Бергеры готовы, кавалерия будет готова выступить через пять дней, а пришпорить – так и через четыре, дело за дичью. Необходимость покончить с Залем до весны признают все, только охота на бешеных зайцев существенно отличается от медвежьей. Рассеять кадельцев легче легкого, но именно этого делать и нельзя: от сбесившейся армии, пока она в кулаке и на марше, вреда меньше, чем от сотни рассыпавшихся по всему западу шаек. Значит, нужно загнать мерзавцев в подходящее место и перебить. Будь Заль «Неистовым», его можно было бы раздразнить, только зайцы, даже хлебнувшие зелени, первыми не нападают. Почуяв опасность, они начнут метаться по провинции, а самые дошлые – разбегаться, растаскивая заразу, и кордонами тут не отделаться.

Лионель оттолкнул карту и прошелся по кабинету, влезать в заячью шкуру было тошно, из нее Фридрих – и тот казался чем-то крупным и с чистой шеей. Покойного принца зелень сделала еще самовлюбленней, дурак так и не понял, что гвардия явилась его убивать. Тихий Марге объявил себя вождем всех варитов. Толковый фок Греслау поднял знамя с китом и отправился завоевывать Марагону. Ни разу не заступившийся за друзей принц Орест стал божественным, а Заль так и остался «исполняющим приказ регента» генералом. Он даже Валмону напоследок не нагрубил, а ведь наверняка хотел! Хотел, но терпел и дотерпел аж до Западной Придды!

Устал врать, сорвался в ответ на обвинения Дарави или что-то другое? Уж слишком лихо взялись за ойленфуртцев, без подготовки такое не провернешь… И все равно Заль не бунт поднял, а устроил пакостный, впору дуксам, переворот, а до этого приютил беглых агарийцев и фельпскую бездарь. Жаль, Франческа не бросилась за Эмилем, уж она бы рассказала про Фраки все, а так придется додумывать, голову-то Заль, похоже, одолжил у гостей. Вместе с логикой и как бы не волей; тогда талигойскими остаются разве что мускулы.

Что заставит зайца сунуться в западню, и какой она должна быть, эта западня? По всему, Заль собрался закрепиться в самой мирной части Талига. Зимой это не столь уж трудно, но история с лжеприказом вот-вот всплывет, да и убийство Дарави не скроешь: теньенты-то сбежали…

Стук был неожиданным, но знакомым – Райнштайнер, и довольно-таки кстати.

– Входите, – крикнул Савиньяк, и бергер незамедлительно вошел. Оказалось, он привел Ариго, и выглядел тот, мягко говоря, странновато.

– Добрый день, Лионель, – поздоровался барон. – Нас предупредили, что ты занят, но я вправе входить к командору Горной марки, когда сочту необходимым. Я счел.

– Какая необходимость заявила о себе на этот раз? Садитесь, Ариго, рад вас видеть.

– У Германа к тебе дело, – немедленно сообщил Райнштайнер. – При необходимости его могу изложить и я.

– Я сам, – заверил «Герман» и замолчал. Савиньяк не торопил: с чем бы Ариго ни явился, пусть соберется с мыслями и успокоится. Дяде наследника прямая дорога в регентский совет, который рано или поздно соберется, и лучше, чтобы Ариго к этому времени не смотрел на Рудольфа снизу вверх, а это пять, если не десять доверительных разговоров. Жермон поймет многое, он отнюдь не глуп, просто прожил двадцать лет среди войны. Выставленному в Торку и лишенному фамильного титула гвардейцу остается или беситься, или служить, этот служил.

Отец в Жермоне Ариго не ошибся, хоть и не считал себя проницательным, вот Сильвестр, тот откровенно гордился, что видит других насквозь. Ли с Росио не раз ставили на сию уверенность и срывали банк, а кардинал так и не задумался, почему Первый Маршал напивается именно тогда, когда нужно от чего-то увильнуть или что-то скрыть, и почему бражник утром свежей подснежника.

– Монсеньор, – дал первый залп Ариго, – когда мне браться за Заля?

– Вам?

– Герман неточно выразился. Он имеет в виду время выступления.

– Как только будем готовы. – Приказы Ариго выполняет – толковые приказы, а неудачные старается исправлять, причем вежливо. Истинный клад для того же фок Варзова, только у Проэмперадора никаких приказов наготове не имелось. Ошибаться Ли не собирался, а верное решение никак не находилось. Кавалерийский рейд силами авангарда к таковым уж точно не относился, он и против Бруно-то не слишком помог.

