После нападения на карнавальное шествие некоторые вещи довольно быстро прояснились. Другие — нет.

Удивительно, но во время карнавала достоверно была зафиксирована смерть только одного человека — боевика, которого заколол своей рукой мистер Ротвелл. Тело второго, несмотря на поиски, организованные полицией (и Старьевщиками), прочесавшими на следующий день весь берег Темзы, так и не было обнаружено. Это звучит невероятно, но ему, возможно, удалось скрыться.

В считанные минуты после начала нападения весь Стрэнд и прилегающие к нему улицы были оцеплены, парад, естественно, прекращен. Двенадцать человек — восемь из толпы и четверо из тех, кто находился на передней платформе Фиттис и Ротвелла, пострадали от призрачного прикосновения. Всем им была оказана помощь врачей, сопровождавших карнавальное шествие. Благодаря тому, что эта помощь была оказана немедленно, всех их удалось спасти, даже ту леди в твидовом пальто, которая первой пострадала от объятий Гостя. Спаслась эта леди главным образом благодаря уколу адреналина, который ей сделала прямо на месте Холли Манро.

С самым первым призраком в одиночку справился Джордж. Заблокировав Гостя на месте с помощью железных опилок, он прочесал платформу, и обнаружил осколки стекла, отмечавшие то место, куда упала призрак-бомба. Здесь же Джордж отыскал кусок челюсти с двумя пожелтевшими от времени зубами. Когда он обернул его серебряной сеткой, Гость исчез. Позже другие агенты обнаружили еще пять Источников, разбросанных среди обломков платформы.

Пенелопа Фиттис осталась цела и невредима. Стив Ротвелл вывихнул руку в запястье, помогая своим оперативникам блокировать второго Гостя. Когда на следующий день оба лидера появились на фотографии на первой странице «Таймс», его рука была подвешена на роскошной перевязи с монограммой.

Забавно, но закончившийся так плачевно карнавал, по мнению властей, имел большой успех. Пережитый во время нападения шок привел, казалось, жителей Лондона в чувство. Возможно, это была естественная человеческая реакция на террористический акт. Возможно, у людей вызвала гнев попытка подвергнуть смертельной опасности мисс Фиттис и мистера Ротвелла. Ведь что ни говори, но, несмотря на нынешние трудности, они возглавляли два самых уважаемых агентства, так много делавшие для безопасности людей на протяжении последних пятидесяти лет.

Короче говоря, что бы ни было тому причиной, но после той ночи волнения в Челси резко пошли на убыль. Теперь ДЕПИК и привлеченные им агентства могли беспрепятственно и спокойно продолжать свою работу.

Другим немедленным результатом ночного нападения стала резко возросшая репутация агентства «Локвуд и компания». Фотография Локвуда появилась на третьей странице «Таймс» и еще в нескольких газетах. Объектив фотографа поймал его в тот момент, когда Локвуд перепрыгивал с платформы на платформу — летел по воздуху в развевающемся за спиной длинном пальто, с откинутыми назад волосами, едва касаясь своей рапиры, которая, казалось, парила у него в руке. Легкий, красивый, изящный, он был похож на раскинувшую крылья черно-белую птицу.

— Эту фотографию я непременно должен поместить в альбом, — сказал Джордж, разглядывая газету.

Мы сидели в нашей гостиной за столом, со стаканами лимонада в руках. Камин был разожжен, шторы задернуты, скрывая печальный свет сумерек за окном. На полу грудой валялись прочитанные, скомканные газеты. Казалось, в наш дом вернулся былой, привычный для нас, беспорядок. Холли Манро было сегодня не до уборки, она целый день провела у телефона, отвечала на звонки. Правда, сейчас она тоже сидела с нами, со своим раскрытым блокнотом на коленях. Сверху, со шкафа, за этой мирной картиной тихо наблюдал из своей банки череп.

— Мне это, в принципе, все равно, Джордж, — сказал Локвуд, отпивая из своего стакана. — Но если ты хочешь сохранить снимок, возьми тот, что помещен в «Гардиан». Он четче, и они не обрезали мое пальто, как это сделали в «Таймс». Плюс к этому, там виден краешек колена Люси.

