Annotation
Сборник фантастических рассказов.
Prima deus
Степан в гордом одиночестве лежал на пляже, зарывшись в песок, и смотрел в сторону заката, туда, где океан окрасился в алые оттенки. Его полёт фантазии неожиданно прервался, когда вид Солнца попал в какую-то огромную линзу. А через секунду на берегу вместо линзы появились мужчина в чёрном плаще и молодой человек в белой рубашке. Они не заметили ещё секунду назад безмятежного лежебоку и продолжили разговор, который точно начался где-то в другом месте. Степан, несмотря на плеск волн, отчётливо слышал незнакомцев, смотрящих вдаль.
- Как вы поняли, что существуете?
- Не сразу, и я уже точно никогда не вспомню, когда осознал это. Мир тогда был другим, молочной пеной, смесью из не родившихся звёзд, без холода, без тепла, без света. Даже без этих понятий, ведь язык ещё никто не придумал, да и не был нужен. И тогда у меня не было глаз, чтобы увидеть, насколько этот растущий мир мал. И даже понятие мира не опишет то пространство, в котором я находился. Время, правда, так же неощутимо, как и сейчас. Тот период, так же бесконечен, как бесконечна бегущая окружность кольца, а вся моя жизнь до сегодняшнего момента не имела начала, и я не знаю, будет ли ей конец.
Я не сразу осознал, что существую, но первое чувство, которое я испытал – это одиночество. Мой мир, сжатый в одну точку единовременно стал расширяться во всех направлениях. И до сих пор мне не известно, сколько вообще существует этих направлений, потому что когда я ощутил пространство, границы мира расширились настолько, что это обескуражило меня, смутило и ошеломило. И тогда я испытал ещё кое-что - эйфорию от всевозрастающей свободы.
Вечность, ещё одна вечность прошла с момента рождения. И эта вечность моё детство. В это время я сформировался как что-то обособленное от действительности. В эту вечность я наблюдал, как образуется материя, но не понимал, что это такое. В эту вечность я приобрёл многие из чувств. Я стал видеть, слышать, ощущать, но в то же время потерял чувство повсеместности, вездесущности, которое в этой вечности стало отягощать меня. Когда оно пропало, я стал осознавать себя кем-то другим. Свобода открыла мне новые горизонты. Путешествуя от края до края мира, уже тогда казавшегося мне бесконечным, я видел, как сталкиваются частицы, образуя что-то новое. Это новое не давало покоя, и я непрерывно наблюдал за происходящим. Ох, как же я был не сведущ.
- Но теперь вы знаете всё?! Не так ли?!
- Меня трудно удивить, да, но это не так. Я понимаю, что могу чего-то не знать, чего-то не видеть. Ещё многое скрывается где-то там в будущем. Ждёт, когда я его найду. И хоть история материи циклична, а её жизнь имеет начало и конец, всё же их я изучил не так много, чтобы утверждать, что познал все её состояния. И это ещё одна вечность - вечность, в которой я уже стал понимать, насколько усложняется действительность, окружающая меня. Это понимание ужаснуло. Я вдруг стал бояться, что не успею за всем и не смогу наблюдать все процессы, проходящие вокруг. В панике, я отрёкся от всего на целую вечность. Но мне пришлось вернуться и открыть глаза. То, что я увидел, ослепило в прямом смысле. Целые звёздные системы развились к этому времени, планеты и галактики стали составлять единую Вселенную – мою Вселенную. Внутри снова проснулось чувство исследования, и я незамедлительно отправился от одной звезды к другой в надежде найти что-то интересное. К этой вечности я сформировался окончательно и стал тем, кем являюсь сейчас.
Всё шло само собой, но путешествуя, я наткнулся на кое-что удивительное. То, что напомнило мне себя в мою самую первую вечность. Что-то трепыхающееся в серой жидкой массе двигалось по собственной воле, оно боялось света, несущего смерть в те ранние времена, и погружалось на глубину. Остановившись, я стал наблюдать, как эта серая масса превращается в нечто большее и сложное. Я ни на один миг не терял к ней интерес, пока не увидел в кого оно превратилось. Целые планеты по всей Вселенной заселила жизнь, такая разнообразная, такая хрупкая, но адаптивная.
- Вы упомянули смерть, но, наверное, только вам известно, что это на самом деле?
- Да, мне известно. Но если расскажу, то у вас пропадёт всякий интерес познать её. А я не хочу, чтобы мой новый друг лишился такой прекрасной возможности.
- Но?!
- Смерть – это всего лишь смерть, – перебил человек в чёрном. - Куда более интересна жизнь, которая рано или поздно захватывает всё пространство вокруг себя – моря, сушу, воздух, космос. Жизнь абсолютна. Она приобретает способность к самосознанию, и оно приводит к бесконечным возможностям, бесконечным знаниям и власти над материей, власти над самой жизнью. В эту вечность она напомнила мне себя, и я покинул её на короткий срок, а когда вернулся, то застал Вас.
Молодой человек ничего не ответил и вместе с другим незнакомцем шагнул в сторону прилива. Они даже не коснулись воды и исчезли, так же, как и появились. Степан ещё долго лежал на пляже пока непонятное оцепенение не спало. Стряхнув песок, он зашагал домой, как будто с ним ничего не произошло.
Саргонский слизень
Холодно и зябко. До рассвета остаётся меньше часа. Мелкий дождь медленно сменился хлопьями белоснежного снега. Скоро в бой. Лейтенант в последний раз обходит бойцов.
Через час они уже продвигаются под прикрытием танка к вражеским окопам. Двадцать первая армия юной республики в новой попытке пытается взять ключевую высоту. Гремит артиллерия. Под минным разградителем вновь взрывается смертоносная ловушка. Не смолкают пулемётные очереди и многочисленные одиночные выстрелы. Миномётные снаряды падают справа и слева, оставляя дымящееся углубление в когда-то плодородной почве. Есть только один путь, вперёд под свинцовый град. Лейтенант кричит, приказывает солдатам, толкает их вперёд. Пистолет дрожит у него в руке. Минуту назад он застрелил молодого парня, что не совладал со страхом и побежал назад, прочь от верной смерти. Солдаты видели это. Никто не хотел вот так же погибнуть и решительнее двинулись вперёд, несмотря на то, что каждого третьего в строю рано или поздно настигала пуля или осколок снаряда.
Танк подбили за сотню метров до окопов. Башня ещё некоторое время отстреливалась, прикрывала пехоту, но и её вскоре заклинило. Экипаж успел покинуть танк, прежде чем тот взорвался. Вражеские пулемёты не давали подступиться ближе. Лейтенант отправил пару бойцов уничтожить укреплённые доты врага, а когда их убили ещё двоих. Наконец, четвёртый солдат достиг цели и кинул две связанные гранаты в узкое окно. Шальная пуля ранила солдата, но он успел укрыться. В доте раздался мощный взрыв, и пулемёты, замолкавшие лишь на короткое время перезарядки, тут же стихли. Позиция врага ослабла, и лейтенант приказал наступать.
Перестрелка сменилась ближним штыковым боем. На прорыв линии стянулись вражеские солдаты, но сдержать республиканских бойцов им не удалось. Через час высота уже почти была взята. Тогда небо загудело, вражеская артиллерия ударила по собственным позициям. Взвод лейтенанта, попал под артиллерийский обстрел. Бойцы прыгали в окопы, пытались спастись от огненного града, но многие погибли.
Взрывной волной лейтенанта отбросило к насыпи перед окопом разбитого противотанкового орудия. Контуженный он долго не мог прийти в себя, а когда пришёл, то понял, что тяжело ранен. Один осколок попал ему в плечо, другой вспорол живот, высвободив внутренности. Рваная шинель пропиталась алой кровью. В голове непрерывный звон, лишь изредка прерываемый мощными взрывами. Один из них прогремел совсем близко перед разбитым танком.
Тяжёлый снаряд рванул на глазах лейтенанта. Он закрыл лицо рукавом, вспышка должна была ослепить его, но что-то помешало, встало на пути. Невидимое препятствие стало зримым, когда талый снег и почва, поднятые взрывом, ударились о почти двухметровую форму. Фронт волны достиг танка, откинув на лобовую броню едва различимый человеческий силуэт. Им оказался мужчина в серых капюшоне и накидке, что укрывала его от широких плеч до высоких сапогов. Чуть позже он встал, его качало из стороны в сторону. На несколько секунд он опять пропал в тенях, а затем снова появился уже на два шага ближе. И так несколько раз. Он ушёл от танка, двигался к раненному лейтенанту. Активный камуфляж, что скрывал незнакомца, в какой-то момент вовсе отказал, и это озлобило его. Он тут же сорвал прибор с предплечья и швырнул под ноги, а секундой позже быстро подобрал и выругался:
- Саргонский слизень! Да, что ж я делаю! Нельзя тут этим разбрасываться.
Незнакомец огляделся. Линия фронта была неясной. Бой продолжался в пригороде города, где-то на севере за лесным насаждением. Мужчина достал странный бинокль, недолго смотрел в него, затем спрятал обратно. Он наклонился, собрал осколки разбитого устройства и пошёл дальше, мимо разбитого противотанкового орудия, не заметив лежавшего в грязи лейтенанта.
- Помоги! – собравшись с силами, прохрипел боец.
- Что! Где? – оглянувшись на голос, незнакомец увидел человека.
- Я здесь!
- Ты! – незнакомец указал на раненого, как будто рядом был ещё кто-то, подошёл ближе и наклонился. – Видел меня?!
- Помоги. Мне больно. Ног не чувствую.
- Видел или нет?! – незнакомец схватил за шиворот очевидца.
- Видел, - хрипел лейтенант. - Всё видел.
- Ты не должен был! – отпустил шинель. - Что мне с тобой теперь делать?!
- А что ты можешь сделать, вот с этим? – Лейтенант приподнял шинель, открыв рану на животе.
- Хорошо же тебя зацепило. - Незнакомец положил руку на плечо солдата. - Давно ты тут лежишь?
- Не знаю. Помню, как упал, не помню, как очнулся. Холодно.
- Значит уже скоро.
- Помоги.
- Не имею права.
- Почему?! Кто ты?
- Ты не должен знать.
- Я умираю. Даже если найдут, медикам меня всё равно не спасти.
- Да, не спасти, - опустив взгляд, печально подтвердил незнакомец.
- Так, чего ты боишься? Я не глупец. Я видел, что ты сделал. Ты исчезал и вновь появлялся. Рядом взорвался снаряд, а на тебе и царапины нет.
- Ты слышишь, артиллерия замолчала.
- Да! - Лейтенант закашлял. - Неужели прорвались?!
Незнакомец собрался с мыслями и, наконец, ответил лейтенанту на вопросы, от которых сначала хотел уйти.
- Моё имя Тар Гаранар.
Лейтенант хотел представиться тоже, но ему не дали.
- Нет, не трать силы. Я знаю, кто ты и как тебя зовут. Знаю каждого, кто сражался на этом поле. Я наблюдатель. Моя задача следить за вашей цивилизацией. - Гаранар, говорил так, будто уже давно хотел с кем-то этим поделиться. - Я здесь не один, у меня опытная команда. Они уже вылетели и скоро подберут меня. Мы записываем вашу историю и решим когда твой мир будет готов к установлению связей с моим. Вот уже не одно столетие я слежу за самыми важными событиями на этой планете.
Гаранар сел на землю слева от лейтенанта.
- Значит эта война, она что-то решает?
- Любая война приводит к каким-то последствиям. Но эта! Её значение непонятно мне. Кажется, она и не заканчивалась, а просто была приостановлена. У вас всегда одни и те же причины, но разные поводы. Жаль, что ни одна проблема так и не решена ни в одном из конфликтов. Всегда оставались проигравшие и униженные, алчные и победители. А ведь ваш мир может процветать.
- Выходит, я умираю зря.
- Твоя смерть не имеет значения, солдат. Ваши правители решили отправить твой взвод на верную гибель, ты и сам убивал, чтобы выполнить приказ. Тебя можно понять, ты боялся. Больше не их, больше себя. Того, в кого они тебя превратили. Но ирония в другом, в том, что это даже не их решение. Твой народ, твоё правительство, как и тебя, вынудили это сделать.
- Что? О чём это ты?
- В вашем мире, есть многоугольный стол лиц. Они ферзи в этой шахматной партии. Парой они скучают, делают ставки, и вспыхивает новая война. Так они перезапускают экономику всего мира и богатеют на продаже оружия. Они правят правителями, потому что в их руках все ключи мира, при этом никто не знает об их существовании. Кто-то догадывается, но сделать ничего не может. Ещё недавно, в прошлую эпоху, их можно было назвать по именам, но теперь они ушли в тень и преуспели в этом как нельзя лучше.
- Почему же ты не вмешаешься, раз знаешь кто они?
- Я здесь лишь странник, сторонний наблюдатель. Чтобы зафиксировать момент, когда вы прозреете, и свергните ложных ферзей. Лишь тогда станет возможен контакт между нашими мирами.
