Глава 23. Дух Югана
В начале октября я закончил свой дом и теперь обдумывал поездку в юрты Кинямины к Николаю. Говорить о том, что поведал мне старый нарымский фельдшер, я не хотел. Вдруг и вправду идолов охраняет дух жреца-шамана. Пусть лучше чёрный медведь на меня охотится. В конце концов я имею шаманский оберег — клык убитого мною медведя-людоеда. Размышляя таким образом, я стал готовиться к зимней охоте.
Если помогу выполнить план Николаю, это будет только плюс, да и собаки засиделись. Пусть хоть набегаются вдоволь. И я занялся изготовлением к своему «Бурану» длинной деревянной вместительной нарты. За этой работой меня и застал пришедший в обеденный перерыв Бежан. У иранца был взволнованный вид. И я усадив его за стол, прямо спросил:
— Что у тебя, дружище? Ты чего такой взъерошенный? Наверное, получил известие с Родины, что сбежал к другому твой гарем?
Но моя шутка на иранца не подействовала.
— О чём ты говоришь, Гера! Какой у меня ещё гарем?
— Жён так на полсотни, — вставил я.
— Был бы гарем, я бы половину тебе подарил. А то копаешься один целыми днями со своим хозяйством, а работы не видимо. А так бы бригаду молодых красавиц в твои хоромы и двор — мигом бы всё сделали… Да и тебя по посёлку на руках носили…
— Все бы до одной к вам в экспедицию сбежали, — засмеялся я. — Посмотри, что с поселковыми девчонками делается? Они у вас там и днюют, и ночуют.
— Беда с вашими женщинами! — покачал головой Бежан. — Они сами не знают, что хотят. Но я с тобой не болтать пришёл, — посерьёзнел молодой перс. — А посоветоваться, что делать? Ко мне вчера вечером пришла на минуту секретарша Грязина, нашего начальника, и как бы между прочим, рассказала, что кто-то из местных хантов в пьяном угаре поведал Грязину, что юганские ханты в прошлом году сшили идолу своего духа новый сак. Это что-то наподобие шубы. На него ушла тысяча соболей…
«Ничего себе идол!» — подумал я.
— Все соболя отборные — чёрные.
— Ну и что?
— А то, что Грязин знает, где хранится этот идол. И теперь ждёт когда придут морозы.
— А причём тут морозы? — не понял я.
— Как причём?! — удивился моей недогадливости Бежан. — Замёрзнет река, в камень превратятся болота и тогда он, Грязин, со своими людьми запросто доберётся на вездеходе до священного места и ограбит идола Юган-Ики.
— Он что с ума сошёл?! — вскочил я из-за стола.
— Есть среди ваших людей такие же как на Западе, — вздохнул перс. — Ради денег готовы на любую подлость!
— К сожалению, есть такие, Бежан, — обнял я иранца за плечи. — Но пока не они решают, как нам всем жить! Спасибо, дружище, что сообщил.
— Тут не меня благодарить надо, а секретаршу Грязина. Она специально мне всё рассказала, чтобы я тебе передал.
— И ей при встрече скажи спасибо. Так и передай — ничего у этого Грязина и его приспешников с ограблением капища хантов не выйдет.
Ещё раз поблагодарив за информацию Бежана, я чуть не бегом помчался искать директора заповедника.
— Тебе надо срочно куда-то ехать? — посмотрел мне в глаза Игорь Иванович. — Так в чём же дело? Езжай! Сколько надо, столько и катайся, только себя береги. А о работе не думай — я тебя в командировку послал, лады?
— Лады! — пожал я ему руку.
«С таким директором можно хоть к черту на рога! Тыл всегда прикроет. И ни о чём не спросит. До чего же умён! — радовался я идее с незапланированным отпуском.
На ходу созрел план действий.
«Надо попробовать найти хранителя капища, — думал я. — Если повезёт, тогда юганские ханты уцелеют. Если же спасти капище не удастся и кумир Югана-Ики будет ограблен и уничтожен, с потерей своего покровителя ханты не справятся. Они быстро сопьются и вымрут. Нечто подобное случилось с местным населением Казыма. После ограбления святилища, ханты Казыма мрут как мухи! Может это тоже политика Кремлёвского дома престарелых? — размышлял я. — Один из способов избавиться от местного населения. Чтобы завладеть родовыми угодьями под буровые?»
Когда моя казанка для похода в вершину реки была готова, на берег пришли мои друзья белорусы.
— Не переживай, — сказал Гриша. — Мы за твоим хозяйством посмотрим. Федя будет ночевать в доме, а мы с Бежаном после работы займёмся твоими дровами. Ты ведь их ещё не готовил.
— Было некогда! — улыбнулся я.
— Нам Бежан всё рассказал, — взглянул на меня Федя, укладывая в шакшу пакет с продуктами.
— Вы только молчите! — погрозил я им пальцем. — А то и Бежана погубите, и себя.
— Да и тебя тоже, — кивнул головой Гриша.
Привязав собак к сиденью, я завёл мотор и, махнув друзьям рукой, взял курс на юрты Когончины.
С моего отъезда из Угута прошло три дня. За это время я побывал в юртах Когончиных, Каюковых и Тауровых. И везде к кому бы я ни обращался насчёт беды, нависшей над капищем Юган-Ики, мои слова не слышали. Ханты приветливо меня встречали, но стоило мне завести разговор насчёт того, что надо спасти от ограбления их кумира, как сразу же разговор заканчивался. Лица хозяев становились непроницаемыми и я понимал, что здесь мне больше делать нечего. Крайне расстроенный я гнал лодку от юрт Тауровых снова к Угуту.