Я добродушно хмыкнула. Действительно, если не считать краешка колена, меня больше не было ни на одной фотографии, однако в газетах в кои-то веки упомянули и мое имя тоже. Собственно говоря, в репортажах упоминали каждого из нас. О моих действиях против налетчиков, о том, как Джордж в одиночку сражался с призраком, о том, как Холли спасла жизнь той твидовой леди, вовремя сделав ей укол. Обо всем этом написали, нас хвалили, но больше всего восторгов было высказано, разумеется, в адрес Локвуда, который «в критический момент заслонил собой и спас мисс Фиттис».

Некоторые богатые промышленники, бывшие на той платформе, даже намекали на возможное вознаграждение за наши подвиги.

— После вчерашней ночи к нам проявляют бешеный интерес, — сказала Холли Манро. — Без конца звонят, просят дать интервью, предлагают взяться за расследование разных интересных случаев. И все, как один, благодарят, благодарят тебя, Локвуд…

— Всех нас благодарят, — поправил ее Джордж.

— Правильно, — согласился Локвуд. — Я не должен быть только один на переднем плане. Должна быть отмечена вся наша команда. Правда, не думаю, что снимок тогда получился бы достаточно выразительным. Но все мы действовали просто блестяще.

— Брр… — раздался у меня в ушах знакомый ехидный шепоток. — Меня сейчас стошнит. Прямо в банку.

Я посмотрела на череп через головы остальных. Для Холли Манро череп считался просто посаженным в банку обыкновенным призраком, таким же, как любой другой, поэтому мне не разрешалось при ней не только разговаривать с черепом, но даже показывать ему что-нибудь жестами. Я могла лишь молча смотреть на него, а в случае с нашим черепом это дело практически безнадежное.

— Что за телячьи нежности, Люси? — продолжал нашептывать мне череп. — Опрокинь столик и облей лимонадом ее белоснежную блузку! Ты только посмотри на эту мисс Совершенство! Держится так, будто она здесь самая главная. Примадонна! Как ты можешь это терпеть, Люси? Давай, ущипни ее за нос! Лягни под столом по лодыжке! Сними с нее туфли и брось их в камин!

— Может, просто… — я хотела сказать «заткнешься», но все посмотрели на меня, и я быстренько вывернулась. — Может, просто поднимем стаканы и выпьем за наш успех? За «Локвуда и компанию». За нашу команду!

Все выпили. Локвуд улыбнулся мне и сказал.

— Спасибо, Люси. Отличный тост!

Он смотрел на меня не совсем так, как тогда, когда мы бежали с ним плечом к плечу по улицам, но и от этого взгляда у меня внутри прокатилась теплая волна.

— Так кто же, интересно, стоит за этим нападением? — спросила я, стараясь не обращать внимания на неприличные звуки, доносившиеся из банки. — Судя по газетам, никто ничего толком не знает.

— Это могли быть Потусторонники, — предположил Локвуд. — Какие-нибудь чокнутые, затаившие обиду на всех агентов. Я знаю, среди них есть те, кто считает, что мы мешаем им, блокируем поступающие с Другой Стороны сообщения. Правда они, как правило, не идут дальше злобных выкриков или болтовни в Гайд-парке по воскресным дням. Вообще-то, это серьезный шаг с их стороны — организовать покушение на Фиттис и Ротвелла. Пожалуй, слишком серьезный.

— Скорее, только на Фиттис, — заметил Джордж. — В Ротвелла никто не стрелял.

— Но это потому, что Ротвелл уже спрыгнул вниз, чтобы заняться призраками, разве нет? — возразил Локвуд. — Нужно воздать Ротвеллу должное, он отреагировал очень быстро, намного лучше, чем остальные взрослые. Ну, не считая нашего приятеля сэра Руперта, разумеется. А то, как Ротвелл убил того террориста… Знаете, мне кажется, что никому не стоит вставать Ротвеллу поперек дороги.

— Абсолютно верно, — согласилась я. В круговороте событий я, пожалуй, не успела на месте оценить тот эпизод, но по прошествии времени меня тоже шокировало, с каким хладнокровием Ротвелл убил человека. Я порылась в своей памяти. — А не мог ли это быть Винкман? Когда мы с Джорджем встретили его перед началом карнавала, он намекал на большие неприятности.

