Глава 6
Гигантский глобус Уайльда
Взволнованная толпа заполнила всю улицу перед вокзалом. Звенели сигналы тревоги, клубами вился дым.
– Полиция. Дайте пройти, – попросил Райан.
– Отвали, – огрызнулся кто-то. – Из тебя такой же полицейский, как из меня принц Альберт.
Внезапно грубиян охнул и отлетел в сторону.
– Простите, я не хотел вас толкать, – сказал инспектор. – Это вон тот тип налетел на меня сзади.
Пробравшись сквозь толпу, они с Беккером подошли к стоявшим в оцеплении констеблям.
– Стойте на месте, – рявкнул один из полицейских. – Дальше никому хода нет. Ох, простите, инспектор Райан, не узнал вас в этой суматохе. Проходите, комиссар уже там.
– Спасибо, Гарри.
Констеблю, с которым Райан работал в прошлом году, явно польстило, что инспектор запомнил его имя.
Детективы вошли в охваченный суетой зал ожидания. В воздухе висел запах пороха, пол усыпало обломками. Обычно в кондитерской и возле книжного киоска скапливалось куда больше пассажиров, делающих покупки перед отъездом. Те немногие, что оказались здесь сегодня в полдень, теперь лежали на полу и стонали. Врачи торопливо накладывали им повязки, а пострадавших более серьезно констебли относили на носилках к каретам скорой помощи.
Заметив комиссара Мэйна, о чем-то беседующего с другим детективом, Райан направился к нему.
– Будет исполнено, сэр, – сказал полицейский и удалился.
Комиссар обернулся к Райану и Беккеру.
– Бомба взорвалась чуть позже полудня. Два человека убиты, тринадцать тяжело ранены. Остается радоваться, что люди теперь боятся ездить на поездах, иначе жертв было бы намного больше.
– После такого они станут бояться еще сильнее, – заметил Райан. – Где взорвалась бомба?
– На одном из перронов. Преступник оставил ее в дорожной сумке. Вот этот контролер разговаривал с ним незадолго до взрыва.
Комиссар подошел к груде обломков, на которой сидел контролер, устало склонив голову и положив руки на колени.
– У вас хватит сил, чтобы рассказать все еще раз? – спросил Мэйн.
Контролер поморщился:
– Все, что угодно, лишь бы поскорее поймать эту сволочь… простите за грубое слово, сэр.
– Учитывая обстоятельства, можете не извиняться.
Контролер сокрушенно вздохнул:
– Он был одет так, как будто ожидал сегодня снежную бурю. Теплое пальто, кепи надвинуто до самых бровей. Нижняя часть лица замотана в шарф. И при этом… – Контролер прикрыл глаза, собираясь с силами. – При этом он все равно не прекращал дрожать. Я спросил, не болен ли он, но этот гад ничего не ответил и пошел прямо к поезду.
– Через вон ту арку, – показал Мэйн на ворота, ведущие к перрону.
– Возможно, он дрожал не от болезни, а от страха, – перебил его кто-то.
К удивлению Райана, рядом с ним оказался Де Квинси.
– Приветствую, джентльмены, – беспечно произнес он.
– Что вы…
Еще не успев договорить, Райан сообразил, что раз уж Де Квинси здесь, то и Эмили наверняка пришла вместе с ним. Но где же она?
И тут же услышал ее голос:
– Доктор, нет ничего сложного в том, чтобы остановить кровь и наложить повязку. Пожалуйста, разрешите мне позаботиться об этом пострадавшем, пока вы занимаетесь той женщиной с более тяжелыми ранами.
Оглянувшись, Райан увидел, как Эмили взяла из медицинской сумки бутылочку, смочила содержимым ватный тампон и приложила к кровоточащему лбу какого-то мужчины.
Инспектор сдержал улыбку.
– Не ожидал встретить вас здесь, – обратился он к Де Квинси.
– Но это не значит, что мы не рады вас видеть, – поспешно добавил Беккер, не спуская глаз с Эмили.
– Мы провели это утро с моим давним другом, – объяснил пожилой человек. – А когда вернулись в Кембридж-Хаус, нас там поджидало сообщение от лорда Палмерстона о том, что королева Виктория и принц Альберт желают, чтобы мы приняли участие в расследовании.
Райан, Беккер и комиссар Мэйн ошеломленно переглянулись.
– Королева и принц прислали вас помочь нам? – переспросил Райан.
Де Квинси кивнул:
– Но я приехал бы сюда в любом случае. – Он повернулся к контролеру. – Дорогой сэр, вы слышали когда-нибудь об Иммануиле Канте?
– Это тот негодяй, что взорвал бомбу?
– Нет, но Кант поможет нам найти того, кто это сделал, – ответил Де Квинси. – Вы сказали, что этот человек был одет так, словно ожидал сегодня снежную бурю, правильно?
– Да.
– И при этом он дрожал? – продолжил Де Квинси.
– Да, у него тряслись руки. И плечи тоже.
– И поскольку погода сегодня холодная, вы решили, что он дрожит от холода?
Контролер поморщился и поднес руку к перевязанной голове.
– Можете не сомневаться, он был болен.
– Почему вы так уверены?
– Потому что его рвало кровью. И он сказал, что ему нужен врач.
Райан уже понял, к чему клонит Де Квинси.