«Что же предпринять? — вертелось в голове. — Как хантам объяснить, что я не враг, а друг? Что я тоже, как и они, с точки зрения христиан — язычник, значит, мне можно верить. Всё уперлось в то, что я русский… Вот камень преткновения?! Наверное, надо было отправиться на Малый Юган к Николаю Кинямину. Того бы они послушали.
Наступил вечер. На небе стали зажигаться редкие звёзды. До Угута оставалось ещё километров семьдесят. Надо было подумать об очередном ночлеге. И тут на яру я увидел свет далёкого костра.
«Кто-то готовится к ночи, — подумал я. — Наверное ханты-рыбаки».
Через несколько минут я подрулил к одиноко стоящей лодке и поднялся на яр. Меня у костра встретили два каких-то странных ханта. Оба были стройные высокие, сухие. Но что меня больше всего поразило — русоволосые! Тут же вспомнилась лекция Яблоневых о европеоидных хантах севера.
— Мы из юрт Ярцемовых, — представился старший. — Меня звать Фёдором, а это мой сын — Пётр, — показал он на молодого парня.
— Моё имя Георгий, живу в Угуте. — протянул я свою руку.
— Давай-ка к нашему костру, — пригласил меня Федя. — О тебе мы слышали…
Я сбегал к своей лодке, принёс кое-что из своих припасов и подсел к костру.
— Таких собак мы не держим, — посмотрел на бегающих по берегу моих лаек Фёдор, — У нас они поменьше и, в основном, серые, а твои здоровые как волки и чёрные. Они наверное едят много?
— Едят они ещё меньше, чем ваши, — засмеялся я. — А привезены они на Юган издалека — с Конды.
— Но у манси таких собак тоже нет?! — посмотрел на меня с удивлением хант.
— На Конду они попали из Эвенкии.
— Деды рассказывали, что через наши бора, очень давно правда, на Урал и обратно эвенки кочевали, — припомнил старший Ярцемов.
«Вот опять упоминание о древней кочевой дороге, — подумал я. — Эвенкийская шаманка, бабушка Нюра говорила правду».
— И вы их через свои земли пускали? — задал я вопрос.
— Они шли по Салымским борам и дальше ходом, нам не вредили. Деды так сказывали, — подал мне кружку с кипятком Фёдор. — Вот заварка, давай заваривай купеческий, — пододвинул он ко мне коробку с чаем. — Ты никак в Тауровых был? — спросил меня Пётр.
— Был один день у друзей, а вообще-то, я по пескам глухарей промышляю, — не стал посвящать я в истинную цель поездки своих знакомых.
— Ну и сколько добыл? — улыбаясь посмотрел на меня Фёдор.
— Не густо — двух петухов, — сказал я.
— Надо же, столько проехал и всего двух добыл?
— Да я больше птиц по пескам и не видел.
— Знаешь что, поехали завтра к нам, в Ярцемовых. У нас там глухарей много. Если твои собаки на них лают, за день десяток добудешь. — пригласил меня Фёдор.
— Спасибо вам, но боюсь, что вот-вот стукнут морозы и пойдёт по реке шуга. И тогда до дому мне не добраться, — посмотрел я на звёздное осеннее небо.
— Зима ещё не скоро, — засмеялся старший Ярцемов. — Добрых две недели такая погода стоять будет, так что не бойся.
— Если так, то я только «за». Тем более что в юртах Ярцемовых мне быть не приходилось. На реке их нет. Я даже не знаю, где они?
— Они на протоке, от Югана километров двенадцать. Мы как раз стоим напротив неё, — показал рукой на ту сторону реки Фёдор.
Какая сила меня толкнула принять приглашение хантов, я так и не понял. Мне, ни с того ни с сего, захотелось побывать в их селении, и я с нетерпением ждал, когда это случится.
Утром на двух лодках мы въехали в Ярцемовскую протоку и помчались вверх по ней через пойму. Вскоре лодку со всех сторон обступил сосновый бор. Протока сузилась, но идущая впереди меня лодка Ярцемовских хантов ход не сбавила. И теперь мне приходилось изо всех сил стараться вписываться, чтобы не вылететь с ходу на берег, во все немыслимые повороты протоки. От напряжения я весь вспотел. Временами казалось, что вот-вот не справлюсь с управлением и врежусь либо в корчу, либо в берег. Но каждый раз каким-то чудом обходилось, и моя «Казанка» неслась всё дальше и дальше. Наконец передняя лодка ткнулась в берег.
— Слава тебе, Господи! Наконец-то, слалом кончился! — обрадовался я.
Пристав к берегу и привязав лодки, мы по тропе отправились к юртам.
— Ничего себе, юрта! — удивился я, увидев здоровенный русский дом среди бора.
Рядом с добротно срубленным строением стояло два амбара. Оба лабаза покоились на четырёх столбах и были тоже рубленные. По дому и амбарам мне стало ясно, что здесь живут люди не бедные. За амбарами я увидел навес, доверху забитый огромными поротыми щуками.
— Мы здесь рыбу вялим, — пояснил Петя.
— А где вы таких монстров, — показал я на щук, — здесь ловите, кругом же бор?
— Отсюда шагов двести озеро. Оно огромное, мы туда сходим, я тебе его покажу, — отозвался парень.
