Глава 2

К тому времени, когда они добрались до подходящего места, их лица и бока лошадей покрылись потом. Солнце прошло свой путь у них над головами и теперь сияло на западе, точно золотой щит, висящий под остроконечной крышей Вальхаллы, чертога Одина для павших в бою, и Аслак сказал, что сегодня хороший день для сражения.

– Только не когда в небе полно стрел, – ответил Сигурд, представивший, как из солнечного сияния вылетает стрела и вонзается воину в глаз, и поморщился.

– Нужно просто держать щит над опущенной головой, – заявил Свейн, и Руна спросила, грустно улыбнувшись, где он этому научился – может, в битвах, в которых принимал участие?

Однако погасить энтузиазм Свейна было не так просто, особенно когда он рассуждал о сражениях, и он улыбнулся всем троим.

– Ты обязательно узнаешь, когда я займу свое место в скьялдборге, Руна, – заявил он; все знали, что он мечтает о «стене щитов». – Скальды будут слагать об этом песни целый год. – Он подергал свою жидкую бородку. – А щеки женщин будут краснее этой бороды всякий раз, когда я окажусь рядом.

– Кстати, о скальдах: я думал, Хагал будет здесь, – сказал Аслак. – Обычно он не пропускает сражений.

– Даже боги знают, что ему пора вплести новые нити в свои песни, – кивнув, согласился Свейн.

– Зачем ему видеть все собственными глазами, если он может сочинять, сидя в тепле и уютных объятиях какой-нибудь шлюхи? – добавил Сигурд.

Однако он понимал, что Аслак прав: скальд старался не упускать возможности увидеть собственными глазами сюжет для новой саги, которую потом сможет продавать в сотнях таверн по всей стране.

Они проехали пятнадцать или около того рёстов, стараясь нигде не задерживаться и подгоняя своих лошадок, и никто из тех, по чьим землям они скакали, не задавал вопросов; некоторые предлагали эль и еду, а один карл принес ведро воды для лошадей. Все знали, кто такой Сигурд, особенно когда Свейн им про это напоминал. Они уважали ярла Харальда и были готовы сделать все, что могли, чтобы помочь его сыну увидеть, как он и конунг Горм поставят ярла Рандвера на место. Иными словами, отправят его в хаугр, темный могильный курган, засыпанный землей, в которой кишат черви, если ему повезет. Или на дно фьорда, где его накроют холодные морские воды, а крабы обглодают кости, – если не повезет.

– Надеюсь, эти люди собрались здесь поприветствовать Бифлинди, – сказал Аслак, увидев, что не только они примчались сюда из Скуденесхавна, но и множество других людей со всех концов Кармёя, чтобы стать свидетелями битвы.

– Для них будет лучше, если это так, – проревел Свейн достаточно громко, чтобы его услышали пятеро парней, стоявших неподалеку. – Потому что тот, кто будет поддерживать овечье дерьмо по имени ярл Рандвер, полетит вниз на десять футов и пожалеет, что не родился птицей, – заявил он и демонстративно бросил камешек в море. – Или рыбой.

Люди шли на север из Копервика, на юг из крепостей конунга Горма в Авальдснесе, и на восток из Акры, Фёркинстада и других деревень. Все хотели насладиться зрелищем сражения на море. И какая же потрясающая картина предстала их глазам, когда они собрались на краю соснового и березового леса, растущего на отвесном утесе над проливом Кармсунд, отделявшим Кармёй от материка! С раннего детства Сигурд слышал, что бог грома Тор каждое утро проходит по этому проливу по дороге к Иггдрасилю, древу жизни. «Завтра утром ему предстоит пройти по воде, окрашенной кровью», – подумал он.

«Рейнен», «Морской орел» и «Олененок» повернулись носами к материку и подняли паруса, гребные скамьи ощетинились клинками в руках воинов, в то время как шкиперы, рулевые и матросы, отвечавшие за паруса, старались поставить их в одну линию с семью другими кораблями, чьи носы украшали драконы. Дело двигалось медленно и тяжело, ветра практически не было, и его приходилось осторожно ловить парусами, а потом мудро и терпеливо использовать. Однако отсутствие ветра и спокойные, защищенные со всех сторон воды пролива создавали идеальные условия для морского боя, что и стало причиной, по которой обе стороны согласились встретиться именно здесь.

«Даже легкий ветер может сделать сражение на воде практически невозможным, – как-то раз сказал Харальд Сигурду. – У тебя мало шансов связать корабли вместе на ветру или при сильном течении, – примерно столько же, сколько получить удовольствие, увидев, как твоя жена сидит рядышком с молодым красавчиком рабом».

Однако Потрясающему Щитом и ярлу Харальду для победы потребуется больше, чем безветренный день и спокойное море, и Сигурд бросил взгляд на корабли мятежного Рандвера, пытаясь отыскать там знаки того, что он непутевый, слишком много о себе возомнивший ярл, но ничего такого не увидел. Корабли выглядели аккуратными и чистыми, а команды – умелыми.

– Теперь я понимаю, почему ярл Рандвер с радостью согласился сразиться с нами в тени Авальдснеса, – сказал Сигурд. Все знали, что чаще всего победу одерживают те, кто сражается рядом со своим домом. – У него много кораблей для плюющего против ветра выскочки. Может, он не так прост…

– Ну да, корабли у него есть, только вот знает ли он, что с ними делать? – сказал Свейн, хотя даже он не мог отрицать, что никто не ожидал увидеть у мятежного ярла шесть кораблей, четыре из которых были того же размера, что и «Рейнен», если не больше.

– У этого куска овечьего дерьма больше денег и людей, чем у твоего отца, – заметил Аслак, который теребил висевший на шее железный молот Тора, сказав вслух то, о чем подумали все. – Прошлогодние рейды наполнили его сундуки серебром, а голову – стремлениями.

– И все же ему не хватит шести кораблей, – заявил Сигурд, глядя в глаза сестры, на лице которой появился страх. – Конунг Горм множество раз участвовал в сражениях на море; он не стал бы правителем, если б не одержал победу в большинстве из них. А мой отец наделен удачей моряка и военным талантом самого Одина.