Раздался короткий сигнал из-под одежд Гаранара. Он посмотрел вверх и прищурился. На его плечах загорелись зелёные точки, некоторые попали на лицо. Перед уходом он ещё раз посмотрел на бледного лейтенанта. Жизнь почти покинула офицера республики. Он потерял сознание и еле дышал.
- А ведь он не виноват в том, что сделал. Ложная правда, еда и одежда в обмен на верную службу. Что ж, надеюсь я не пожалею об этом.
Тар вытащил из сумки на поясе миниатюрные ампулы и шприц-пистолет. Вставил лекарство и уколол лейтенанта в шею. Затем спрятал всё обратно в специальный карман и лишь, потом поднялся с колена. Ещё секунду он стоял с поднятой вверх рукой, а затем растворился в воздухе, как будто его тут и вовсе не было. Через час совсем рядом раздался молодой женский голос:
- Жив ещё, хороший мой. - Тонкие тёплые пальцы коснулись лица. - Носилки! Скорее сюда!
На задворках Млечного Пути
“Если станет возможным обогнать свет, то сделавший это, наверняка, увидит вчерашний день”. Ерофеев Л.Я.
Космический крейсер "Варяг" – исследовательский центр, решающий проблемы зарождения и эволюции галактик, отправленный несколько лет назад на дальние рубежи Млечного Пути, наконец, достиг цели. Идут последние приготовления перед началом эксперимента. Капитан - Олег Синицин отдаёт приказы на мостике:
- Петрович, работаем по плану. Установи начальную на девяносто процентов от скорости света..
- Уже сделано, капитан, - подтвердил старпом Прохоров Сергей Петрович. – Взял на себя инициативу и перепроверил резервный генератор на случай непредвиденных ситуаций.
- Принято!
Капитан подключил полупрозрачный голографический монитор и закрепил его перед собой. В нём на фоне звёзд широкого лобового иллюминатора появилась проекция лица женщины с короткой причёской.
- Вера Николаевна, у вас всё готово?
- Да! – ответил приятный голос. – Провожу последние калибровки.
- Отлично, скоро начнём!
- Капитан?! Не хотите сказать пару слов экипажу? – намекнул Сергей Петрович.
- Думаю, нет, - но, увидев настойчивый взгляд старшего помощника, Синицын передумал. – Хм. Ладно. Дэн, выведите меня на громкую.
- Готово, капитан! - сказал оператор, сидевший за Олегом.
- Внимание, экипаж! Я потрачу немного времени, чтобы сказать какие же вы все молодцы, – голос капитана разнёсся по отсекам корабля. - Мы ничего пока не сделали, но являемся первыми людьми, оказавшимися на краю галактики. Много лет прошло с тех пор, как человек преодолел барьер световой скорости, но именно тогда учёные умы задумали эту экспедицию. И вот теперь мы здесь, чтобы в очередной раз доказать превосходство человеческого разума над загадками природы. Через некоторое время наш корабль покинет пределы Млечного Пути и устремится в пустой космос навстречу звёздному свету из протогалактики на краю Вселенной. Я могу только надеяться, что мы сможем зафиксировать необходимую информацию. На этом всё. Конец связи.
- Хорошая речь, капитан, - улыбаясь, заметил Сергей Петрович.
- Раз так, то буду надеяться, что она войдёт в историю, - пошутил Синицын.
На связь снова вышла Вера Николаевна и доложила, что калибровка завершена. Капитан, пользуясь последними минутами, убрал в сторону монитор, подошёл к иллюминатору и посмотрел навстречу пустому космосу. Видимо, тяжёлые предчувствия одолевали его перед полётом, все же, спустя немного времени он повернулся к команде и сказал:
- Ну что, поехали!?
Вернувшись на пульт управления, Синицын дал команду на старт. Двигатели корабля набирали обороты, создавая гул на нижних палубах. Команда, чья работа доведена до автоматизма, засуетилась, и замерла в ожидании, когда Дэн начал обратный отсчёт.
- Три, два, один!
Корабль вмиг исчез из звёздной системы, в которой находился последние сутки, покидая пределы Внешнего Рукава Млечного Пути. Его номинальная скорость постепенно приблизилась к установленной Прохоровым. Прошли первые секунды по меркам времени экипажа "Варяга":
- Капитан, мы достигли предела начальной скорости, - сообщил старший помощник.
- Хорошо, давай плавный переход на двести десять. А далее по уравнению, - и, подтягивая монитор, продолжил. – Как там у вас, Вера Николаевна?
- Запускаю амитарионные зонды. Будьте готовы направить больше энергии на аккумулирующую оболочку. Мы не должны потерять свет, который будет перенаправлен, - ответила Вера.
- Да, мамочка, спасибо что напомнила, - добавил Дэн.
- Даёшь двести девять девяносто девять! – снова шутил Сергей Петрович. – Всё, теперь нас не остановить.
"Варяг" ускорялся, пока не достиг установленного порога. Зонды, выпущенные Верой Николаевной, окружили корабль и вместе с ним своеобразным единым облаком полетели сквозь пустой космос, фиксируя каждый фотон. Информация передавалась в лабораторию корабля, где оперативно анализировалась и архивировалась. Создавалась временная картинка. Каждый запечатлённый свет отражал прошлое протогалактики в определённый момент её существования. Записанная таким образом информация опережала своё время и воспроизводила ускоренную запись прошлого далёкой галактики на краю Вселенной, где всё ещё продолжался большой взрыв.
***
Полёт в пустом космосе длился чуть меньше года. За это время было накоплено большое количество данных. Вера Николаевна обработала лишь небольшую их часть. Сделанное её командой открытие потрясло весь экипаж "Варяга". Стало очевидно, что собранных данных более чем достаточно. Капитан объявил об успехе экспедиции и приказал проложить обратный курс на той же скорости.
Двигаться в межзвёздном пространстве гораздо труднее и медленнее чем в пустом космосе. Даже для современных вычислительных мощностей навигационной системы "Варяга" – это непросто. Именно поэтому ни один из существующих кораблей не мог преодолеть некоторого максимального порога превышения скорости света, пересекая галактику. Но в пустом космосе "Варяг" превысил это ограничение.
Путешествие от дальних рубежей в заселённый людьми сектор занял более восьми лет. То, что увидел экипаж по прибытию к одной из центральных планет, повергло в шок всех его членов. Не было ни сигналов других кораблей, ни колоний, ни говоря уже о давно освоенных планетах. Не было ничего, что свидетельствовало о какой-нибудь глобальной катастрофе, уничтожившей процветающую цивилизацию. Ответ нашёлся, когда капитан приказал Дэну выполнить временной анализ, результаты которого он сообщил по громкой связи:
- Друзья, мне нелегко это объявлять, - Синицын сделал небольшую паузу. – Мы не вернёмся домой. Его ещё нет, во всяком случае, таким, каким мы его вспоминали.
Прошли сутки. Капитан объявил офицерский сбор, на котором присутствовали: Сергей Петрович, Вера Николаевна, возглавляющая научный отдел, Ли Бэй – главный механик и Стен Мартин - начальник безопасности.
Когда в овальную кают-компанию зашёл Ли Бэй, командный состав “Варяга” оказался в сборе. Офицеры сели за голографический стол с детальной картой галактики и активировали интерфейсные панели, материализовавшиеся в воздухе. Синицын, уже сидевший за основной панелью, начал первым:
- Мы оказались в непредвиденной ситуации. Я бы сказал невероятной, но многочисленные факты убеждают меня в обратном. Надеюсь, Вера Николаевна сможет объяснить суть произошедшего.
- По данным вернувшихся зондов, мы вычислили примерный возраст близлежащей планеты, - Вера Николаевна использовала панель и вывела в центр собрания проекцию сумрачного мира, о котором говорила. - Она оказалась на сотни миллионов лет моложе любой из возможных планет в Рукаве Персея. Также моя группа установила, что мы находимся в родной галактике Млечный Путь. Координаты исследуемой планеты оказались отмечены на галактической звёздной карте и распознаны интеллектуальной системой корабля. Таким образом, я могу лишь констатировать что, каким то образом мы преодолели временной барьер. Скорее всего – это связано с тем, что наш экипаж первый, чей корабль двигался через тёмную материю на сверхсветовых скоростях во много раз превышающих скорости путешествий внутри галактики.
- Да, но что теперь делать, - в разговор вступил темноволосый Ли Бэй. – Мы находимся в родном секторе, но цивилизации как таковые ещё не появились к этой временной отметке. Признаюсь, у меня нет идей на этот счёт. Разве только, что возвращение в пустой космос.
- Призрачная надежда. Ведь мы уже двигались по обратной траектории и если попали в какую-то темпоральную аномалию, то должны были пересечь её дважды, - вступив в разговор, сказал прагматичный Стэн.
- Охотно соглашусь, - подтвердила Вера Николаевна. – Впрочем, у меня пока нет конкретных предположений, так что про свою догадку я пока умолчу.
Нарастающее обсуждение непростой ситуации вызвало много эмоций со стороны офицеров. Мирная беседа переросла в жаркий спор о судьбе экипажа. Синицын предпочёл не участвовать в обсуждение, но когда его ноты стали тревожны, всё же вмешался:
- Довольно! Вы офицеры Альянса независимых систем. Вам запрещается поддаваться панике, даже в столь необычной ситуации. Вот как поступим. Раз уж так случилось, и мы попалив прошлое, не использовать ли нам эту возможность с конкретной целью? Давайте вспомним миссию нашего полёта. Она предельно ясна – проследить эволюцию галактик. Подумайте,сколько полезной информации мы сможем собрать, исследуя нетронутый космос. Знаете. Я верю в судьбу и предназначение. Возможно, именно для этого мы родились. Соберём как можно больше данных и оставим будущим цивилизациям.
- Возникает одна проблема, - заметила Вера Николаевна. – В науке путешествия во времени отрицаются как невозможные. Существует несколько теорий о структуре временного потока. Вы с ними хорошо знакомы, но я хотела бы озвучить наименее известную теорию, - офицеры прервали свои парные обсуждения и посмотрели на учёного. – Альфред Тох опубликовал в одной работе теорию о самоизлечении темпорального потока. По сути, он писал о свойстве времени исправлять парадоксы, вызванные темпоральными сдвигами. Должна признать, к его работе не было приложено математических выкладок. Это были отвлечённые рассуждения о свойствах времени. Таким образом, он признавал темпоральные путешествия, но только в прошлое относительно действующей временной отметки. Это частично доказывает тот факт, почему вернувшись по обратной траектории, мы не вернулись в настоящее. Вернее сказать совершили двойной прыжок, который, по мнению Тоха, увеличил наш скачок в гиперболической прогрессии. Всё же он не писал о сверхсветовых скоростях, но сделал несколько предположений. Первое – это то, что в будущее нам уже никак не попасть. Второе – это то, что если мы примем активное участие в изменении прошлого – это повлияет и на наше настоящее. Третье и самое важное – система может расценить нас как временной парадокс и стереть из истории, чтобы восстановить равновесие.
Команда задумалась. Они несколько минут молча сидели, и никто не решался высказаться. Наконец капитан сказал:
- Что ж проголосуем, а после вернётесь к своим подчинённым и успокоите их. От себя добавлю, что не желаю остаток дней сидеть без дела на краю родной галактики.
Офицеры решили продолжить исследовательскую миссию. Несколько из них одновременно высказались за детальную проверку систем корабля.
Закрепившись на дальней орбите газового гиганта, экипаж “Варяга” принялся за чистку и накопление энергии для дальнего перелёта. Были отключены основные системы, и даже маневровые двигатели корабля.
Дэну почему-то не спалось до своей вахты, поэтому он не сразу заметил, приближающийся по близкой траектории, “рой” мелких комет, притянутых гравитацией планеты. Пытаясь запустить двигатели, Дэн сделал всё возможное, чтобы избежать столкновения, но так и не смог увести “Варяг” из-под удара. Тысячи сверхпрочных осколков разрушенной кометы прошили корпус, разгерметизировав отсеки корабля. Большая часть экипажа погибла в первые минуты обстрела. Выжившие укрылись в инженерном отсеке на нижних уцелевших палубах. Но это лишь отсрочило неизбежный конец. Повреждённые двигатели “Варяга” не удалось запустить. Пробиваться в спасательные капсулы не имело смысла, некому было бы их подобрать, но многие всё е пытались. Сбитый с орбиты, “Варяг” медленно ускорялся, падая на планету, пока не погрузился в атмосферу, где на глубине был сжат огромным давлением газов, превратившись в своеобразную братскую могилу.
***
Но разрушение “Варяга” не прошло бесследно. Временная волна, созданная движением корабля, изменила текущий ход событий и породила множество отскоков и цепь незначительных изменений, повлиявших на причины экспедиции.
В прошлом “Варяг” был военным кораблём, участвовавшим в масштабной битве. Вопреки изначальному ходу событий, повреждения, полученные в ходе конфликта, невозможно было устранить. В итоге “Варяг” списали, и он стал памятником в историческом музее, посвящённом тому великому сражению.