— Неприятностями он угрожал нам, — сказал Джордж, а не всем подряд. Нет, это нападение слишком масштабно для такой пузатой мелочи, как Леопольд. Начнем с того, что организатор атаки создал призрак-бомбы. Барнс сказал мне, что на убитом террористе нашли одну такую бомбу. Это очень сложное устройство. Кто-то должен был изловить Гостя, найти его Источник, и все это поместить в стеклянную колбу. Нет, нет, ребята, это дело рук профессионала, а не любителя.

— Бомбы он мог купить, — продолжала я стоять на своем. — На черном рынке и не такое найти можно.

— Да, но само нападение, ведь оно было очень хорошо спланировано.

— Короче говоря, мы ничего об этом не знаем, вот и весь сказ, — сказал Локвуд. — Установить личность убитого террориста до сих пор не удалось. Когда — и если — это случится, можно будет строить какие-то догадки. Очень хорошо, что жизнь Пенелопы Фиттис была спасена, и во всей этой истории оказалось мало пострадавших. Правда, мисс Винтергартен сломала себе ногу, когда упала с платформы, но слишком переживать по этому поводу мы, пожалуй, не станем. И прояснилась еще одна тайна — теперь мы намного больше узнали про сэра Руперта Гейла.

Холли Манро оторвалась от своего блокнота, в котором своим бисерным почерком делала какие-то заметки. Наверное, сохраняла для истории все подробности жизни нашего агентства.

— Он родом из очень богатой и знатной семьи, — сказала она. — Но даже если все, что вы о нем говорите, правда…

— Это правда, — заверила я ее.

— …его не стоит принимать всерьез, — закончила Холли.

— Возможно, — сказал Локвуд. — Но вот что любопытно. Если бы сэр Руперт хотел свести с нами счеты исподтишка, он давно мог бы сделать это. А он ведет себя как спортсмен, ищет возможность сразиться в открытую. Ладно, придет день, и мы с ним еще выясним наши отношения. А теперь… — он выпрямился, поднял вверх свой стакан. — А теперь позвольте мне предложить последний тост. Мы все хорошо потрудились. Но среди нас есть человек, которого я хочу поблагодарить особо за его огромный вклад в наше общее дело.

Мы встретились с Локвудом глазами. Я почувствовала, как во мне, словно сироп, растекается радостное предчувствие. У меня даже защипало кончики пальцев на ногах. Я вспомнила, как Локвуд смотрел на меня, когда мы гнались с ним за улетавшим на воздушном шаре бандитом. Значит, я тогда не ошиблась.

— Холли, — продолжил Локвуд. — Если бы ты не свела нас с мисс Винтергартен, нас не было бы прошлой ночью на карнавале. Ты дала нам всем возможность очутиться в нужном месте и в нужное время. Спасибо тебе от всех нас за то, что ты делаешь для нашего агентства. Ты буквально творишь чудеса в офисе. Надеюсь, со временем ты будешь творить такие же чудеса на оперативной работе, — он высоко поднял свой стакан, в отблесках камина блеснул лимонад. Холли Манро очаровательно смутилась и собралась пригубить из своего стакана, но в эту самую секунду ее по спине дружески хлопнул Джордж. Холли поперхнулась и закашлялась. Черт, даже это у нее тоже вышло очень изящно и мило. Окажись на ее месте я, обязательно расплескала бы свой лимонад по всей комнате. Но это была не я, это была Холли. Великая Холли.

Я медленно повертела в руках свой стакан. За мной с огромным интересом наблюдал из своей банки череп.

— Но я не сделала ничего особенного, — ответила Холи, когда перестала кашлять. — Настоящие герои — это вы, агенты. А я всего лишь скромная конторская служащая. Подтанцовка на заднем плане… Но, как я уже говорила, мы получили сегодня целый ряд очень интересных предложений, и если вы хотите взглянуть…

И что бы вы думали? Локвуд и Джордж с радостью согласились взглянуть, дружно заерзали на диване. А где-то в глубине моего сознания захлопнулись ворота, опустилась крепостная решетка. Я медленно поднялась на ноги и сказала.

— С вашего позволения, я лучше поднимусь к себе наверх. Хочется отдохнуть немного.