– Я получил письмо от баронессы Вейзель, – зашел с другой карты Жермон, – она беспокоится о «Графине»… О старинной мортире, из которой перед смертью выстрелил ее муж.

– Что хочет с ней сделать баронесса? – Маневр был явно обходным и не слишком удачным. Для молодожена, оставившего в Альт-Вельдере любимую супругу.

– Генерал Вейзель обещал марагам использовать «Графиню» при штурме занятых дриксами крепостей, баронесса настаивает на том, чтобы обещание было выполнено.

– Почему бы и нет? – пожал плечами Ли. – Но вряд ли это полностью удовлетворит вдову. Попробую устроить так, чтобы все будущие генералы от артиллерии надевали перевязь, положив руку на «Графиню». У нас как-то не хватает традиций… Вы хотите просить об отпуске?

– Нет! – громко отрекся Ариго, и Лионель понял, что если и промахнулся, то не слишком. – Заль…

– И не только Заль, однако госпожа Вейзель не станет писать только вам и только о мортире. Она любит мужа, он до сих пор с ней, но баронесса не забывает о жизни, причем чужой жизни для нее не бывает. Письмо пришло из замка, в котором вы оставили жену. Я не забыл, с каким лицом вы просили разрешения на брак и как уезжали. Вы напомнили мне моих родителей… Хотите выпить?

Генерал промолчал и вдруг улыбнулся. Что ж, пусть хоть этот союз севера с югом будет удачным. Ариго и Придды… Кто бы мог подумать!

Порученец Бруно таращился на Руппи с неприкрытым восхищением, которому отнюдь не мешал переданный приказ. Фельдмаршал требовал к себе капитана Фельсенбурга. Немедленно и очень грозно.

– Узнал ведь… – поморщился вызываемый, оглядывая дружеский стол. – А я так надеялся на рейтарскую жженку!

– Я… Я могу вас не найти! – выпалил вестник. Ради кумира он пошел бы на все, но кумиру было очень нужно к начальству.

– Подобной жертвы, Мики, – назидательно произнес Руперт, – стоит разве что кесарь, и то не всякий. К тому же я в самом деле нарушил приказ. Злостно.

– Вы, вернее мы, оказались в безвыходном положении, – Хеллештерн тоже поднялся и тоже с недовольной миной. – Что ж, господа, продолжайте. Я постараюсь привести Фельсенбурга обратно, так что извольте не допивать.

– Благодарю, господин генерал, – с должным выражением поблагодарил Руппи, и они выбрались из палатки в прозрачный студеный вечер. Присутствие Мики не давало говорить о деле, а врать не тянуло, так что топтали подмороженные травки молча. Завтра будет новый день и новая драка, а сейчас хочется просто спать, но придется возвращаться к рейтарам и пить жженку. Уже «законно».

– Как думаете, – при виде палатки командующего Хеллештерн все же прервал молчание, – найдется у китовников кто-то, кому вы по зубам?

– Не думаю. Я слишком много воевал для столичного дуэлянта и слишком хорошо обучен для плюющего на «всякие выверты» вояки. И потом…

– У вас есть секрет?

– Пожалуй, – мысленно ругнув себя за болтливость, Руппи тронул эфес. С намеком: дружба со «львами» очевидна всем, а почти дружбой с Вальдесом лучше не размахивать.

– Когда выберемся, – пообещал Хеллештерн, – попробую раздобыть что-нибудь в этом роде. Обидно, если «львиные» клинки делали только в Агарисе… Ого! Чисто скворцы!

Порскнувшие во все стороны порученцы и адъютанты в самом деле напоминали птичью стайку; следом, уже не столь поспешно, палатку Бруно покинули генералы. Выходили солидно, всем видом выражая уверенность и твердость, но Руппи отчего-то показалось, что господам слегка не по себе.

– Похоже, начинается, – лицо Хеллештерна стало упрямым. – Долго сидеть в этой луже нельзя, сгнием. Остается решительная атака на одного из противников или… на обоих сразу?

Руппи смог лишь кивнуть. Вчерашний сон, при всей своей бредовости, становился пророческим или, если припомнить уроки словесности, аллегорическим. Понять бы еще, что значит скачка на кошке, если значит.

Не сговариваясь, все трое ускорили шаг. Мики так вовсе едва не подпрыгивал, он еще не пробовал убивать своих, хотя какие китовники свои? Говорят на дриксен? Ну так и Бермессер тоже не на кэналлийском врал…

– Хорошо хоть Марге знамя не присвоил.

