70

Они доехали меньше чем за час. Фредерик вел машину, не сводя глаз с дороги. Абигэль чувствовала, что он нервничает, не в своей тарелке. Наверно, потому, что, как и она, ничего не понял и не разгадал глубинных мотиваций Фредди. Столько усилий потрачено зря…

Абигэль же рылась в дальних уголках своей памяти. Что-то связанное со сном… Обида из детства… Ребенок, непохожий на других… Когда они выходили из машины, она спросила своего друга:

– Мой отец когда-нибудь говорил тебе о Центре сна в горах? Где я лечилась в детстве. Скорее всего, до тринадцати лет.

– Никогда. Ты что-то об этом помнишь?

– Нет, просто в голове возникла картина недавно, когда я шла в психиатрическую больницу, где держат Жантиля. Странное ощущение, как будто мне знакомо здание среди снегов и это Центр сна. Я видела его в моих кошмарах и воплощала в фотомонтажах, которые у меня украли, я уверена.

– Где ты могла лечиться? Ты думаешь, что встречала там Фредди?

– Говорю же тебе, не знаю.

– Хорошо, что ты мне сказала, попробую покопать в этом направлении. Если ты была в таком лечебном учреждении, должен где-то остаться след.

Они вошли в дом. Квартира Беатрис Кодиаль находилась на третьем этаже, неподалеку от марины Дюнкерка. Фредерик предварительно позвонил по телефону, мать Виктора их ждала. Она приняла их в скромной гостиной, очень скудно обставленной, не от недостатка вкуса, скорее от отсутствия желания. Хоть жандармы часто справлялись о мальчике, Абигэль спросила, как он себя чувствует.

– По совету психолога я записала его на уроки музыки. Он проводит там по два часа трижды в неделю, – ответила мать. – Ему очень нравится. Он выбрал контрабас, не знаю почему, но теперь вся его жизнь в этом инструменте. Ему там хорошо. Он снова становится самим собой. – Она посмотрела на часы. – Я вас предупреждала, через сорок пять минут мне надо идти за ним. Я больше никогда не оставляю его одного на улице.

– Не беспокойтесь, – ответил Фредерик. – Мы пришли задать вам только один вопрос. Подумайте и скажите нам, говорит ли вам о чем-нибудь имя Николя Жантиль.

Беатрис сидела на краешке кресла, наклонившись вперед. Абигэль следила за каждой переменой в выражении ее лица, за каждым жестом. Мать Виктора подняла глаза, посмотрела налево, вспоминая, потом покачала головой:

– Нет, ничего.

Абигэль вывела на экран своего телефона фотографию Джоша Хеймана/Николя Жантиля и протянула своей собеседнице. Та нахмурила брови, надолго задумалась.

– Теперь, когда вы его показали, мне кажется… кажется, что я его где-то встречала. Смутно припоминаю. А кто это? Это он похищал детей?

– Нет, это не он. Но у нас есть все основания полагать, что вы встречались с Николя Жантилем летом две тысячи второго, когда вы забеременели Виктором.

Беатрис снова всмотрелась в фото и долго молчала.

– Да, да, теперь я вспомнила. Я была воспитательницей в детском лагере, в ущельях Тарна, в Пиренеях. Это было в Вилларе, кажется, что-то в этом роде. Он работал там поваром. Боже мой, и правда это он. Мы…

Она прижала правую руку к губам, как будто ее вдруг осенило.

– Вы думаете, что он может быть отцом Виктора?

Абигэль забрала у нее телефон.

– А вы?

Беатрис стиснула руки, зажала их между колен. Она нервничала и старалась не смотреть в глаза собеседникам. Абигэль добавила:

– Когда мы были у вас после похищения Виктора и спросили, кто его отец, вы признались нам, что у вас были отношения со многими мужчинами в то лето и вы не знаете, от кого забеременели. У вас были мужчины в лагере, возможно, и после него. И Николя Жантиль был в их числе.

– Да, у меня были разные связи, по большей части короткие. Я гуляла, это же были каникулы. И потом, я вам уже говорила, я… мне нравилось спать с парнями, и я особо не предохранялась. Но в лагере был только он. Мы были вместе несколько дней. Недельку, не больше.

