. Какой-то модный бой-бэнд. Из тех, что обожают маленькие девочки.

– Это точно. Они уже стоят в очереди. И настраиваются. Кто-то выкрикивает имя одного из мальчуганов, и они все орут. Еще идут с автостоянки, но уже орут. Словно вернулась битломания. Только из того, что я слышал, эта команда – не битлы. Ты с угрозой бомбы или с чем-то еще? Скажи мне, что нет. Эти птенчики разорвут меня на куски, а мамаши их сожрут.

– Как я понял, к тебе на огонек может заглянуть растлитель детей. Очень, очень плохой мальчик, Ларри.

– Имя и приметы. – По-деловому и быстро, шутки в сторону. Этот парень ушел со службы еще и потому, что не задумываясь пускал в ход кулаки. Выбросы накопившейся негативной энергии, как говорил мозгоправ управления полиции. Коллеги подобрали другой термин: отморозок.

– Его зовут Брейди Хартсфилд. Я перешлю тебе фотографию по электронной почте. – Ходжес смотрит на Джерома, который кивает и соединяет большой и указательный пальцы в круг. – Ему примерно тридцать лет. Если увидишь его, сначала позвони мне, а потом хватай. Будь осторожен. Если попытается сопротивляться, сразу вырубай говнюка.

– С радостью, Билли. Я раздам фотографию парням. Есть шанс, что он будет… ну, не знаю… с бородой? С девочкой-подростком или совсем ребенком?

– Маловероятно, но исключить нельзя. Если заметишь этого типа в толпе, Лар, его надо брать внезапно. Скорее всего он будет вооружен.

– Каковы шансы, что он заявится на шоу? – В голосе слышится надежда, что типично для Ларри Уиндома.

– Не очень большие. – Ходжес в это верит, и не только из-за фразы про выходные, написанной Хартсфилдом. Он должен знать, что в практически полностью женской аудитории будет на виду. – Во всяком случае, ты понимаешь, почему управление не может послать копов, так? С учетом того, что происходит в Лоутауне?

– Они и не нужны, – отвечает Уиндом. – Сегодня у меня тридцать пять парней, преимущественно бывшие копы. Мы знаем, что надо делать.

– Я в курсе, – говорит Ходжес. – Помни, сначала позвони мне. У нас, пенсионеров, дел немного, и мы трепетно относимся к тем, что еще остались.

Уиндом смеется:

– Я тебя слышу. Присылай фотографию. – Он диктует адрес, который Ходжес записывает и передает Джерому. – Если мы его увидим, то скрутим. После этого он твой… дядюшка Билл.

– Да пошел ты, дядюшка Ларри, – отвечает Ходжес. Кладет трубку, поворачивается к Джерому.

– Фотография уже в пути, – говорит тот.

– Хорошо. – Ходжес кивает, а потом произносит фразу, которая будет преследовать его до конца жизни: – Если Хартсфилд такой умный, каким я его себе представляю, сегодня он в Минго не сунется. Я думаю, твои мама и сестра могут идти на концерт. Если он попытается прокрасться в зал, парни Ларри скрутят его, прежде чем он доберется до двери.

Джером улыбается:

– Отлично.

– Посмотри, что еще ты можешь найти. Особое внимание удели субботе и воскресенью, но не оставляй без внимания следующую неделю. И завтрашний день тоже, потому что…

– Потому что выходные начинаются в пятницу. Усек.

Джером начинает поиск. Ходжес идет на кухню, чтобы проверить, как дела у Холли. От увиденного у него стынет кровь. Рядом с прихваченным из чужого дома компьютером лежит красный бумажник. На столе – удостоверение личности Деборы Хартсфилд, кредитные карточки, квитанции. Холли уже на третьей сигарете. Держит в руке «Мастеркард» и внимательно рассматривает ее сквозь пелену сизого дыма. Она бросает на Ходжеса взгляд, одновременно испуганный и воинственный.

– Я просто стараюсь найти ее чертов пароль! Сумка висела на спинке ее стула, бумажник лежал на виду, и я сунула его в карман. Потому что иногда люди держат пароли в бумажниках. Особенно женщины. Мне не нужны ее деньги, мистер Ходжес. У меня есть свои деньги. Я получаю пособие.

Пособие, думает Ходжес. Ох, Холли.

Ее глаза блестят от слез, и она снова кусает губы.

– Я никогда не краду.

– Ладно. – Он хочет похлопать ее по руке, но чувствует, что это плохая идея. – Я понимаю.

Господи Иисусе, ну что за дурацкий день? С учетом всего, что он натворил с тех пор, как это чертово письмо упало на пол в его прихожей, кража бумажника умершей женщины – конечно же, цветочки. Когда все раскроется – а раскроется обязательно, – Ходжес скажет, что взял его сам.