Остальные согласно забормотали, и побелевшие пальцы Руны, сжимавшие серебряный амулет, горячий и влажный от пота, слегка расслабились. Несмотря на то, что флот конунга превосходил противника числом, все понимали, что Рандвер свяжет свои корабли веревками, превратив их в громадный плот, и будет ждать атаки. Сигурд знал, что такая тактика дает концентрацию силы внутри небольшого пространства и возможность воинам перемещаться с одного судна на другое, дабы получить преимущество в бою. Однако корабли ярла Рандвера стояли с опущенными парусами на расстоянии крика друг от друга, и именно ярл Харальд соединил свои корабли, точно гончих на поводке, и их команды сновали по палубам с веревками и крюками в руках.

– Твой отец строит плот, – сказал Свейн; по тому, как он нахмурился и какое выражение застыло на лице Аслака, оба считали такую тактику странной, учитывая все обстоятельства.

– Почему он это делает, Сигурд? – спросила Руна, которую испугали мрачные лица друзей.

Сигурд мгновение наблюдал за кораблями отца, а потом ухмыльнулся.

– Потому что он уже делал такое раньше и знает, как следует поступить, – ответил он.

Только поставив себя на место Харальда, Сигурд получил ответ на ее вопрос – ослепительно-яркий, точно макрель, выдернутая из воды.

– Корабли конунга находятся на некотором расстоянии, поэтому «Морской орел» и «Олененок» уязвимы, – пояснил он. – Если они будут стоять отдельно, Рандвер изолирует их, как волк – маленьких оленей, а потом уничтожит. Связав же их с «Рейненом», отец получает плавучую крепость, которую сможет легко оборонять. Он приманит мятежников, словно воронье на мясистую косточку, и тут появится конунг. – Сигурд почувствовал, как в жилах у него бушует огонь предвкушения. – Вместе они раздавят этот прыщ на заднице, да еще получат в награду его корабли.

Свейн и Аслак закивали, улыбаясь и радуясь военному мастерству своего ярла. Однако Сигурд чувствовал, как его наполняет тревога, которая грызет его изнутри, точно крыса – моток веревки, потому что, как только три корабля его отца будут связаны вместе и окружены врагом, если что-то пойдет не так, разъединить их, чтобы они могли спастись бегством, будет совсем не просто.

И все же у Потрясающего Щитом было семь кораблей, и по всем правилам они одолеют шесть судов Рандвера, даже если б ярл Харальд остался сегодня утром дома. Сигурд цеплялся за эту мысль, глядя, как два флота занимают позиции, точно фигуры на доске для игры в тафл.

– Ярлы хорошо играют в тафл, – прошептал он, – но конунги – лучше.

Сегодня все будет хорошо, и мятежники сдадутся – или умрут.

Воины конунга Горма принялись громко кричать, подбадривая себя перед кровавой бойней, и их голоса долетели до тех, кто собрался на утесе. Сигурд и его друзья стояли у самого края, нависшего над каменистым берегом и шхерами в проливе Кармсунд, протянувшими свои руки к березам, цепляющимся за неровный склон. Под ними, на расстоянии броска камня, тянулся берег, усыпанный галькой, где собрались рыбаки, которые смотрели на море такими же широко раскрытыми глазами, как и все остальные. Сигурд сообразил, что они находились в проливе, когда заметили, что к ним направляются два флота. Он представил, какие ругательства неслись с яликов, оглушительные, точно крики чаек. Рыбалка была испорчена, и лодки теперь лежали на камнях.

Пять драккаров конунга Горма, включая его собственный «Боевой зубр», выстроились в линию на некотором расстоянии слева от кораблей ярла Харальда; два оставшихся обошли их сзади, чтобы защитить штирборд «Рейнена».

– Ты был прав, Сигурд. Твой отец намеревается выманить их и начать сражение, – сказал Аслак. – Будем надеяться, что Рандвер проглотит наживку. – Он изобразил руками крючки, соединив пальцы, чтобы показать, что имеется в виду. – Когда они сцепятся с кораблями Горма и вступят в схватку, появятся два оставшихся драккара и, точно камень, раздавят эту вошь.

Сигурд кивнул, потому что Аслак все верно понял.

– Хороший план, – сказал он.

Его отцу выпадет честь первому пролить кровь врага, и конунг Горм, вне всякого сомнения, наградит его, когда все будет закончено. В такие дни люди, демонстрирующие свою верность, получают серебро.

– Они атакуют! – выкрикнул какой-то парень, стоявший на утесе. Возможно, его отец находился на борту одного из кораблей конунга Горма, и если так, внутри у него, как и у Сигурда, сейчас все сжимается от страха.

– Это «Волк фьордов»! – сообщил другой. – Я видел его раньше. А на корме ярл Рандвер.

– Ну да, там самое безопасное место, – добавил старик из толпы и сплюнул на землю.

Сигурд не знал, действительно ли мужчина, стоявший на корме вырвавшегося вперед корабля, – Рандвер, но на нем были кольчуга и богатый шлем, так что это вполне мог быть он. И если так, Сигурд понимал, почему Рандвер решил вступить в схватку со стороны кормы – ведь если он погибнет во время первого обмена стрелами и ударами копий, его амбициям будет положен конец, и из этого не получится достойная сага.

– Не имеет значения, где он стоит, – проговорил Свейн. – Мой отец может бросить копье на расстояние, превышающее две длины его драккара. Если ярл Рандвер мечтает о безопасном месте, ему стоило остаться в Хиндере и спрятаться под столом в медовом зале. – Он ухмыльнулся. – Впрочем, при правильном ветре ему и там будет грозить опасность.

– На каком корабле твой отец, парень? – спросил старик с седой бородой и слезящимися глазами, который изо всех сил щурился, надеясь, что они снова станут молодыми и зоркими.

– Он рулевой «Морского орла», того, что занял позицию за кормой «Рейнена», – объявил Свейн.

– А, тогда он должен быть таким же великаном, как и ты, – сказал старик. – Я тоже когда-то был рулевым.

Свейн и Аслак обменялись взглядами, однако, несмотря на плохое зрение, старик заметил это и рубанул рукой по воздуху, как будто хотел сказать, что молодежь ничего не понимает в жизни. Сигурд радовался, что старик не спросил, на каком корабле находится отец Аслака. Олвир Быстрое Копье погиб во время предыдущего сражения, в котором ярлу Харальду пришлось принять участие из-за данной конунгу Горму клятвы верности. Никому не нравятся напоминания о том, что твой отец гниет в кургане за пределами деревни, даже если он получил новую жизнь в загробном мире и пирует в чертогах Одина, как, вне всякого сомнения, это случилось с Быстрым Копьем.

