Конечно, я обрадовалась, я очень обрадовалась. Только вот я чувствовала себя так, будто мое тело превратилось в яичную скорлупу: стоит чуть надавить на руку, на лоб, на живот, как она треснет, и все мои секреты вывалятся наружу, даже те, что я держала в тайне от себя самой. Я старалась не считать дни до встречи и сосредоточилась на текстах, как будто Нино заказал мне эту работу и к своему возвращению желает видеть результат. Я мечтала, как скажу ему: «Я послушала твоего совета. Ты велел поторопиться — вот, смотри: это мои наброски. Надеюсь услышать твое мнение».

Отличный стимул. Тридцать дней пролетели даже слишком быстро. Я забыла об Элизе, больше не думала о Лиле, не звонила Мариарозе, не читала газет, не смотрела телевизор, забросила детей и домашние дела. От арестов, столкновений, убийств и войн — всего, что сотрясало Италию и всю планету, до меня доносились только слабые отзвуки; за напряженной избирательной кампанией я тоже мало следила. Зато я прилежно писала. Я ломала голову над кучей старых вопросов, пока мне не показалось, что я наконец хотя бы на бумаге привела свои мысли в порядок. Иногда мне хотелось обсудить написанное с Пьетро. Он был умнее меня и наверняка предостерег бы от необдуманных, упрощенных или глупых выводов. Но я не стала: ненавидела, когда он давил на меня своими энциклопедическими знаниями. Особенно упорно я работала над первыми двумя главами Книги Бытия. Я рассматривала их последовательно: первое описание создания человека как своего рода вершины сотворения мира, а второе — как более подробное изложение той же истории, которая казалась мне вполне динамичной. Писала я примерно следующее: Бог сотворил человека — Иш — по своему образу и подобию. Он создал и мужскую особь, и женскую. Но как? Сначала создал Иш из праха земного, вдохнув в ноздри его дыхание жизни. А потом появилась Иша́ — женщина, созданная из уже сотворенного мужского тела — не из косного вещества, а из живой материи, из ребра Иша, чья рана тут же затянулась. В результате Иша́ может сказать: она не такая, как все, что было создано ранее, она не я, но при этом ее плоть от моей плоти, ее кость от моей кости. Бог породил ее от меня. Меня он оживил дыханием жизни, а ее произвел от моего тела. Я Иш, а она Иша́. Самое имя ее — главное доказательство того, что она произошла от меня, а я создан по образу Божьему и ношу внутри себя Слово. Сама по себе она — всего лишь суффикс, добавленный к моему корню, и потому изъясняться может только моим словом.

Дни проходили в приятном интеллектуальном возбуждении. Единственное, что меня пугало, — что я не успею вовремя написать читабельный текст. Я сама себе поражалась: ради того чтобы заслужить одобрение Нино, я писала намного легче и быстрее.

Но месяц прошел, а он так и не позвонил. Поначалу мне это было на руку: времени прибавилось и мне удалось закончить работу. Но потом я начала волноваться, спросила Пьетро, не в курсе ли он, куда подевался Нино. Оказалось, они часто созванивались по работе, но в последние несколько дней никаких новостей не было.

— Вы часто созванивались?

— Да.

— А мне ты почему ничего не говорил?

— Чего «ничего»?

— Что вы часто созванивались.

— Мы же по работе разговаривали.

— Ну, раз вы такие друзья, позвони ему и скажи, чтобы удосужился предупредить, когда приедет.

— Зачем?

— Тебе-то, конечно, незачем, это ж моя забота… И все-таки, раз уж мне готовиться к его приезду, хотелось бы знать заранее.

Он не стал ему звонить. Сказал: «Ладно, подождем. Нино обещал девочкам вернуться, — не верится, чтобы он не сдержал обещания». Так и вышло. Нино позвонил с опозданием на неделю, вечером. Трубку взяла я, его это, кажется, смутило. После обмена несколькими дежурными фразами он спросил: «А Пьетро дома?» Я тоже смутилась и позвала мужа. Разговаривали они долго, и у меня начало портиться настроение. Муж говорил непривычным для себя тоном: громко, со множеством восклицаний, со смехом. Только тогда я поняла, что общение с Нино его успокаивало: он чувствовал себя не таким одиноким, забывал о своих болячках, работал с большей охотой. Я закрылась в комнате, где Деде в ожидании ужина читала, а Эльза играла. Но даже туда долетал громкий голос Пьетро: можно было подумать, что он пьян. Потом он умолк, в коридоре послышались его шаги. Он заглянул в комнату и радостно объявил дочерям:

— Девочки, завтра вечером будем есть пончики с дядей Нино.

Деде и Эльза заверещали от восторга, а я спросила:

— И как он, собирается у нас ночевать?

— Нет, он приедет с женой и сыном — остановятся в гостинице.