К себе в постель я вернулась около четырех утра. Муж вздрогнул, пробормотал во сне: «Что случилось?» Я уверенно сказала ему: «Спи», и он успокоился. Голова шла кругом. Я была счастлива, но, как ни старалась, не могла осознать, что то, что только что случилось, случилось со мной, в моем доме, здесь, во Флоренции. Мне казалось, что между мной и Нино все кончилось еще там, в квартале, когда его родители переезжали под душераздирающие крики Мелины и грохот вещей, которые она выкидывала из окна. Или на Искье, когда мы гуляли по пляжу, держась за руки. Или в Милане, после той встречи в книжном, когда он защищал меня от злобного критика. На краткий миг это освободило меня от чувства вины, словно подруга Лилы, жена Пьетро и мать Деде и Эльзы не имела ничего общего с девочкой-девушкой-женщиной, любившей Нино и наконец заполучившей его. Тело еще помнило следы его прикосновений, его поцелуев, и жажда наслаждения все не утихала. «До утра еще далеко, — говорила я себе, — что я здесь делаю? Надо вернуться к нему».

Я провалилась в сон. Когда я снова открыла глаза, то вздрогнула от испуга: в комнате было уже светло. Что я натворила? Здесь, в собственном доме. Вот дура! Скоро проснется Пьетро. И дочери. Надо вставать, готовить завтрак. Нино попрощается с нами и уедет в Неаполь к жене и сыну. А я снова стану сама собой.

Я поднялась, долго простояла под душем, высушила волосы, старательно накрасилась, надела красивое платье, будто собиралась на выход. О, конечно же, в ночи мы с Нино поклялись, что больше не потеряем друг друга и найдем способ быть вместе. Но как и когда? И с какой стати ему искать новых встреч со мной? Все, что между нами могло случиться, уже случилось, дальше пойдут одни осложнения. Ну хватит. Я накрыла на стол. Мне хотелось, чтобы у него осталась добрая память о том, как он гостил у нас в доме, об окружавших его мелочах, обо мне.

На кухне показался Пьетро, растрепанный, в пижаме.

— Куда это ты собралась?

— Никуда.

Он посмотрел на меня в недоумении: я никогда не наряжалась с утра пораньше.

— Ты прекрасно выглядишь.

— И не благодаря тебе.

Он подошел к окну, посмотрел на улицу и проворчал:

— Я вчера вечером очень устал.

— И вел себя как невоспитанный подросток.

— Я попрошу у него прощения.

— Прежде всего ты должен попросить прощения у меня.

— Прости.

— Он сегодня уезжает.

Тут показалась Деде, босая. Я пошла искать ей тапки, разбудила Эльзу, та, как обычно, еще не открыв глаза, принялась меня целовать. От нее чудесно пахло, она была такая нежная! «Ну да, — сказала я себе, — это произошло. И хорошо, а то ведь могло и не произойти. Но теперь надо взять себя в руки. Надо позвонить Мариарозе, узнать, что там с Францией, поговорить с Аделе, съездить в издательство, спросить, что они собираются делать с моей книгой: правда она им понравилась или просто не хотят обижать мою свекровь». В коридоре послышался шум. Это был Нино. Все во мне перевернулось. Он еще был здесь, хоть и ненадолго. Я высвободилась из объятий Эльзы, сказала: «Прости, моя сладкая, мама сейчас», — и выскользнула за дверь.

Заспанный Нино выходил из своей комнаты. Я увлекла его в ванную и закрыла дверь. Мы целовались, и я снова потеряла чувство времени и пространства. Я сама поражалась, насколько желала его, — все-таки я хорошо умела прятать свои чувства. Мы сплелись в объятиях с таким неистовством, какого я не знала никогда; наши тела бились друг о друга, словно стремились разлететься на кусочки. Так вот что такое удовольствие: сломаться, слиться, не помнить больше, где я, где он. Даже если бы появился Пьетро, даже если бы зашли девочки, они бы не узнали нас. Я шептала, прижимаясь губами к его губам:

— Оставайся.

— Не могу.

— Тогда возвращайся, ты же вернешься? Поклянись.

— Да.

— А звонить мне будешь?

— Да.

— Скажи, что не забудешь меня, скажи, что не оставишь, скажи, что любишь меня.

— Я тебя люблю.

— Повтори.

— Я тебя люблю.

— Поклянись, что не врешь.

— Клянусь.