Мышцы Сигурда отчаянно напряглись, кровь в жилах побежала быстрее; жажда славы, наполнявшая сердце, требовала удовлетворения. Ясеневое древко копья, которое он сжимал в правой руке, нашептывало, умоляло позволить ему принять участие в схватке, где оно разило бы врага, чтобы исполнить свое предназначение. Однако Сигурд был вынужден отказать ему, как отказали ему самому, и боль от несправедливости продолжала тлеть где-то у него внутри.

– Началось, – сказал Свейн и хлопнул его по спине.

Воздух в проливе наполнили стрелы, когда флот ярла Рандвера оказался в пределах досягаемости лучников Харальда. Впрочем, они не причинили существенного вреда ни одной из сторон, потому что противники выставили щиты из дерева липы, которые уже в следующее мгновение ощетинились оперенными древками.

Люди ярла Харальда еще не закончили связывать драккары, когда корабль ярла Рандвера оказался на расстоянии, достаточном для того, чтобы самые сильные воины с обеих сторон смогли использовать копья, которые часто оказывались весьма эффективными, поскольку хорошее копье, брошенное могучей рукой, разбивало щит, и воин оставался беззащитным, – по крайней мере, пока ему не удавалось заменить его новым.

Другие драккары Рандвера начали расступаться, давая своему ярлу возможность для маневра, чтобы встать носом корабля, где собрались его лучшие воины, к носу «Рейнена», на котором стоял Харальд в сверкающем на солнце шлеме, с копьем в одной руке и огромным топором в другой. Столкнуться носами, даже когда море спокойно, совсем не просто, однако гребцы Рандвера знали свое дело, и рука Сигурда невольно сильнее сжалась на древке копья, когда грохот от маневра двух драккаров долетел до утеса и громоподобный рев, вырвавшийся из глоток обеих команд, наполнил мирный и тихий день.

Рулевой на корабле Рандвера так хотел прославиться, что опустил щит и отвел руку назад, собираясь бросить топор. Слагфид швырнул свое копье с силой и яростью Тора; оно пробило рулевому горло – так, что во все стороны полетели брызги крови – и вонзилось в щит стоявшего у него за спиной воина.

– Слагфид! – взревел Свейн, когда зрители на утесе приветственно закричали, а люди ярла Харальда принялись стучать копьями, мечами и топорами по щитам, приветствуя героя.

Тело рулевого оттащили в сторону, и воину, занявшему его место, хватило здравого смысла высоко поднять свой щит, однако Слагфид за свою жизнь убил больше людей, чем находилось на корабле Рандвера, и этот был всего лишь еще одним. Схватив топор обеими руками, он выпрямился, точно медведь, идущий в атаку, взмахнул им над головой по большой дуге, и его нижний рог разрубил щит врага пополам, а верхний прошел через ключицу, грудь и туловище, точно через дубовое полено.

Все снова радостно завопили, когда Слагфид вонзил топор в щит следующего воина, потянул его на себя, и тот, перелетев через перила и размахивая руками, рухнул в воду, где его раздавили стоявшие рядом корабли. Однако Сигурд хранил молчание; он знал, что произойдет дальше, если Рандвер действительно умелый командир. И уже в следующее мгновение увидел, что мятежный ярл двинулся вперед в окружении вассалов с выставленными перед ним щитами, рассчитывая своим видом поднять боевой дух людей и вдохновить их на подвиги.

Те воины, что находились на носу, делали выпады копьями и топорами; некоторые лучники взобрались на крутые перила, чтобы выпустить стрелы со смертельно опасного расстояния; Слагфид без устали разил неприятеля. И тем не менее драккары Рандвера вели себя, точно гончие, старающиеся вонзить зубы в свою добычу, и одна из них подошла к «Олененку», быстро втянув внутрь весла, прежде чем корабли столкнулись корпусами. Люди Рандвера тут же принялись выпускать стрелы и бросать копья, в то время как остальные вонзали крюки в деревянные борта. Они обвязались веревками и тянули изо всех сил, рассчитывая, что их число позволит им пройти мимо палубы «Олененка». Но у команды имелись на этот счет свои идеи, и они построили «стену щитов» по всей длине карви, а второй ряд выставил щиты над их головами и в щели.

Асгот тоже находился на борту – годи владел копьем не хуже, чем умел обращаться с рунами. Капитан корабля, которого звали Солмунд – наверное, ровесник старика с седой бородой, стоявшего на уступе, – оставался сильным воином и заслужил доверие Харальда. Существовала вероятность, что Солмунду в какой-то момент потребуется помощь «Рейнена», но он не станет о ней просить, пока сможет без нее обходиться, и Харальд это знал. Если ярл сумеет прикончить Рандвера до того, возможно, ему удастся выиграть сражение, прежде чем конунг Горм выхватит свой меч.

В сосновом лесу у них за спиной прокаркал ворон, и Сигурд почувствовал на себе взгляд Свейна, знавшего, что он придает огромное значение подобным вещам. Но Сигурд не сводил глаз со сражения, разворачивавшегося внизу, и Свейн не стал ничего говорить. Однако ворон продолжал возмущаться, его пронзительный голос становился все громче, и Сигурд невольно прикоснулся к рунам, вырезанным на древке копья. Впрочем, заклинание, направленное на то, чтобы копье летело прямо и поражало цель, не могло прогнать дурное предзнаменование, услышанное Сигурдом в крике птицы, и оно вонзалось в него, точно острый рыболовный крючок, запутавшийся в мотке веревки. Если только он не убьет этого ворона, что, по словам Асгота, все равно что плюнуть в глаз Одину.

И тем не менее боги благоволили ярлу Харальду и конунгу Горму. Слагфид разбил еще один череп; на носу «Волка фьордов» быстро росла куча мертвых тел. Рядом со Слагфидом стоял Улаф, который наносил удары копьем по щитам врага, толкая воинов Рандвера на стоявших за ними, а те, что находились за двумя могучими героями, подбадривали их криками, дожидаясь своей очереди вступить в схватку.

