3

– Кто такой Фредди?

Психолог Абигэль Дюрнан стояла в бывшей сестринской комнате психиатрической больницы Байеля перед командой из десяти жандармов, сидевших вокруг стола. Для этой речи, которой ждали все, она оделась соответственно: кремовая блузка, светло-серый костюм, шарфик в тон и удобные лодочки на устойчивом каблуке.

Перед участниками лежало досье – четыре десятка скрепленных страниц. Через маленькое овальное окошко Абигэль могла видеть свою дочь, которая, сидя на койке в бывшей палате, набирала что-то на планшете. Эта временная «казарма», разумеется, не была идеальным местом для тринадцатилетнего подростка, но Абигэль обещала после совещания повезти ее в Лилль пройтись по магазинам. В довершение всего при пожаре сгорела часть помещений настоящей казармы жандармерии – самой большой на севере Франции, – и больше трети личного состава, всего четыреста жандармов, вынуждены были несколько месяцев назад перебраться в эту пребывавшую в запустении бывшую психиатрическую лечебницу, которую они называли Безумной Вдовушкой.

– Я передала каждому из вас наиболее полный итог моих недавних анализов. Как вам известно, здесь учтены последние данные, полученные при внимательнейшем чтении криминальных досье, прослушивании магнитофонных записей, просмотре фотографий и всех важных элементов, имеющих отношение к делу Фредди. Этот новый синтез вырабатывался долго, прошу прощения, но дело имеет исключительный характер, и я не хотела упустить ни единой детали. Я изложу вам устно краткое резюме этого документа, который прошу вас, разумеется, прочесть как можно скорее.

Психолог переглянулась с жандармом Фредериком Мандрие – лицо словно гипсовая маска и свинцовые круги под глазами. После этих трудных и бесплодных месяцев сыщики из отдела розыска, приданные команде «Чудо-51», маялись настоящим похмельем. Этот тип, по прозвищу Фредди, задал им задачку.

– Всегда полезно припомнить факты, – продолжала Абигэль, не понижая тона. – На сегодняшний день, пятое декабря две тысячи четырнадцатого года, похищены трое детей. Алиса, Виктор и Артур исчезли в порядке перечисления. Алиса Мюзье, четырнадцати лет, – первая жертва. Девочка из семьи среднего класса, пропала в Ретеле, маленьком городке на Марне, километрах в двадцати от Реймса, второго марта две тысячи четырнадцатого года, девять месяцев тому назад, между автобусной остановкой и своим домом, находящимся всего в шестистах метрах…

Девять месяцев… вот уже девять месяцев это дело не сходило со страниц газет и будоражило общественное мнение. Мать-природа родила монстра, подумал капитан жандармерии Патрик Лемуан, руководитель расследования, крутя обручальное кольцо на пальце.

– …Есть свидетель, утверждающий, что видел, как девочка разговаривала с мужчиной в каскетке и сером комбинезоне, вроде униформы «Электрисите де Франс», рядом с парковкой у почты, которую Алиса пересекала всякий раз, возвращаясь из танцевальной школы. Свидетельство расплывчато из-за темноты и расстояния, но сопоставление с двумя последующими похищениями ясно указывает, что Фредди – белый мужчина, ростом около метра восьмидесяти, ему от тридцати до пятидесяти лет. Лично я склоняюсь скорее к тридцати-сорока по причинам, ясно изложенным в отчете. Фредди переодевается, гримируется, иногда носит бороду, длинные волосы, иногда – вязаную шапку, очки, шарф, что не позволяет нам получить достоверное описание. В документе вы найдете и другие детали, но по большей части вы их уже знаете. Очень важный факт: мы располагаем его генетическим профилем, который отсутствует в Национальной электронной картотеке генетических отпечатков. А вот отпечатков пальцев нет, он наверняка действует в перчатках, имеет также в своем распоряжении форменную одежду служащего «Электрисите де Франс» и почты. За неимением свидетельств мы не смогли установить тип машины, на которой он ездит.

Завибрировал ее мобильный телефон. Она достала его из кармана, с удивлением обнаружила, что на разбитом экране высветилось «Папа», переключила его в режим ожидания и положила на стол, разволновавшись. От отца, живущего в трехстах с лишним километрах, она не имела никаких вестей вот уже несколько месяцев. Почему он вдруг позвонил? Она постаралась сосредоточиться на своей речи.