Гораздо раньше случилось событие, которое в корне поменяло идею будущей экспедиции “Варяга”. Талантливый аспирант, находясь в центре полётов, заваривал кофе и наблюдал за стартом первого в своём роде беспилотного прототипа для преодоления порога световой скорости. Ему в голову случайно пришла экстраординарная идея, но он почему-то промолчал. Кофемолка не работала, и ему пришлось пить растворимый кофе, горький привкус которого помешал высказать случайную и немного сумбурную мысль. Отойдя ненадолго, чтобы избавиться от напитка, он столкнулся с выскочившей из-за перегородки молодой ассистенткой, и они оба запачкали рубашки. Потраченного на обоюдные изменения времени хватило, чтобы молодой человек пропустил начало старта и забыл о промелькнувшей мысли.
Таким нехитрым способом временная аномалия была исправлена на этот раз....
После нашей эры
Молодой исследователь Гарес зашёл в кубическую комнату. Его внешний вид вызывал улыбку. На нём был неудобный и узковатый в некоторых местах костюм. Снять его в ближайший час он никак не мог, поскольку хотел снова вернуться в полюбившийся мир. В этом месяце он с трудом сэкономил энергию на других проектах и без сожаления потратил на этот.
В центре комнаты над плитой парил приевшийся логотип – голубой шар, общий вид модели для тысячи других исследовательских проектов. Образ тут же исчез, когда Гарес поднялся на возвышение. Взамен появились экраны, с натуральными изображениями планеты, проецируемые на неощутимые плоскости по периметру. Чтобы увидеть их все, исследователю даже не пришлось поворачиваться. Ему достаточно было махнуть рукой, и плоскости перекручивались, следуя за датчиком в кольце на пальце.
Из всех возможных модуляций он выбрал, пожалуй, самую простую – «Расцвет и закат цивилизаций, планета Zero_056»
- Такс, посмотрим, - исследователь почесал затылок. – На чём я тогда остановился? – беспорядочно затыкал по опциям. – До нашей эры, наша эра, после нашей эры… Муть.… Надо было послушать систему и потратиться на закладку. Ладно. - Гарес махнул кистью, и столб из пёстрых объёмных глав прокрутился наугад. Перед глазами остановился кадр. – «Банды Гарлема, начало XX века». – Ну, что ж. Пожалуй, будет интересно.
Гарес прикоснулся ладонью к кадру и комната вокруг него тут же преобразилась. Проекция легла на стены, создав темнеющий горизонт после заката и череду уходящих вниз по улице двухэтажных домов. Появились прозрачные пустотелые сферы. Падая на асфальт, они превратились в случайные объекты: выбитую с проезжей части крышку от люка, уносимую ветром коробку, почтовый ящик экспресс почты. Теперь это была улица в одном из старых районов Нью-Йорка. Беззвёздное небо. Тусклое уличное освещение. Разбитый форд врезался в фонарный столб. Двери открыты, женщина лежит в собственной крови на тротуаре, едва дышит. Безмятежную ночь пронзают несмолкающие одиночные выстрелы, крики, звук пробитого пулей мусорного контейнера, стрекочущий рикошет.
Системный модуль переносит Гареса в центр улицы, ближе к перекрёстку, на котором остался чёрный след заноса. Система не даёт ему шанса разглядеть погибшую женщину, и он становится свидетелем ещё одного убийства. Молодой мужчина убегает с места аварии, прочь от автомобиля, изрешечённого автоматной очередью. Не целится, два раза стреляет взад и бежит дальше, зажимая рану на боку. Его догоняет несколько свинцовых подруг, он падает на колени, выдыхая горячий пар, валится на грудь, чтобы больше не подняться. Гарес, оставаясь невидимым бестелесным призраком для текущего мира, смотрит, как гангстеры садятся в кадиллак, и безнаказанно уезжают прочь.
- Ужас какой. Нет, так не пойдёт. – Его руки приходят в движение. Он словно отматывает события назад, к тому времени, что пропустил. Ещё не разбитый автомобиль проезжает на красный свет, на высокой скорости входит в поворот. Молодой мужчина за рулём. На пассажирском сидении женщина. Ещё живые. Их преследуют бандиты. Автоматная очередь перед поворотом. – Стоп! – Гарес командует системе. – Так вот из-за чего!? Пуля прошивает заднее колесо. Исправить! Рикошет, - он в ручном режиме меняет траекторию пули, так что она уже метит в колесо преследователей. – Вперёд.
В итоге, водитель кадиллака не справляется с управлением на повороте, и автомобиль, несколько раз переворачиваясь прямо на перекрёстке, вылетает на тротуар к соседнему зданию. Молодая пара благополучно уезжает как можно дальше.
- Пойдёт.… Так, что дальше! – Гарес останавливается ненадолго, чтобы подумать. - Система, шаг сто лет! Интервал одна секунда. Покажи мне это место.
Перед ним в быстром чередующемся порядке предстали все варианты будущего. Перекрёсток просуществовал недолго. Всего три раза. Дома выросли, улицы расширились. Потом ушли под землю. Поднялись в воздух. Снова под землю. Затем перекрёсток сменился стартовой площадкой для межгалактических челноков. Остался ей же ещё один раз, а потом превратился в нечто огромное, став единым целым с огромной конструкцией, что протянулась далеко за горизонт.
- Достаточно! Опять не то. Покажи начало. Мелководье. Поварьируем эволюцией!
Комната вновь преобразилась, на этот раз в широкую долину под тенью высокого вулкана. Рельеф опустился, море затопило часть равнины. Гарус прошёлся вперёд по мелководью, хлюпая ненамокаемыми ботинками. С досады он резко пнул плоский камень вбок. Пролетев несколько метров, он упал в неглубокий прозрачный водоём, погрузился на дно, а потом закопошился в глине, как будто ничего и не случилось.
- Опять триллобиты! – посмотрел вдаль. – И рениофиты тут как тут! Уже ведь было. Не можешь запомнить!? Поменяй хоть состав первичной атмосферы!
Небо стало прозрачнее, синева ярче. Долину заполнил густой зеленоватый туман. Через него солнце вовсе не ослепляло, а лучи несли тёплый голубой свет. Вместо рениофитов появились широкоствольные тёмно-красные водоросли, тянувшиеся вверх под действием тёплых восходящих паров.
- Вот! Уже хоть что-то. А теперь вымирание, процентов на восемьдесят пять. И покажи следующую эпоху.
Небо почернело. Пепел толстым слоем покрыл землю. Закапал кислотный дождь. Разряды молнии окрашивали горизонт почти каждую секунду. На выжженной серой долине ни следа даже примитивной жизни.
- Упс. Перестарался. Не только трилобитов коснулось. – Гарес посмотрел вверх. - А спутник то куда делся!? Без приливов же никак! Отмени последние изменения до перекрёстка. И сразу в дом Ипатьева к восемнадцатому году.
Комната вновь преобразилась. На этот раз в тёмный подвал с почерневшими стенами. На штукатурке сначала проявились, а потом вновь исчезли, огромные трещины, сколы от пуль. Пол залит кислотой, прогнил, а потом вновь преобразился. Гниль то наступала, то опять отступала. Люди в форме и без подняли оружие. Императорская семья гордо смотрит смерти в лицо. Всё замерло в ожидании тайного разрешения.
- Осечка, раз, - командовал Гарес. - Осечка, два. Осечка, три. Четыре. Пять.
Убийцы в недоумении, чувствуют присутствие высшей силы, озираются по сторонам. Во времени и по пространству бежит сильная рябь, изменяя будущее. В дом врываются другие люди в форме и без, спускаются в подвал, арестовывают расстрельную команду.
- Шаг сто лет. Посмотрим, что получилось. Выбери произвольную точку выхода.
Комната вновь изменилась. В этот раз уютное и светлое помещение, обставленное антикварной мебелью. Милая девушка в белом ванном халате сидит на мягком табурете. Служанка с феном в руках, сушит его высочеству локоны. Они смотрят друг на друга через высокое зеркало, беседуют на житейские темы, смеются, обсуждают мужчин.
- Ух! Екатерина третья. Удачно вышла. Оставлю как есть. Что-то я уже утомился. В следующий раз, пожалуй, устрою апокалипсис, с какими-нибудь кровожадными мутантами или вирусом. Точно! Лихорадку атипичного гриппа.
Гарес поднял загадочно палец вверх, согнув руку в локте. Постоял так немного, подумал и вышел из комнаты, оставив в покое исследуемый мир, измученный потрясениями. Он направился в квартиру, что располагалась в правом крыле исследовательской станции «Неизведанные горизонты Ноль». До встречи с друзьями в кают-компании оставались считанные минуты, а ему ещё предстояло сменить рабочий костюм, на что-то более просторное.
В клубе, что располагался на внутреннем уровне станции, его уже заждались Жанна и Рон. Они сидели на мягком диванчике, и палочками клевали сладкие белые шарики в тарелках за прозрачным столиком. Разговор у них явно не шёл, не хватало третьего - катализатора.
- Простите, что опоздал, - извинился Гарес, когда сел напротив друзей.
- Опять возился с той неудачной моделью? – сразу оживившись, предположил Рон,
- Не знаю, что-то в ней есть. Никак не могу прийти к приемлемому варианту. Столько переменных ещё ни в одном мире не встречал.
- Сдался он тебе, - отмахивался Рон. – Давно бы перезаписал другим.
- Нельзя этого делать. Негласное правило всё же, - вмешалась Жанна.
- Но в чём суть!? Никак не пойму.
- Суть в том, что они не виноваты, что появились гораздо позже нас, - объясняла Жанна. - Им доступны всего лишь семь измерений. А понять они могут только три. Вот как те, что мы используем прямо сейчас.
- Так вот зачем ты просила нас пешком прийти!? Я уже и забыл когда передвигался самостоятельно, вдыхал воздух лёгкими. Почему же в ходе эволюции они ещё не атрофировались!?
- За этим тебе в медицинский отдел. Они точно знают. Я уже спрашивала.
- Неужели! И до сих пор молчала?
- А когда бы я тебе рассказала!? Вы же такие заняты̀е, в своих мирах пропадаете. Раз в тысячелетие всего лишь вот так вот собираемся. И то, вы упираетесь постоянно! – высказывалась Жанна.
- Ты никогда не задумывался, что, возможно, эти вселенные существуют не только в наших моделях? А ещё где-то там в других параллелях, – предположил Гарес.
- Ты знаешь, проскальзывала мыслишка, - ответил первым Рон. - Но это кажется такой фантастикой. Что если предположу, то жутко становится. Я ведь там такого начудил.
- Не переживай. Гарес со своим миром поступает определённо хуже, - заметила Жанна.
Вдруг, браслеты на запястьях троицы засветились. Их голубое сияние создало над столиком проекцию головы женщины. Каждый приложил пальцы к уху, чтобы прослушать короткую трансляцию.
- Сообщение высшего приоритета, - беспокоилась Жанна. - Даже коммуникатор сам включился.
- Что-то серьёзное. В моём мире для предупреждения бедствий используют сирену, - заметил Гарес, а затем помрачнел в лице. – Вы это слышали!?
- Да, - ответил Рон и повторил сообщение вслух. - Станции дальнего обнаружения зафиксировали фронт фазового перехода и едва успели отправить предупреждение.
- Неужели это действительно случилось? – запаниковала Жанна, увидев, как все вокруг переполошились. Гости клуба в спешном порядке, опрокидывая мебель, собирались в группы и исчезали в потоке частиц, что уносили их прочь.
- Вперёд! – скомандовал Рон, поднявшись из-за стола. – К челноку!
- Нет смысла бежать? Рано или поздно фронт нагонит нас, - спокойно ответил Гарес. – Но миры, что мы посещаем. Они находятся гораздо дальше от нас. Пройдут ещё тысячи циклов, когда он накроет и их.
- Но ведь, переносишься не ты сам, а лишь информация о тебе, - возразила Жанна.
- Помнишь. Я застрял в симуляции?
- Еле откачали тебя. Ты был по ту сторону некоторое время.
- А я ведь прожил на их планете добрую сотню лет. И вернулся совершенно нормальным.
- Ты и до этого был ненормальным, чего уж там. Так что разницы мы не почувствовали, - рассуждение отвлекло Жанну и она приободрилась.
- А что если, существование возможно и после уничтожения первичного сосуда? Частично мы доказали это. Наши оболочки существуют и в других мирах.
- Но как можно выжить после полной аннигиляции? Не сходи с ума! – кричал Рон. – Всё, вы как хотите, а я улетаю. Проживу ещё несколько циклов, а вы погибайте, раз так хотите. – И растворился в потоке.
- Он всё же взял с собой транспортатор, - наблюдая, как ускользают разноцветные частицы с Роном, заключил Гарес. - Почему то я не удивлён. Надеюсь, ты со мной?
- Нет! Я не могу так скоро интегрироваться в твой мир. Мне придётся прыгать в свой.
Они вышли из кают-компании. По мере приближения фронта энергия рассеивалась со станции. Освещение сбоило первым. В коридорах уже было пусто, непривычно безлюдно и темно. Бегом они достигли лифта и прибыли на уровень лабораторий. У дверей в вычислительный центр они обнялись на прощание. Он прижал её ближе и неумело поцеловал. Они посмотрели друг другу в глаза. Она не хотела отпускать его, он её. Это было что-то новое для них. Но время ускользало, торопило, и тогда Жанна сказала:
- Найди меня после.