Находившийся по левому борту «Рейнена» «Олененок» держал оборону, выстроив ровную «стену щитов», но по правому борту команда «Морского орла» вступила в отчаянное сражение с двумя драккарами Рандвера, которые заняли позиции один носом к «Морскому орлу», а другой встал рядом и пытался крюками подтащить его как можно ближе, не обращая внимания на топоры, перерубавшие веревки, и весла, которыми воины Харальда пытались их оттолкнуть, чтобы увеличить расстояние между кораблями.

Отец Свейна, великан Стирбьёрн, стоявший на носу «Морского орла» и возвышавшийся над всеми, словно сам Тор, размахивал топором и выкрикивал оскорбления в адрес врага, мчавшегося прямо на него.

Свейн снова хлопнул Сигурда огромной ручищей по плечу, и тот поморщился – таким сильным был удар, – но не высвободился, когда его друг принялся громко подбадривать отца.

– Твой отец так же хорош, как Слагфид, – сказал Сигурд.

Это могло быть правдой, если б Стирбьёрн постоянно не напивался до такого состояния, что не мог стоять, а потому никто уже не знал, насколько он полезен в бою. Впрочем, никто, включая самого Слагфида, не осмелился бы ему это сказать. С тех пор, как умерла мать Свейна, Сибби, только мед или убийство вызывали у Стирбьёрна улыбку.

Он убил первого врага быстро и уверенно, взмахнув над головой топором, как перед этим Слагфид, но использовал его заднюю часть, а не лезвие, чтобы разбить голову в шлеме стоявшего напротив врага. Казалось, он услышал голос сына, подбадривавшего его с вершины утеса, или сам Локи принялся нашептывать ему на ухо обещание, что его имя войдет в великие саги, но Стирбьёрн отбросил всяческую осторожность, взобрался на перила, вцепился левой рукой в украшавшего нос «Морского орла» зверя, а правой ухватился за нижнюю часть топора. С невероятной силой – и потрясающим для пьяницы чувством равновесия, подумал Сигурд, – он шагнул вдоль перил, издав оглушительный рев, взмахнул топором по большой горизонтальной дуге, опустил тупой конец на щит одного из врагов и сбил его с ног. Тот налетел на стоявших рядом товарищей, и они рухнули на палубу, превратившись в кучу переплетенных ног и рук. В следующее мгновение Стирбьёрн поднял топор, снова размахнулся, ловко крутанул его и отрубил голову своему противнику; остальные тут же попрятались за щиты. Собравшиеся на утесе зрители принялись одобрительно кричать, и громче всех Свейн, а воины на борту «Морского орла» застучали по щитам, показывая команде «Рейнена», что они в этом сражении не одни.

– Никогда не видел ничего подобного! – вскричал старик с седой бородой.

Сигурд тоже никогда не слышал ни о чем подобном. О таком рассказывали в песнях у очага, как и о том, что произошло дальше, потому что в самых лучших историях всегда есть печальная часть. Стирбьёрну следовало спуститься на палубу, на несколько мгновений спрятаться за щитом и насладиться славой, которую он завоевал, но его поглотила жажда крови, или в нем было слишком много хмельного меда, потому что он снова замахнулся топором. Но на сей раз рукоять ударила в голову зверя на носу «Морского орла» – видимо, зацепилась за заостренные уши, – и, прежде чем Стирбьёрн сумел исправить положение, воин, находившийся на носу вражеского корабля, вонзил копье ему в живот.

Стирбьёрн сложился пополам, и его товарищи сумели стащить его на скамью, а Свейн запустил руки в огненно-рыжие волосы.

– Проклятые сукины дети, – пробормотал старик и покачал головой.

Сигурд хотел сказать Свейну, что, возможно, рана не слишком серьезная, и посмотрел на Аслака, но тот покачал головой, потому что вражеский воин вложил в свой удар копьем достаточно силы и ярости, чтобы остановить атакующего кабана. Это было понятно даже с того места на вершине уступа, где они стояли, и по стону великана, промчавшемуся над водой и заглушившему грохот сражения. Кроме того, Стирбьёрн не носил доспехов, потому что не мог позволить себе заказать такие, которые подошли бы к его огромному телу.

«Возможно, именно об этом предупреждал ворон», – подумал Сигурд, потому что тот замолк. Стирбьёрн обрел славный конец, уготованный ему норнами. Но его гибель нанесла серьезный удар по «Морскому орлу», чья команда была потрясена тем, что они так рано потеряли воина, сражавшегося на носу. Размахивая топором Стирбьёрна, могучий боец по имени Эрленд пробился на нос драккара и одним ударом, каким мог бы гордиться сам Стирбьёрн, отрубил руку врага у самого плеча, но в следующее мгновение в лицо ему угодила стрела, и он свалился за борт прежде, чем товарищи успели подхватить его.

Люди Рандвера превратились в гончих, почуявших запах крови; они бросились вперед, и Сигурд понял, что ситуация резко ухудшилась, потому что команда другого вражеского корабля, закрепившаяся у правого борта «Морского орла», увидела, как лихо их товарищи сражаются на носу, а успех рождает успех.

– Ярл Харальд должен отправить подмогу «Морскому орлу», – сказал Аслак.

– Еще рано, – покачав головой, пробормотал Сигурд.

– Почему? И почему корабли конунга им не помогают? – спросила Руна, прикусив нижнюю губу и рассеянно срывая белую кору с березы, к которой прислонилась.

Это был настолько хороший вопрос, что Сигурд не знал, что ответить. Однако страх, застывший в глазах сестры, вынуждал его сказать хоть что-нибудь.

– Два корабля ждут либо когда все люди Рандвера вступят в сражение с «Морским орлом», либо когда часть из них переберется на его палубу; тогда на вражеском драккаре останется слишком мало воинов с копьями и люди Бифлинди легко его захватят.