– Далее… Виктор Кодиаль, тринадцати лет. Единственный сын матери-кассирши и неизвестного отца, был похищен в Амбуазе, близ Тура, седьмого июня две тысячи четырнадцатого, через три месяца, стало быть, после Алисы. В среду вечером, из дому. Мать всегда оставляет его одного в этот день, чтобы сходить в кино с подругой. Взлома не было, но мебель в гостиной опрокинута: Фредди вошел, Виктор тщетно отбивался, сумев, однако, ранить непрошеного гостя. Так мы смогли получить неизвестную ДНК из крови, не принадлежащей Виктору. При анализе профиля на «Фейсбуке» обнаружена переписка между мальчиком и некой Жюстин Куаффар, якобы тринадцатилетней девочкой…

Абигэль переглянулась с жандармом Жизель Терье, без пяти минут пенсионеркой, единственной женщиной среди сыщиков. Женственность ее была, правда, относительной. С высоким лбом и глубоко посаженными глазами, она напоминала изваяние с острова Пасхи. Жизель открыла контакты мальчика и разрабатывала след в соцсетях. Они с Абигэль ценили друг друга и часто работали вместе.

– …Мы также обнаружили след похитителя под личиной некоего Грега Паччарелли на странице «Фейсбука» первой жертвы, Алисы. В Интернете Фредди смог собрать множество сведений о повседневной жизни этих детей, узнать их привычки. Похищая Виктора из дому, он знал, что никто ему не помешает. Он знал также, что в пятницу вечером Алиса возвращается с уроков танца с подругой, но девочки расстаются за несколько кварталов до своих домов и что Алиса идет домой через пресловутую парковку.

Она подошла к висевшей на стене большой карте Франции и показала карандашом несколько мест. Два десятка пар глаз пожирали ее. На нее смотрели, как на ключ, который откроет сейф. А она не была ключом, скорее сверлом дрели. Да, это был ее талант – вскрывать сейфы человеческого рассудка, самые замысловатые, в которые трудно проникнуть. В данном случае – преступные.

– Маленький городок близ Реймса – Алиса, Амбуаз – Виктор и Нант – Артур, третья жертва. Мальчик пропал, когда ехал на велосипеде на тренировку по футболу. На «Фейсбуке» его нет, слишком мал, у него был только планшет, подключенный к Интернету, в котором мы не обнаружили никаких следов вторжения Фредди. Между городами большие расстояния, семьи разного социального статуса и достатка.

– Судя по данным, которыми мы располагаем, дети не были знакомы, мы всех опросили, – вставил Фредерик Мандрие. – В школах, в летних лагерях, в разных клубах…

Абигэль поправила шарфик на шее, чтобы не было видно маленького круглого шрама, похожего на след от раскаленной добела стальной трубки, если прижать ее к коже, точно под кадыком. Что-то вроде гипнотического третьего глаза.

– Мы назвали его Фредди – отсылка к оборотню Фредди Крюгеру из фильма, злодею, пугающему детей по ночам. Все трое детей были похищены с наступлением темноты. Но главное – эти исчезновения являются лишь первым этапом криминального процесса, тесно связанного с миром этого оборотня. Вскоре после каждого похищения Фредди потчует нас зловещей мизансценой в лесу на севере Франции.

Она ткнула ручкой в одно из мест на карте.

– Он делает что-то вроде чучела, прибитого к дереву, используя одежду жертвы, вплоть до ботинок. Эта одежда изорвана когтями – вспомните металлическую перчатку Фредди Крюгера – и испачкана кровью ее владельца, но очень своеобразно, как если бы наш человек размахивал кистью, смоченной в крови, и капли попадали бы на одежду.

Она изобразила жест.

– Вот так… Вопреки видимости, я полагаю, что действует он никоим образом не в порыве гнева. Речь идет, скорее, о мизансцене. На двух найденных чучелах количество разрывов от когтей в целом одинаково, расположение капель идентично. Жест механический, повторяющийся, лишенный всяких эмоций: наш человек умеет владеть собой. Еще одна характерная черта этих чучел – к голове, сделанной из полотняного мешка, приклеены волосы только что похищенного ребенка. На этой голове похититель рисует черным маркером жуткое лицо. Большие глаза в форме звезд, длинные зубы, нос крючком…

– Зачем он это делает? – спросил Фредерик Мандрие. – Я хочу сказать, это чучело, прибитое к дереву.