Когда я вошёл в дом, то лицом к лицу столкнулся с его хозяйкой. Мать Петра женщина средних лет, оказалась на удивление привлекательной. Таких красивых хантеек я ещё не видел: рост у неё был выше среднего. Она имела каноническое лицо, большие серые глаза и удивительно чистую белую кожу. Хозяйка дома предстала одетой во всё национальное: на ней, подчёркивая совершенные линии фигуры и поблёскивая бисерной вышивкой, красовалось хантейское платье, а на тёмно-русых косах поблёскивали серебряные царские монеты.
— Проходите к столу, — сказала она по-русски. — Я давно услышала моторы и чай уже готов!
— Спасибо! — поклонился я ей, снимая свои сапоги.
Войдя в помещение и присев на нары, я огляделся: перегородок в доме не было. С одной стороны, от стены до стены, застеленные лосиными шкурами, находились низкие нары. В углу стояла небольшая буржуйка, а у окна стол.
«Вот и вся мебель! — подумал я. — Очевидно, всё остальное хранится в амбарах».
Я посмотрел на пол. Он был собран из широких сосновых плах. Ни шкур, ни ковров, но нет и щели.
— Молодцы строители! — показал я на плахи пола. — Таких полов я ещё не видел. — Чем такие доски пилили?
— «Уралом», — улыбнулся Фёдор. — Эти дома мы рубили сами. Отсюда метров двести, — показал он в сторону бора. — Стоит ещё дом, в нём живёт мой брат. Да и ты скоро увидишь. А сейчас давай, не стесняйся, ешь, — пододвинул он деревянный поднос с отварной лосятиной. — Неделю назад Петька лося стрелял. Мясо в леднике, хватит надолго. В нашем краю всё есть. И птица, и лось, и дикий олень, но мы зазря не охотимся, — продолжил Ярцемов старший. — А зачем? У нас своих оленей больше пятисот! Так что мяса хватит.
— А где вы их пасёте? — удивился я.
— В сторону Большого Салыма — сплошные бора, беломошника много!
— Интересно, как это власти у вас оленей не отобрали, а вас не превратили в пастухов-колхозников?
— Мы штатные охотники Угутского ПОХА, и про наших оленей в Сургуте никто не знает, — засмеялся Фёдор.
— А вдруг я возьму и расскажу? — посмотрел я на него.
— Не расскажешь, — махнул он рукой. — Мы в людях понимаем, таких как ты, бояться нечего!
Уверенность ханта меня удивила.
— Верно, не расскажу! И вообще, скажу, что в юртах Ярцемовых я никогда не был, — улыбнулся я.
— А мы это знаем, потому и пригласили тебя в гости, — пододвинул ко мне кружку с чаем Петя.
«Ничего себе физиономисты?!» — невольно подумал я.
— Вы вот что, — перевёл разговор на другую тему Фёдор. — Идите-ка в бор вместе, — посмотрел он на своего сына. — Покажешь Георгию наши юрты, кайм для оленей, озеро. На обратном пути к брату зайдёте. Он рад будет.
— Только я своих собак брать не буду. А то у него кобель чего доброго какого-нибудь нашего задавит.
— А где ваши собаки? — спросил я.
— Сидят в вольере, чтобы лосей зря не гоняли, — сказал Фёдор. — Вольера большая, не обезножат. Ты хорошо сделал, что своих чёрных волков привязал.
— А что же вы не предупредили, что у вас олени? — спросил я. — Вот был бы концерт! Разогнали бы весь ваш скот.
— Ничего, олени как разбегутся, так и соберутся, — засмеялся Пётр. — А за глухарями пойдём не в сторону стада, а на юг. Там нет беломошников, значит и оленей, — поднялся он из-за стола.
Через несколько минут мы подошли к вольере, где жили собаки хантов. То, что я увидел, меня приятно удивило: за оградой бегали чистокровные без всяких примесей хантейские лайки!
— Надо же, — спросил я Петра. — Как вам удалось сохранить таких собак?
— Эти лайки нашего рода. Щенков отдаём только своим друзьям и родственникам и других собак не завозим.
— Ты видишь, — показал я парню. — Они похожи на моих чёрных, только меньше размерами и серые. По сути-то, одна порода.
— Вообще-то, походят, — согласился молодой хант — Особенно головы.
— Я забыл спросить твоего отца, где та кочевая дорога, по которой когда-то эвенки ходили вашими борами? — перевёл я разговор на интересующую меня тему.
— Мы как раз туда и идём. Но она дальше, на болотах, — сказал молодой Ярцемов.
— А ты откуда знаешь? — спросил я его.
— Деды рассказывали. Там на сосновых гривах до сих пор и лабазы тунгусов стоят, я правда не видел.
«Как интересно получилось? — подумал я про себя. — В Томской области про эту кочевую дорогу я только слышал, а здесь в Тюменской нахожусь с ней уже рядом. Там о ней рассказывали эвенки, а здесь то же самое, но уже ханты».
Размышляя таким образом, я и не заметил, как мои собаки, умчавшись куда-то вперёд, подняли с земли выводок глухарей.
— Петя, — обратился я к ханту. — У тебя «тозовка», сбегай, подсоби собакам.
— А ты как же? — обрадовался молодой охотник.
— Я ещё настреляюсь, — махнул я рукой.
Петя убежал на лай, а через несколько минут раздались три винтовочных выстрела. Когда я подошёл к Петру, тот стоял с тремя петухами.
— Я самых здоровых стрелял, как же нам их таскать? — спросил он растерянно.
— А мы пойдём назад этой дорогой, или другой? — посмотрел я на него.
— Можно этой, можно и другой.
