Регулярно наблюдаю в ленте приступы умиления старостью, и это нормально. Женщины любуются раскованными нью-йоркскими старушками, мужчины сдержанно одобряют крутых старцев, и каждый подразумевает «я тоже так хочу» — однажды, когда состарюсь. Но всё чаще к этому добавляется «скорей бы».

Похоже, многие люди под сорок боятся зрелости настолько, что в глубине души мечтают её проскочить. Уже хочется выйти из крысиных гонок за молодостью, нет мужества наблюдать и ликвидировать признаки увядания на собственном теле, надоела ответственность за свой гендерный статус: репутация мачо или красотки нуждается в подтверждении хотя бы в собственных глазах, а сил уже нет никаких. Охота слезть с каблуков и собрать волосы в шиш (или я не знаю что там у мужчин), наплевать на вес, стереть с физиономии хищный вид, как-то уже расслабиться. Но пока рано. Ещё не всё налажено в личной жизни, ещё не все двери закрылись, страшно упускать возможности и недополученные удовольствия; да просто — страшно. И потому они смотрят на фотографии стариков и сдержанно мечтают о дембеле. Лет через двадцать и тревожащих шансов не будет, и желаний, ничего такого не зашевелится и не встанет — то-то заживём. Черничный пирог каждый день и сколько угодно жареной картошки.

Иногда любовники, расставаясь, говорят друг другу: «Когда состаримся, я приеду к тебе доживать». — «Буду катать тебя на коляске?» — «Ха, может, я тебя!» — «Ладно, вместе будем кататься». — «Меня повезёт филиппинка, а тебя — огромный мулат».

Сейчас они друг другу тяжелы и опасны, могут ранить или связать, да просто они не те, с кем хочется жить. Стоит ещё попытать счастья, наделать ошибок и добрать удовольствий в других местах. Жить — нет, а вот умереть, пожалуй, можно вместе. Когда станут тихими и безопасными, неспособными сбежать никуда, кроме как на кладбище, когда утратят все амбиции, желания и претензии друг к другу — тогда.

А пока каждый уйдёт в свою жестокую зрелость, на личную войну, в которой лучше обходиться без напарника — вдруг обернётся врагом? А любовь потерпит до старости, что ей стоит подождать двадцать лет.