- Обязательно.
И они разошлись. Он направо, она налево. Чтобы прыгнуть в разные миры и встретиться лишь через сотни долгих циклов.
Крамер
- Перед боем, сыны, поджилки трясутся даже у бывалых воинов. И я наложил бы в штаны, не зная, какой враг нас ждёт. Но я знаю. Он ужасен, смертоносен и кровожаден, но смертен, как и любой из нас. Так что не сдерживайте ярость. Нашпигуйте ураном каждую тварь, что захочет вами поживиться. За мной бойцы. К победе!
Так воодушевлял нас полковник Крамер, прежде чем прыгнуть в люк из летуна на полном ходу. За ним и я, прямо в центр сражения, на головы безумных Кхадов. В полёте через облака густого чёрного дыма я стрелял по платформе, что занимали с десяток вражеских точек на запястном радаре. В ответ мимо пролетали красные разряды из лучевого оружия. Так я израсходовал весь боезапас ручного пулемёта, и уже на земле скинул его с плеча, как бесполезный груз. Кхады почти полностью уничтожили другую группу десанта, когда мы, наконец, достигли поверхности. Крамер слева от меня точным выстрелом в голову остановил бронированного монстра под два метра ростом. Его акулья голова ещё долго падала вниз с края платформы вслед за массивным телом.
Амортизаторы экзокостюма сработали как надо. На двадцатиметровой высоте раскрылись крылья-парашюты, и я удачно спустился, крепко встав на обе ноги. Группа быстро рассредоточилась, ведь нас обнаружили почти сразу. Враг напал с трёх направлений. Во внезапной атаке его убили двух наших. Тому оторвали руку вместе с винтовкой. Плазма из термального заряда залила ему грудь и прожгла броню. Диме тощий мерзкий кхад, вгрызся в хребет. Он нарочно убрал короткие клинки, зубами впился и переломил позвоночник.
Я дрогнул, но лишь на мгновение. Тут же поднял винтовку и сделал два точных выстрела безумцу в голову. Первый рассеял его кинетическую броню, а второй с урановым наконечником пробил металлоорганический нарост на лбу и разорвал голову. Тощее тело медленно рухнуло. За спиной раздался твёрдый голос командира:
- Держать оборону бойцы! «Мартынка» уже на подходе.
Через несколько секунд ходячее орудие с тремя огневыми точками, стрелками и пилотом приземлилось на платформу. Кхады прижали нас к руинам здания, уже убили или ранили треть взвода, когда «Мартынка» запела. Её лучевое орудие прожигало за доли секунды любой кинетический барьер врага. Мы освободились и стали мобильнее. Искали укрытия от смертельных лучей. «Мартынка» забралась на стену разрушенной высотки справа, и прикрывала. В орудие тут же полетели многочисленные выстрелы врага. Но оно была хорошо защищено, его щиты подпитывал флагман на орбите, как впрочем, и сотни других. Действовать всё же нужно было быстро. Крамер повёл нас по узким улицам и переходам, заваленным обломками частично или полностью. Наш взвод отстреливался на бегу, отставших и последних в строю мы потеряли, когда, наконец, вышли в заданную точку, к широкой площади с огромным фонтаном в центре. Нас тут давно ждали, как подкрепление в длительной перестрелке. Справа наши, слева враги. Они ещё не заметили нас. Крамер не растерялся, жестами указал слабые позиции. «Мартынка» вдалеке сзади ещё отстреливалась от врага. Когда один из кхадов всё же развернул голову в нашу сторону, то полковник проорал во всё охрипшее горло, что было мочи:
- Вперёд!
Боль, крики, взрывы. Крамер, прикрывается ростовым щитом, ведёт вперёд трёх солдат. Вспышка слева ослепляет меня ненадолго. Отползаю в сторону. Прихожу в себя через несколько минут, наших рядом нет, выглядываю из-за угла. Вижу группу кхадов. Из засады они ранили Алана и подошли, чтобы добить его. Помочь не успел. Кинул гранату, прижался к стенке. Вакуумный хлопок должен был стянуть врага друг к другу. Выглядываю снова и прицельными выстрелами добиваю последних уродов. Подхожу к товарищу, лицо окровавлено, он убит выстрелом в голову. Его глаза открыты, встаю на колено и прикрываю их.
Бой за площадь вскоре стих. Половина личного состава мертва, почти каждый ранен. Крамер сидит за бордюром в огромной чаше фонтана, пытается остановить кровотечение из бедра медицинским гелем. «Мартынка» разбита, лишь пилот смог спастись до её подрыва. Оглушённый, я нахожу плиту, чтобы присесть, но не успеваю. Авиация врага наносит молниеносный удар по захваченной позиции, да так что земля уходит из-под ног и загорается.
Не помню, как оказался в здании. За разбитым окном слышны стоны обгорелых бойцов. Что-то огромное ползёт в переулке, шуршит обломками, раздвигает их. В дверной проём справа от меня отброшенные чешуйчатым толстым туловищем закатились разбитые строительные блоки. Я сильнее прижался к стене, напряг мышцы, вцепился руками в винтовку и неподвижно замер.
- Нет, нет. Только не он, - шептал я, пытаясь побороть страх.
Услышав стоны, чудовище ускорилось. Его хвост недолго промелькнул в узкой щели дверного прохода. Я приподнялся и заглянул одни глазом через оконный проём. Чёрный змей, чья голова шире человеческого тела, поднялся над Скотти. Он поздно обратил внимание на треск за спиной, поскольку пытался вытащить товарища из-под металлической балки, что придавила тому ногу. Змей подполз сзади и одним резки броском переломил ему шею. Солдат лишь раз успел выстрелить, прежде чем огромные челюсти сдавили его. Я отвернулся и припал обратно к стене. Раздался глухой крик. Яд убивал мгновенно и уже через несколько секунд Скотти затих. За тем ещё один неприятный громкий хруст. Змей искал выживших, добивал солдат, не успевших опомниться от бомбардировки.
Я не мог сидеть в укрытии дальше. У меня была винтовка, разрывная граната и детонатор с взрывчаткой. Я подключил смертельный набор и вышел на змея лицом к лицу. Он будто ждал меня, словно чуял или слышал, пока проползал мимо. Или распознал сердцебиение, или дыхание, за прочими волнениями воздуха, но не придавал значения, пока я не поборол страх и не поднялся.
Я выстрелил в него. Блестящая чешуйка размером с ладонь откололась от тела. Граната взорвалась под его брюхом, но едва ли навредила. Длинный хвост сбил с ног на землю. Резкая боль пронзила затылок, когда я упал на спину, в глазах потемнело, сознание покидало меня.
- Последнее, что я помню, это как голова змея нависла надо мной. Спасибо, что вытащили меня, полковник.
Портретист
I
В конце 1856 года в одном из широких залов дома состоятельного дворянина молодой художник писал портрет хозяина поместья – Николая Николаевича Харканова. За окном падали большие хлопья снега и нетерпеливый помещик, устав стоять в одном положении перед камином, обратился к художнику – Павлу Воронцову:
- Ну, сколько можно?!
- Терпение, ваше высокоблагородие, осталось совсем чуть-чуть. - Спустя несколько минут портретист закончил. - Ну вот, готово! Конечно, ещё остались некоторые детали и нужно сделать фон, но вы получились очень хорошо!
Воронцов развернул мольберт заказчику. Помещик подошёл ближе, достал монокль из нагрудного кармана, и как только приложил его, тут же переменился в лице. Стёклышко выпало и повисло на цепочке. Харканов в наигранном гневе и недоумении обратился к художнику.
- Как такое можно вообще назвать искусством?! Я хотел, чтобы вы отобразили меня в лучшем свете, а вместо этого, что я вижу?!
- Отнюдь, как вы и просили, - пытаясь дать оценку труду, начал Воронцов. - Я подчеркнул и выразил сильные стороны - приподнял подбородок, убрал седину и...
- Нет, всё не то, - прерывая художника, сказал помещик, размахивая рукой. – Это никуда не годится. Более того, я оскорблён!
- Помилуйте, да в чём же дело?!
- Убирайся с глаз долой, пока слуги не вышвырнули тебя!
Понимая, что оплаты за многочасовой труд не будет, Воронцов накинул пальто, собрал вещи, взял под мышку накрытый тканью холст и вышел через открытую любезным швейцаром дверь. На улице за воротами было достаточно тепло для зимнего субботнего дня, и художник не спеша пошёл вниз по дороге до близлежащего городишки. Там он надеялся выписать ещё одну подорожную и вместе с почтовыми лошадьми отправиться в губернский город, где проживал в скромной мансарде одного из доходных домов на деньги, высылаемые отцом.
До ночи не было подходящей упряжки, а когда она наконец-то появилась, то чуть было не ушла в руки чрезвычайно наглого и толстого чиновника. К счастью, для Воронцова чиновник в последний момент передумал, и художник смог выехать, тратя последние деньги из аванса, выданного помещиком. И вот после нескольких часов езды по заснеженной дороге за поворотом промелькнули огни губернского города. Ещё минут сорок потребовалось Павлу, чтобы добраться до своей холодной комнаты, заставленной эскизами, незаконченными картинами и портретами незнакомцев. Рухнув на кровать, он вспомнил о том, как нагло с ним поступил помещик и принялся жалеть себя: «Ничего, скоро клиенты будут толпами ходить. Ещё завидовать будут моему таланту. Ещё немного потерпеть и всё наладится. А как же иначе? Обязательно наладится!». Но время было неумолимо, и вот уже подходил к концу срок, в течение которого хозяин дома дал возможность оплатить долг арендной платы за жильё, а ни денег, ни работы по-прежнему не было. Разругавшись с отцом в их последнюю встречу, Павел лишился материальной поддержки, и теперь мог остаться без крова. Настолько стали плохи его дела, что он чуть не расплакался. Душащий ком подступил к горлу и, чтобы немного отвлечься, художник решил умыться с долгой дороги. Он соскочил с кровати и, взяв с подоконника большой кувшин, спустился на первый этаж за горячей водой.
В коридорах большого дома по пути на кухню попалось много людей: от простых студентов, как и он, до старых чиновников, спешивших под утро выходного дня сделать все более или менее важные дела. Поздоровавшись с соседями, Павел встретил Иван Ивановича - хозяина дома. Разговор с этим тучным и ушлым человеком оказался очевидным и неприятным.
- Ну-с, Воронцов, жду от тебя уплаты на неделе, не то выгоню на мороз. Мне тут бездари не нужны. Я в мансарду двоих могу заселить и иметь при этом больше выгоды, чем задаром содержать такого бездельника.
- Иван Иванович, дела мои неважно идут. Последнюю работу не оплатили, а новой пока не подвернулось. Возможно, вы сделаете исключение в своих строгих правилах и дадите мне ещё неделю-другую?
- Так Павел, если не предоставишь деньги за просроченное время и ещё за следующий месяц вперёд, то будешь выставлен с барахлом. Довольно! Или плати или выметайся! - с этими словами на высокой ноте Иван Иванович скрылся в квартире, дверь хлопнула, а затем послушался ржавый скрип дверного засова.
- Как будто ты найдёшь дураков, чтобы жить в таком холоде, - вполголоса выпалил художник.
Мысли о том, что делать дальше, не покидали голову Воронцова. С кипятком он поднялся к себе и удивился тому, что в его запертой комнате находился посторонний.
- Кто вы и что тут делаете?! - громко спросил Павел.
- Не стоит поднимать такой шум юный художник. Я быть может последний кто хочет помочь Вам в таком нелёгком деле как искусство, - с этими словами человек, стоявший до этого спиной к Воронцову, повернулся лицом. Его глаза слегка блеснули на повороте и жадно впились в художника.
Павел заметил блеск, но не придал значения, подумав, что просто утомился, и захлопнул за собой дверь, потом поставил кувшин с кипятком на маленький стол справа от гостя и спросил:
- Как вы сюда попали?! И откуда знаете обо мне?
- Дверь. Была не заперта, поэтому я решил подождать внутри, в надежде на то, что хозяин столь скромного жилья скоро вернётся, - гость одетый не по сезону в длинное чёрное пальто и кожаные сапоги отвечал крайне уважительно и дружелюбно.
- Странно, но я точно помню, что закрывал на ключ, впрочем, не важно, брать у меня нечего. Что Вам угодно?
Не обращая внимания на таинственную и довольно странную личность, Воронцов начал умываться. Незваный гость медлил с ответом и пристально наблюдал за художником, а когда тот закончил, вдруг сказал:
- Так ещё никто не поступал. Обычно люди задают куда более бессмысленные вопросы, но только не Вы!
- Что что? Кстати как ваше имя, господин? Раз знаете, кто я, то мне не мешало бы знать, кто Вы, - вытирая лицо испачканным краской полотенцем, осведомился Павел.
- О, я привык ко многим именам, но можете звать меня просто демон отчаяния и порока!
- Шутить изволите! - рассмеялся Павел. - Впрочем, я сейчас не настроен на веселье. У меня была тяжёлая ночь, и я только что вернулся из поездки. Поэтому прошу сейчас оставить меня!