— Если этой, то глухарей мы повесим на сосну, а на обратном пути заберём, — посоветовал я.
— Тогда давай так и сделаем, — обрадовался разгорячённый Ярцемов.
— А почему копылух не стал стрелять? — спросил я молодого парня.
Мы шли по бору, прислушиваясь, не залают ли где снова собаки.
— А зачем? — удивился он. — Мы в своих угодьях ни тетёрок, ни копылух не стреляем. Оттого и птицы у нас полно.
В этот момент сбоку от нас опять раздался собачий лай.
— Сейчас твоя очередь добывать глухаря, — запротестовал Петя, видя, что я хочу снова предложить ему показать свою меткость.
«Ну что же придётся идти», — вздохнул я.
К вечеру у нас набралось двадцать птиц. Под таким грузом на обратном пути нам было уже не до разговоров. Мы шли по звериной тропе часто отдыхая и ругая себя за жадность.
— Ничего, — ворчал Петя. — Зима длинная, считай, до Нового года ты уже с мясом и лося не надо…
— Добычу пополам! — настаивал я. — Мне с глухарями одни хлопоты. Жены у меня нет, щипать и обдирать их некому, так что договорились.
— А ты мою сестрёнку возьми в жёны, — предложил мой новый товарищ. — Она всё умеет: и шить, и готовить, и шкуры выделывать. Да и красивее её никого на Югане нет. А может и во всём районе!
— Сколько же ей лет? — спросил я.
— Всего четырнадцать. Она в Сургуте в интернате сейчас. Через два года как школу окончит, можешь забирать!
— А она за меня пойдёт? — засмеялся я. — Посмотри какой я страшный: бородатый, с виду свирепый, а потом, зачем я ей, русский? Ей хант нужен…
— Хороших хантов уже не осталось, — погрустнел парень. — Люди спиваются и умирают. Это мы, Ярцемовы, не пьём. А что творится в тех же Когончиных?! На двадцать пять юрт каждую неделю вертолётом по тридцать ящиков водки завозят!
Молодой охотник говорил правду. И от этого на душе стало тоскливо.
— Вас намеренно убивают, — согласился я с ним. — И виноваты в этом власти, Петя. Подонки, сидящие в Кремле, и здесь, в Сибири. О людях они не думают. В голове у них нефть и газ. А вас травят пойлом, чтобы прибрать под нефтепромыслы ваши родовые угодья. Чтобы под ногами не путались. Такая политика нашего государства…
Мы присели на валёжину и замолчали. Больше говорить ни о чём не хотелось. Но вдруг молодой охотник оживился и, посмотрев на меня долгим оценивающим взглядом, спросил:
— А ты ведь не на охоту по Югану ездил и к нам приехал не за глухарями? Мой отец это сразу понял, потому тебя к нам и пригласил.
Взглянув в открытые честные глаза ханта, я прямо сказал:
— Всё правильно, Петя, только я не знаю, что делать? Грязин хочет ограбить ваше капище. Ждёт холодов, когда застынут реки и болота. А я никому из хантов не могу объяснить, какая беда нависла над кумиром Юган-Ики!! Меня не слышат! Побывал в трёх юртах — ваши уже четвёртые.
— Ты точно знаешь, что задумал начальник экспедиции? — изменился в лице младший Ярцемов.
— Конечно! — сказал я вставая. — Предупредили надёжные люди.
— Тогда пойдём и как можно скорее, — вскочил со своего места охотник. — Всё расскажем отцу. А потом поедем к его двоюродному брату Лисаку Павловичу Каюкову — хранителю Юган-Ики.
Без остановок на одном дыхании мы дошли до стойбища и сложив свою добычу в рядом стоящий амбарчик, возбуждённые предстали перед удивлёнными хозяевами.
— Ну-ка, рассказывайте, что у вас там произошло? — смерил нас взглядом глава семейства. — Неужто мангики встретили?
— Не мангики, вот он, Георгий, — показал на меня Пётр, — говорит, что начальство экспедиции задумало ограбить нашего Юган-Ики. Для этого он и ездил по хантейским юртам, чтобы предупредить нас.
— Давай-ка всё подробно, — помрачнел Ярцемов старший.
Мы сели за стол, и я рассказал о визите Бежана и о своём путешествии к юртам Тауровым.
Хороший однако этот парень, твой друг Бежан, — отметил Фёдор. — Не боится своего начальства.
— К тому же он не из СССР, а из Персии, — добавил я. — Казалось бы, какое ему дело до наших проблем? Ну так что же будем делать?
— Сейчас кушать и отдыхать. А завтра чуть свет поедете к Лисаку Павловичу, надо его предупредить. Через пару недель начнутся морозы и тогда может быть поздно, — сказал Ярцемов старший.
Рано утром, наскоро поев и собравшись, мы с Петей завели лодочные моторы и, махнув рукой на прощание провожавшему нас Фёдору, отправились по протоке к Югану. Наконец-то, на душе стало спокойнее.
«Лёд тронулся, — думал я. — Всё-таки достучался! Ну что, товарищ Грязин? Будет у тебя теперь дырка от бублика!»
Через несколько минут мы были уже на Югане, а ещё через полчаса свернули в устье какой-то небольшой речушки. Прошло немного времени, и за поворотом речки показался одинокий домик. Когда мы подъехали к берегу нас встретил его хозяин. Высокий, сухопарый, средних лет хант с европеоидными чертами лица и серыми глазами.
«Этот тоже похож на русского, — отметил я про себя. — Монголоидности в нём меньше, чем в чуваше или сибирском татарине».