Руна кивнула, но Аслак поджал губы, потому что это был почти хороший ответ. Однако Сигурд знал, что он похож на туман и рассеется в любой момент, когда кто-то из них спросит, почему остальные пять драккаров конунга, стоящие в стороне, не вступили в бой с двумя другими драккарами Рандвера. Они находились в проливе, выстроившись в линию, слева от «Олененка» и плота, сооруженного Харальдом, поливали друг друга стрелами, но сохраняли дистанцию. Сигурд не видел причин, объяснявших, почему пять драккаров Бифлинди давным-давно не разобрались с двумя кораблями врага, или почему конунг не приказал одному из своих кораблей уничтожить драккар рядом с «Олененком».

Харальд отправил отряд воинов на «Олененка», возможно, по просьбе Солмунда, а может, и нет. Затем ярл дал знак стоявшему рядом с ним воину по имени Ингвар, тот подошел к борту «Рейнена», поднес к губам рог и протрубил длинную ноту, повернувшись на север, в сторону Авальдснеса.

– Конунг должен вступить в схватку, – сказал Свейн сквозь стиснутые зубы – первые слова, которые он произнес после смерти отца.

Сигурд кивнул, хотя мысленно продолжал слышать набиравшее силу карканье ворона, доносившееся из соснового леса, и, ему казалось, будто тот смеется над повторяющимся сигналом рога.

Конунг Горм не пришел.

– Смотрите! – вскричал один из парней из Копервика, показывая на два драккара, которые правитель послал мимо кормы корабля ярла Харальда на защиту правого борта «Морского орла».

– Давно пора, – заявил старик с седой бородой, взглянув на Сигурда запавшими глазами. – Он и так слишком долго оставлял твоего отца под огнем.

– Ха! Бьюсь об заклад, что ты не скажешь этого самому конунгу Горму, – заявил другой молодой человек.

– А почему нет, малыш? – спросил старик. – Разве ты не видишь, что я умру раньше, чем Потрясающий Щитом отправит кого-нибудь меня прикончить?

Его слова вызвали бы смех, если б ситуация в проливе не была такой мрачной. Воин по имени Хаки занял место Слагфида на носу, чтобы тот смог отдышаться, потому что разить врага топором совсем не просто – очень скоро он начинал задыхаться, и все мышцы у него отчаянно протестовали. Но, несмотря на то, что Хаки, Улаф, Торвард и их товарищи удерживали команду драккара Рандвера, остальные корабли мятежного ярла, воспользовавшись преимуществом, продолжали наступать. Построив свою плавучую крепость, Харальд заманил врага, и теперь четыре из шести драккаров Рандвера были заняты. Конунгу Горму оставалось лишь расправиться с двумя или, по крайней мере, заблокировать их, пока он атакует корабль Рандвера, очистит его палубу и таким образом положит конец притязаниям мятежников.

Два драккара союзников прошли мимо кормы «Рейнена», но вместо того, чтобы встать рядом с двумя кораблями, атаковавшими «Морского орла», направились к судну, команда которого громко призывала воинов Горма вступить в сражение.

– Яйца Одина, – пробормотал Свейн, когда с кораблей Потрясающего Щитом в сторону «Рейнена» и «Морского орла» полетели первые стрелы.

– Предательство! – крикнул седобородый старик. – Конунгам никогда нельзя доверять. – Он посмотрел на Сигурда, но тот не сводил глаз с того, что происходило в проливе. – Твой отец – покойник, мальчик. Тебе нужно как можно быстрее вернуться к родным.

– Это еще не конец, старый козел, – заявил Аслак. – По крайней мере, до тех пор, пока Слагфид в строю.

Сигурд выплюнул проклятье, очень надеясь, что Один его услышал, потому что нет ничего ниже предательства, и Один не должен становиться свидетелем подобной подлости. Однако Всеотец любил хаос. Разве Асгот не говорил ему об этом тысячу раз? «Олененок» остался один на один с врагом и продолжал схватку, но был намного меньше атаковавшего корабля, и его защитники сосредоточились на небольшом участке, построив «стену щитов» глубиной в три человека.

Оказавшийся без прикрытия «Морской орел», который находился у штирборта плота ярла Харальда, ждала гибель, и все это знали. Сейчас важнее всего было сохранить ярла Харальда, значит, его лучшие воины останутся с ним на «Рейнене», чтобы его не захватили воины «Волка фьордов».

Капитан «Морского орла» Гудрод находился в самом центре «стены щитов», выстроенной у борта, и атаковал копьем тех, кто пытался на него взобраться. Но люди падали под ударами неприятеля, и в стене образовывались бреши, которые некем было прикрыть. Сигурд и его друзья смотрели, как умирают от мечей и копий мужчины, которых они знали всю жизнь, как они падают на скамьи и палубу. Он велел Руне отвернуться, но она отказалась.

И тут Гудрода поразило неприятельское копье, и один из людей Рандвера увидел свой шанс. Выставив перед собой копье, он перевалился через перила на палубу «Морского орла», открыв проход для своих товарищей. Разумеется, он умер через мгновение, однако те, кто стоял за ним, ворвались на корабль. Когда вот так разрушается «стена щитов», катастрофа неизбежна. Так говорил Сигурду Улаф, который сейчас находился на носу «Рейнена» и прекрасно понимал, что происходит с «Морским орлом», но ничем не мог помочь его защитникам.

Торвард по-прежнему находился в самой гуще схватки и сражался, как настоящий герой. Но тут на нос вышел сам Харальд, который привел с собой Зигмунда и Сорли, и Сигурд почувствовал, как его сердце наполняет гордость, когда он увидел, что его братья, отказываясь признать поражение, приняли участие в сражении.

Увидев, что ярл вступил в схватку, Слагфид помчался назад, на свое место на носу корабля, и, оставив топор Хаки, принялся орудовать громадной рогатиной, нанося удары и делая выпады, призвав на помощь все свое мастерство и могучую силу. Когда Слагфид вернулся в кровавую драку, люди Рандвера закрылись щитами и втянули головы в плечи, и паренек, стоявший рядом с Сигурдом, вскричал, что ярл Рандвер похож на берсеркера, когда тот начал кричать и подбадривать своих воинов, стараясь показать им собственную храбрость и жажду победы.

– Мы еще можем победить, – сказал Аслак, – если конунг поддержит Харальда и приведет к нему на помощь свои корабли.

– Ты глупец, мальчик! Конунг хочет, чтобы рыбы сегодня поужинали ярлом Харальдом! – заявил седобородый старик, показывая на два конунгевских драккара, которые поливали стрелами плавучую крепость Харальда. – Их намерения читаются так же ясно, как написанные на камне руны.