— Конечно, Люси, какие могут быть вопросы, — вскинул руку Локвуд. — Звездочка ты наша. Иди, отдыхай, увидимся позднее.

— Ага. До скорого.

Я вышла из гостиной, тихо прикрыв за собой дверь. В холле было холодно, он был окутан голубыми тенями. Пусто, одиноко, как у меня на душе. Поднимаясь по лестнице, я слышала у себя за спиной доносившиеся из гостиной приглушенные голоса.

Удивительно, но я по-прежнему ощущала ту связь, которая возникла между мной и Локвудом, когда мы прошлой ночью бежали с ним бок о бок, и весь мир вокруг нас словно перестал существовать. Она была, эта связь, была на самом деле, я ничуть не сомневалась в этом. В чем я сейчас по-настоящему сомневалась, так это в способности Локвуда более или менее полноценно удержать ее. Как только возбуждение схлынуло, и улеглась шумиха, он вновь замкнулся в своем холодном молчании, вновь отдалился от меня. Но меня это больше не устраивало. Мы с ним были ближе, чем ему казалось, и я заслуживала…

Так, а чего же я заслуживала?

По крайней мере, информации.

И если он не хочет делиться со мной нужной мне информацией, я ее добуду сама.

Оказавшись на лестничной площадке, я ни секунды не раздумывала. Сразу подошла к двери, взялась за ручку, которую столько раз видела, но не ощущала в своей ладони, повернула ее и зашла в комнату. Закрыла за собой дверь (первое правило, которому учат агентов: никогда не задерживайся на пороге) и прислонилась спиной к железным полосам, которыми дверь была обшита изнутри. Эти полосы удерживают все парапсихологические колебания внутри помещения. Глаза у меня были закрыты. Я ощущала прикосновение излучаемых посмертных свечением волн к своей коже — от них у меня начало пощипывать корни волос.

Какое сильное излучение. Буквально ощущаешь ее близкое присутствие.

Локвуд говорил, что она никогда не возвращалась. Но она была близко. Очень близко… Эхо разыгравшихся когда-то в этой комнате событий продолжало бушевать в ней, словно ледяное пламя.

Так что же здесь произошло?

Я открыла глаза. Почти темно. А я впопыхах, конечно же, забыла взять фонарик.

Свет в комнате я включить не могла (даже если бы он работал) просто уже потому, что кто-то мот тогда заметить пробивающуюся из-под двери яркую желтую полоску. Но сумерки еще не окончательно сгустились, и, кроме того, здесь было бледное, бледное сияние, висящее над матрасом. Я прошла к окнам, осторожно обогнув по пути кровать, и отдернула шторы.

Пыль и высохшая лаванда. Мне сразу захотелось закашляться.

Воздушные шарики на обоях, прикрепленные к пробковой доске открытки с животными — печальные воспоминания об умершей девушке. И, стоит заметить, очень странные воспоминания для девушки, которой уже исполнилось пятнадцать лет. Если только Джессика не засиделась в детстве, разумеется. Эти предметы стали реликвиями прошлого еще до того, как она покинула этот мир. На мебели, коробках, ящиках и букетах лаванды лежал густой слой серо-голубой пыли. Сколько же здесь коробок и ящиков! Только сейчас я впервые поняла, как много места занимают они в этой комнате. Так вот где Локвуд хранил все, что осталось на память о его семье — рядом, почти под рукой, но в тоже время подальше от глаз и, возможно, от собственной памяти.

Я не хотела многого. Хоть что-нибудь о сестре Локвуда или его родителях, чтобы попытаться понять его самого.

Когда Локвуд привел сюда нас с Джорджем, он упомянул о том, что где-то в выдвижных ящиках комода хранятся старые фотографии. Стараясь ступать как можно тише, я обогнула коробки и подошла к комоду. Я ни на секунду не забывала, что совсем рядом, под лестницей сидят Локвуд, Джордж и Холли.

Первый ящик заклинило, и я не стала выдвигать его силой, чтобы он не заскрипел. Второй до краев был набит маленькими картонными коробочками, самыми разными по цвету и по форме. Я наугад открыла одну из них. В ней на шерстяной подкладке лежала золотая цепочка с темным камнем. Его сестры? Нет. Матери? Я вернула цепочку на место, положила назад коробочку и осторожно задвинула ящик. Следующий ящик был набит одеждой. Его я тоже закрыла, еще торопливее, чем предыдущие.