– Теперь моя очередь показать, чему я научился у Иммануила Канта. Куда стошнило этого человека?
– Прямо на рельсы, возле первого столба, – с усилием проговорил контролер. – Там он и оставил свою сумку.
Райан прошел в арку, остальные последовали за ним. Когда каменные колонны зала ожидания сменились чугунными столбами перрона, запах дыма усилился.
Взрыв повредил стеклянную крышу, ее осколки хрустели под ногами Райана.
– Беккер, видите три пятна крови? Они растеклись в форме крыла, постепенно истончаясь. Здесь стояли ближайшие к месту взрыва жертвы. Если вы протянете веревки вдоль каждого из этих пятен, они пересекутся в той точке, где произошел взрыв, – думаю, возле этого покореженного столба преступник и оставил сумку.
Инспектор нагнулся и поднял осколок стекла, измазанный кровью, затем подошел к краю перрона и спрыгнул на рельсы.
– Мистер Де Квинси, не хотите составить мне компанию?
Любитель Опиума озадаченно посмотрел на него, но кивнул.
Райан обхватил его за талию и снял с перрона, словно маленького ребенка.
Воздух на железнодорожных путях был еще холоднее, запах смазочного масла заглушал пороховую гарь.
– Если бы вы не упомянули Канта, я бы не спустился сюда, – признался Райан. – Существует ли объективная реальность, или же все это просто проекция нашего сознания? Контролер говорит, что этого человека рвало кровью. Но откуда он знает, что это была именно кровь? Единственная возможная причина: рвотная масса была красного цвета. Из этого он сделал вывод, что злоумышленник был болен.
– И увидел свою версию реальности, – согласился Де Квинси.
Райан показал на темно-красные пятна на гравии рядом с рельсами:
– Когда-нибудь химики научатся определять, кровь это или нет. А до тех пор… – Он присел и положил осколок стекла рядом с красным пятном. – Когда кровь засыхает, она приобретает коричневатый оттенок. Вещество на осколке стекла имеет именно такой цвет, а пятно осталось ярко-красным. Вещество на стекле загустело, а эта жидкость – нет.
Де Квинси кивнул:
– Перед тем как прийти на вокзал, этот человек выпил подкрашенную воду. Он наклонился над краем платформы, чтобы никто не заметил, как он засунул пальцы в рот и спровоцировал рвотный рефлекс. Поскольку он выпил слишком много подкрашенной воды, его спектакль удался. Жидкость, выглядевшая как кровь, ужаснула всех, кто был рядом.
– Выглядевшая как кровь, – повторил Райан. – Вот, значит, как вы видите реальность.
– Существует множество реальностей. Из-за опиума я иногда с трудом различаю их.
– И какая из версий реальности, по вашему мнению, имела здесь место?
– Это был театр. Актер на сцене. Теплое пальто не позволяло разглядеть, как надулся от воды его живот. Шарф и надвинутая на глаза шляпа скрывали его внешность. В то же время необычная одежда привлекала к нему внимание, и когда его вырвало чем-то, что напоминало кровь, люди уже пристально разглядывали его и не могли не заметить, что его рвота имела красноватый оттенок.
– Но зачем ему понадобилось это представление? – спросил Райан.
– Чтобы контролер ничего не заподозрил, когда он решил выйти с вокзала почти сразу же после того, как туда зашел, – объяснил Де Квинси. – Он сказал, что ему нужен врач, и контролер, конечно же, сделал все возможное, чтобы больной пассажир поскорее покинул вокзал, пока его снова не вырвало «кровью». В поднявшейся суете никто сначала не заметил, что он забыл свою сумку, – а потом было уже поздно.
Воздух под платформой внезапно сделался еще холоднее.
– Если он на самом деле не был болен, значит он только притворялся, что дрожит, – рассудил Райан.
– Нет, он не притворялся, но его дрожь не имела никакого отношения к болезни.
– Не понимаю.
– Как, по-вашему, была взорвана бомба? – задал новый вопрос Де Квинси.
– Единственный удобный способ – это поджечь фитиль. Я слышал о попытках использовать часовой механизм, приводящий в движение ударник, который, в свою очередь, бьет по капсюлю и воспламеняет порох. Но это крайне ненадежно. Фитиль – самый безотказный способ.
– Значит, вы считаете, что он остановился неподалеку от вокзала, в таком месте, где его никто не мог видеть, и поджег фитиль, а затем закрыл сумку и принес ее на вокзал, – заключил Де Квинси.
– Звучит весьма правдоподобно.
– В таком случае ему не нужно было притворяться, изображая дрожь. Он проносил сумку мимо контролера на перрон, зная, что фитиль уже подожжен и бомба может взорваться в любое мгновение. Так что он и в самом деле дрожал – от страха.
Райан потрясенно уставился на Де Квинси:
– Опиум должен был повредить ваш разум, но вместо этого… Послушайте. Кроме вас, Беккера, комиссара Мэйна и Эмили, я больше никому не могу доверять. Сегодня утром лорд Палмерстон пытался помешать расследованию.
– Помешать… Но зачем? – удивился Де Квинси.
– Именно это я и хочу выяснить.
Кэролайн свернула с Парк-лейн к воротам своего дома, прошла по белой гравийной дорожке и поднялась на широкое каменное крыльцо, отметив, как старательно слуги вычистили его.