– Во-первых, это избавляет его от необходимости предъявлять трупы, он сеет сомнение, создавая кошмарную сцену, похожую на подлинную сцену преступления. «Дети у меня, а вот живы они или мертвы?» Речь идет о власти, о доминировании. Поставьте себя на место родителей, вообразите их страдания, когда они видят на фотографиях одежду своих детей, изрезанную ножом и испачканную их кровью. Эти семьи претерпевают невообразимые муки. Алиса пропала девять месяцев назад, и вы могли убедиться еще совсем недавно, в каком психологическом состоянии ее мать…

Патрик Лемуан виделся с бедной женщиной, ставшей тенью своей тени. В случаях исчезновения родители жертв переставали спать, выгорали изнутри, чахли. Иные готовы были все отдать, чтобы выяснить правду, и даже предпочли бы столкнуться с худшим, лишь бы знать. Надежда и уходящее время подтачивали их.

– Фредди забавляется, он дразнит, – продолжала психолог, подняв палец. – Он не дает ни малейшей информации о том, живы дети или нет. «Все решаю я, в моей власти жизнь и смерть детей. Как оборотень, я тот, кто пришел за ними с наступлением ночи, и вы ничего не смогли поделать. Вы в ответе, а я – я властвую над вами…» Делая это чучело, он создает гибридное, лишенное индивидуальности существо, полумонстра-получеловека, персонажа из кошмаров, гермафродита, который может свидетельствовать о сексуальной ориентации, например гомосексуальности или бисексуальности.

Тишина царила под сводами Безумной Вдовушки. Абигэль хотела продолжить, но не смогла сдержать зевок. Она выпила глоток воды, чтобы скрыть внезапное недомогание, но жандармы переглянулись весьма красноречиво. Часто работая с ней, они знали, что сон очень скоро уведет ее к своим темным берегам. Абигэль была уверена, что они уже мысленно держат пари: когда она уснет? Через тридцать секунд? Через две минуты, через пять?

Она еще держала фасон, следя, чтобы ни в коем случае не ослабевало внимание.

– Свидетельства, касающиеся нашего преступника, порой расходятся: Фредди переодевается, конечно, чтобы остаться незамеченным, но, возможно, еще и потому, что ему неуютно в своей шкуре. Он не приемлет своего статуса, отрицает его, он наверняка считает себя неприспособленным к жизни в обществе. Этот гнев на нарисованном лице может быть отражением его собственного детства. Он тоже родился от отца и матери, но, возможно, не имел семьи в аффективном смысле этого слова, в отличие от его жертв. Как бы то ни было, я думаю, что он получил тяжелую травму в ранней юности. Одиночество, дурное обращение… Вспомните кровь и следы когтей. С этим чучелом он открывает нам интимную часть своей личности, грань своего лица… По всем этим причинам я думаю, что он действует один. Его искания – дело слишком личное, оно не касается никого, кроме него. Оно затрагивает самые сокровенные глубины его понятия о человеческом существе.

Снова зевок, едва не свернувший челюсть. На сей раз Абигэль почувствовала глубокое оцепенение до самых кончиков пальцев. И надо же было ножу гильотины упасть сейчас, посреди совещания.

– Прошу прощения, но мне придется опустить ненадолго занавес.

Она увидела, как один из жандармов незаметно глянул на часы и улыбнулся. Он, надо полагать, выиграл пари.

– Очень кстати, – сказал Лемуан, вставая. – Сделаем перерыв и выкурим пока сигаретку-другую.

Абигэль кипела от гнева, но не показала этого. Поставила крестик в своих записях, скупо поблагодарила и извинилась перед этим концентратом тестостерона. Быстрым шагом покидая комнату, она злилась на свое непослушное тело, на эту окаянную сонную болезнь. Почему это случилось прямо посреди ее выступления? Почему в самый важный момент ее последних недель работы?

Она поспешно уединилась в палате, закрыла дверь, легла на старый матрас, глядя в потолок, скрестив на груди руки, в позе трупа в гробу. Безумная Вдовушка дала ей кров. Могло быть хуже: по крайней мере, она в кровати, а не посреди супермаркета и не прячется в туалете своего кабинета, в то время как в кресле ждет пациент.

Не успела она смежить веки, как ее накрыло огромным черным покрывалом. Всегда та же непроницаемая ткань, давящая на лицо, то же ощущение удушья на какую-то долю секунды – и тут же расслабилась диафрагма, и ее дыхание почти мгновенно перешло в автоматический режим.

Секундой позже она отключилась, погрузившись в парадоксальный сон, полный грез и кошмаров.