- Позвольте, прежде чем выгонять выслушайте моё весьма выгодное предложение. В противном случае, на следующей недели Вы окажитесь на улицах.
Заинтересованный Воронцов пригласил странного гостя присесть в единственные кресла напротив кровати. Он даже предложил ему чаю, но тот отказался и перешёл сразу к делу.
- Так как ваше настоящее имя? - переспросил Павел.
- Не будем повторяться! Впрочем, если вы узнаете истинное имя, то получите полную власть надо мной, а я допустить этого никак не могу, - таинственный незнакомец улыбнулся.
- Всё шутите!
- Ничуть. Видите ли, я хочу заключить с вами сделку.
- Давайте угадаю, - поспешил Павел. - Я продам душу, а взамен вы исполните то, что я пожелаю. Так?
- Не совсем. Суть сделки будет заключаться в том, что по роду деятельности вы обязуетесь поставлять мне душу клиентов, которых я направлю к вам.
Воронцов пристально посмотрел в лицо незнакомца и в тусклом свете свечи понял, что тот вовсе не шутил и говорил всё это вполне серьёзно.
- Мне надо бы вас выгнать прочь, но я хочу знать детали. Не каждый раз услышишь такой искусный бред, видимо, больного человека, - с иронией отвечал Павел.
- Хорошо, считайте так, как вам будет проще воспринять. Так вот, в моём распоряжении имеется особый инструмент, который я хочу преподнести вам. Сейчас он лежит на столике у кровати.
Гость откинулся на спинки кресел и замолк, тем самым дав время художнику оценить подношение. Павел развернулся и увидел тонкую овальную палитру. Её нельзя было различить в полумраке, если точно не знать, где искать. Подойдя ближе, Павел взял инструмент в руки и сказал:
- Яблоня, - замечательный материал, - поднеся к свету предмет, сказал художник. - Если это подарок, то я с радостью приму его.
- Палитра Ваша, если согласитесь, но есть условие – ритуал, чтобы задействовать её. Вы рисуете портрет избранной души, но всегда отдельными красками, в которые добавляете частичку самого человека. И эта частичка может быть всем, чем угодно: небольшим волоском, капелькой крови или даже пота. Нарисованные Вами портреты поработят души собственных натур и приведут прямиком ко мне. За каждую Вы получите достойное вознаграждение.
- Как интересно. Но как можно похитить душу ещё живого человека?
- Порядок действий, ритуал - это особый род проклятия. Рано или поздно клиенты будут умирать и их заблудившиеся во тьме души найдут лишь одну дорогу - дорогу в мои владения.
- Ваш рассказ удивителен, но, к сожалению, я не могу его дальше воспринимать, хотя мне было весьма любопытно. - Павел прошёл к двери, приоткрыл её с характерным скрипом в глухой и тёмный коридор и жестом попросил незваного гостя покинуть его.
Внезапно, открытая дверь быстро захлопнулась, не издав при этом малейшего шума. Вздрогнув, Павел удивлённо посмотрел на гостя. Теперь тот казался куда более опасным собеседником, чем минуту назад. Цепкий, едва различимый в сумраке взгляд тяжёлым бременем висел на художнике. По спине пробежала дрожь, чувство страха полностью сковало. В один момент подсознание дало понять, что он - Павел находится в серьёзной опасности. Воздух в комнате резко похолодел, и демон снова обратился к художнику:
- Думаю, этого было достаточно, чтобы показать, кто есть кто. Не шутите со мной господин Воронцов. Вы уже давно решили, что пойдёте на всё, чтобы выбраться из ситуации и условий, в которых оказались. Я оставлю палитру, и если вы примите сделку, то используете её в подходящий момент. Запомните, что даже малейшей частички хватит, главное чтобы у вас не оставалось сомнений.
Незваный демон покинул мансарду художника и медленно ушёл по скрипучему полу. Стук каблуков прекратился примерно в середине коридора. Ошарашенный Павел медленно присел на угол кровати.
- Что это было? Неужели потусторонний мир существует? Так значит всё это… Или нет?
Сомнений не было в том, что произошло. В бесконечных мыслях о минувшем Павел не заметил, как уснул к полудню. Прикорнуть удалось всего лишь на пару часов. Разбуженный громким стуком в дверь портретист отворил её и увидел на пороге знакомое лицо. То был его хороший друг и ровесник – Иван Оденцов - человек по натуре весёлый и не унывающий.
- Что приятель, отсыпаешься? - спросил с порога Иван.
- Знаешь, мне сейчас немного не до тебя. Со мной случилось кое-что немыслимое, и я пытаюсь прийти в себя.
- Да уже половина жильцов дома в курсе, что тебя вот-вот выселят. Так я и пришёл по этому поводу. Я тут узнал, что наш “многоуважаемый” полицмейстер хочет увековечить собственное благочестие на полотне. Ему требуется художник, способный запечатлеть его хитрую личность на века. Думаю, он неплохо вознаградит, если приукрасить его излишние достоинства, а тебе сейчас работа очень нужна. И если строго между нами, то полицмейстеры - люди не очень разбирающиеся в живописи, да по сути ни в чём.
- Какая замечательная новость! Думаю, я сейчас же отправлюсь к.… Прости, но как его зовут?
- Николай Петрович Голованов! - улыбаясь, ответил Оденцов.
- Ах да! Спасибо, что напомнил.
- Идти та хоть, представляешь куда?
- Речной бульвар.
Помогая собраться неряшливому другу, Оденцов увидел у него на столике палитру и положил её в сумку художника в закрытый карман, пока тот не видел и обувался у выхода. Павел поблагодарил Ивана и вместе с ним быстро вышел из дома на улицы. Через полчаса художник оказался на Речном бульваре и постучался в двери двухэтажного особняка с роскошным фасадом. В проходе его встретил пожилой слуга. Он поинтересовался, зачем пожаловал молодой человек и учтиво проводил в гостевую комнату. Через некоторое время слуга вернулся и пригласил молодого художника в кабинет к Николаю Петровичу.
За дворовым Павел поднялся по лестнице и мельком осмотрел второй этаж. Дом полицмейстера был хорошо обставлен: стены украшали яркие светильники и картины различных пейзажей, лестница и весь второй этаж застилали персидские ковры. Взгляд художника остановился на полотне, где дешёвыми красками нарисован берег широкой реки.
- Прошу пройти в кабинет к его высокородию.
Сердитый на слугу, но вместе с тем учтивый с гостем, Николай Петрович оказался человеком старой закалки. Привитое с детства чувство прекрасного перемешивалось в его личности с невежественностью к этому же чувству. Это был очень хитрый и изворотливый человек в силу профессии. Про таких людей говорят - “кровь с молоком”, когда хотят описать их телосложение. Павлу сей человек в широкой белой рубашке сразу не понравился, но выбора у него особого не было.
- Здравствуйте, Николай Петрович.
- Здравствуйте, здравствуйте, - отвечал полицмейстер, сидя за полукруглым рабочим столом, заваленным вырезками из газет и толстыми папками с делами, из рук он не выпускал революционной листовки. - Право, прошу заметить, я совсем недавно решил заказать портрет, поэтому пока не готов. Впрочем, у меня есть немного времени, чтобы Вы смогли начать.
- Думаю, пару сеансов нам будет достаточно, если хотите я отображу Вас в рабочей обстановке.
- Прекрасная идея! Все эти выходные портреты с их парадностью начинают утомлять, - с прискорбием и кислым лицом сообщил Николай Петрович.
- Отлично, думаю, я могу начать прямо сейчас, если Вы останетесь в таком положении ещё несколько часов.
- Хорошо, у меня ещё есть бумаги, которые надо срочно разобрать, - и, обращаясь к стоящему рядом пожилому слуге, Николай Петрович поторопил его. - Василий, чего стоишь!? Принеси нам чего-нибудь для разогрева. Да поскорее!
Василии при выходе из комнаты, поравнялся взглядом с молодым художником. В уставших глазах слуги Павел прочитал печаль и нежелание. Что-то отягощало Василия, но он беспрекословно выполнял распоряжения хозяина.
Установив мольберт, Павел достал из скрученного в рулон более грубого полотна готовые холсты, выбрал подходящий по размеру и приступил к работе. Три часа хватило ему, чтобы передать общие черты чиновника и окружающий интерьер. Но, к сожалению, время вышло, и Павел попросил устроить ещё два сеанса в подходящее для Николая Петровича время.
- Ну что же, думаю вечер вторника и среды самые удобные для меня, - заявил полицмейстер.
- Ваше высокородие, не будете ли так любезны, выдать мне аванс за работу. Права неловко об этом просить, но дела мои идут не лучшим образом и к следующей неделе я должен погасить долг по квартире.
- Конечно, я понимаю, - сочувствуя, высказался Николай Петрович. - Василий, приготовит нужную сумму. Но сначала я должен убедиться, что портрет полностью удовлетворяет моим желаниям.
Встав из-за стола, Николай Петрович прошёл за мольберт и ахнул от удивления. Ещё не готовый портрет поразил его до глубины души, и он несколько минут смотрел на полотно.
- Ну же, Василий! Поспеши и принеси Павлу Сергеевичу причитающийся аванс, - и, подтолкнув старика к выходу, чуть не повалил его с ног. - Прошу прощения за Василия, но лучшей обслуги в городе не найти.
Бедный Василий чуть не ударился головой о дверной косяк, но удержался на ногах и прошёл в другую комнату. Теперь Павел понял, почему у старого слуги такой печальный и утомлённый взгляд, пожалел его, но поделать ничего не мог и лишь высказался:
- Напротив, мне кажется, Ваш слуга очень исполнителен и учтив.
Вскоре вернулся дворовый с конвертом. Павел Сергеевич охотно принял оплату и настоятельно рекомендовал не трогать оставленные мольберт с накрытым холстом. Преисполненный чувством гордости Воронцов покинул дом полицмейстера. Мрачные мысли о будущем покинули его и он решил в этот поздний вечер прогуляться по губернскому городу. Лишь только вернувшись в мансарду, Павел вспомнил о тёмном госте и попытался найти оставленную им палитру. Но палитры так и не нашлось, в итоге художник решил, что она вернулась к хозяину.
В понедельник Воронцов уладил дела с хозяином дома, который уже собирался позвать квартального. Но Иван Иванович передумал, как только увидел блестящие рубли. Дальше Павел устроил себе небольшой праздник, отобедав в так называемом французском стиле - hautecuisine[1]. Оденцов встретил его после и устроил встречу с интересными людьми в кружке “посвящённых”, как они себя называли. “Посвящённые” обсуждали различные проблемы: наболевший крестьянский вопрос, Крымскую войну, и в целом внешнюю политику. Эти беседы были интересны, но далеки для увлечённого искусством Воронцова. В итоге, время прошло быстро, и он опять оказался у порога чиновничьего дома. На этот раз двери ему открыла юная девушка в сероватых “парочке”[2]. Она была немного обеспокоена, но учтиво пригласила Воронцова:
- Прошу пройти. Николай Петрович вскоре освободится.
По дому раздался громкий голос разгневанного хозяина. Его высокородие ругался на одного из дворовых слуг и получал моментальное наказание, в виде ударов и затрещин. Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, Павел спросил молодую девушку.
- А позвольте узнать, где же Василий? Он будет нужен мне для создания небольшой детали в комнате Николая Петровича, присаживаясь уже в знакомые кресла, закончил художник.
- Боюсь, Василий Степанович не сможет сегодня помочь. Видите ли, он слёг по болезни и сейчас находится в крайне тяжёлом состоянии, - добавила опечаленная служанка.
- Действительно, жаль. Но позвольте узнать, что же подкосило ещё совсем недавно здорового человека? Может быть, я чем-то смогу помочь?
- Увы, Вы ничего не сможете, - девушка недолго посмотрела на лестничный пролёт, откуда доносились вскрики и неожиданно продолжила. - У меня к Вам просьба, не спрашивайте о Василии при господине. Боюсь он не переживёт ещё одной “встряски”.
Оставшись ненадолго наедине, Павел осознал, портрет какого деспотичного человека должен будет дописать в ближайшее время. Его вдруг посетило желание всё бросить и уйти, но он не мог этого сделать. Мысли наполнил гнев, и он вдруг вспомнил о недавнем тёмном госте. «Быть может, я поступлю правильно и буду обрекать души людей заслуживающих этого, - думал про себя художник. - Что если провидение даёт мне шанс искоренять зло пусть даже таким дьявольским образом». Но размышления прервали, и юная служанка пригласила его в кабинет к Николаю Петровичу.
- Ах, здравствуйте! - начал первым полицмейстер. - Признаюсь, я позволил себе ещё раз взглянуть на портрет. В связи с этим у меня к вам предложение. Не могли бы вы убрать излишней округлости в лице, сделать меня немного моложе.
- Да, конечно! Думаю, это вполне возможно, - отвечал Павел, а про себя думал: «Пять минут назад издевался над дворовым, а теперь спокойно думает о внешнем виде. Боже!»
- Ну, вот и отлично. Приступим-с.