Лакей открыл роскошную зеленую дверь.
– Добрый день, миссис Ричмонд.
– Все готово?
– Согласно вашим инструкциям, госпожа.
Кэролайн взглянула на высокие напольные часы в углу: без двадцати минут три. У нее не оставалось времени переодеться к прибытию гостей, ожидаемых к трем часам, но мгновение спустя она решила, что ее элегантный наряд более чем подходит к такому случаю.
Отдав лакею перчатки и шляпу, она поднялась по лестнице на второй этаж и вошла в просторный зал, где обычно устраивала званые обеды. Теперь здесь располагались пять столов, покрытых тонкими льняными скатертями с цветочным орнаментом, и по четыре стула возле каждого из них. Буфеты из красного дерева предлагали богатый выбор разнообразных сладостей – в особенности пирогов с лимоном. Там же стояли чашки, блюдца и тарелки из самого лучшего фарфора.
Серебряные вилки и ложки вычистили до такого блеска, что он был заметен от самых дверей. Внимательно осмотрев приборы, каждый из гостей смог бы различить крохотные клейма, указывающие, где, когда и каким мастером они сделаны. Владельцы такой посуды, отправляясь в путешествие, как правило, отдавали ее на хранение в банк.
Кэролайн прошлась по восхитительным восточным коврам красно-зеленой расцветки и убедилась, что малиновые атласные шторы на окнах полностью раздвинуты. Большинство обитателей Вест-Энда предпочитали не открывать штор, чтобы менее состоятельные люди не могли заглядывать в окна. Однако Кэролайн совершенно не заботило, если кто-то из прохожих увидит, в какой роскоши она живет. Гораздо важнее, чтобы гости оценили просторный балкон ее дома и вид на зеленые просторы Гайд-парка по другую сторону улицы.
Она вновь повернулась к столам и придирчиво взглянула на стопки бумаги и оправленные в серебро карандаши (из лучшего магазина канцелярских принадлежностей на Риджент-стрит, с подтверждающими этот факт этикетками). Рядом были разложены запечатанные колоды карт (изготовленные на заказ и, забавы ради, отмеченные печатью Casino de Richmond).
Кэролайн подошла к буфету и осмотрела четыре серебряные чайницы, рядом с каждой из которых лежала изящная карточка, подсказывающая, какой именно чай находится внутри: зеленый, красный, белый или желтый.
– Мэрибет! – позвала она служанку, ничуть не сомневаясь, что девушка ждет ее приказаний за боковой дверью.
– Что прикажете, госпожа? – Девятнадцатилетняя Мэрибет, одетая в безукоризненно белый фартук, вышла из-за двери и сделала книксен.
– Вода для чая?
– Уже вскипятили, госпожа, я прослежу, чтобы она оставалась горячей. Мы все принесем, как только появятся гости. Сюрприз прикажете подать до или после чая?
– До. Вашей матери стало лучше?
– Да, госпожа, благодаря доктору, которого вы прислали.
– Что ж, вы не могли бы как следует выполнять свои обязанности, если бы все время волновались за здоровье матери.
– Вы очень добры, госпожа.
Стук дверного молоточка предупредил Кэролайн о приходе гостей. Держась за блестящие бронзовые перила, она спустилась по лестнице в вестибюль, чтобы поздороваться с каждой из вошедших леди. Все они действительно имели право именоваться «леди», поскольку были женами герцогов, маркизов, графов, виконтов или баронов. Только представительницы аристократических семейств дважды в месяц получали от Кэролайн приглашения на игру в вист.
Служанки, приведенные с собой знатными дамами, помогли своим хозяйкам снять перчатки и сменить уличные шляпки на домашние чепчики с голубыми лентами и затейливыми кружевами.
– Какой ужасный день, – пожаловалась одна из леди.
– И становится только холоднее, – поддержала вторая. – Все небо в тучах, и, кажется, скоро пойдет дождь.
– Это же март, – заметила третья гостья. – Что еще от него ожидать, если не туч? Но это пустяки – нужно нечто более существенное, чем плохая погода, чтобы помешать мне прийти на вечер к миссис Ричмонд.
– Вы крайне великодушны, леди Уорвик, – ответила Кэролайн.
В открытую дверь за спинами гостей она видела роскошные кареты, запряженные парами великолепных лошадей. Пышные гербы подчеркивали знатность их хозяев, так же как и яркие ливреи кучеров.
– Рада видеть вас, миссис Ричмонд, – сказала еще одна гостья.
– Благодарю вас, леди Бересфорд, я тоже рада снова видеть вас. Вы чудесно выглядите.
– Этим я обязана неделе, проведенной в клинике доктора Уэйнрайта, в Седвик-Хилле. Я так благодарна за вашу рекомендацию. Сначала я решила, что влажные простыни, погружающие ванны и душ слишком грубы и агрессивны для меня, но я никогда не чувствовала такого расслабления, как после массажа. Порой мне казалось, что я грежу наяву.
– Я собираюсь поехать туда на будущей неделе, – заявила графиня.
– Как удачно. Я слышала, что график процедур у доктора заполнен до самого июня, – отметила леди Бересфорд. – Но я надеюсь убедить своего мужа прийти к нему на консультацию. Доктор Уэйнрайт считает, что расслабление благотворно скажется на диспепсии его светлости.