— Добро пожаловать! — послышался баритон хозяина домика. — С чем приехали? — протянул он мне руку. — Неужто стряслось что-то?
— Стряслось! — прикалывая свою лодку к берегу, посмотрел на него Петя. — Вот он, Георгий, всё расскажет, — показал парень на меня.
— Ну так здравствуй, Георгий! — пожал мою руку хранитель Юган-Ики. — Вот ты какой, оказывается?
В словах Лисака Павловича чувствовалось, что он обо мне давно знает.
— Ну так что же, пойдёмте в дом, там и поговорим.
Когда мы вошли в домик, то от удивления я остолбенел: до самого потолка он был завален стеллажами с книгами и подшивками старых газет!
— Ничего себе! — вырвалось у меня. — Да тут целая библиотека!
— А чему ты удивляешься? — усаживаясь за стол, сказал Петя. — Мы хоть и ханты, но читать, тоже горазды. Особенно наш Лисак Павлович.
— Но книг у вас я не видел? — припомнил я.
— Они у нас в особом лабазе. И старых газет тоже хватает. Отец любит их перечитывать.
Осматривая открывшееся передо мной книжное богатство, я услышал голос хозяина.
— Давай-ка за стол, Георгий, сначала я вас накормлю, а потом расскажете, с чем приехали.
— Мы недавно из-за стола, — повернулся я к нему. — Поедим потом, лучше давайте сразу к делу.
— А к делу, так к делу, — показал он мне жестом на скамейку.
Усевшись напротив, я подробно рассказал хранителю капища
Юган-Ики о том, что услышал от Бежана.
— Вот оно что? — помрачнел Лисак Павлович. — Кто-то из наших пьяниц проболтался. Ну что же — спасибо! — сказал он вставая. — Надо ехать ребята, и срочно. Через полмесяца придут сильные холода. Будем торопиться. Вот что, Петя, — обратился хранитель к своему племяннику, — оставайтесь-ка вы у меня хозяевами. Через три дня я приду. В лабазе найдёте и крупы, и муку. Хлеба не хватит — кор за домом. Натопите, испечёте лепёшек.
— У нас в лодке стрелянные глухари, не беспокойтесь, с голоду не умрём, — сказал я собравшемуся в поездку хозяину.
— Вот и хорошо! Тогда до встречи через три дня.
С этими словами Каюков, накинув на себя оленью куртку, направился к своей лодке. Через несколько минут с речушки раздался удаляющийся гул мотора.
— Он что, всё время здесь живёт? — спросил я Петра. — Ни собак, ни ружья…
— Вот видишь, — показал парень на стоящий между книжными стеллажами обклеенный берестой тяжёлый охотничий лук. — И стрел у моего дядьки с полсотни! А знаешь, как он из него стреляет? Так, как я из винтовки! А живёт он не здесь. Семья у него в Каюковых, есть домик и у нас. Тут он уединяется, чтобы почитать. И подумать о жизни…
«Молодец! — решил я про себя. — Одновременно везде и нигде!»
— Он что, ещё и шаман? — спросил я Петра прямо.
— Среди всех Салымских и Юганских шаманов Лисак Павлович самый сильный шаман! Он может вылечить любую болезнь, способен предсказать даже погоду! Синоптики врут, а моего дядьку духи не обманывают. Иногда по рации о погоде его запрашивает Сургут… И ни разу не было такого, чтобы он ошибся! — сказал молодой Ярцемов с гордостью. — Знаешь, кто к тебе послал парней из юрт Каюковых, чтобы ты перезахоронил гробы с остатками людей «аус-ях»? Мой дядька! Он в людях, как видишь, тоже не ошибается!
Сказанное хантом в моём сознании всё поставило на место.
«Вот оказывается, кто из хантов меня понял? Кого я хотел встретить! И вот встреча состоялась».
— Ну ты меня и удивил! — посмотрел я на Петра. — Оказывается, вы меня давно знаете? Только я с вами не был знаком.
— Мы тебя с отцом и встретили на Югане, чтобы ты рассказал всё как есть. Это наше правило: за язык никого не тянуть. Нам передали, что у тебя к Лисаку Павловичу есть дело. Но какое, ты должен рассказать сам.
— А как вы вообще на меня вышли? Почему мною твой дядька стал интересоваться? — задал я новый вопрос ханту.
— Всё просто, — засмеялся Петя. — Ты обратил на себя внимание тем, что стал у угутских хантов записывать наши сказки. Как правило, русские хантами интересуются только как поставщиками дармовой пушнины. Тебя же интересовали наши легенды и предания. Про пушнину ты не спрашивал.
— Что тут такого? — не понял я.
— А то, что мы догадались, что тебя интересует наша история и культура. Значит, ты друг хантам. Вот я даже свою сестру тебе в жёны предложил.
— Но ведь это наверняка не твоя идея? — улыбнулся я.
— И моя, и не моя, — сконфузился Петя. — Первым высказал её Лисак Павлович, а мы с отцом поддержали. Ты видел мою мать? Красивая, правда?!
— Очень! — согласился я.
— Лизка ещё красивее! Но самое главное, не это. Она у нас умная! Намного умнее меня. Когда увидишь, поймёшь. Теперь понял?
— Понял, что даже женить меня хотите! Причём без моего согласия, — вздохнул я.
— Это твоё дело, — начал объяснять Петя. — Мы заботимся не о Лизе. Она и без тебя счастливой будет. Просто у тебя такие жизненные установки, что ты можешь остаться в жизни одиноким.