Когда я наклонилась к последнему ящику, одно мое колено болезненно щелкнуло — я ударила его, когда прыгала с грузовика на грузовик. Ящик не хотел выдвигаться и оказался очень тяжелым. Я налегла, медленно вытянула его на себя…

Ящик был заполнен фотографиями.

Они лежали как попало, не разобранные ни по альбомам, ни по годам, ни по темам. Было заметно, что их сюда запихивали торопясь, утрамбовывая, обламывая уголки. Некоторые фотографии вообще оказались разорванными — те, что высунулись за край ящика. Другие смялись, многие лежали перевернутыми лицевой стороной вниз. Фотографии так сильно слежались, что почти слиплись в пласт, и при ужасном освещении почти невозможно было понять, что на них изображено. Но я все-таки разобрала, что большинство фотографий — это пейзажи, похожие на те, что я видела в спальне Локвуда. Незнакомые заморские города и деревни, поросшие лесом холмы. Большинство фотографий были такими, но не все.

Фотография, которую я вытащила, была не слишком старой, однако все краски на ней выцвели, слились в общий желтовато-зеленый тон.

На фотографии были запечатлены двое. Девушка с темными, собранными на затылке в небольшой пучок волосами. На ней надета юбка до колен и белая блузка с кружевным воротничком. Такие блузки, как мне помнится, носили мои старшие сестры, когда я была совсем маленькой. Лицо у нее не было таким худым, как у Локвуда, и нос был не похож, но у нее были его глаза. Она смотрела своими темными глазами прямо перед собой — спокойно, прямо, уверенно. О, как хорошо мне был знаком этот взгляд! Когда я увидела его на фотографии, у меня свело желудок. Девушка была примерно одного возраста со мной — лет пятнадцати или около того. Выражение лица у нее было серьезным и вопросительным, словно она хотела что-то сказать человеку, державшему камеру, но ждала, пока он или она не сделает снимок. Хотелось бы мне знать, о чем она думала в ту минуту. Глядя на нее, я все больше убеждалась, что такая девушка, как она, должна была уметь говорить четко, убедительно, и могла настоять на своем.

У нее на коленях сидел маленький мальчик, намного моложе ее. Девушка крепко обхватила его за талию, а он перекинул ноги вбок, словно его подмывало соскочить и убежать. Собственно говоря, он уже двигался, и его лицо получилось на фотографии слегка размытым, но я все равно без труда рассмотрела знакомые темные волосы и глаза. Ну, вы сами прекрасно понимаете, кто это был.

Я вернула фотографию на место, осторожно провела пальцами по остальным фотографиям, словно прикасаясь к прошлому Локвуда. И в этот миг с лестничной площадки раздался голос самого Локвуда — громкий, звонкий, прямо из-за двери. Меня, словно молния, пронзил страх быть застигнутой здесь, на месте преступления. Я резко выпрямилась, сделала шаг назад, и, конечно, споткнулась об один из низких картонных ящиков. Даже падая, я не забывала о том, что должна сделать это беззвучно. Я изогнулась, выставила руку, чтобы удержать себя…

И уперлась пальцами в деревянную доску у изножья кровати.

Я напрягла мышцы, и повисла почти горизонтально — ноги застряли позади ящика, рука согнулась в локте, лицо почти уткнулось в изножье. Я вытянула свою вторую руку, прижала ее раскрытой ладонью к вытертому ворсу ковра и осторожно перенесла на нее вес своего тела.

За дверью добавился голос Джорджа, ответивший Локвуду. Они стояли у дверей своих спален. Собирались последовать моему примеру, и немного отдохнуть.

— Да, но за ней нам нужно будет присматривать, — сказал Джордж. — На оперативных заданиях, я имел в виду.

— Она сильнее, чем кажется. Ты просто недооцениваешь ее.

Холли. Всегда у них на уме и языке одна Холли. По звуку было слышно, что закрылись две двери. Я позволила себе осторожно опустить свое тело вдоль ящика. Убедившись в том, что вокруг тихо, я скатилась с ящика, поднялась на колени, ухватилась за изголовье кровати и встала на ноги.