– Если кто-нибудь вообще сможет почувствовать расслабление после того, что творится в поездах, – вставила леди Монтегю.
– В поездах? Во множественном числе? Только не говорите, что произошло еще одно…
– Неужели вы не слышали? На вокзале Ватерлоо взорвалась бомба.
– Боже милосердный!
– Куда катится эта страна? Тот, кого убили в четверг вечером, – это Дэниел Харкурт, наш поверенный!
– И наш тоже. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова сесть в поезд, ничего не опасаясь.
– А я никогда и не чувствовала там себя в безопасности, – призналась леди Гарвис. – Я все время жду, что паровоз сойдет с рельсов.
Кэролайн приглашающим жестом указала на лестницу.
– Прошу вас, леди.
Под шорох бархата гостьи одна за другой поднялись наверх – широкие платья с кринолинами мешали им идти парами.
– И война все еще продолжается. Я спросила моего мужа, почему он позволил втянуть нашу страну в это безобразие. Но он так и не дал мне внятного ответа.
– Разве можно их понять, когда речь идет о деньгах или о политике? Не уверена, что они сами понимают, о чем говорят.
Гости вошли в зал и увидели на столах карточки со своими именами. Кэролайн всегда меняла игроков местами, чтобы не образовались постоянные пары, которые могли бы иметь преимущество перед другими.
– Мой муж очень переживает из-за акций железной дороги, – заявила одна леди.
– Это временное падение, – постаралась успокоить ее Кэролайн.
– Временное? – усомнилась леди Бересфорд, распечатывая колоду карт.
– Да, фондовый рынок ведет себя так же, как человек, – объяснила Кэролайн. – Ему требуется время, чтобы оправиться от потрясения.
– Как я оправилась от потрясения после первой брачной ночи, – отозвалась леди из-за соседнего стола.
Кое-кто из женщин рассмеялся.
– То же самое происходит и с рынком, – продолжила Кэролайн. – Не сомневаюсь, что мой муж объяснил бы все лучше, чем я.
– Миссис Ричмонд, когда мужчины говорят о финансах, это кажется мне китайской грамотой, а вот вас я прекрасно понимаю.
– Благодарю вас, леди Гарвис. Прислушиваясь к словам моего мужа, я сделала два вывода относительно фондового рынка.
– Расскажите нам. – Леди Уорвик раздала карты. – Проверьте, у всех ли по тринадцать карт.
– Первый секрет успеха: нужно вкладывать деньги в дело, а не спекулировать, – сказала Кэролайн. – Тем, кто любит азартные игры, лучше ограничиться картами.
– Ха, – хмыкнула одна из леди и зашла с трефовой девятки. – А второй секрет?
– Нужно иметь терпение, – ответила Кэролайн.
– Что ж, любая женщина, прожившая с мужем-политиком столько лет, сколько прожила я, должна понимать, что такое терпение, – призналась леди Гарвис.
– Козыри черви, – напомнила игрокам за своим столом одна из женщин.
– Уверена, что мой муж посоветовал бы скупать акции железной дороги, потому что их стоимость в конце концов вернется на прежний уровень и даже чуть выше. Так всегда происходит.
– Пики, – произнес кто-то за соседним столом.
– Хватит обсуждать эти угнетающие новости, – решила леди Бересфорд. – Миссис Ричмонд, у вас всегда припасено для нас что-нибудь занимательное. А что на этот раз?
– Тонизирующая вода.
– Что еще за тонизирующая вода?
– Это освежающий напиток, который доктор Уэйнрайт скоро предложит своим гостям. Если им понравится, эту воду можно будет приобрести в лучших магазинах Лондона.
– Но что она собой представляет?
– Газированная вода с добавлением хинина. Как вам должно быть известно, леди, хинин используют наши солдаты в Индии, чтобы не заболеть малярией. Это порошок, хорошо растворяющийся в воде. Но она становится очень горькой. Доктор Уэйнрайт нашел способ сделать из нее освежающий напиток, добавив в воду сахар и насытив углекислотой. Возможно, самое главное его достоинство в том, что, в отличие от лондонской воды, его можно пить спокойно, не опасаясь заболеть.
– Значит, доктор Уэйнрайт кипятит воду, чтобы избавиться от вредных примесей? – спросил кто-то.
– В этом нет необходимости, – ответила Кэролайн. – Те из вас, кто побывал в его клинике, наверняка знают, что в ручьях Седвик-Хилла вода на удивление чистая. Говорят, даже королева отозвалась о ней одобрительно.
– Но почему вы решили угостить ею нас? – удивилась леди Бересфорд. – Нам ведь вовсе не угрожает малярия.
– Хинин также помогает справиться с дрожью в руках, которой некоторые из нас страдают. Но в первую очередь доктор Уэйнрайт намерен побороть пристрастие наших солдат в Индии к спиртному, поскольку они решили, что принимать хинин можно только одним способом – подмешав его в джин.
– В джин? – ужаснулся кто-то.
– Тонизирующая вода доктора Уэйнрайта настолько приятна на вкус сама по себе, что он собирается послать целую партию в Индию, надеясь, что наши солдаты смогут теперь получать необходимый хинин, не смешивая его с джином. Однако он полагает, что основным рынком для этой воды станет Британия. Его цель – забота о здоровье людей. Чистая вода, вкусная и освежающая, должна отвратить людей от употребления не только джина, но и бренди с содовой.