— Это какие же у меня жизненные установки? — удивился я.
— Деньги и вещи тебя мало интересуют. Так?
— Предположим, — согласился я.
— Тебя волнуют культурные ценности и прошлое народов Сибири. Вот ты меня про кочевую дорогу эвенков недавно спрашивал, что уводит на Камень? Кому-нибудь, кроме тебя, это надо? — посмотрел на меня молодой хант.
— Право не знаю? — растерялся я.
— Вот видишь! То, чем ты живёшь, русским девкам не интересно. Им подавай квартиру в городе, «Волгу» в гараже и денег побольше! Так? На другое они не согласны. С тобой в лес комаров кормить ни одна из них не пойдёт. Зимой тем более. Разве я не прав?
— Прав, наверное, — пожал я плечами.
— А Лизка за тобой может пойти хоть в Нижний мир! Такие у нас женщины. Они не умеют предавать. И всё, чем ты живёшь, ей тоже будет интересно. Знаешь, сколько она читает? Её ведь Лисак Павлович воспитывал…
— Всё, уговорил. Согласен! Если она такая, как ты говоришь, я «за»! Годиков через четыре-пять… Только с условием, если она меня полюбит….
— Она тебя считай, что уже полюбила! — выпалил не задумываясь Петька.
— Как так? Ты что несёшь? Это парень, уже слишком! — обозлился я.
— Когда ты рубил сруб своего дома рядом со взлётным полем. Это было в конце мая, помнишь, к тебе подходила молоденькая девчонка?
То, что припомнил Петя, я забыть, естественно, не мог. То было как сон: по взлётному полю шла молоденькая девчонка подросток. На ней было жёлтое коротенькое платьице, ветер то и дело подымал его подол, оголяя необыкновенно красивые, стройные ноги.
«Уже не девочка, но ещё не девушка, но до чего же красива!» — думал я, посматривая в её сторону.
Когда она подошла поближе, я разглядел её иконописное лицо. Большие чуть раскосые зелёные глаза! Красивые малиновые губы!
«Наверное, это воплощение самой Сорни Най! — думал я про себя. — Разгуливает себе в одиночестве по взлётному полю и не знает, что от её совершенства и красоты у меня голова кружится».
— Постой! — прервал я Петю. — Я помню ту девчонку, что подошла ко мне на срубе. Но ведь она была русской! У неё же рост почти как у тебя. Да и волосы светлее.
— Это была моя сестра, — засмеялся Пётр. — Она специально ходила взглянуть на странного русского. И ты ей очень понравился!
«Вот тебе и Сорни Эква! Всё вокруг меня и я ничего не знаю?»
— Только теперь до меня дошло, почему я больше ни разу эту молоденькую девушку в Угуте не видел.
— Лизка в конце мая из Сургута домой ехала, ей рассказали про русского ненормального, который в одиночку дом решил построить. И про то, как ты интересуешься нашими преданиями. Вот она и решила взглянуть на угутскую достопримечательность. Ну и как она тебе?
— Я думал, что это сама Сорни Най, — признался я.
— А мы её промеж себя так и зовём! — рассмеялся молодой хант.
— Я вот что не пойму, Петя, почему ваши Ярцемовские ханты так внешне отличаются от всех остальных? Вас ведь от нас, русских, не отличишь. Тебя, например, или твою сестру?
— Об этом надо спрашивать моего дядьку, он знает многое о родах северного народа. Я же могу сказать только то, что слышал. Есть легенда, Гера, которую не любят ханты рассказывать. Она повествует о том, что основная часть нашего народа, когда-то очень давно, пришла на север из южных степей.
— А почему ханты не любят эту легенду? — поинтересовался я.
— Потому, что в ней говорится, что место, куда они пришли, уже было занято. Здесь жили люди «аус-ях» или железные богатыри. Они сюда пришли с далёкого севера. И предки хантов, несмотря на то, что их было больше, вынуждены были им подчиниться.
— А почему «аус-ях» вы называете железными? — задал я новый вопрос.
— Легенда гласит, что они надевали на себя чешуйчатые, как у рыб панцири, которые пробить ничем было невозможно. Мы, Ярцемовские ханты Большого Югана, ещё часть Каюковских и являемся потомками железных «аус-ях». И мы до сих пор не смешиваемся с другими родами. Своих дочерей ни за Малоюганских, ни за Тайлаковских, ни за Тауровских не отдаём. И не берём от них себе в жёны.
— Как же вы тогда живёте? — невольно вырвалось у меня. — Так ведь можно и совсем выродиться?
— Не выродимся! — уверенно сказал Петя. — Такие же как мы живут на Большом Салыме. Правда они давно родственники. Но всё равно. А моя мать вообще с Колик Ёгана, что на Вахе. Там точно полным-полно потомков «аус-ях».
Всё, что говорил Петя, в точности совпадало с теми данными, с которыми меня познакомили московские учёные.
«Так вот почему антропологически ханты далеко не однородны? — подумал я. — Потомки родов, пришедших с севера, не хотят смешиваться с потомками родов пришедших с юга».
— Мы, как бы считаемся в среде хантов их правящей верхушкой. Из нашей среды выходили самые сильные шаманы, а в прошлом и вожди племён.
«И сейчас то же самое», — подумал я про себя.
— Твой отец, Петя, выполняет функции племенного вождя, и ты это хорошо знаешь, а дядя — самый сильный на Югане шаман — хранитель мужа Сорни Най, духа Югана.