– А кто был в курсе? Другие воспитатели, персонал, дети? – спросил Фредерик.

– Дети были маленькие, по пять лет. Но да, все, конечно, знали. Вы же понимаете, как это бывает в лагерях…

Фредерик откинулся в кресле и почесал подбородок.

– Расскажите нам о Николя Жантиле.

Беатрис покачала головой:

– Я не помню. Я его и не знаю совсем, с тех пор больше не видела.

– Послушайте, мадам Кодиаль. По данным расследования, очень велика вероятность, что похититель Виктора знал, кто его отец. Похитив ребенка, он метил именно в него, в Николя. Хотел причинить ему боль, уничтожить его морально и физически. Мы думаем, что целью каждого похищения были родители, по крайней мере один из двух, потому что когда-то, в какой-то момент, он встретил на своем пути похитителя и обидел его.

Глаза Беатрис Кодиаль наполнились слезами.

– Боже мой!

– Тот, кто держал вашего сына в плену больше девяти месяцев, наверняка знал о вашей связи с Николя Жантилем. Очевидно, он был тогда в лагере. Там, должно быть, что-то произошло. Что-то серьезное. Постарайтесь вспомнить… Другие воспитатели, персонал. Вам ничего не врезалось в память?

Она покачала головой:

– Все это было так давно. Мне очень жаль.

– Вы сказали, что ваша связь длилась меньше недели, – вмешалась Абигэль. – Кто порвал? Вы или он?

От этого вопроса Беатрис на минуту растерялась.

– Э-э… Это я… Я все прекратила.

– Почему?

– Мне было с Николя Жантилем не по себе. Ему было лет двадцать – двадцать один, и детина он был здоровенный не по годам. Настоящий силач. Никто в лагере не сказал бы ему слова поперек. Он так смотрел на детей, что мне было не по себе…

Абигэль и Фредерик быстро переглянулись: оба вспомнили о педопорнографических картинках в компьютере. Беатрис Кодиаль продолжала:

– Я это заметила, когда он подавал им в столовой. Он часто поглаживал малышей по рукам, и мальчиков и девочек. Такие вот мелочи. Даже в свой перерыв он не отходил от детишек. В лагере это нормально, скажете вы, все живут вместе, но… для него это было что-то другое.

Она встала и включила свет. Небо потемнело, тяжелые тучи наползали с запада. Она снова села.

– Вы хотите сказать, что его тянуло к этим детям? – спросила Абигэль.

– Думаю, да. Однажды вечером я застала его возле дортуара мальчиков, там была лесная тропа, он прятался за деревьями и запросто мог туда заглянуть. Я уверена, что он подсматривал. Сам-то он отпирался, говорил, мол, просто ходит туда покурить, но я в этом сильно сомневаюсь. Вот я и порвала с ним, да еще и пригрозила. Сказала, что если это будет продолжаться…

– Кто-нибудь еще был в курсе?

– Нет-нет. Я никому не сказала, потому что после моих угроз он, похоже, прекратил свои глупости.

Она посмотрела на фотографию Виктора на стене:

– Я совсем не помню Николя Жантиля. Мне кажется, я… в глубине души я очень не хотела, чтобы именно он был отцом моего ребенка. Вот и забыла его. А теперь… – У нее вырвался долгий вздох. – Что с ним сталось? Вы говорите, что это в него метил похититель? Что он похитил МОЕГО сына из-за него? Вы думаете, что… что все это может быть связано с тем лагерем? Все эти истории с детьми.

– Не все, но отчасти, – ответил Фредерик, доставая блокнот. – Нам нужны все сведения, касающиеся этого лагеря. Место, даты, все, что помните.

– Где-то у меня, кажется, была старая платежка.

Она скрылась в другой комнате и, вернувшись через несколько минут с бумагой, протянула ее жандарму. Он встал и дал ей визитную карточку.

– Она у вас уже есть, но, если вдруг вспомните что-то еще об этом лагере, сразу же позвоните мне. Это очень важно.