– Весьма похвально! – воскликнула леди Гарвис.
Кэролайн обернулась к боковой двери и позвала:
– Мэрибет!
Юная служанка принесла поднос с бутылочками, напоминающими маленькие кегли.
Открыв пробки, она разлила прозрачную жидкость по бокалам и предложила каждой леди. Некоторые из них поморщились, когда у них защипало в носу.
– Действительно немного горьковато, но вкусно, – отметила леди Монтегю, сделала еще глоток и прибавила: – И она в самом деле бодрит.
– Я дам каждой из вас по бутылочке с собой, чтобы вы угостили своих мужей. Может быть, после этого они заинтересуются нашими карточными вечерами.
– Все, что угодно, только бы отвлечь моего мужа от мыслей о железнодорожных акциях, – вздохнула леди Гарвис.
В гулкой пустоте Пэддингтонского вокзала кондуктор Мэтью Харриган шел вдоль вагонов бристольского поезда, закрывая купе. Лишь треть из них была занята. Слухи о взрыве на вокзале Ватерлоо распространялись быстро, и немногочисленные пассажиры обычно переполненного субботнего вечернего поезда с опаской смотрели на кондуктора, когда он скрежетал ключом в замке очередного купе. Судя по выражению лица, они ощущали себя заключенными, отправляющимися на казнь. Если попутчики не были им знакомы, пассажиры предпочитали найти свободное купе, где они могли бы остаться в одиночестве. Учитывая обстоятельства, сделать это было нетрудно.
Харриган закрыл последнее купе и поднялся в тормозной вагон в хвосте поезда. Несмотря на дым и сажу, не говоря уже о холодном ветре, который вскоре обрушится на него, Мэтью считал, что ему крупно повезло. Четыре месяца назад он еще был солдатом на Крымской войне. Избежав смерти от ядер и пуль, он едва не умер от голода из-за скудного пропитания, выделяемого солдатам, в то время как офицеры наслаждались роскошными обедами. В зимние метели он дрожал от холода в летнем мундире в своей прохудившейся палатке, тогда как офицеры носили теплые шинели и грели руки у печи на яхте командующего. Когда во время атаки русских Харригана контузило взрывом, провидение сжалилось над ним. Полуобмороженного, его подобрали вместе с другими ранеными и переправили в военный госпиталь под Константинополем. Удача не отвернулась от него и здесь: несчастного выходила сама мисс Найтингейл, благословенная Леди-с-Лампой, и добилась того, чтобы его отослали домой.
Фортуна продолжала улыбаться ему и в Англии. Друг детства, а ныне старший клерк на Большой Северной железной дороге, проникся к нему сочувствием и устроил кондуктором. Мало кто стремился занять это место из-за немалого вреда для здоровья, но Харригану работа казалась непыльной по сравнению с ужасами Крыма.
Он покрутил штурвал и снял вагон с тормоза. Затем высунулся в окно и помахал фонарем машинисту, сигнализируя, что все готово к отправлению.
Далеко впереди запыхтел паровоз, и шум разнесся по всему вокзалу. Вагон дернулся, и поезд тронулся с места.
Обычно Харриган махал на прощание людям, оставшимся на перроне, но нынешним вечером там стояли только охранники, носильщики и нищие в изодранных солдатских мундирах.
– Подождем до понедельника, – сказал ему носильщик, вероятно надеющийся на скорое возвращение клиентов. – У людей короткая память. Они вернутся, когда уже не смогут больше откладывать деловые поездки или им понадобится навестить больную бабушку.
Но так было до взрыва на вокзале Ватерлоо.
Поезд набирал ход, громыхая мимо темных фабрик и трущоб. Когда дым и сажа долетели до Харригана, он проверил, горит ли белый фонарь в передней части вагона и предупреждающий красный сигнал позади, а затем забрался в свою кабинку. Он оперся рукой о трясущуюся стену вагона и посмотрел в грязное окно.
За три недели работы Мэтью запомнил каждый прямой участок и каждый поворот пути. Когда поезд загрохотал по знакомому мосту, воздух стал чище. Свет фонарей отразился в реке, и Харриган определил, что до первой остановки еще десять минут.
Справа виднелся силуэт деревенского дома.
Чуть впереди – и тоже по правую сторону – горел огонек, который можно было принять за фонарь следующей станции, не будь до нее так далеко. Если бы небо не затянули облака, Харриган мог бы подумать, что это луна отражается в окне переднего вагона, поскольку поезд как раз начинал поворот.
Огонек становился все ярче.
Харриган открыл дверь кабинки и вышел навстречу резкому ветру. Надоедливый запах дыма был сегодня по-особенному силен. Кондуктор ухватился за боковой столб вагона и высунул голову так далеко, как только мог. Присмотревшись к передним вагонам, покачивающимся из стороны в сторону, он вдруг понял, что это не просто огонек. Красный свет мерцал и словно бы пульсировал. Черный дым клубился над вагонами, постепенно сползая к хвосту поезда.
«Бог мой, да это же пожар!» – догадался Харриган.