— Мы, как потомки людей, пришедших с севера, — продолжил свой рассказ молодой Ярцемов. — Считаем, что по крови являемся родственниками вам, русским. Наши шаманы когда-то говорили, что у нас с вами были общие предки. Мы и дома строим такие же как вы, большие и тёплые, и оленей разводим, и пасти их не ленимся. Ты ведь заметил, что из хантов мы самые богатые?
— Заметил! — кивнул я головой. — Ладно, Петя, спасибо за твой рассказ, когда приедет Лисак Павлович, я его попрошу что-нибудь мне рассказать о северных родах, а сейчас можно мне посмотреть некоторые книги? — прервал я его.
— Конечно! — согласился молодой Ярцемов.
Когда я подошёл к стеллажу, меня поразило то, что много книг было дореволюционных изданий.
«Откуда он их взял? — ломал я голову. — Может из сургутских библиотек? Или даже из самого Тобольска?»
На глаза попала «Божественная комедия» Данте. Рядом стояла XIX века Библия. Я открыл обе книги и увидел, что иллюстрированы они великим итальянским графиком Дорэ.
«Ну и Лисак Павлович! У него здесь такое собрание, — оглядел я другие книги, — какого в наше время нет ни в одной библиотеке! Разве что где-нибудь в Москве, куда пускают только по пропускам».
Пока я изучал библиотеку, Петя занимался хозяйством. Он распотрошил одного глухаря и растопил на улице кор.
— Будем готовить глухаря по-хантейски в клюкве, — сообщил он мне радостно.
Но меня радовал не глухарь, а знакомство с некоторыми книгами, о которых раньше я только слышал.
Незаметно один за другим пролетели три дня. В душе я верил, что погода особо не должна измениться, но всё равно боялся.
«А вдруг прогноз окажется не враньём? Что тогда? Скуёт реку, а потом и Юган. Как мне добраться до посёлка?» — размышлял я.
Иногда хотелось, не дожидаясь шамана, сесть в свою «Казанку» и отправиться в Угут. Там непочатый край работы! Брошенный дом… А потом я собирался посетить юрты Кинямины и напроситься с Николаем на охоту. В мыслях была история с призраками. Надо было как-то её решить. Тем более, что после знакомства с Ярцемовскими хантами в голове многое стало на место. Появилась какая-никакая, но система. По крайней мере, я знал, куда делась часть людей белой расы, которая пришла в таёжную зону Западной Сибири с севера.
Но, как и говорил хранитель главного капища, к концу третьего дня раздался со стороны реки гул его лодочного мотора.
— Дядька едет! — радостно кивнул молодой Ярцемов.
И мы оба пошли встречать прибывшего.
— Всё нормально, мы успели, перенесли кумир в другое место. Об этом знают только три человека, включая и меня, — окинул нас взглядом шаман. — А теперь давайте в дом, надо попить чаю.
После ужина и крепкого чая Лисак Павлович подозвал к себе своего племянника и велел ему подготовить на ярке у речки костёр.
— У меня разговор с Георгием, — посмотрел он на него строго, — до утра. Поэтому дров привези на лодке и побольше, — наказал он ему.
Я хотел было помочь Пете, но Лисак Павлович меня остановил.
— Не ходи, я его отослал, чтобы поговорить с тобою о делах. Так и есть, хотели ограбить! Им мало своих бешеных заработков. Решили продать в музей и наше капище. Но прежде всего чёрных соболей с кумира — и не в музей.
— А, правда, что их на саке тысяча? — спросил я.
— Нет, конечно, всего триста! Но дело не в них, не в соболях, а в людской жадности и подлости.
— До чего же есть люди ненасытные! На мой взгляд, психически больные.
— Я с тобою согласен! — кивнул головой хранитель духа. — Но о них не будем, они понесут своё наказание и скоро. Как тебе мои книги? — спросил меня шаман, переводя разговор на другую тему.
— До сих пор не могу поверить, что я их видел и кое-что из них читал, — сказал я.
— Значит, понравились! Это хорошо, — посмотрел он на меня. — А теперь, вот что, Гера, ты конечно прости, что я поинтересовался событиями твоего будущего. Подтолкнула интуиция: я давно чувствую над твоей головой беду. Не знаю, как это выразить, но ты в серьёзной опасности. И враг твой намного сильнее меня!
— Что это ещё за враг? — искренне удивился я.
— Дух давным-давно умершего шамана народа «аус-ях». Железных людей, которые здесь когда-то жили до прихода хантов.
— Чьими потомками вы Ярцемовы являетесь? — спросил я Лисака Павловича.
— Значит кое-что Петька тебе поведал, — улыбнулся хранитель духа. — Это хорошо, мне меньше придётся тебе объяснять. Да, мы потомки того народа. В нас, правда, много ещё и угорской крови. Как ты понимаешь, чистота относительная. Но дело не в нас, а в тебе. Объясни, как тебя угораздило навлечь на себя гнев мёртвого? Это ведь надо умудриться! С таким явлением в своей жизни я ещё не встречался. Смерть за тобой ходит по пятам. Годами ходит, но себя никак не проявляет?! Такого я тоже не понимаю! Может от того, что ты обладаешь силой? Рядом с тобой проявляет себя дух какого-то медведя… И сила человека… С медведем мне всё ясно, тебе помог с оберегом шаман.
— Эвенкийская шаманка, — поправил я.
— Но сила человека, прямо скажу тебе, нечеловеческая! Не будь её, ты у нас здесь в угутских лесах давно бы погиб… Причём раньше такой враждебности относительно тебя не было. Всё началось с твоего приезда в Угут? Ты мне можешь объяснить, что происходит?