– Не вызывает сомнений, что его корабли заключили союз с Рандвером, старик, – сказал Сигурд, – но это вовсе не значит, что сам Бифлинди поддерживает вонючую задницу Рандвера. Посмотри, конунг продолжает сражаться.

– Ха! Моя жена выглядит страшнее, когда бушует и ругает меня за то, что я напился или слишком долго смотрел на какую-нибудь молоденькую красотку.

Сигурд поморщился, но не стал отвечать – ибо понимал, что своими подслеповатыми глазами старик видит правду. Летающие между семью кораблями стрелы были, возможно, опаснее дождя с градом, но не намного. Лучники устроили что-то вроде представления – так собака на поводке рычит, проходя мимо другой.

– Видишь, как далеко их отнесло? – заметил Аслак, и Сигурд кивнул.

– Здесь гораздо более коварное течение, чем можно подумать, – сказал он, потому что плот, состоящий из связанных драккаров Харальда, и сцепившиеся с ним корабли Рандвера находились посередине пролива, когда началось сражение, но сейчас их отнесло ближе к берегу. – Очень скоро им придется перерезать веревки. Им всем, – добавил он, – или их разобьет о скалы.

– Значит, отец может спастись? – спросила Руна, и в ее голубых глазах появился намек на надежду. – Если они разрежут веревки…

– Да, это единственное, что спасет ваших мужчин, девочка, – ответил седобородый старик. – Но я уверен, что старый Ньёрд их оставил. Он дает лишь слабую надежду – и никак не ветер или волны, которые так нужны ярлу Харальду.

– Еще одно слово, старик, и мы посмотрим, как твои кости ломаются о скалы, – прорычал Сигурд.

Аслак замахал руками на старика, который, похоже, увидев жесткий взгляд Сигурда, понял, что это не пустая угроза; его передернуло, он оскалился, показав им гнилые зубы, и замолчал.

– Проклятье! – выдохнул Свейн, когда люди Рандвера издали дружный вопль ликования, потому что «стена щитов» неожиданно развалилась на части, точно глиняный горшок, упавший на камни.

Воины мятежного ярла побеждали; они безжалостно расчищали палубу, омывая ее кровью людей Харальда. Кое-кто из них продолжал сражаться, объединившись со своими соратниками по двое или трое, но все больше вражеских воинов перебирались на корабль, и уже никто не сомневался, что «Морской орел» потерян. Его защитников рубили мечами и пронзали копьями в спину, когда они пытались перебраться через высокие перила на «Рейнен», команда которого выставляла щиты и копья, стараясь помочь тем, кто искал там убежище.

На стоявшем по правому борту «Олененке» тоже разразилась кровавая бойня. Врагу каким-то образом удалось забраться на него со стороны кормы, и теперь, когда «стену щитов» пришлось разделить, чтобы защищать корабль одновременно в двух местах, в ней стали образовываться бреши, которые некем было заполнить, и довольно скоро начало сказываться преимущество Рандвера в числе. Чаша весов ушла вниз, и вернуть ее назад не было никакой надежды. Сигурд ощущал привкус блевотины во рту, чувствовал, как она поднимается из желудка, обжигая все на своем пути. Воинов из Скуденесхавна безжалостно убивали, но он ничего не мог сделать.

– Возвращайся к родным, мальчик, – повторил седобородый старик, рискнув вызвать его гнев. – Ты должен рассказать, что произошло. Дай им шанс бежать. Запомни мои слова, это еще не конец.

Сигурд вонзил копье в землю между корнями березы и шагнул к старику, чьи глаза вылезли из орбит, став похожими на два вареных яйца.

– Я тебе говорил, чтобы ты помалкивал, – прорычал он, вцепился в рубаху старика и протащил его по высокой траве к самому краю уступа, так что оба уже видели белые барашки волн, набегавших на скалы.

И тут Сигурд заметил рыбаков и их лодку, которую они вытащили на берег.

– Я не имел в виду ничего плохого! – заныл старик.

– Сигурд, отпусти его! – крикнула Руна.

Остальные молча, с широко раскрытыми глазами наблюдали за происходящим. Все, кроме Свейна, видевшего, как погиб его отец, – судьба старого болтуна, которому следовало держать язык за зубами, его нисколько не волновала.

Сигурд, продолжавший крепко держать старика, уже забыл о нем. В проливе бушевало сражение, звенела сталь, гремели щиты под ударами мечей, звучали боевые крики воинов и стоны раненых, но мысленно Сигурд слышал набирающий силу голос ворона, наблюдавшего за ними с ветки сосны.

Швырнув старика на землю, он спросил:

– Как быстрее всего спуститься вниз?

– За скалой есть тропинка, – ответил тот, показывая дрожащей рукой. – Ведет к самой воде.

Сигурд кивнул и повернулся к Свейну и Аслаку.

– Вы со мной? – спросил он.

Его друзья переглянулись и кивнули. Прежде чем старик успел подняться на ноги, они уже мчались втроем к узкой, старой тропинке; добежав, до нее, начали быстро спускаться к морю.

Когда они добрались до берега, четыре рыбака, которых то, что происходило в проливе, заставило сильно нервничать, повернулись; двое из них вытащили из-за поясов ножи.

– Дайте мне вашу лодку, – сказал Сигурд, подойдя к ним. Свейн шагал справа от него, Аслак – слева.

Один из мужчин рассмеялся, но в его смехе не было даже намека на веселье.

– Отвали, мальчик, – прорычал другой и взмахнул ножом.

Сигурд развернул копье и ударил концом древка его по лбу. Рыбак рухнул на землю. Остальные трое отступили, оставив своего потерявшего сознание товарища лежать на мокрой гальке.

– Это сын ярла Харальда, – сказал один из них, и его брови поползли вверх.

– Берите, – проговорил другой с выдубленной морскими ветрами кожей, кивком показывая на маленькую лодочку.

Сигурд, повернувшись к ним спиной, направился к лодке, с которой с возмущенными криками взлетели чайки, пировавшие рыбьими потрохами, и стащил с друзьями суденышко в спокойную воду укрытой от ветров гавани. Когда лодка отплыла на два фута от берега, все забрались внутрь; потом Аслак сильно толкнул ее вперед и запрыгнул сам.