Он вытащил из кабинки красные светофильтры, один укрепил на переднем фонаре вагона, а второй поставил на свой ручной фонарь и закачал им в воздухе, сигнализируя машинисту, чтобы тот остановил поезд.
«Боже милосердный, только бы он посмотрел назад!» – мысленно взмолился Харриган.
Внутри вагонов не было коридоров, связывающих купе, как не было и переходов между вагонами. Пассажиры не могли покинуть горящее купе. Харригану оставалось лишь надеяться, что оно было пустым.
Он замахал фонарем еще отчаяннее. С левой стороны пламя уже вырывалось из окна. Стук колес сбился с ритма, а значит, машинист все-таки оглянулся и заметил огонь. Как только поезд замедлил ход, Харриган повернул штурвал тормоза.
Раздался дикий визг, во все стороны полетели искры.
Пол покачнулся, и кондуктор с трудом удержался на ногах, но стоило поезду еще немного притормозить, как он выскочил из вагона на гравийную насыпь и побежал вдоль состава. Света фонаря едва хватало, чтобы не споткнуться обо что-нибудь в густом дыму.
Харриган остановился, достал ключ из кармана и открыл дверь багажного вагона.
– Пожар! – крикнул он охранникам. – Вылезайте скорее и помогите мне!
Он помчался дальше, подгоняемый знакомым еще по войне страхом. Из вагона третьего класса, где все пассажиры теснились в одном общем помещении, донеслись крики. Харриган понадеялся, что охранники догадаются открыть его, но сам не мог терять на это время. Все его внимание было сосредоточено на горящем вагоне.
Задыхаясь и кашляя от дыма, он пробежал мимо вагона второго класса. Впереди полыхнуло пламя, оно ревело, как дикий зверь.
А еще там кто-то кричал.
Харриган вставил ключ в замок, наклонился и дернул дверь на себя. Двое мужчин выскочили наружу так стремительно, что он не успел отойти в сторону и, получив болезненный толчок, повалился на гравий.
Ошеломленный происходящим, он все же поднялся на ноги и заставил себя подойти ближе к огню. Когда он открыл следующую дверь, из нее вылетел еще один пассажир в горящей одежде, чуть снова не сбив кондуктора с ног. Харриган даже не успел прийти ему на помощь: истошно вопящий мужчина упал и покатился вниз по склону, поджигая сухую траву.
Мэтью ринулся вслед за ним, стащил с себя пальто и набросил на вопящего и корчащегося от боли мужчину, чтобы сбить пламя, а затем принялся затаптывать горящую траву.
– Помогите! – кричали пассажиры из соседних купе.
«Где мои ключи? – растерянно подумал Харриган. – Куда они подевались?»
В отблесках пожара он разыскал ключи в траве, поднял и помчался вверх по склону. Наученный горьким опытом, он заранее отпрыгнул в сторону, когда еще два пассажира вырвались из купе через только что открытую дверь.
А Харриган уже бежал к следующему вагону, где огонь покорежил дверь и выгнул крышу.
Сквозь рев пламени кондуктор услышал еще один звук – пугающе знакомый и быстро приближающийся.
Он метнулся к хвосту поезда и увидел сигнальные огни другого локомотива, темной дугой мчащегося следом. Слишком быстро, чтобы вовремя остановиться.
Раздался оглушительный свист.
– Бегите! – закричал Харриган, сталкивая зазевавшихся пассажиров с насыпи.
Свист повторился, еще громче, чем в первый раз.
– Быстрее! Уходите отсюда!
Оглянувшись на бегу назад, Харриган увидел, как паровоз на полном ходу врезался в тормозной вагон, перевернул его и сбросил с рельсов. С грохотом, напомнившим залпы артиллерийских орудий в Крыму, вагоны сталкивались друг с другом, опрокидывались, подлетали в воздух и скатывались по насыпи.
Паровоз второго поезда тоже сошел с рельсов и съехал вниз. Женщина, бежавшая впереди Харригана, споткнулась и упала. Он подхватил ее и потащил за собой по траве. Котел паровоза взорвался. Горячий пар вырвался на свободу вместе с разлетающимися во все стороны кусками железа. Харриган упал прямо на женщину, пытаясь прикрыть ее своим телом, когда его спину обдало жаром.
– К Гигантскому глобусу Уайльда, – сказал лорд Палмерстон вознице, садясь вместе с телохранителем в кеб.
– Прошу прощения, господин хороший, только он так допоздна не работает.
– Сегодня будет работать.
Лорд Палмерстон решил не принимать обычных мер предосторожности и не ехать обходным путем. Так легче определить, не следует ли за кебом другой экипаж. На этот раз было бы даже лучше, если бы кто-то наблюдал за ним.
Гигантский глобус был возведен четыре года назад, к открытию выставки в Хрустальном дворце, на которую в Лондон прибыло множество гостей. Шар диаметром около двадцати метров, ставший одним из самых высоких зданий в Вест-Энде, занимал большую часть площади Лестер-сквер в Сохо – некогда пасторального пейзажа, покрывшегося со временем сорняками, мусором и трупами дохлых кошек. Предприниматель Джеймс Уайльд взял этот участок в аренду, пообещав владельцу облагородить территорию. Облагораживание свелось к возведению на пустыре Гигантского глобуса. За один шиллинг посетители могли войти внутрь и восхититься гипсовыми моделями континентов и океанов, рек и гор. Здесь побывало три миллиона зрителей, и никому из них не показалось странным, что он видит мир, вывернутый наизнанку, поскольку эти горы не поднимались в небо, а тянулись к центру Земли.