Руппи буркнул это под нос, но Хеллештерн услышал.

– Да, – согласился он, – стрелять по Лебедю было бы непросто очень многим.

По людям в знакомых мундирах проще. Это выходило у Руппи, это вышло у Рейфера, и все равно, пока не прочувствуешь, что вот эти, в красном, и вот эти, в синем, – враги хуже фрошеров, китовники положат не одного и не двоих.

– Кто идет? – Часовой прекрасно видел, кто, но порядок есть порядок.

– Эйвис, – радостно выпалил Мики, и Руппи едва не присвистнул: бдительный фок Вирстен успел сменить пароль. Второй раз за день!

– Эйна.

За первой линией караулов маялся капитан Штурриш. Бруно был верен себе – нарушитель приказа получит нахлобучку, даже если его проступок предусмотрен и входит в замысел начальства. Руппи усмехнулся и махнул наемнику рукой, тот в ответ приподнял шляпу.

– Эйна.

– Эйвис.

– Проходи.

У Бруно ничего не изменилось – хозяин разминал пальцы, Рейфер с Луцианом о чем-то вполголоса говорили, брат Орест следил за входом.

– Садитесь, Руперт, – бросил фельдмаршал. – Ближе к карте. Вы по-прежнему уверены в ночном тумане?

– Да.

– Отец Луциан склонен вашему чутью доверять, впрочем, ошибка с погодой наше положение не ухудшит, мы всего лишь упустим одну ночь.

– Туман будет.

– В таком случае я ухожу, – Бруно скривился, будто от кислятины. – Для начала – к Бимфельду, но фок Ило должен искать нас на пути к Фельсенбургу, причем не менее трех дней. Фок Рейфер предложил поручить обман вам, и я склонен согласиться.

Как, Леворукий их побери?! Перебежать к китовникам, благо те зовут, и наврать? Три дня сидеть с фок Ило за одним столом и не схватиться за палаш?

– Капитан, вы не настолько владеете своим лицом, чтобы скрыть волнение.

– Брат Орест мне это уже говорил, – Руппи зачем-то провел рукой по щеке. – Что я должен делать?

– Сесть, как положено. Я не имею обыкновения поручать своим людям нечто им непосильное, так что вас ждет всего-навсего рейд. Под команду капитана Фельсенбурга переходят эскадрон рейтар, две роты лучшей «красной» пехоты, четыре пушки, которые вам предстоит убедительно бросить, и некоторое количество обозных фур. «Быкодеров» дать не могу, обойдетесь своими силами.

Теперь смотрите. Я исхожу из того, что туман продержится хотя бы до десяти утра. От нашего лагеря до горников – с хорну, до фок Ило примерно столько же. Армия начнет движение около полуночи, вы через два часа отправитесь в противоположном направлении. Солнце встает в девять, но светает раньше, так что до полной видимости у вас будет часов шесть. Сначала пойдете прямо, потом отклонитесь к болотам.

Пока туман не начнет редеть, вы успеете не только обойти лагерь китовников, но и отдалиться от него. Тут не открытое море и не равнинная Гельбе, на вашей стороне холмы. Вам надлежит выбрать момент, якобы случайно привлечь к себе внимание и убедить китовников начать преследование. Затем, как я уже говорил, оставить на виду пушки, и отступать на Фельсенбург, поддерживая в преследователях уверенность, что вы прикрываете отход армии. Ночью свернете на Альтендорфский проселок, загоните фуры в овраг, вот он… И двинетесь на соединение со мной. Да, Рейфер?

– Не могу не согласиться насчет «быкодеров», их слишком мало и все они понадобятся, но почему бы не передать Фельсенбургу «забияк»? Каданцы для этого достаточно привычны к поиску, подход южного Савиньяка, во всяком случае, обнаружили именно они.

– После Трех Курганов вы к уцелевшей мелочи неравнодушны, – Бруно слегка приподнял уголки губ, точно в лимон попало немного меда. – Но пойдут ли наемники на такой риск?

– Штурриш пойдет, ему чем трудней, тем интересней. Я взял на себя смелость его вызвать, правда, капитан полагает, что получит очередное взыскание.

– Взыскание он получит, – расщедрился фельдмаршал. – Руперт, вы хотите что-то добавить?

– Да, господин фельдмаршал. Я ничего не имею против капитана Штурриша, но мне бы хотелось видеть рядом бывших людей капитана Роткопфа. Лейтенанта Штау…

– Они в вашем распоряжении. Рейфер, Штурриша впустят, когда я приду к выводу, что с Фельсенбурга хватит, он все понял и дальше его наставлять бессмысленно.