– Я буду грести, – сказал Свейн, устроившись посередине спиной к фьорду и взяв весла.

Он вставил их в уключины. Сигурд взглянул на уступ и увидел Руну, чьи волосы сияли золотом в лучах солнца, и помахал ей, но она прижимала обе руки к серебряному амулету на груди. Тогда Сигурд повернулся и встал на колени на носу, не сводя глаз со сражения, бушевавшего в проливе. Свейн изо всех сил налег на весла, и лодка понеслась прочь от берега.

– Ты что задумал, Сигурд? – спросил Аслак, когда лодка промчалась мимо скал и направилась в пролив. – Мы мало что сможем сделать с одним только копьем.

– Просто будь готов, – ответил Сигурд, встав на скамью и балансируя на ней с помощью своего копья, когда шум битвы стал громче.

Из самой гущи сражения до них донесся чей-то пронзительный крик. Ингвар время от времени, когда не отстаивал свою жизнь, продолжал трубить в рог. Сигурд слышал плеск, когда воины падали в воду и кольчуги утаскивали их на дно еще прежде, чем они успевали понять, что их жизнь закончилась. «Морской орел» захватили люди ярла Рандвера, и Сигурд видел, как некоторые из них наклоняются к погибшим воинам Харальда, снимая с тел все ценное; остальные присоединились к тем, кто сеял смерть на борту «Рейнена». Сигурд встал и попытался заглянуть за высокий борт драккара; и только когда увидел серебряный шлем отца, сверкнувший в лучах солнца, понял, что они потеряли и «Рейнен». Харальда оттеснили назад, к приподнятой платформе на корме, и он стоял перед румпелем, а рядом с ним, с поднятыми щитами, – оба его сына, Сорли и Зигмунд. Слагфид, плечи которого поникли от усталости, тоже был с ними; он высоко держал щит, и его громадный клинок по-прежнему сулил смерть каждому, кто осмелится бросить ему вызов.

– Быстрее, Свейн, – проревел Сигурд.

Тот греб изо всех сил; его могучие мышцы напрягались, вены на шее выступали, точно веревки из шкуры моржа, и лодочка стремительно приближалась к корме «Рейнена», стараясь держаться как можно дальше от двух вражеских кораблей и «Морского орла», на палубе которого уже собрались воины Рандвера.

И тут Сигурд увидел небольшую «стену щитов», отступающую вдоль правого борта, и Улафа, который выкрикивал приказы последней группе воинов Харальда. Залитый кровью Торвард тоже был с ними; он морщился, но оборонял этот жалкий бастион от врагов, которые значительно превосходили их числом.

– «Олененок» оторвался! – крикнул Аслак, и это было уже кое-что.

Сигурд увидел отчаянный страх на лицах людей на карви, услышал стук весел, когда они хватали их с палубы и, вставив в отверстия в бортах, начинали лихорадочно грести, стараясь оказаться как можно дальше от бойни, в то время как мятежники поливали их градом стрел. Сигурду казалось, что он слышит проклятья, которые выкрикивает Асгот, призывая богов покинуть Вальхаллу и покарать гнусного червя Рандвера.

Тело мертвого Ингвара, все еще сжимавшего в руках рог, как будто они продолжали надеяться, что конунг Горм придет к ним на помощь, лежало на перилах. Но Бифлинди нигде не было видно, да и время уже ушло.

– Отец! Сорли! – крикнул Сигурд, но шум сражения заглушил его голос, и они его не услышали. Впрочем, даже если и слышали, были слишком поглощены схваткой, чтобы обратить на него внимание.

Поскольку «Олененок» продолжал удаляться от его кораблей, а «Морской орел» был захвачен мятежниками, ярл Рандвер направил всех своих воинов против горстки людей Харальда, все еще удерживавших свои позиции на корме «Рейнена». Новые крюки вонзались в борта и скамьи драккара, веревки летели к воинам Рандвера, уже заполнившим палубу, и теперь плавучая платформа принадлежала врагу… вся, кроме небольшого, длиной в два копья, участка дубовой палубы, что удерживал вместе со своими лучшими воинами и сыновьями могучий воин в сверкающем шлеме с клювом ворона.

Зигмунд, который был прекрасным воином, сделал два быстрых шага, подпрыгнул и вонзил меч в шею врага, миновав щит, потом ударил его своим щитом – и с волчьей ухмылкой на лице мгновенно отскочил назад, к «стене щитов». Сердце Сигурда наполнила гордость за мастерство и храбрость брата, хотя он знал, что надежды больше нет.

Зазвучал сигнал другого рога, на сей раз Рандвера, и Сигурд понял, что мятежник собирается предложить условия сдачи своему поверженному врагу. Однако Харальд зарычал, назвав Рандвера вонючим козлиным дерьмом, предателем и грязной щелью шлюхи, и его люди принялись стучать копьями по щитам, поддерживая его и бросая вызов врагу.

На мгновение люди Рандвера замерли, не зная, чего хочет их ярл, но Харальд принял решение за них, выхватив у Сорли копье и швырнув его с такой силой, что оно пробило щит одного из воинов и пригвоздило его руку к груди. Защитники «Рейнена», знавшие, что очень скоро они будут сидеть в чертогах Одина и пить мед, прославляя эти мгновения, издали оглушительный крик ликования.

Вражеская «стена щитов» растянулась по всей палубе и состояла из пяти человек в глубину – наступающая волна стали и плоти должна была вот-вот сбросить отца Сигурда и его людей в море или утопить их в собственной крови на дубовых досках. Обе стороны издали воинственный клич, когда «стены щитов» столкнулись, и воздух наполнила песнь мечей, столь сладостная для ушей асов. Однако людей ярла Харальда неумолимо теснили назад, пока они не оказались около руля, где столпились под огромным старн-постом, просмоленные доски которого украшали резные руны и звери.

Слагфид отбил щит неприятеля, Торальд тут же вонзил свой меч ему в лицо, острие вышло из затылка, и во все стороны полетели осколки костей и брызги крови. Неприятель упал; Сорли бросился вперед, в образовавшуюся щель, размахнулся топором, отсек врагу челюсть и, точно молния, вернулся за свою «стену щитов». Но в этот момент люди Рандвера, находившиеся по правому борту «Рейнена», стали выпускать в его защитников стрелы, которые разили воинов Харальда, потому что они не могли держать щиты так, чтобы защититься от атаки сразу с двух сторон, хотя трое или четверо повернулись и попытались прикрыть своих товарищей.