– Еще раз прошу прощения, но посмотрите сами – там темно, – сказал кебмен, приехав на место.
– Все равно спасибо, – ответил лорд Палмерстон и вместе с верным секретарем выбрался из экипажа. Он заплатил вдвое больше обычного, чтобы кебмен наверняка запомнил, как привез его сюда.
Как только кеб с грохотом укатил прочь, из тени вышел один из охранников.
– Она приехала? – спросил лорд Палмерстон.
– Да, премьер-министр, пять минут назад. Вот к этому уличному фонарю. Она так прелестна в своем розовом платье, что ее не могли не заметить.
– Вы обыскали Глобус?
– Он пуст, сэр, если не считать вашей гостьи.
Несмотря на холодный ветер, лорд Палмерстон распахнул пальто. Фонарь осветил его ярко-голубой жилет под серым сюртуком. Праздничная одежда обязана была привлечь к себе внимание, учитывая тот факт, что, согласно последней моде, яркая мужская одежда считалась неприличной. В юношеские годы лорда Палмерстона такой наряд сочли бы блеклым, но по современным стандартам он выглядел откровенно вызывающим.
Расправив плечи и выпрямив спину, чтобы казаться моложе своих семидесяти лет, он подошел к огромному Глобусу. У входа не горели огни, однако дверь оказалась не заперта.
Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, прошел через турникет рядом с билетной кассой и оказался в вестибюле с застекленными витринами. Сейчас он не мог ничего различить, но знал, что в них демонстрировались различные минералы и схемы геологических слоев Земли.
Свет проникал в вестибюль сквозь щель в занавесе с восточным узором. Лорд Палмерстон, чьи шаги гулко отдавались от стен пустого зала, раздвинул занавес и вошел внутрь шара.
Перед ним возвышались четыре расположенные одна над другой платформы, подняться на которые можно было по деревянной лестнице. К платформам были подвешены лампы. Днем свет проникал внутрь через стеклянный колпак в потолке, установленный на месте Северного полярного круга.
Лорд Палмерстон посмотрел на рельефные очертания материков и океанов, выступающие из поверхности глобуса со всех сторон вокруг него. Он словно бы очутился в пещере со сталактитами и подумал, не так ли выглядят безумные видения, посещающие Любителя Опиума.
Первой лорд Палмерстон опознал Австралию. «Британская колония», – с удовлетворением отметил он. Продолжая подниматься по лестнице, он увидел и другие владения Британской империи – Индию, Бирму, Сингапур, Гонконг, Новую Зеландию… Разумеется, все это были лишь колонии в одной части земного шара, и когда лорд Палмерстон поднялся еще выше, ему открылись и другие владения Британии. Величие империи наполнило его гордостью. Его власть простиралась на такое множество стран и народов, каким не управлял никто за всю мировую историю.
Однако, несмотря на всю эту власть, когда лорд Палмерстон добрался до третьей платформы, у него перехватило дыхание. Усилием воли он скрыл усталость, так же как скрывал свой возраст, подкрашивая бакенбарды каштановой краской.
На верхней площадке его поджидала молодая женщина. Она была удивительно красива в этой розовой шляпке и таком же платье. Розовый цвет подчеркивал блеск ее губ. Сейчас ее звали Шарлотта, хотя за свою карьеру она поменяла немало имен. В настоящий момент она играла роль на международной политической сцене и находила, что все эти дипломаты, генералы и толстосумы намного забавнее джентльменов, что аплодировали ее игре в кровавых мелодрамах лондонских театров.
– Надеюсь, вы чувствуете себя так же блестяще, как выглядите, – сказал лорд Палмерстон.
– Неудивительно, что вы продержались в политике больше полувека, – улыбнулась Шарлотта и поцеловала его в щеку. – Ваши комплименты звучат так искренне, словно вы и в самом деле так думаете.
– Но я и в самом деле так думаю, – возразил он и поцеловал ее в ответ.
Они стояли под вентиляционной трубой, в которой свистел ветер, заглушая их слова. Если бы вопреки всем стараниям охраны лорда Палмерстона кто-то оказался свидетелем этой встречи, то соглядатай видел бы их лишь издали и смог бы сообщить только то, что их головы почти соприкасались, вероятно в поцелуе. Чего еще можно ожидать от человека, уже долгие годы скандально известного своими любовными похождениями?
– Доктор Мандт прибыл в Англию сегодня утром, – прошептала Шарлотта ему на ухо. – Сейчас он должен подъезжать к Седвик-Хиллу.
Седвик-Хилл. Услышав это название, лорд Палмерстон не удержался от вздоха. Посторонний наблюдатель решил бы, что он вздохнул оттого, что погладил ее шею.
– Наконец-то. Последнее сообщение пришло из Антверпена три дня назад. Я опасался, что русские перехватили его. – В противоположность нежному жесту, голос лорда Палмерстона звучал раздраженно. – Однако теперь, из-за убийства Дэниела Харкурта, Седвик-Хилл привлек внимание полиции. Все эти ухищрения были бы не нужны, если бы доктор Мандт не надумал бежать. Если бы он сохранил рассудок, то мог бы выждать месяц-другой, а потом сказать новому царю, что вынужден по семейным обстоятельствам вернуться в Германию. У покойного царя и в самом деле была пневмония. Это вскоре подтвердили бы и другие врачи.