Это очень походило на шутку, но смешно Руппи не стало, страшно, впрочем, тоже, а вот чего было жаль, так это завтрашних поединков. Армия есть армия, даже сбесившаяся, к вечеру несостоявшиеся противники примутся зубоскалить. Дескать, хваленый Фельсенбург струсил и удрал к маменьке под крылышко! От них удрал, таких сильных, таких варитских, таких… бесноватых.

– Руперт, вы слушаете?

– Да, господин фельдмаршал. Со всем вниманием.

Ждали вина и обсуждали изломную муть, то есть обсуждали Савиньяк с Ойгеном, а Жермон пытался придумать связное объяснение для своего дела. Такое, чтобы барону не вздумалось уточнять. Просить не хотелось до одури, однако генерал, у которого всей родни – побратим-бергер и малолетние полуплемянники, должен предусмотреть смерть, как бы ни хотелось жить. «Мне грустно без вас, Жермон…» После таких писем умирать невозможно, но отец Лионеля умер. И барон Вейзель тоже. Уцелей маршал Арно и останься его наследник в армии, стали бы они хотя бы приятелями? Если б, разумеется, встретились… Это в Олларии не видят разницы между Торкой и Гельбе, север и север, но на севере можно провоевать всю жизнь и не свидеться. С тем же Ойгеном они столкнулись уже в чинах, а что бы сказал капитан капитану? И как бы встретил Жермон уже не Ариго Лионеля еще не Савиньяка? Это сейчас семь лет разницы – ерунда, а до Лаик Жермон с мелюзгой старался не знаться, видимо, из-за братьев, малолетние Савиньяки, Валмоны и Эпинэ жизнь будущему унару не портили, да он их не очень-то и различал.

Генерал Ариго не выдержал, покосился на маршала, тот заметил.

– Занятно у нас с вами сложилось… Вас бросило из Олларии в Торку, меня из Торки забрали в столицу.

– Вы не хотели уезжать?

– Тогда я о своих желаниях не думал. Говоря по правде, я не думал вообще.

И Жермон решился. Тоже не думая.

– Лионель, я опять прошу вас, как Проэмперадора, утвердить… Леворукий, не знаю, как оно правильно называется! Вы правы, баронесса написала не только про мортиру, у нас с Ирэной будет ребенок. Конечно, Заль не Бруно, и я собираюсь… я должен вернуться, но генерал Вейзель всегда писал маркграфу…

– Герман говорит об опекунстве, – поспешил-таки на помощь Райнштайнер. – Генерал Вейзель желал, чтобы о его семье заботился вице-адмирал Вальдес, а Герман оказывает эту честь мне. Разумеется, это пустая формальность, но женатый человек должен проявлять предусмотрительность, тем более, что рейд против Заля может принести определенные сюрпризы.

– Мне будет спокойней, – Жермон зачем-то встал. – Валентин ведь уйдет со мной…

– Как интересно, – Савиньяк кривовато усмехнулся. – Садитесь, все равно пить. Моя мать будет за вас рада, напишите ей. И фок Варзов.

– Итак, – проявил всегдашнюю дотошность Ойген, – воля генерала Ариго подтверждена. Мы в самом деле выпьем, и Герман со спокойной душой отправится в поход и разобьет Заля, а я в исполнение твоей недавней просьбы передам ему полк Дитриха Катершванца, чтобы пресечь возможное… заражение.

– Не совсем, – опять та же улыбка. – Генерал Ариго отправится со спокойной душой в Альт-Вельдер. Немедленно.

– Как? – не понял Жермон. – Какой Альт-Вельдер?

– Озерный, он же единственный. Это Франциск-Вельде аж три. Жаль, Придд не выяснил у Рейфера, на какой именно изначально нацелились китовники.

– Сударь, я не могу оставить армию, – чуть ли не взвыл Жермон. – Не считаю себя вправе!

– Вас никто не спрашивает, это приказ. Ойген, соизволь обеспечить его исполнение.

Барон наклонил голову.

– Я сделаю это со всем тщанием, – заверил он. – Герман, если ты выедешь через пару часов, то сможешь провести в Аль-Вельдере на одну ночь больше, чем если ты дотянешь до завтра. Во время твоего отсутствия я прослежу, чтобы твои офицеры не отлынивали, можешь мне поверить.

Ну конечно же! Кавалерия бережет лошадей, даже когда торопится; меняя коней, он всяко догонит свой корпус, но сперва взглянет в серебряные глаза.

