Между Муспеллем и Нифльхеймом была бездна – пустое ничто без вида и облика. Реки туманного мира текли в эту бездну, звавшуюся Гиннунгагап – «зияющая пропасть». Тянулись бессчетные века, и там, в этом месте меж огнем и туманом, ядовитые реки Нифльхейма медленно застывали в огромный ледник. На севере бездны лед был укрыт замерзшим туманом и усыпан градинами, но на юге, у пределов огненной страны, искры и угли из Муспелля согревали его, и под горячим ветром воздух надо льдами становился нежным и теплым, будто в весенний день.

И вот, наконец, лед встретился с огнем и начал таять. И в талых водах родилась жизнь – подобие человека, но больше, чем целый мир, громадней любого великана. Не мужчина, не женщина, но то и другое сразу.

Это создание было прародителем всех великанов и звалось оно Имир.

Но не только Имир вышел на свет из тающих льдов: вместе с ним появилась безрогая корова, невообразимо огромная. Она лизала соленые глыбы льда, и те были ей и питьем, и пищей, а из четырех ее сосцов бежали молочные реки. Этим молоком и питался Имир.

Он пил молоко и рос.

И назвал корову Аудумлой.

Розовым своим языком корова вылизала изо льда еще одно существо: в первый день показались только волосы, на второй день – голова, а на третий – все тело. И был это Бури, предок богов.

Имир спал и во сне рождал новую жизнь: двое великанов, мужчина и женщина, появились на свет из его левой подмышки, а из ног – шестиглавый гигант. И вот от них, Имировых детей, произошли все великаны на свете.

Бури взял себе жену из них, и вместе они породили сына, которого назвали Бор. Бор женился на Бестле, дочери великана, и та родила ему троих сыновей: Одина, Вили и Ве.

Выросли Один, Вили и Ве, сыновья Бора, и возмужали. Подрастая, видели они вдалеке огни Муспелльхейма и тьму Нифльхейма, и знали, что там и там их ждет неминуемая смерть. Братья очутились в вечной ловушке в бездне Гиннунгагап, между пламенем и туманом. Посреди великой пустоты – то есть, все равно что нигде.

Потому что тогда еще не было ни моря, ни песка, ни травы, ни камней, ни плодородной земли, ни деревьев, ни неба, ни звезд. Не было еще самого мира с его землею и небом. И бездна нигде не была, вернее, была нигде: просто пустое место, жаждущее наполниться жизнью и бытием.

Самое время для творения.

Вили, Ве и Один поглядели друг на друга и заговорили о том, что нужно сделать – там, в бездне Гиннунгагап. И сказали они о вселенной, о жизни и о будущем.

А потом пошли и сделали то, без чего было не обойтись. Да, Один, Вили и Ве убили великана Имира. Но никак иначе нельзя было сотворить миры. С этого все и началось: одна смерть положила начало всей жизни.

Итак, они закололи великого великана. Кровь хлынула из тела могучим потоком – и кто бы мог подумать, что ее окажется так много! Реки крови, соленой, как море, и серой, как океан, затопили все вокруг так внезапно, разлились так мощно и так глубоко, что всех остальных великанов смыло, и они утонули. (Только двое из них спаслись: Бергельмир, внук Имира, с женой: они забрались в деревянный ящик, который носил их по волнам, будто лодка. Все великаны, которых мы встречаем и которых боимся ныне, произошли от них.)

Один и его братья сделали почву из плоти Имира. Из костей они нагромоздили утесы и горы. Камни, булыжники, галька, песок и гравий – все это зубы Имира и осколки его костей, что Один, Вили и Ве сломали и размозжили в битве с первым великаном.

Моря, что опоясывают все миры, – это все кровь Имира и пот.

Поглядите на небо – вы увидите свод его черепа. Ночные звезды, планеты, кометы и метеоры – все это искры от огней Муспелльхейма. А что же облака, видные дневною порой? Когда-то они были мозгом Имира, и кто знает, что за мысли в них бродят… даже сейчас.