Каким холодным было это деревянное изголовье! Теперь я оказалась слишком близко к пятну посмертного свечения, чтобы чувствовать себя достаточно спокойно. Я подумала о черном прожженном пятне под покрывалом. Вспомнила лицо темноглазой девушки. И тут, словно проскочившая сквозь поврежденную изоляцию провода искра, по моим пальцам пробежал звук из прошлого. Он поднялся вверх, прошел сквозь мои зубы, глаза, и стало…

…Темнота. В темноте звенит детский голосок, высокий и дрожащий.

— Джессика? Ты где? Прости меня. Я уже иду.

Темнота молчит. Не отвечает. Но кое-что я все-таки ощущаю. Я чувствую присутствие чего-то зловещего, холодного, как лед. Это нечто скрывается во тьме, ждет… Лишенное жизни, оно жаждет лишать жизни других. Неутолимый голод притягивает его ко всему живому. Совсем недавно, едва вырвавшись из своей темницы, оно попробовало жизнь на вкус, и выпила ее до дна.

— Я уже здесь, Джесс. Сейчас приду и помогу.

Нечто напрягается в ожидании. От него расходятся волны ледяного холода, обволакивают стены.

— Не дуйся, — говорит детский голосок. Шаги на лестничной площадке. Звук открывшейся двери.

Что вслед за этим? Крик ребенка, Холодное нечто начинает вытягиваться вверх и наклоняться вперед (я ощущаю, как оно торжествует). Неожиданный скрежет металла. Острый, еще более сильный холод — холод железа. Затем замешательство. Неистовство. Боль от проникающей раны. Дикая какофония криков и проклятий. Режущие, колющие, рассекающие внутренности удары. Призрачная материя разрывается на части, теряет свою изначальную силу. Потустороннее нечто охвачено горем и гневом.

Затем…

Затем почти ничего. Ледяное, зловещее, голодное до чужой жизни нечто исчезло, его больше нет, а есть только тонкий мальчишеский голос.

Всхлипывающий и зовущий по имени свою сестру.

— Джессика… Прости меня… Прости…

Эти слова без конца повторялись, а сам голос слабел, удалялся, наконец, полностью уплыл назад, в прошлое, и я перестала его слышать. А подняв голову, я вдруг обнаружила, что снова вижу перед собой слабо светящееся облачко, висящее над пустым матрасом, а рукой по-прежнему держусь за изголовье кровати. Я заставила себя разжать пальцы. За окном было темно. Я сидела возле кровати на коленях, и они у меня ужасно болели.

Даже потом, когда ощущение тоски и одиночества отхлынуло, мне потребовалась целая вечность, чтобы взять себя в руки и подняться на ноги. Теперь мне предстояло тихонько открыть дверь и выскользнуть на лестничную площадку. А что, если он услышит? Что, если он выйдет из своей спальни прямо сейчас, когда у меня в ушах все еще жива картина смерти его сестры, пока давние воспоминания еще продолжают щекотать мне кончики пальцев, пока продолжает звучать в ушах его детский плачущий голос? Что мне тогда делать? Что мне тогда сказать ему?

Но дверь не скрипнула, и я беззвучно прошла по лестничной площадке, облегченно, глубоко вдохнула и начала подниматься по лестнице к себе на чердак.

И тут за моей спиной грохнуло, и чей-то голос окликнул меня по имени.

Честное слово, так сильно я не пугалась ни Воющих Духов, ни даже Лаймлисов. Я с перекошенным от страха лицом обернулась назад, привалилась плечом к стене, дрожа всем телом.

— Джордж, это ты? А я спускалась вниз напиться. Жажда замучила.

— Что? — рассеянно переспросил Джордж. В руке у него была целая пачка бумаг, за ухом торчал карандаш. — Послушай, Люси, я понял, что происходит!

— Я только выпила воды, и больше ничего, клянусь! Съела слишком много соленых чипсов за чаем, и… — тут я сообразила, в чем дело. — Ты имеешь в виду то нашествие в Челси, верно?

Я увидела, как за стеклами очков сверкают глаза Джорджа. Это выражение было хорошо мне знакомо.

— Да, — подтвердил Джордж. — Нашествие. Я расколол этот орешек, Люси. Я все вычислил. Теперь мне известно, где это все началось.