– Доктор Мандт утверждает, что у него не было выбора, – объяснила она, прижимаясь к нему щекой. – Как только царь умер, завистливые русские коллеги обвинили его во врачебной ошибке. И он полагал, что вскоре последуют обвинения в кое-чем похуже. Он сбежал сразу, как только представилась возможность.
– Но если бы русские агенты выследили его и заставили признаться, если бы во всем обвинили меня…
Лорд Палмерстон почувствовал секундный приступ головокружения, посмотрев с платформы на рельефные очертания материков и океанов.
– Кто не рискует, тот не выигрывает, – прошептала Шарлотта. – Оказалось, что военные аппетиты нового царя не так велики, как у его отца.
– Я знал, что все делаю правильно.
– Русские крестьяне взбунтовались из-за нехватки продовольствия, вызванной войной, – продолжала Шарлотта. – Следуя вашим инструкциям, мои агенты распространяют слухи о том, что русские солдаты на войне тысячами погибают от голода, а богатеи набивают чрево икрой и водкой. Мы выдали крестьянам расположение продуктовых складов, предназначенных для аристократии. Мы организовали нападения на эти склады. Мы поджигали поместья и обставляли все так, будто бы это сделали крестьяне. Новый царь не знает, что обойдется ему дороже – продолжение войны или революция. Его решимость слабеет с каждым днем.
– Возможно, наша решимость тоже слабеет, – заметил лорд Палмерстон. – Сегодня вечером произошел еще один инцидент с поездом. Скоро никто и нигде не сможет чувствовать себя в безопасности. Боюсь, что русские обратили мою стратегию против меня самого.
Повозка неожиданно остановилась. Сидевший в глубине ее мужчина с беспокойством выглянул из-под парусинового навеса. Не считая звезд и ущербной луны над головой, кругом была почти кромешная тьма.
– Доктор Мандт, вам пора выходить, – сказал возница по-немецки с английским акцентом.
– Но здесь же пустырь, – возразил Мандт.
– Так нам приказано, – добавил напарник возницы с таким же акцентом.
– Но… но ведь там темно.
– Я пойду с вами.
– Вы решили убить меня, да?
– Убить?
– Перережете мне горло и закопаете в поле.
– Доктор, поверьте, если бы мы хотели вас убить, то не стали бы тратить столько сил, помогая вам сбежать от русских. Прошу вас, идемте со мной. Этот молодой человек проводит нас туда, где вы сможете заночевать.
– Я не настолько глуп, чтобы согласиться…
– Взгляните на это с другой стороны. Если мы собираемся убить вас, то вы никак не сможете нам помешать, так что лучше поберегите свои нервы. Смотрите на жизнь с оптимизмом. Спускайтесь, и пусть молодой человек проводит нас к вашему временному пристанищу.
Дрожа всем телом, Мандт выбрался из-под навеса. Ноги едва держали его.
Единственный фонарь давал так мало света, что даже лошади с трудом находили дорогу.
– Ну и где ваш молодой человек? – спросил доктор.
Из-за фургона вышел высокий мужчина и что-то сказал по-английски. Возница перевел:
– Он говорит, что нужно идти вот по этой тропинке.
– Какой еще тропинке?
– Вот этой. Он говорит, что мы не сможем подъехать прямо к дверям, поскольку грохот повозки разбудит пациентов. Утром они начнут спрашивать, кто это приехал посреди ночи, а нам такие вопросы ни к чему.
– А что за пациенты?
– Долго объяснять. Утром сами все увидите.
– Вы хотите засадить меня в сумасшедший дом?
– Успокойтесь, пожалуйста, доктор. Это не сумасшедший дом, хотя пациенты – их здесь именуют гостями – с радостью платят за прием такие деньги, что их и правда можно заподозрить в сумасшествии. А теперь идемте, и прошу вас: с этой минуты никаких разговоров.
Молодой человек, не взяв с собой фонарь, повел доктора и его спутника по тропе. Бывший лейб-медик плотнее закутался в пальто, но продолжал дрожать. После долгого и опасного путешествия он каждое мгновение ожидал, что кто-нибудь выскочит из темноты и набросится на него.
Впереди на фоне звездного неба показался холм. У его подножия стояли три высоких здания. Под завывания ветра доктор и его сопровождающие подошли к боковой двери среднего из них.
За дверью тоже было темно. Молодой человек проводил бывшего лейб-медика внутрь.
– Здесь вы будете в безопасности, – едва слышно произнес спутник Мандта. – Ничего не бойтесь.
«Ему-то легко так говорить, – подумал про себя несчастный доктор, – Это не он только и делал, что боялся, на протяжении последних двух недель».
После этих слов спутник бывшего лейб-медика направился обратно к фургону.
– Постойте! – взмолился Мандт. – Не оставляйте меня одного!
– Тихо, – произнес кто-то на чистом немецком, закрыв за поздним посетителем дверь.
В темноте вспыхнула спичка, едва не ослепив Мандта.
– Он сказал правду, – продолжил тот же голос. – Здесь вам ничто не угрожает.