Холли еще не закончила:

– У меня своя кредитная карточка, и у меня есть деньги. У меня даже есть счет в банке. Я покупаю видеоигры и мобильные приложения для моего айпада. Я покупаю одежду. И сережки, они мне нравятся. У меня пятьдесят шесть пар. И я покупаю сигареты, хотя сейчас они очень дорогие. Вам, наверное, будет интересно узнать, что в Нью-Йорке пачка сигарет нынче стоит одиннадцать долларов. Я стараюсь не быть обузой, потому что я не могу работать, и она говорит, что я не обуза, но я знаю, что я…

– Холли, остановись. Прибереги все это для своего мозгоправа, если он у тебя есть.

– Разумеется, есть. – Она бросает мрачный взгляд на упрямое окошко для пароля на экране ноутбука миссис Хартсфилд. – Я чокнутая, или вы не заметили?

Ходжес пропускает вопрос мимо ушей.

– Я искала листок с паролем, – продолжает Холли, – но его нет. Потом воспользовалась ее номером на карточке социального страхования, даже набрала его задом наперед. И номера кредитных карточек.

– Есть еще идеи?

– Парочка. Оставьте меня в покое. – Когда он уходит, добавляет: – Извините за курение, но сигареты помогают мне думать.

Холли корпит за компьютером на кухне, Джером – в кабинете, а Ходжес устраивается на раскладном кресле в гостиной, смотрит на темный экран телевизора. Он выбрал плохое место, может, наихудшее. Логическая сторона его ума понимает, что все случившееся – вина Брейди Хартсфилда, но когда сидишь в кресле, где провел столько скучных, заполненных телевидением часов, ощущая себя бесполезным и никому не нужным, полностью лишившимся той части жизни, которую воспринимал как само собой разумеющееся, логика теряет силу. Ее вытесняет жуткая идея: он, Кермит Уильям Ходжес, совершил преступление, возомнив себя действующим копом, и этим помог Мистеру Мерседесу, подвигнув его на новые убийства. Они на пару – звезды реалити-шоу под названием «Билл и Брейди убивают милых леди». Потому что среди жертв так много женщин: Джейни, Оливия Трелони, Дженис Крей и ее дочь Патриция… плюс Дебора Хартсфилд, которая, возможно, не отравилась: ее отравили. «И я забыл Холли, – думает он, – которая чокнется еще сильнее, если не найдет этот пароль… или если найдет, но в мамочкином компьютере не окажется ничего такого, что поможет нам отыскать ее сыночка». И действительно, велика ли вероятность, что найдется?

Сидя в кресле – зная, что должен подняться, но пока не в силах пошевелиться, – Ходжес думает, что список порушенных им женских жизней куда длиннее. Его бывшая жена стала бывшей не без причины. Годы балансирования на грани алкоголизма сыграли свою роль, но для Коринн (которая любила пропустить стаканчик или три, а может, и сейчас любит) главным было другое. Холодность, которая пролезла в щели их семейной жизни, а потом и развалила ее. Он сам отсекал жену, говоря себе, что это для ее же блага, потому что в его работе хватало тоскливой мерзости. Он постоянно демонстрировал – и по мелочам, и по-крупному, – что в забеге с двумя участницами, женой и работой, Коринн Ходжес может рассчитывать только на второе место. Что же касается дочери… ну… Черт! Эли всегда присылает ему открытки на день рождения и Рождество (правда, валентинки уже десять лет как не приходят) и крайне редко не звонит по субботам, но не виделась с ним уже два года. И это лучше всяких слов говорит о том, что отношения с дочерью он тоже просрал.

Ходжес вспоминает, какой красоткой она была в детстве, вся в веснушках и с копной рыжих волос – его маленькая морковка. Когда он приходил домой, она бежала к нему и бесстрашно прыгала, зная, что он поймает ее, выронив все, что держал в руках. Джейни упоминала, что сходила с ума по «Бэй-Сити роллерс», и у Эли были свои фавориты, ее собственные мальчишки. Она покупала на карманные деньги их пластинки, маленькие, с широким отверстием в центре. Кто на них пел и играл? Он не помнит, но в одной песне речь шла о каждом твоем движении и каждом твоем шаге. «Бананарама» или «Томпсон твинс»? Он не знает, зато знает другое: что ни разу не ходил с ней на концерт. А Кори, кажется, водила ее на Синди Лопер.

Воспоминания об Эли и ее любви к поп-музыке подводят его к мысли, которая заставляет Ходжеса выпрямиться в кресле. Глаза широко раскрываются, пальцы впиваются в подлокотники.

Позволил бы он Эли пойти на сегодняшний концерт?

Ответ: ни в коем случае. Ни за что.

Ходжес смотрит на часы: почти четыре. Поднимается с кресла, чтобы направиться в кабинет и сказать Джерому, что тот должен позвонить матери: вести девочек в ЦКИ нельзя, как бы они ни возмущались. Он позвонил Ларри Уиндому и принял меры предосторожности, но что с того? Он бы никогда не доверил жизнь Эли Отморозку. Никогда.

И он уже шагает к кабинету, когда раздается голос Джерома:

– Билл! Холли! Идите сюда! Кажется, я что-то нашел!

Они стоят за спиной Джерома. Ходжес смотрит поверх его левого плеча, Холли – поверх правого. На экране компьютера Ходжеса – пресс-релиз.