— Пожалуй, что могу, — вздохнул я. — Только боюсь навлечь на вас беду. Ту самую, в какой я нахожусь сейчас сам.
— Ничего, переживу! — ответил Лисак Павлович. — Давай рассказывай.
Помолчав немного, я поведал ему всё, что услышал от старого фельдшера. Во время моего рассказа Лисак Павлович кивал головой и одни раз даже закрыл глаза. Когда я закончил, воцарилось долгое молчание.
— Вот теперь вы знаете всё, — сказал я.
— А что это за человек? С таким духовным потенциалом людей просто не может быть?! — посмотрел шаман на меня вопросительно.
— Это не моя тайна, поэтому простите, поведать её я вам не могу.
— И не надо. Важно, что сила его с тобою присутствует. Это главное, — сказал Лисак Павлович. — Ты, я надеюсь, Коле Кинямину ничего про маячку не сказывал? — спросил он меня, вспомнив о моих намерениях.
— Нет, конечно! Это он мне про неё больше рассказывал.
— Вот и хорошо! А теперь слушай, что я тебе скажу: всё, что поведал тебе фельдшер из Нарыма, правда, Гера. И зря, что ты до конца в его рассказ не поверил. Может поэтому и живой остался. Шаманское прикрытие тебя бы не спасло, — взглянул он на висящий на моей шее медвежий клык. — Тебя прикрывает сила того, о ком ты предпочитаешь молчать. Откуда он взялся и как ты с ним познакомился, меня не касается. Не будь его, тебя бы уже не было. Но запомни, сила мёртвого сложена из множества, а тебя прикрывает один.
— К тому же, он тоже погиб, — сказал я со вздохом.
— Погиб? Я не вижу его мёртвым. Ну да ладно, считай, что погиб! Я вот к чему: похоже, ты не посвятил этого человека в то, о чём только что мне поведал. Иначе всё могло сложиться не так. И помощь тебе не нужна была бы. У него сработала интуиция, что ты можешь оказаться в опасности. И он тебя на всякий случай прикрыл. Но сейчас этого мало. Почему ты не рассказал ему про то, что услышал от фельдшера?
— Потому, что не поверил ему. Посчитал, что нападение медведя на него было случайным.
— Запомни, случайностей в жизни не бывает. Везде присутствует скрытая закономерность. Просто сложно её уловить, — поднялся из-за стола Лисак Павлович. — Пойдём на улицу, нам сейчас нужен огонь. Огонь всегда защита от тёмных. Поэтому, все серьёзные разговоры должны вестись у огня.
Мы вышли из домика и направились к речке. На яру недалеко от воды нас ждал разгорающийся костёр.
— Ты, Петя, ступай домой и ложись спать, — посмотрел на своего племянника хранитель духа. — А ты, Георгий, садись и слушай.
— Можно мне один вопрос? — обратился я к шаману.
— Конечно! — кивнул он.
— В чём заключается защита, о которой вы только что говорили?
— Во-первых, — обратился ко мне Лисак Павлович. — На «вы» не стоит! Мы должны стать с тобой единым целым — так надо. И, во-вторых, «вы» всегда притягивает к себе силу тёмных. А защита заключается в том, что дух мёртвого о тебе знает, но не может тебя точно вычислить. Ты из его, если можно так сказать, поля зрения исчез. До прикрытия он тебя видел и чувствовал, но ты тогда был не опасен. Сейчас твои намерения изменились, и он это знает, но найти тебя стало чрезвычайно трудно.
— Он живёт в сознании медведя, это дух? — задал я ещё один вопрос.
— Отнюдь нет. Его место в потустороннем мире. Но он может в любой момент вселиться в нужного медведя. В того, который ближе к тебе. И таким образом материализоваться. Беда в том, что ты, поиском кургана с идолами сам себя ему откроешь. Идолы, которых на самом деле надо уничтожить, являются для тебя приманкой. Тут-то дух мёртвого тебя и накроет.
— Что же мне делать? С одной стороны надо, а с другой — нельзя, — спросил я его.
— Есть выход, но мне придётся пообщаться с духом реки. Если Юган-Ики придёт к тебе на помощь, всё решится.
— А если он откажется мне помочь? — спросил я шамана.
— Не должен, — подумав, сказал Лисак Павлович. — Ты показал себя как друг. В том, что получишь от него поддержку, я уверен. Главное, не суетись. Приедешь в Угут, ни на какую охоту не ходи. Вообще в тайгу ни шагу! Понял?
Я молча кивнул.
— Займись работой. Приводи в порядок свой дом, читай книги и жди меня. Я приеду к тебе в середине марта. В Угуте купишь женский платок. Запомни: на чёрном фоне должны быть красные цветы. Наш платок, который любят носить хантейские женщины. Когда приеду, этот платок должен быть у тебя под рукой. Чтобы не искал. Появлюсь я в четыре утра. И ещё: твой «Буран» должен быть заправлен, на нарте закрепишь канистру с бензином для дозаправки. Литров двадцать хватит. В Угуте никто не должен знать, что я приеду. Появлюсь ночью, в темноте вместе и уедем. Вернёшься назад один. Всё понял? — спросил меня хранитель духа.
— Всё, — кивнул я головой.
— А теперь я тебе расскажу одно старинное хантейское предание. Его знают только некоторые шаманы. В основном, потомки северных родов, — пошевелил палкой горящий костёр Лисак Павлович.