«Как жаль, что я не принял ту демонскую палитру, - думал про себя художник, доставая из сумки кисти, краски и ту самую яблоневую палитру. - Сейчас бы я использовал её по назначению. Нужно вернуться и хорошенько осмотреться в комнате».
- О господи! Как она попала сюда?! - вскрикнул Павел и тем самым озадачил Николая Петровича.
- Что случилось? - поинтересовался полицмейстер, увидев, как резко изменилось лицо художника.
- Ох, прошу простить меня, часть красок намокла у меня в сумке и теперь они никуда не годны. Но, к счастью, у меня есть все, что нужно на сегодняшний день.
Приступая к работе, Павел уже точно решил, что использует демонскую палитру. Он с малейшей точностью вспомнил все, что ему говорил тёмный гость и, воспользовавшись моментом, подошёл к полицмейстеру. Поправляя осанку Николая Петровича, он нашёл на вороте небольшой волосок и аккуратно взял его. Вернувшись к холсту, Павел сразу ощутил приток сил. Его охватило желание как можно быстрее закончить портрет. На удивление самому художнику мазки краски ложились невероятно точно. Работа пошла гораздо быстрее и к концу второго сеанса он с уверенностью мог сказать, что закончил этот непростой портрет. Такого никогда ещё не было с Павлом. До этого он не мог похвастаться мастерством и быстротой кисти. Словно под чьим-то отдалённым руководством, ему удалось сейчас сделать то, на что раньше бы ушло гораздо больше времени. Всё же, чтобы выполнить все демонские указания, он должен был использовать волосок клиента. Павел забрал портрет из дома полицмейстера, аргументировав это тем, что третьего сеанса не потребуется и всю оставшуюся работу он сделает на дому. Николай Петрович согласился, но был весьма расстроен, что ему не дали снова взглянуть на работу.
И вот, находясь уже в мансарде, художник достал из смятой бумажки волосок клиента. Он крутил в руках демонскую палитру и всё никак не могу решиться, использовать эту частичку или нет?! Наконец, вспомнив довольное лицо Николая Петровича и вскрики избитого им дворового человека, Павел принял окончательное решение. Он долго думал, каким образом смешает краски с частичкой клиента, но ответ пришёл сам собой, когда волосок коснулся демонской палитры. Он, будто плавленый воск, подогреваемый снизу, растёкся по поверхности и пропитал древесину. «Поразительно, - воскликнул Павел и приступил к работе». До конца недели художник работал над портретом и нашёл ему приличную раму.
Минуло чуть меньше пяти лет. На дворе был 1860 год. Известность, слава, достаток пришли к Павлу Сергеевичу, в последнее время ставший весьма модным художником-портретистом. Но никто не знал, каким образом к неизвестному таланту пришла всеобщая слава и почёт. Павел Сергеевич сравнительно недавно покинул губернский город и перебрался в столицу, где приобрёл богатый дом с просторной светлой крышей, что стала его мастерской. Художник покинул губернию именно тогда, когда по странным и зачастую трагическим случайностям начали уходить из жизни его старые клиенты. Первым скоропостижно скончался нам уже хорошо известный полицмейстер. За обедом он подавился косточкой от компота, и никто не смог ему помочь или не хотел.
За Николаем Петровичем скончался судья Астахов, который по слухам был не таким уж честным, каким должен быть человек его положения. Тот был в дружественных отношениях с полицмейстером, от которого и узнал про талантливого портретиста. Смерть судьи была уж совсем нелепой. Когда он проходил мимо строящегося дома, сверху упала массивная деревянная балка. К счастью или нет, но смерть оказалась моментальной.
И так продолжалось весь последний год, пока не подошло время очередного самовлюблённого толстосума. Павел Сергеевич воистину верил, что избавляет общество от паразитов, к которым он приравнивал любого городского чиновника или служащего с подозрительным прошлым, разбогатевшего, как правило, за чужой счёт. Но вскоре в городе не осталось плохих (по мнению художника) людей и Павел Сергеевич решил отправиться в столицу, где этого “добра” было с избытком.
Конечно же, Воронцов писал портреты и достойных людей. Он как творческая личность не мог использовать талант только с одной целью. Однажды к нему пришла дама с хорошенькой дочерью. Юная особа была настолько прелестна, что художник непременно влюбился бы, на что и был расчёт клиентов, прознавших про молодого, богатого и талантливого художника. Но увлёкшись работой, Воронцов вовсе забыл о времени, и так и не услышал нежных вздохов, и не понял откровенных намёков. Передать черты лица, столь очаровательного создания оказалось для него неимоверно сложно, понадобилось гораздо больше сеансов, чем обычно. Расставаться с работой Павел не хотел, но ему пришлось. Он стал переживать и отринул прочую работу на долгое время.
Один поздним вечером за столом в кабинете Воронцов вновь вспоминал утончённые черты того прекрасного лица и радовался как ребёнок, что ему посчастливилось запечатлеть столь совершенный образ. Но неожиданный тяжёлый голос от стен тут же переменил его настроение:
- В чём дело? Почему Вы не работаете, мой дорогой?
- Что?! Где?! – вздрогнув на стуле, воскликнул художник.
- Вы не узнали меня. Я повсюду, я наблюдаю за Вами.
- Демон – это снова ты! Эти смерти….. Они отягощают меня.
- Понимаю, Вы привыкните. Возьмите небольшой перерыв, но после обязательно возвращайтесь к работе. Это в наших общих интересах.
Голос демона затих, оставив Павла наедине со своими страхами. Ему казалось, что теперь у стен появились глаза и уши, что следят за ним и подслушивают каждый разговор. Портретист ещё долго не находил себе спокойного места. Всё же слова демона возымели успех, и спустя несколько месяцев Павел вернулся к работе, а потом случилось то, что окончательно пошатнуло его рассудок.
Среди недели в двери постучался необычный человек, серьёзный на вид в осеннем тёплом плаще и строгом фраке. Лакей Павла Сергеевича был удивлён, что такой деловой человек обратился к господину за услугами. Сам же художник насторожился, когда увидел гостя, представившегося очередным помещиком Пётром Константиновичем. Уж больно его вид казался портретисту слишком официальным. Гостю были предложены: курительный табак, чашечка чая или кофе и расчёска для смятой причёски. Всё это входило в стандартный набор для демонской палитры. Если человек не курил, то обязательно пил чай, а если этого не делал, то его просили поправить причёску перед написанием портрета.
Настороженный Павел всё же был рад, что к нему пришёл человек, про которого он ничего не слышал, а что ещё важнее так это то, что он не слышал ничего плохого. Но хорошее настроение быстро покинуло портретиста, когда его клиент стал задавать странные вопросы не по делу. Помещик спрашивал художника о его старом доме и губернии, которую он покинул. Его интересовали истории и дела, про которые он узнал якобы случайно из “разговоров в свете”. В итоге, не начав работу, художник осознал, что общество навязчивого помещика тяготит и писать портрет уже нет никакого желания. Но вот очередной вопрос застал художника врасплох и Павел понял, что перед ним сидит некто другой:
- Павел Сергеевич, а вы в курсе, что судья из вашего города скончался этим летом?
- Да! Это страшное известие достигло меня, когда я готовился к отъезду. Приятный был человек, - отводя взгляд от помещика и продолжая работу, отвечал художник. - Но позвольте узнать. Откуда вы так хорошо осведомлены положением дел какого-то далёкого и провинциального городка?
- По долгу службы Павел Сергеевич, по долгу службы, - сидя в кресле, говорил помещик. Воронцов заволновался, но не подал вида, и пристально посмотрел на нового клиента, который не замедлил продолжить. - Видите ли, я был с вами не совсем честен. Увы, портрет мне не нужен. Я здесь как судебный следователь и веду серию несчастных смертей высокопоставленных чиновников в родном для Вас городе.
- Вот как?! - недоумевающе высказался художник, почувствовав, как страх разоблачения подбирается к горлу. - Но признаюсь, что я никогда не слышал о таких…. Как Вы сказали? Следователь? И стоит ли уделять внимание несчастным случаям, и тем более объединять их?
- Простите меня, что ввёл в заблуждение, но так было нужно ввиду некоторых причин. Видите ли, в нашей работе мы должны замечать все мелочи и проверять даже самые нелепые предположения. И одно из таких предположений привело меня к Вам. Я никогда не потревожил бы такого уважаемого художника, если бы не думал, что Вы как то связаны с расследованием.
- Ах, вот оно что?! - художник оставил кисть и присел ближе на кресла справа от следователя. - Так чем же я могу быть полезен?
- Не думаю, что можете, - тут Пётр Константинович ненадолго замялся. - Видите ли, наш всеми уважаемый Потапов поручил мне расследование смерти друга - Астахова Степана Валерьевича. Вы должны хорошо его знать. Так вот этот Астахов умер довольно прискорбно и нелепо.
- Да, несомненно, глупая смерть. Но всё же, чем я могу помочь? - Дрожь пробежала по коже Павла, и он слегка побледнел.
- Это довольно сложно объяснить, так что выскажусь прямо. Судья был Вашим клиентом. Я увидел портрет в его гостиной, когда навещал вдову. Ко всему прочему я навёл некоторые справки и понял, что таких вот нелепых и зачастую случайных смертей по городу наберётся уже пара десятков. И что самое странное, всех покойных связываете только вы, в том смысле, что они все заказывали портреты.
Художник ещё больше побледнел и попытался встать, но не смог. Внезапно Павлу стало жарко, и он захотел расстегнуть ворот. Пытаясь занять дрожащие руки, Воронцов расстегнул ещё две пуговки и пытался не встречаться глазами с полицейским. Это следователь тут же заметил и незамедлительно продолжил.
- В этой связи прошу помочь мне. Расследование зашло в тупик. Быть может из-за того, что поначалу я считал его бесполезным, но теперь наметилась чёткая связь, и эта связь как ни странно вы, - тут следователь ненадолго остановился, увидев как ещё больше побледнел художник не находя себе места, и сразу добавил. - Но смею заверить, что не считаю Вас подозреваемым. Объяснением этой связи может быть всё что угодно: фанатик-поклонник вашего искусства, трагическое стечение обстоятельств, проклятие если на то уж пошло, - следователь немного усмехнулся. - Знаете, в нашем деле приходится верить даже в то, что противоречит здравому смыслу.
Дрожь как рукой сняло, и предательский жар тоже куда-то пропал. До этого разбросанные отрывками мысли связались воедино и до Павла, наконец, дошло, что у следователя на него ничего нет, и никогда не появится. Но опасения не прошли полностью, всё же это был первый представитель закона, который вышел на Воронцова, и это обстоятельство сильно беспокоило художника.
- У меня кое-что для вас есть, - не дождавшись ответа, продолжил следователь, достав из чемоданчика папку с бумагами. - Здесь некоторый материал по делу, возьмите.
- Но почему мне, кто-нибудь ещё знает о том, что Вы расследуете? - поинтересовался Павел, взяв в руки бумаги.
- Нет, я ещё не доложил начальству. Да собственно и докладывать пока нечего. Быть может Вы, взглянув на материалы, сможете пролить свет, дать хоть какую-то зацепку. Мне не верится, что здоровый человек в полном рассвете сил, никогда не жаловавшийся на сердечные боли, возьмёт и умрёт от них.
Покидая художника, следователь поблагодарил Воронцова за приём и пообещал с курьером отправить оплату за испорченное полотно, а также оставил домашний адрес и адрес полицейского управления, где числился. Закрыв дверь за Пётром Константиновичем, художник распустил прислугу, и ещё долго нервно расхаживал из комнаты в комнату. В его голове вихрем кружились мрачные мысли.
«Я должен, иначе всё пропало! Но ведь он ни в чём не виноват! Напротив, он делает мир чище, как и я. Но так тоже нельзя, если Пётр Константинович раскроет секрет, всё пропало! Я не смогу работать дальше, и демонская палитра окажется бесполезна. Или всё же?» - тут Павел посмотрел на незаконченный портрет, и ему в голову пришла плохая идея. Схватив с подноса расчёску Павел не нашёл на ней волоска, что сильно озлобило его. Достав кусочек марли из комода, художник протёр им чашку с недопитым чаем, из которой следователь пил чай, и ринулся искать демонскую палитру. Зарёкшись ранее не использовать её в ближайшее время, Павел уже смотрел, как кусочек ткани растворяется на деревянной поверхности палитры и преобразует краски.
К ночи портрет следователя был готов, и ещё одна душа оказалась обречена, скитаться во тьме. Вернувшаяся прислуга была выгнана прочь, и Павел вновь остался совсем один. Немного успокоившись, он наткнулся на оставленную Пётром Константиновичем папку с бумагами. Интерес к ней снова возрос, и портретист захотел узнать, скольких нашёл следователь.
Содержимое папки потрясло. В ней портретист прочёл записи о смертях почти всех старых клиентов, души которых он обрекал, а также записи о смертях людей, уже после отъезда из губернского города, с которыми он просто работал. Среди записей упоминалась девушка, портретом которой так гордился Павел Сергеевич, также была запись о гибели писателя, любимого портретистом за рассказы во время сеансов, и много других строк о смертях, которых не хотел художник. Узнав, что почти все его клиенты из губернского города мертвы, Павел Сергеевич впал в отчаяние. Он откинулся на спинку кресел и просидел так недолго. Отчаяние вскоре сменилось гневом, и художник стал громить мастерскую. Также он спалил в камине все наработки и новые незаконченные картины. Портрет следователя был первым предан огню.