Рулевому «Рейнена» Торальду стрела угодила в шею, и он, вцепившись в нее рукой, перелетел через борт и исчез под водой. В следующее мгновение покачнулся Харальд, и Сигурд увидел, что из его плеча торчит оперенная стрела, хотя кольца кольчуги приняли удар на себя, и он гордо расправил плечи и выпрямился во весь свой рост.

– Что нам делать? – крикнул Аслак, чье лицо стало пепельным, а в широко раскрытых глазах застыло потрясение от того, что происходило в это мгновение. – Скоро они займутся и нами.

Сигурд ничего не ответил; он стоял, раскачиваясь в такт лодки, не в силах отвести глаз от картины последних мгновений жизни отца и братьев. В глаз Аги вонзилось копье, он закричал, рука со щитом опустилось; то же копье поразило его громадный живот, и Сигурд увидел, как блестящие внутренности вывалились на палубу. Улаф выкрикивал приказы, требуя, чтобы оставшиеся в живых защитники «Рейнена» соединили щиты и опустили головы.

Слагфид призывал врагов принять смерть от его меча. Братья Сигурда стояли плечом к плечу, и их окутывало облако презрения к мятежникам, густое, точно запах крови. Однако они оказались в ловушке и не могли даже поднять мечи; казалось, будто они вот-вот полетят в воду, точно ненужные рыбьи потроха, и утонут – один из главных страхов настоящего воина.

Возможно, эта мысль была невыносима Сорли; он бросился вперед, ударил щитом во вражескую стену, вскинул вверх руку и, развернув клинок, вонзил его в спину мятежника, которого сжимали со всех сторон и он никак не мог защититься. И тут остальные воины Харальда, призвав на помощь остатки сил, пошли на врага, яростно выкрикивая презрительные проклятья и умирая под ударами мечей, топоров и копий. Сигурд крикнул Свейну, чтобы тот подошел поближе к корме «Рейнена». Друг промолчал, но опустил весла в воду, и лодка двинулась вперед под протесты Аслака, возмущавшегося сквозь стиснутые зубы.

– Ярл! Защищайте ярла! – крикнул кто-то, и Сигурд понял, что его отец ранен, хотя не видел, как это случилось.

– Виги! – позвал Сигурд, который узнал воина по медвежьей шкуре, тот оглянулся и вытаращил глаза, увидев Сигурда и его друзей.

– Убирайся отсюда, мальчик! – крикнул Виги. – Возвращайся в деревню!

Виги, который сказал Сигурду, что в его победе над Улафом накануне вечером не было чести, теперь бросился на врагов, чтобы они не заметили лодку, и Сигурд выругался, когда тот скрылся из вида.

И тут он увидел на том месте, где только что находился Виги, Альвгейра и позвал его. Альвгейр был так же точно потрясен, когда узнал Сигурда, но тот не дал ему времени на размышления.

– Ярл! – крикнул юноша, показав себе за спину, на рыбачью лодку. Альвгейр все понял и без колебаний кивнул.

Сердце Сигурда отчаянно колотилось в груди; он боялся, что опоздал. В этот момент у борта показались Альвгейр и воин по имени Ёрунд; они держали под руки ярла, раненого, но живого. В следующее мгновение Альвгейр был убит, и вражеский воин поднял топор, собираясь прикончить ярла, но тут появился Улаф, воткнул свой меч ему под мышку и пронзил сердце. Когда он вытащил меч из груди противника, во все стороны полетели алые брызги, и Улаф повернул перепачканное кровью лицо со сверкающими белыми зубами к Сигурду.

– Нет! – выкрикнул Харальд, который пришел в сознание, когда Улаф схватил его за другую руку и толкнул к ограждению.

Даже раненный, в перепачканной кровью бринье, ярл был достаточно силен, чтобы оказать сопротивление Улафу и Ёрунду, в то время как оставшиеся в живых защитники «Рейнена» умирали, сражаясь с врагом. Сигурд услышал плеск и увидел в воде Сорли, который дико размахивал руками, пытаясь удержаться в тяжелой кольчуге на поверхности. Сигурд поднял голову и обнаружил, что Торвард смотрит вниз, чтобы убедиться, что брат, которого он столкнул в воду, не пошел ко дну. Торвард повернулся и снова вступил в кровавую схватку. В следующее мгновение ему в бок вонзилось вражеское копье, а в шею – лезвие топорика.

Две стрелы попали в шею Ёрунда, еще одна – в бедро, он перелетел через перила и ушел на дно. Аслак взял веревку со дна лодки и бросил один ее конец Сорли; тот схватил его и начал подтягиваться к лодке.

– Улаф! – крикнул Сигурд, но Улаф и так делал все, что мог.

Ему удалось каким-то образом оттолкнуть своего ярла к перилам; он с трудом поднял и сбросил вниз тщетно сопротивлявшегося Харальда. С помощью Свейна Сигурд схватил отца, они втащили его внутрь, и все трое повалились на скамьи, запутавшись в собственных руках и ногах. Улаф тем временем вернулся в сражение, высоко подняв над головой меч и решив умереть вместе с остальными. Но копье вонзилось ему в плечо, он пошатнулся, отступил назад, ударился ногами о борт «Рейнена», перелетел через перила и с громким плеском рухнул в воду.

Сигурд бросился на нос, выставил копье, и Улаф ухватился за него, чтобы тот втащил его в лодку.

– Греби! – взревел Сигурд.

Свейн схватил весла и опустил их в воду. Его сильные плечи и могучие руки заработали, чтобы увести лодку подальше от бойни. Улаф все еще находился в воде. Сигурд прижался к Харальду; Аслак делал все, что мог, чтобы удержать ярла от попыток вернуться на корабль и погибнуть вместе со своими людьми.

– Держись, Улаф, – сказал Сигурд.

Он видел, что Слагфид продолжает разить врага вместе с двумя или тремя оставшимися в живых воинами.

Одним из которых был его брат Зигмунд.