Нужно было сказать хотя бы спасибо, только Савиньяк отвернулся, а потом подоспела «Дурная кровь». Адъютант приволок полную корзину, но ни поставить, ни тем более открыть не успел – вино отобрал вставший Райнштайнер.

– Мне кажется, – внушительно произнес бергер, когда Сэц-Алан закрыл дверь, – вам следует выпить на брудершафт. Герман, я успешно перешел с командором Горной Марки на «ты», а ведь нас не связывают ни память о родных краях, ни потеря дорогого для обоих человека.

– Я не знаю… – замялся генерал, – мы росли по соседству, но это было давно.

– Давно, – согласился Савиньяк, – Но человек, столь стремительно женившийся на урожденной герцогине Придд, снесет и не такую преграду. Тем более, перейдя на «ты» с Эмилем, половину дела вы уже сделали. Не правда ли, Ойген?

– Несомненно. Герман, мы сейчас больше в Торке, чем в Олларии, так не будь светским и столичным.

Ариго больше не спорил. Ойген торжественно расставлял бокалы, Савиньяк наблюдал.

– Друзья, – провозгласил бергер. – Вино разлито. Не могу не заметить, что вам следовало сделать это в Альт-Вельдере накануне свадьбы.

– Не думаю, – Проэмперадор взял бокал первым. – Хорошие вина не смешивают. Жених был слишком поглощен невестой, чтобы начинать не самую легкую дружбу.

– Герман и сейчас поглощен, – пошутил барон. – Но дружба с тобой не самое страшное, что может случиться в Излом.

– Да, Ойген, – в тон откликнулся Савиньяк, – самое страшное – это вино, тюрегвизе и пиво, которое выпили ночью, забыв о рассветных нуждах. Жермон, так вы не забудете написать фок Варзову о своем счастье?

– Прямо сейчас?!

– Лучше не тянуть. Я догадываюсь, почему фок Варзов, когда был в Аконе, уклонился от встречи с вами, но письмо он прочтет. Вам в свое время было достаточно скверно, причем множество достойных, не хуже барона Райнштайнера, людей не сомневались в вашей вине. Сейчас армия не сомневается, что летнюю кампанию погубил фок Варзов, и это усугубляется моими победами в Кадане и Гаунау. Мои послания покоя бывшему маршалу Запада не принесут.

– Так вы… вы все-таки старика любите?!

– Он представил меня к производству в полковники и сообщил о смерти отца. В чем дело?

– Монсеньор, – возникший в дверях дежурный адъютант либо только что увидел привидение, либо получил по голове, – э-э-э… к вам прибыл…

– Я! – Кто-то высокий, в морском мундире, ловко оттер офицерика и с негодованием воззрился на стол. – Вино киснет, мухи плачут, а вы обсуждаете что-то страшное и неприятное.

– Ты явился спасать вино? – Лионель бросил гостю… Вальдесу пустой бокал. – Ну так спасай!

– Сперва Лионелю и Жермону надо выпить и обняться, – вмешался Райнштайнер. – Нет приметы хуже, чем провозглашенный и невыпитый брудершафт. Герман!

Ариго залпом, будто касеру, проглотил вино и обнялся с Проэмперадором, в черных глазах которого уютно устроилась смерть.

– Отлично, – одобрил Ойген. – Будь вы оба агмами, вы бы смогли обменяться еще и гербами. Это устранило бы очевидное противоречие – ты, Герман, не похож на леопарда, а ты, Лионель, на оленя.

– Нужно смотреть не на изображение, а на девиз, – сощурился Савиньяк. Он в самом деле казался готовым к прыжку. – «Предвещает погоню» именно то, что сейчас нужно. Жермон, дело сделано, мы на «ты».

– Госп… Лионель, я напишу Вольфгангу, а ты… – Он пьян, хотя с бокала «Крови» в Торке не пьянеют. С одного бокала, но ведь было еще и письмо! – Ты подтвердишь мои распоряжения.

– Нет, – отрезал Савиньяк. – Нас только в Аконе пятеро. Тот, кто уцелеет, позаботится о семьях погибших, если, конечно, кто-то погибнет. Лично я намерен выжить, ты, как я понял, тоже.

Жермон не спорил. Завещание писать не хотелось до одури, да и зачем оно в самом деле? Лионель кругом прав, а он увидит Ирэну. Скоро, так скоро, как даже не мечталось!

– Идем, – потребовал Райнштайнер, – я помогу тебе собраться. В таком состоянии ты не можешь не забыть что-нибудь нужное, например, голову.