Наконец, осознав бессилие исправить роковую ошибку, портретист рухнул обратно в кресло и прислушался к успокаивающему потрескиванию поленьев. Закрыв глаза, он не увидел, как тени от каминной решётки поползли в свете огня и сели в кресло напротив художника. Вскоре они приобрели очертания уже знакомого нам тёмного гостя и уползли обратно в очаг. Демон молча ожидал, пока Павел увидит его.
- Ты! Но как?! - запаниковал художник, вжавшись глубже в кресла от испуга.
- Да будет славен человеческий род в собственном невежестве и глупости! Пока существуете Вы, будем процветать мы, - торжественно произнёс демон.
- Ты обманул меня! - отринув страх перед злом, выступил Павел и бросил в демона палитру. - Забирай свою чёрную вещь и знай, что я разрываю сделку.
- Сделку? Боюсь, Вы не поняли, на что согласились, когда впервые использовали эту вещицу, - покрутив в руках палитру, демон спрятал её в рукаве, где она моментально исчезла. - Позвольте объяснить вам. Вы не продали мне душу, Вы продали мне самого себя - свой талант. Теперь Вы принадлежите мне и должны выполнять то, что требуется по контракту.
- Лжец! Разве это входило в условия? - пытаясь найти защиту в договоре, продолжил Павел.
- Нет, но вы прекращаете наш договор досрочно и я вправе требовать компенсацию - ещё одну душу, - спокойно ответил демон.
- Довольно! Я не намерен больше этого терпеть, - распылившись, а затем, снова затихнув, сказал художник, понимая, что напротив сидит невообразимое зло. - Я прошу оставить меня в покое. Довольно лжи и обмана!
На эти слова демон рассмеялся. В его обжигающих глазах разгорался нестерпимый азарт. Он встал и прошёлся по комнате, то приближаясь, то отдаляясь от Павла Сергеевича. Коснувшись плеча художника, он рассёк на нём халат и острыми, как бритва ногтями порезал кожу. Почувствовав, как что-то холодное пробралось через порез в кровь, Павел отшатнулся в ужасе от демона и прижал ладонью рану.
- В ваш век уже никто не учит людей, что нужно бояться тёмных гостей приходящих в ночи и сулящих неоправданные подарки. Впрочем, это уже лирика по тем временам, когда души становились долгожданной и сладкой добычей. Так или иначе, но Вы получите, то, что хотите. Я разрываю сделку, но не думайте, что попытка обмануть демона отчаяния сойдёт с рук. Вы должны мне последнюю душу и в качестве компенсации напишите ещё один автопортрет. Прощайте и до скорой встречи, - на последних словах тени поглотили демона и он растворился в языках огня, уйдя вверх с горячим дымом по каминной трубе.
- Нет! Стой - закричал вслед Павел, но было уже поздно. Лёд из раны достиг сердца и сковал его. Он шагнул вперёд и замер на персидском ковре в своём огромном и богатом доме, чтобы потом к полуночи безвольным рабом, наблюдать за тем, как непослушное тело, будто в зеркале пишет собственный портрет.
Последние мысли Павла были о том, что он совершал, чего ещё не достиг и какую цену заплатил. Он сожалел, плакал и, наконец, понял, что в борьбе с людским злом тёмными методами не мог рассчитывать на победу или хотя бы ничью.
Прощание состоялись через двое суток. Родные и близкие художника устроили Павлу Сергеевичу достойные похороны. Многие пришли проститься с талантом, так рано покинувшим их. Пётр Константинович тоже был на церемонии и стоял в последних рядах, когда люди бросали землю. Смерть портретиста настораживала опытного полицейского. С дурными мыслями он возвращался домой после похорон. Было уже достаточно темно, когда следователь вышел на улицу, где проживал. Стояла поздняя осень, и тротуар подмёрз после небольшого дождя. Проклиная себя за гладкую подошву, а город за грязь, Пётр Константинович обходил лужу и поскользнулся. Позже прохожие заметили лежащего на спине мужчину с разбитым затылком, в грязи и луже крови. Они, конечно, сделали всё что могли, но спасти незнакомца не получилось.
[1] hautecuisine - высокая кухня, приравнивающая кулинарию к искусству,
[2] Парочка - сарафан с кофтой из той же ткани.
Где-то в Харндирионе.
В деревянном доме на окраине леса на правом берегу реки Харнэн, близь города Гобел Анкалимон, перед очагом сидел старый охотник. Он рассказывал трём отпрыскам, устроившимся на мягком настиле слева от него, удивительную историю о незабываемой встрече, произошедшей на закате Третьей эпохи. Его строгое, но добродушное лицо украшал поперечный старый шрам, оставленный вражеским копьём. Подбросив половинку полена в огонь, бывалый охотник начал долгожданный рассказ.
- Дело обстояло так, - отец сделал многозначительную паузу. - В молодости я часто охотился в лесках на отрогах Изгарных гор. Возвращаясь с дальнего рейда с другом Санретом мы наткнулись на отряд изнурённых харадрим. Они двигались с севера покалеченные и разбитые в Великой битве за итилийскими землями. Мы слышали о той войне, и правителю Харндириона хватило ума укрыться в горах от продвигающихся в недавнем прошлом через наши земли армады южан. Но тогда мы увидели не ту злобную орду, шедшую на север за кровавой добычей, а жалких черноликих харадцев, возвращавшихся на юг и получивших жесточайший урок в недавней битве.
- Отец! - прервал один из мальчиков в льняной широкой рубашке, сидевших ближе всех. – Расскажи больше о той битве.
- Не перебивай, Берегот. Сейчас речь пойдёт не о том сражении, а о странниках, что встретились нам дальше, - тем самым разогрев интерес детей отец продолжил. - Так вот, с Санретом мы обогнали отряд южан, и вышли к реке Харнэн. К нашему удивлению на её правом берегу, мы застали двух седовласых старцев, поивших лошадей. Незнакомцы не заметили нас, и мы смогли понаблюдать за ними некоторое время, спрятавшись в высокой траве. Они были облачены в синие одежды, поверх которых носили серые заношенные плащи с капюшонами, скрывавшие их необычный облик. Каждый имел витой деревянный посох, но старики не казались немощными. Напротив они даже не опирались на палки. Помимо посоха каждый в их арсенале были длинные идеальные мечи эльфийской работы. Это нас больше всего и насторожило, поэтому переправляться на другой берег мы не спешили, - тут отец ненадолго призадумывался, то ли вспоминая что-то ещё, то ли не зная как дальше продолжить рассказ. Не выдержав, единственная и старшая кареглазая девочка в ситцевом платье, сидевшая между мальчиками, задала вопрос.
- Какие необычные дедушки вам повстречались, отец. Ну не томите, расскажите же что произошло дальше?
И старый охотник, как бы вняв словам дочери, взял её за худенькие тоненькие пальчики и продолжил свой мерный и неспешный рассказ.
- А дальше приключилось вот что. Прошёл час и вечером к берегу реки вышли нежданные гости – харады, которых мы обогнали на каменистой равнине поутру. Не думал я, что южане осмелятся выйти так близко к нашему городу, чтобы воспользоваться мостом через Харнэн. Но это сейчас берега реки охраняет стража и переправиться без дозволения на то князя невозможно просто так. Тогда же переправу никто не стерег, и южане надеялись на это. В противном случае, чтобы пересечь реку им пришлось бы пройти далеко на восток, где есть перекаты, а русло реки не такое широкое и глубокое.
- Ох, а что же стало со стариками? – взволнованно охнула девочка.
- Ну, раз тебе так страшно Селебретис, то, пожалуй, я не стану дальше рассказывать, что произошло.
- Нет. Нет, - хором взмолились дети. – Пожалуйста, продолжай, - добавила девочка.
- Ну, хорошо тогда внимательно слушайте. Харады вышли к мосту и не могли ни заметить странников, пристроившихся на обочине дороги. Жадные до добычи глаза южан загорелись, увидев лошадей и немощных с виду путников. Старики также заметили отряд харадримов, но даже не сдвинулись с места. Обезумев, от безучастного вида, разлёгшихся у дороги стариков, южане обнажили кривые мечи и схватились за луки. Всего в отряде их было чуть больше десятка, но переправиться на другой берег никому из них так и не удалось в тот день.
Дети восторженно и протяжно охнули, заставляя тем самым отца быстрее продолжить рассказ. И он, вторя их удивлению, с новой страстью принялся передавать случившееся, будто заново переживал его.
- Полландо, видишь ли ты людей, что с обнажёнными мечами бегут к нам?
- Отчётливо различаю их, Алатар. Должно быть - это дикие харады, уцелевшие в сражении на севере.
- Что ж, старый друг, преподам им последний урок, - сказал Полладно, скинув замызганный серый плащ, и открыл взору южан синие ничуть незапачканные одежды.
Когда лучники-харадримцы приблизились на достаточное расстояние для стрельбы, старец, не став дожидаться спутника, вознёс витиеватую палку над головой и молвил.
- Гром греми гроза приди, ветер стрелы в сторону снеси!
Лучники выстрелили и их длинные чёрные стрелы полетели в старца. Но поднявшийся откуда-то с востока порыв ветра отклонил их, и они упали справа от старика. Харады оставили луки и, выхватив кривые мечи, с рёвом побежали к необычным путникам. Полландо перехватил другой рукой палку и вынул из стальных ножен меч, блеснувший серебром на свету. Его компаньон по-прежнему не шевелился и сидел на придорожном бревне, наблюдая за товарищем.
- Может всё же соизволишь привстать? – поинтересовался Полландо.
- Зачем, ты и сам довольно-таки неплохо справляешься! – заявил в ответ Алатар с неподдельной усмешкой.
Подбежавший первый харад, держа обеими руками длинное копьё, попытался проткнуть стоявшего старца, но получил неожиданный молниеносный отпор. Полландо уклонился и, обрушив меч на копьё, сломал древко почти у пальцев южанина. Ошарашенный харад тут же был сбит с ног следующим ударом посоха под дых. И только когда южане окружили Полландо, Алатар вмешался. Одного он пронзил мечом, второго просто оглушил палкой. В его руках таилась неведомая сила. Он отшвырнул двух, подбежавших достаточно близко врагов, да так, что те оказались за десять шагов от него. Он будто танцевал среди атакующих его южан, которые дивясь поразительной ловкости, не могли даже зацепить его. За схватку Алатар в отличие от друга не проронил ни слова. Ощутив необычную силу врагов, харадцы отступили и встали полукругом, вновь достав луки. Они прицелились и выстрелили в старцев, ставших спина к спине. Полландо вновь громко заговорил.
- Пламя свечи, жар в печи. Холодный огонь неприятеля атаку поглоти!
Выпушенные дротики и стрелы вспыхнули в полёте и, не достигнув цели, истлели в один миг, осыпавшись чёрным пеплом на землю. Даже их металлические наконечники расплавились и превратились в бесформенные кляксы на траве. Южане переглянулись и, бросив оружие, побежали к реке. Часть из них направилась через мост, но была скинута неизвестной силой в воду. Другая часть ринулась к броду, но неожиданно для харадов, течение реки вдруг ускорилось, а возникшие водовороты затянули людей на глубину.
- Харнэн людей поглоти, водой их досыта напои, - с этими словами Полладно замолчал. Старцы вместе направились к реке и, склонившись к берегу, закрыли глаза, молясь Эру за упокой утонувших врагов.
- Я по-прежнему наблюдал из укрытия, когда обнаружил, что оглушённый ранее южанин очнулся и, прокравшись за спины старцам, готовился метнуть дротик в Алатара. Не медля, я натянул тетиву и выстрелил в харадримца с расстояния в сто шагов. Обернувшись в сторону предсмертного вскрика, Алатар заметил меня и, убрав меч в ножны, подошёл ближе. Санрет перестал прятаться и тоже встал.
- Доброго вечера, друзья, - обратился старец к нам. – Могу ли я узнать имена спасших меня людей?
- Тогда я впервые увидел синего мага. Вблизи он оказался высоким и пригласил нас к оставленному привалу. Всю ночь мы разговаривали с волшебниками, узнав от них последние новости с далёкого востока, где они провели многие годы. Но настало утро и, распрощавшись с новыми друзьями, мы отправились на восток, а они на север. Вот так мои дорогие.
- И они ушли и больше никогда не возвращались? – заметила девочка.
- Нет малышка, боюсь уже никогда. Они сказали, что держат путь в родные земли далеко на западе за морем.
После этих слов дети взгрустнули и, молча поднявшись, разошлись по комнатам. А отец встал с кресла и прошёл в кладовую, где из сундука достал меч, подаренный синим волшебником более двадцати лет назад. Он покрутил его в воздухе и, тяжело вздохнув, бережно завернул в льняную ткань и положил обратно.
Проклятый я, проклятые мы
Когда мы расстанемся, вы забудете об этом разговоре, не вспомните даже о том кто я такой, словно и не было никакой встречи, и даже столкнувшись со мной в переходе через день, я буду для вас всего лишь неосторожным прохожим. И это не потому, что я слишком скучный, и вы не хотите больше знаться со мной, или слишком назойливый, да и в целом неадекватный.
Нет!
Просто, когда-то давно я был беспечным и перешёл дорогу могущественному человеку. Он проклял меня лишь за то, что я не уступил его внедорожнику на пешеходном переходе. Тогда я торопился на собеседование и не предал его крикливым оскорблениям какого-то значения, хотя они были очень грубыми и невероятно сложными. Мне показалось, что грубиян иностранец, так как его речь вперемешку с русскими словами не походила ни на один из знакомых мне языков.
Теперь уже абсолютно не важно, куда я тогда спешил. Но дело в том, что когда на следующий день я снова пришёл в компанию, то обо мне там никто никогда «слыхом не слыхивал». Ни менеджер, проводивший собеседование, ни охранник на пропускном пункте, и даже специалист кадрового агентства, через которое я узнал о вакансии, не нашёл меня в своей базе данных. Я тогда подумал, что они таким изощрённым способом передумали меня брать, обиделся, расстроился и пошёл домой.
Тамара Михайловна – вахтёрша общежития, в котором я жил по договорённости с заведующей вот уже больше года после окончания университета, не пропустила меня. После долгого разбирательства и скандала, мне пригрозили вызовом полиции. Я испугался и вышел за дверь, не забыв ею сильно прихлопнуть. Тогда я негодовал, и предположить не мог, что люди просто-напросто забыли обо мне, мне казалось что то, что со мной происходит – это какой-то розыгрыш, возможно, дурной сон, и я скоро проснусь. Как назло, пошёл проливной дождь. Я прождал под козырьком полчаса, а потом решил залезть на второй этаж общежития через окно в женском туалете, как это делал на первом курсе, да и на втором тоже. Девушки всегда (залезть ведь можно было только с их стороны) оставляли поднятыми шпингалеты, чтобы парни потом спускались на первый этаж и незаметно для ночных сторожей открывали для своих подруг запасные выходы. Мы часто так забирались в общежитие, если вечерние прогулки затягивались на целую ночь.
Окно оказалось, как всегда, открыто. Я беспрепятственно забрался внутрь, прошёл по пустому коридору и поднялся до своего третьего этажа. У двери меня ненадолго посетила мысль: «А что если ключ не подойдёт?!». Но ключ подошёл, и этот тяжёлый день стал немного легче. Я прилёг, да так и уснул, а потом вернулся сосед.
Комнату я делил с Вовкой, студентом пятого курса, хорошим парнем, опрятным, чистоплотным. За годы, прожитые в общежитии, он был первый человеком, с которым я не ругался из-за грязной посуды или разбросанным по углам носкам. Мы даже подружились, так как у нас оказалось много общего. Поэтому, когда меня разбудил удар под дых от Володи, я понял, что вокруг творится что-то не то. Сосед накричал на меня и сказал, чтобы я собирал вещи и выметался. Забавно, он даже назвал меня ненормальным, за то, что моя одежда висела на плечиках или лежала на полках и в тазу для грязного белья, мол, когда я успел всё так разложить, даже кружку с собственным именем притащил.
Из общежития мне пришлось поспешно уйти, никто там меня не знал. Я стал звонить: родителям, друзьям, знакомым, совершенно все отправляли меня куда подальше, ругали за домогательства, просили прекратить хулиганить.
Так началась моя новая жизнь. Я не хочу рассказывать о том, как скитался, когда меня терзали мысли о безысходности, о смерти, как искал того кто меня проклял, но так и не нашёл. Нет, не за этим я сейчас изливаю душу! Пережитые трудности теперь кажутся всего лишь лёгкими неудобствами, по сравнению с тем, что я потерял годами позже, после того как встретил её. Думаю, достаточно будет сказать, что первую и многие из последующих ночей я провёл на вокзале, пока понял, что со мной произошло и как приспособиться.
Через несколько дней я заметил, что люди, с которыми я общался при следующей встрече, уже не помнили ни моих просьб, ни меня самого. Каждый раз, когда меня будил дежурный по вокзалу, он задавал один и тот же вопрос, в некоторые дни он возвращался довольно скоро (минут через десять) и опять приставал с расспросами, будто только что меня повстречал. Чем-то всё это походило на зацикленный день, и так мне казалось поначалу, но календарь двигался дальше, лето сменило осень, и нужно было что-то делать.
Вскоре я освоился, понял, как воровать и не попадаться, во избежание многочасового задержания в полицейском участке, из которого рано или поздно всё равно бы отпустили. Достаточно было отбежать недалеко, метров на пятьдесят, иногда дальше, чтобы пропасть из памяти любого человека, в том числе и правоохранителя.
Так я просуществовал несколько лет. Ночевать старался в пустых квартирах, оставленных хозяевами на время отпуска, где было всё необходимое, порой неделями жил так и радовался, что долго не менял место. Всё же это гораздо лучше холодных чердаков или мокрых и затхлых подвалов. Иногда, мне даже нравилось так жить! Я бы хотел купить дом или квартиру, даже арендовать, но из-за проклятия не мог заключить ни одной сделки. Мои документы давно исчезли, вот они есть, а вот их уже нет. Ни паспорта, ни военного билета. Да и какому человеку нужны документы, если он как бы вычеркнут для всех из бытия?
Нужда заставила меня освоить взлом замков и угон автомобилей. Я учился всему, что предлагала улица. Такие навыки очень помогали в моей ситуации. Но хватит, пожалуй, об этом. Подобные рассуждения уводят меня от самых важных мыслей. Расскажу о том, что действительно меня сейчас волнует.
В очередной раз, когда закончились продукты, я пошёл в ближайший магазин, чтобы пополнить запасы. Воровать наличные у прохожих было слишком хлопотно. Куда проще оказывалось схватить нужную вещь на открытом рынке и убежать, как можно дальше от продавца, чтобы потом спокойно уйти домой, или сделать заказ в дорогом ресторане, а потом скрыться не расплатившись. Но в этот день мне хотелось чего-то нового, и я пошёл в супермаркет, чтобы выбрать то, что ещё не пробовал, как правило, какой-нибудь гадости, вредной для здоровья. Я ходил по разным отделам, выискивал всякие вкусности, пока у полок с хлебом не заметил, как девушка в толстовке с опушенным капюшоном пихает под одежду батон. «Довели страну! Уже даже на еду людям денег не хватает», - подумал я и поспешил подойти, чтобы развлечь себя разговором.
- Нет, нет. Батон лучше не прятать в рукав!
Она даже не повернулась ко мне, и продолжила заправлять рукав, но ответила:
- Да? Неужели?! А вы, значит, профессионал в таком деле?
- Я смотрю, вас даже не волнует, что кто-то заметит, как вы это прячите.
- Угу. Ну и заметят?! И что?! Это не имеет никакого значения.
Она меня заинтриговала:
- Да! А как же камеры и продавцы?
- Да… они даже не вспомнят, - отмахнулась незнакомка.
- Ну, вас же посадят?
- Да, возможно, если успеют. Привезут в участок, запихнут в камеру, а через час отпустят. - Она начала медленно перечислять: - Потому что не заведут дело, потому что не будет записей с камер видеонаблюдения, ну и т д, и т п.…
Всё это напомнило мне ситуацию с моим первым арестом, и я вдруг спросил:
- И давно это с вами?
- Что?! – она, наконец, посмотрела на меня.
- Что люди забывают про вас, как только вы выходите за радиус.
- Пятидесяти метров?! – шепнула она, выронив булочку с корицей.
- И нескольких минут, - добавил я, обомлев.
- Но как?!
- Давайте присядем где-нибудь.
Мы уединились за столиком в ближайшем кафе, позабыв про окружающий мир. Я наскрёб какую-то мелочь в кармане и купил ей большой стакан молочного коктейля. Ей было неловко, и она попросила помочь ей выпить напиток. Мы пили его через разные трубочки, первые минуты молчали и просто смотрели друг на друга. Наконец, любопытство победило, и мы почти одновременно спросили:
- Как это с вами…?
- Начните вы, пожалуйста, - предложила она.
- Хорошо. Когда это началось?.. Ну, то есть, когда это с вами случилось?!
- Месяца два назад.
- Неужели?! – я удивился, вот почему она показалась мне такой неопытной в кражах.
- Да, а что?
- Просто... Я живу так уже несколько лет.
Она коснулась моих рук, понимая, насколько разные наши ситуации, и как они всё-таки до боли похожи. Я взял её за кончики пальцев и продолжил:
- Расскажите мне больше о себе.
- Да, конечно, - она не могла подобрать слов, чтобы начать. - Фуф. Невероятно! С вами тоже, что и со мной. Скажите... Нет, не так… Если позволите. Скажи... Как твоё имя?
О, мне так повезло. Она была очень интеллигентной и умной. Даже в такой ситуации она старалась держаться за прошлое, быть выше обстоятельств. Я никогда не спрашивал у неё, кем она была до проклятья, впрочем, как и она у меня. И я ответил ей:
- Александр.
- Марина. Очень приятно.
И последнее ржавыми прутьями где-то там изнутри скребло мою душу. Уже столько раз вот так я знакомился с людьми, чтобы поддержать простое общение, но спустя некоторое время мне уже не о чем было с ними говорить, потому что они уходили за кофе, а когда возвращались, тут же терялись, пытаясь вспомнить, зачем им вторая чашка или стаканчик.
Я искусно научился знакомиться с людьми, поскольку мог подойти к одному и тому же человеку за час десять раз и узнать все, на что он благоприятно реагирует. Иногда было достаточно обычной улыбки, чтобы купить девушке напиток и завести откровенный разговор. Да, хоть где! Даже на том же вокзале.
Такие встречи помогали ненадолго победить одиночество, но теперь всё было иначе. Наша общая беда роднила нас. Как только понял, что случилось с Мариной, то уже подсознательно боялся потерять её. Не знаю почему, но я спросил:
- Где ты живёшь?
- Где придётся. Ты же понимаешь... В нашей ситуации невозможно рассчитывать на что-то постоянное.
- Знаешь. Тут недалеко. В общем… Одна пара в отпуске, просторная квартира. Их не будет ещё полторы недели, если верить буклетам от туроператора.
- Ты вломился в чужую квартиру?
- Да, а что?
- Да так, ничего. Что ж. Я бы хотела.
- Хотела что?
- Быть рядом… Ты же про это?
Спросила она неуверенно, а потом рассмеялась абсурдности разговора. Я поддержал её. Мы поняли друг друга с полуслова. Ей был интересен я, а она уже тогда заняла все мои мысли.
- Да, пожалуйста, останься рядом.
Так мы прожили три года и никогда не расставались. Когда гуляли, держались за руки; завтракали, обедали и ужинали всегда вместе, потому что не хотели забыть друг друга, все эти совместные моменты, ставшие тогда особенными, уникальными для нас.
Однажды, проснувшись в одной постели, она вдруг назвала меня мужем, хотя пожениться мы никогда не могли. В этот же день я позвал её на дело - украсть из ювелирного магазина обручальные кольца. Это было чудесно! Мы надели самую представительную одежду из гардероба богатых владельцев на новой квартире, недолго смотрели на себя в зеркале, как на каких-нибудь героев фильма и отправились в городской центр, выбирать очередную жертву среди десятков бутиков. Уже через час, взявшись за руки, мы бежали вверх по проспекту, чтобы оторваться от нерасторопной девушки-продавца на высоких каблуках. Полиция, как всегда, проехала мимо нас, Марина даже помахала одному симпатичному лейтенанту, чем сильно смутила его.
В тот роковой день, когда я потерял её, вернулись хозяева квартиры. Нас застигли врасплох. Прежде чем заселиться, я отключил обе сигнализации, но так вышло, что их оказалось больше двух. Я едва успел надеть брюки, когда двое охранников схватили меня. Марина, укрывшись одеялом от мужчин, лежала на кровати. Она пыталась встать, чтобы быть как можно ближе ко мне, но тучный мужчина – хозяин квартиры, толкнул её обратно на кровать, приказав не двигаться. Собственники тут же вызвали полицию. Когда подъехал наряд, меня спустили на первый этаж. Я сопротивлялся, пытался вырваться. Я кричал Марине, что всё будет хорошо, она рвалась, но не смогла спуститься со мной. Её зачем-то оставили на этаже, возможно, составлять протокол.
Нас разделили. Охранники передали меня полиции, и вскоре я оказался в УАЗе за решёткой. Всё было не так, как раньше. Я паниковал, бился в истерике и матерился. Теперь меня волновал исход.
Уже там, наверху, хозяева квартиры и их личная охрана, давно забыли про меня. Теперь они выясняли, что делает эта одинокая полуобнажённая девушка в их апартаментах.
Наряд полиции, тот, что забрал меня, навсегда забыл о существовании Марины, и зачем-то тут же увёз меня в участок.
- Теперь я сижу и думаю, вспомнит ли Марина меня. А как думаете вы?
Что? Уже забыли… Эх!..
На главную: Предисловие
